Бахтиаров А.А. На отмелях Финского залива
Рыбацкие тони на Неве и в Финском заливе.
Чухны-рыбаки и осташи из Тверской губернии.
Весною, в устье Невы, на взморье, закипает своеобразная жизнь. На отмелях там и сям разбросаны рыбацкие тони. На отлогих берегах лежат, накренившись набок, старые барки, отслужившие свой век и поступающие теперь на дровяной двор. Рабочие ломают их и тут же пилят на дрова. В устье Невы то и дело шмыгают утлые лодчонки, хозяева которых, вооружившись багром, ловят дрова, доски, бревна и т. п. Кое-где над водою возвышаются небольшие шалаши, сделанные из ели: из этих шалашей гаванские охотники стреляют дичь. Подъехав на лодке к шалашу, охотник прячется в него и терпеливо поджидает уток, гагар и т. п., которые, ничего не подозревая, подплывают близко к засаде. Раздается выстрел — и через несколько времени, хлопая веслами по воде, выплывает из шалаша лодка, направляясь за добычей.
На взморье насчитывается до 10 тоней. Рыбацкая тоня представляет избушку, воздвигнутую на отмели: во избежание наводнения, она высоко подымается на столбах над поверхностью воды. Некоторые тони устроены в открытом море, на воде, другие — на берегу.
Один из крупных петербургских рыбаков имеет на взморье 3 тони, где в горячее время работает свыше 100 человек.
Рыба ловится мотнею сажен 300 длины и 3—4 ширины, смотря по глубине моря. Закинутая мотня опускается в море стеною, от поверхности воды вплоть до дна. Сверху мотни плавают деревянные поплавки, а снизу подвешены каменные грузила. Мотню с обоих концов тянут на берег при помощи ворота, который приводится в движение поденщиками. Когда закинут невод, поденщики медленно вертят ворот, ходя по кругу, понурив головы. С утра до вечера раздаются в такт мерные шаги поденщиков. Тут же, на тоне, живет и сам хозяин — старик из осташей, т. е. из Осташковского уезда Тверской губернии.
Войдя на тоню, прежде всего заметите при входе прибитую на столбе доску с надписью: «Будьте счастливы, кроме осетра и стерлядей».
‑ Для чего эта надпись?
‑ По обычаю это объявление вывешивается на каждой тоне во избежание спора. Господа приезжают к нам закидывать тони.
Вся мелкая рыба идет закидывающему тоню, кроме осетра и стерлядей, которые остаются владельцу тоней.
— Что стоит закинуть тоню?
‑ Разно бывает: когда рыба идет — рублей восемь-десять, под вечер — рублей пять, а вот теперь за рублик закинем!
‑ Как рыба идет?
‑ Плохо! Вот уж черемуха цветет, а рыбы все нет!
Время хода корюшки и ряпушки из моря в Неву обыкновенно совпадает с цветением черемухи. Невские рыбаки издавна заметили эту примету.
— Бог даст, пойдет! Ведь ни одной весны не бывало еще, чтобы корюшка не заходила в Неву!
Во время рыбного сезона каждая тоня вытаскивает от 20 до 40 корзин корюшки и ряпушки весом от 50 до 100 пудов.
— Каким образом вытаскиваете такую добычу из воды? Ведь невод порвется!
— Сперва рыбу вычерпываем из сетей сачками, а потом сети вытаскиваем на берег.
Рыбаки нанимаются на лето на хозяйских харчах. Спят на тоне, в избушке. Стол рыбный. Чинщики сетей получают наибольшее вознаграждение. По словам рыбаков, чинить старый невод труднее, чем вязать новый.
В девять часов вечера лов рыбы прекращается.
С вечера из Чекуш выплывают на взморье десятка два-три лодок: это мережники едут на ночевку. Днем они спят, а по ночам ловят рыбу. Каждый мережник — сам слуга и хозяин, и что наловит, тем и живет.
Все воды на Неве, начиная от Охты и до взморья, до маяка, взяты одним рыбаком на аренду. И всякий другой рыбак, желающий ловить рыбу в районе этого участка, платит откупщику по 25 рублей с лодки. Обыкновенно на каждую лодку приходится до 100 мереж. Если говорят, что у этого рыбака одна лодка, это значит, что у него около 100 мереж. Мережи приготовляются в деревне Рыбацкой или привозятся из Тверской губернии. Цена мереж — 2 рубля. Мережи опускают на дно реки отверстием по течению и вынимают при помощи якоря. Первый входной круг мережи — от 1 до 2 саженей в диаметре, остальные все меньше и меньше. Войдя в отверстие мережи, рыба идет дальше и через горло попадает в так называемую «душку», где и остается, пока ее не вытащат из воды. Мережи опускаются с вечера и вынимаются из воды рано утром, часа в четыре. В каждую мережу, смотря по ходу рыбы, попадает от 1 до 20 рыбин и более.
В районе Выборгской стороны и Петропавловской крепости ежедневно по вечерам снуют лодки: это рыбаки опускают на ночь мережи. Днем мережи просыхают на берегу, их чинят и чистят метелкой от приставшей речной тины. Чтобы судить о количестве мереж, опускаемых в Неву, заметим, что, например, на правом берегу все пространство от Александровского моста и до Большой Невки бывает занято мережами, которых тут насчитывается до 3000 на какой-нибудь четверти версты.
Кроме мереж рыба ловится еще так называемым заколом, которых на Неве несколько: например, против Клинического госпиталя — на Выборгской стороне, около часовни Спасителя — на Петербургской стороне, на Охте и т. д.
Закол устраивается следующим образом: поперек Невы в воде ставятся два забора сажен по 20 каждый; оба забора сходятся один с другим под углом, в вершине этого угла оставлено отверстие в виде ворот для прохода рыбы. Закол сделан из тонких жердей и переплетен ивовыми прутьями так, чтобы рыба не могла проскользнуть через него.
Встретив на своем пути закол, рыба плывет дальше — к воротам закола и вступает в большое водовместилище, наподобие ящика, огороженного тоже со всех сторон ивняком.
Самый процесс лова происходит так: во время хода рыбы над воротами закола лежит один из рыбаков и внимательно смотрит в воду, нейдет ли рыба.
Корюшка и ряпушка ходят массами, стадами. Едва только рыбак завидит в воде ход рыбы, дает товарищам знак, чтобы они не пугали рыбы.
Спустя несколько времени, когда рыбы набралось достаточно в водовместилище, рыбак кричит: «Майна!» Подымается суматоха. Рыбаки опускают сети, чтобы запереть ворота, сети стеною опускаются от поверхности воды и до самого дна. Таким образом, рыба поймана, остается ее только вытащить. Для этого ее пугают, хлопают по воде «торбушкой», насаженной на шест, и снова гонят ее назад к воротам, прямо на расставленные сети. Испуганная рыба массами напирает на невод, точно в мешок, и затем ее вытаскивают из воды, развязывают отверстие сетей и вываливают рыбу в корзины. Только что пойманная ряпушка бьется в корзинках, напоминая собою падающие капли дождя на поверхности реки, затем мало-помалу утихает и, наконец, совсем засыпает. Закольная ряпушка продается на глаз, по полторы копейки за «половник». Места на Неве для постановки закола отдаются городской думой с торгов, на которые и стекаются невские рыбаки.
‑ Ну, ребята, закол снял! — извещает хозяин-рыбак своих рабочих, которые чинили сети.
‑ Поздравляем, Иван Дмитрия! — сняв шапки, кланяются в пояс рабочие.
‑ Дай Бог счастье!
‑ А Ванька-то «на сухую» хотел с меня содрать двадцать пять рублей! Да, спасибо, Григорий не дал: коли хочешь торговаться, милости просим, а то нечего подвохи-то подпущать!
‑ И как ему не стыдно! Большой рыбак и с нашего брата «отступного» просит!
‑ Глаза-то завидущи, а руки загребущи! Я, было, хотел ему сунуть. Думаю, силен, бестия, захочет сбить — собьет: нам с ним не под силу тягаться! Да Гриша остановил. Так ни с чем и отъехал!
Кроме сетей и мереж рыбу ловят еще переметами. На переметы попадает крупная рыба: щука, сиги и т. п. А ершей со взморья, с «лисьего носа», доставляют прямо с крючками во избежание того, чтобы не испортить рыбы, вынимая крючки.
Рано утром на тони и заколы приходят разносчики и бабы-торговки для закупки рыбы. Но нигде не бывает такого стечения разносчиков, как на рыбной бирже у Семеновского моста, куда привозят рыбу из Ладожского озера.
‑ Почем сиги-то?
‑ А тебе какого — долгомерного или среднего?
‑ Все равно, какие есть!
‑ Вот шестивершковые!
Мера сигов на вершки считается от пера у головы и до пера у хвоста, на спине.
‑ Много ли просишь?
‑ По четвертаку на круг!
‑ Язи хорошие, лещи!
‑ Эй, Никифор, почем карпа-то продаешь?
‑ Перестань судачить-то!
— А судаки есть?
Более опытные разносчики, что называется доки по рыбной части, торгуются с рыбаками и устанавливают цену, а потом по этой цене покупают уже и все остальные разносчики.
Вообще говоря, относительно снабжения живой рыбой Петербург находится в весьма благоприятных условиях: окруженная множеством озер, наша столица получает обильную дань из Ладожского озера, Чудского, Ильменя и т. д.
По северному берегу Финского залива рыболовством занимаются чухны; каждый рыбак имеет право закидывать невод, где захочет.
В окрестностях Белоострова, по Финляндской железной дороге, убогие хижины разбросаны почти на самом берегу моря; берега залива чрезвычайно отлоги и песчаны: нередко надо пройти с полверсты по воде, чтобы можно было выкупаться. Рыбаки живут вразброд и каждый ловит для себя. Попадаются даже рыбацкие землянки, обнесенные невысокою изгородью, на которой просушиваются сети. Возле одной из подобных землянок сидел на самодельном стуле чухонец-старик в очках; он вязал новую сеть.
— Здорово, старина.
Старик снял очки и ответил на приветствие ломаным русским языком.
‑ Давно занимаешься рыболовством?
‑ Давно, давно-о! — с усмешкою ответил старик, произнося последний слог протяжно, нараспев, чтоб показать, что он уж очень давно занимается рыболовством.
‑ Сколько лет?
‑ Сорок лет!..
В это время из землянки вышла жена рыбака, пожилая женщина.
‑ Здравствуй, барин!
‑ Что, на зиму отсюдова в деревню переселяетесь?
‑ Нет! Зиму и лето здесь живем! Здесь и состарились... Да и привыкли к этому шуму!
Из-за соснового леса доносился шум морских волн. Для непривычного уха казалось, что где-то в окрестности находится большой водопад, откуда и доносятся его величавые звуки.
‑ Слышь, как шумит!..
‑ И лес шумит, и море шумит!
‑ А вон наша лодка!
В прогалине сосняка виднелось море. Волны бежали одна за другою, широко разбрасывая позади себя белоснежные гривы, которые издали походили на плавающие льдины во время ледохода.
‑ Чем ловите рыбу?
‑ Сетями! Вот посмотрите!
На особых подстановках правильными рядами развешены около землянки рыбацкие сети 50 саженей длины и 2 фута ширины, сотканные из тончайших белых ниток, наподобие паутины. Хозяйка поясняла, что эти нитки редкой тонины, «номер 180-й», и стоят по четыре рубля за фунт. Зато одного фунта хватит на целую сеть.
— Зачем такая тонкая нить?
— Такую нить корюшка не примечает и лезет прямо на сеть... Попадает тысяча, две и три тысячи в сеть. А чуть нитка толще – назад идет!
— Во сколько дней можно связать такую сеть?
— Вот она в ширину всего-то двадцать пять ячеек, а просидишь две недели...
Для вязания сети употребляется особая игла и пластинка, сделанная из кости. Ширина ячеек — дюйм.
— Много ли сетей у каждого рыбака?
— Разно бывает: у кого — пять, у кого — десять и больше!
— Давно бывали в Петербурге?
— И не запомню когда...
— Куда же рыбу сбываете?
— Прасолы скупают и отвозят туда...— При этом старик махнул рукой по направлению к Петербургу.
Другая картина — около Сестрорецка. Полдень. Невыносимая жара. На берегу моря лежит сойма, перевернутая вверх дном. Около нее развешено несколько неводов, у берега привязаны рыбацкие лодки. Кругом ни души. Что за диво? Неужели рыбаки оставили без всякого присмотра свои снасти и лодки? Начинаете приглядываться, нет ли кого-нибудь. Наконец, замечаете, что с одного боку сойма несколько приподнята и тут подложены два толстых обрубка дерева, так что свободно можно пролезть вовнутрь соймы. Высовываются чьи-то ноги... Нагибаетесь ниже и видите целую артель чухон-рыбаков, укрывшихся от жары под опрокинутую сойму. Одни из них отдыхают, другие приготовляют снасти, третьи вяжут сети. Одна чухонка «наживляет» перемет длиною в 500 сажен. С правой стороны возле нее на земле стоит корзина с червями, на коленях — деревянная доска. По мере насаживания червей на крючки перемет укладывается на доску коленьями — в аршин длиною; чтобы крючья с червями не перепутались между собою, каждое колено посыпается песком.
— Черви на крючьях неспокойно сидят, ползают, весь перемет могут перепутать; вот мы их и пересыпаем песком, пусть ползают!
— Во сколько времени «наживляете» перемет?
— В сутки два перемета!
Мальчишка-чухонец ежедневно ходит в поле копать червей.
Около соймы лежит груда обломков гнилого дерева, которые от сухости ломаются, как древесный уголь.
—. Это зачем?
— Гнилушки! Для рыбака — необходимая вещь! Муку приготовляем и сажаем в нее червей! А то неудобно насаживать на крючья! Сырые, влажные черви выскальзывают из рук!
Действительно, подобная мера весьма практична, ибо гнилое сухое дерево чрезвычайно гигроскопично.
Во избежание порчи перемет смолят; крючья подвязывают лесою из конского волоса, на расстоянии каждой сажени — по крючку, так что на всем перемете — 500 крючков. Чтобы знать, в каком месте моря опущен перемет, к каждому его концу подвязывают по «кубасу». Представьте себе деревянный шар, в пол-аршина в диаметре, через который продет длинный шест, так что шар приходится посредине этого шеста. На верхнем конце шеста развевается флаг, а к нижнему концу привязана веревка от перемета. Это и есть кубас. Брошенный в море, он будет плавать, причем флаг никогда не погрузится в воду, так как кубас имеет устойчивое равновесие.
Невода закидывают в открытом море, и когда с двух концов вытягивают невод, посредине против невода снует лодка, откуда рыбу пугают «торбушками», чтобы она шла назад в невод.
В окрестностях Петербурга, по русским и чухонским деревням, разъезжают торговцы с рыбным товаром. На телеге сидит чухонец-прасол, впереди стоит огромная кадка с соленой салакой. Проезжая по деревне, чухонец на всю улицу выкрикивает:
— Салака! Салака!
Соленая салака продается по 15 копеек за сотню.
Берега Финского залива в Ямбургском уезде делятся крестьянами на 74 участка, или жребия. Каждый участок — 76 саженей ширины, а в длину, т. е. в море,— сколько угодно, хотя бы до другого берега Финляндии. Для большего порядка и во избежание споров, так как участки по качеству не одинаковы, чуть только вода покроется льдом, собирается большой сход, под начальством двух старшин, на котором и вынимаются жеребья партиями, по 10 человек в каждой. Какой номер жеребья достанется партии, в том участке она и ловит рыбу целый год, до нового схода. Рыбу ловят зимою неводом — салаку, а летом сетями — корюшку. Пойманную рыбу тут же на льду и продают ожидающим барышникам и берут за 1000 салак полтора рубля и за 1000 корюх 5—6 рублей.
Невод покупают артелями, по 10 человек в каждой. За невода уплачивают от 300 до 350 рублей и постоянно покупают их от поставщиков Тверской губернии Осташковского уезда. Поставщики приезжают сюда зимою и отдают невод в долг, в счет улова. Барыши рыболовы делят по воскресеньям, по окончании работ; при этом, если невод еще не окуплен, половина идет в уплату долга за невод, а другая — делится поровну между участниками артели. Лодок для ловли неводом не требуется, потому что лов начинается в декабре и продолжается до апреля, т. е. пока Финский залив покрыт льдом. Одним неводом можно ловить не более двух зим.
Женщины тоже принимают участие в артели, но дети не допускаются.
На одну тоню, при длине невода в 500 сажен, требуется для артели в 10 человек целый день: приготовление, закидка, тяга, выбирание рыбы и укладка невода. По окончании тони невод обкладывают соломою, завертывают рогожами и зарывают в кучу снега, нарочно для того привозимого, иначе невод обмерзнет за ночь.
В средний улов вытаскивают рыбы рублей на 10; случалось вытаскивать и на 100 рублей, но очень редко.
Недалеко от Петербурга, в Стрельне, занимаются рыболовством осташи из Тверской губернии Осташковского уезда. До 200 человек рыбаков периодически, из года в год, приезжают на берега Финского залива для занятия рыбным промыслом. Отправляясь в Петербург, хозяин-рыбак нанимает несколько человек рабочих, платя за лето, с 15 марта по 29 июня, от 30 до 50 рублей на хозяйских харчах; при этом дорога до Петербурга на хозяйский счет, а назад — как знаешь.
В Стрельне рыбаки арендуют казенный дом. По прошествии 25 лет, по погашении капитала, затраченного на постройку дома, этот последний переходит в собственность рыбаков. Двухэтажный дом стоит на самом берегу моря. Он разделяется на 12 номеров, на каждый номер числится по 3 лодки; плата за номер — 75 рублей за лето. Таким образом, с лодки приходится по 25 рублей в лето.
Рыбаки избирают из своей среды старосту, который обязан следить за порядком всего здания. Ежегодно здесь останавливаются до 35 хозяев со своими рабочими. В каждой артели имеется кашевар, который готовит кушанье. Ему выдается на руки артельная книжка для забирания из ближайшей лавки съестных продуктов. Осташи ловят рыбу в районе 10—15 верст вдоль берега и на столько же верст в глубь Финского залива. Лов рыбы производится мережами и сетями. Морские мережи в сравнении с речными отличаются своими огромными размерами. Первый входный круг называется «одужьем», которое имеет 3—4 сажени диаметром; остальные пять обручей, каждый аршина два в диаметре, отстоят друг от друга на расстоянии полутора аршин, так что вся мережа — свыше 5 саженей.
Опущенная на дно моря мережа лежит в воде в виде колоссального конуса, напяленного на обручи. Одужье и обручи делаются из рябины, которая отличается упругостью, крепостью, и притом древесина рябины не так намокает в воде, как другие деревья. Одужье — пальца в два толщины, обручи немного потоньше. На первом обруче нанизано 130 ячеек, на последнем — 160 ячеек, ширина которых около вершка. Сети бывают в 20—40 маховых саженей длины, при двух аршинах высоты. Величина ячеек зависит от того, для какой рыбы предназначена сеть. Для крупной рыбы, например для лещей и сигов, вяжут по 14, 16, 20 ячеек по высоте сети; для мелкой рыбы, какова корюшка или ерши, и ячейки мелкие.
Чтобы предохранить сети и мережи от разрушительного действия водяной стихии, их смолят и коптят. В котел наливают смолу, смешанную пополам с водою; смолу кипятят и затем опускают в нее сети, которые вынимаются из котла при помощи ворота. Котлы устанавливаются на дворе, на открытом месте. Высмоленные сети развешиваются в коптилке. На дворе построено 8 коптилок для копчения рыболовных снастей. Во избежание пожара коптилки разбросаны в разных местах, на значительном друг от друга расстоянии. например сажен на двадцать и т. п. Коптильная печь топится сосновыми гнилыми пнями, которые тлеют медленно, дают много дыму, притом же они и дешевы: чухны доставляют их по 2 рубля за воз.
Для копчения сети и мережи укладываются или развешиваются на балки в несколько ярусов. Чтобы прокоптить хорошенько сеть, требуется по крайней мере 5—6 дней. Рыбаки арендуют коптилки, платя по 8 рублей с лодки, не считая топлива. В жаркое время лета, когда вода на море бывает теплая, сети коптятся через каждые 2 недели, а в холодную пору — 1 раз в месяц.
На каждую лодку приходится от 150 до 200 мереж, так что всего у осташей насчитывается до 5000 мереж, не считая сетей. Когда становят сети, их привязывают одну к другой; нередко получается, что сети тянутся на море непрерывно одна за одною на пространстве 3 или 5 верст. На деревянных поплавках сетей вырезаны условные знаки или же инициалы их владельцев. При помощи подобных заметок рыбаки различают свои сети от чужих. Сети опускаются на дно морское — зигзагами, полукругом и т. п. Улов рыбы весьма разнообразен. Так, например, в сентябре месяце 1887 г. трое рыбаков, отъехав от Стрельны верст на пять, закинули сети на утренней заре и поймали такую массу лещей, что, вернувшись на берег, продали их прасолу за 100 рублей — по 2 рубля 80 копеек за пуд. Хозяин-рыбак рассказывал товарищам о подробностях счастливого улова:
— Только что закинули сети, и повалила рыба!
Сверкавшие золотистою чешуею лещи выложены были из лодки на землю, на разостланный брезент. Некоторые из лещей были живы и разевали рот. Около кучи рыбы толпились кое-кто из публики.
— Вот так заря!
— Эка Божья благодать!
— В два-три часа заработал за целых полгода!
От избытка счастья рыбак подарил первой попавшейся незнакомой девочке огромного леща.
— Эй, девочка, поди сюда! На тебе гостинца! Неси домой! Скажи, что рыбак подарил! Мне Бог дал, а я тебе!
Впрочем, подобный счастливый лов случается весьма редко.
Ежегодный заработок всей артели осташей простирается на сумму от 20 000 до 30 000 рублей. Рыба сбывается в Петербург. На зиму осташи уезжают домой; лодки, сети и прочие снасти остаются на сохранение в амбарах. Номера числятся за бывшими владельцами; весною каждый хозяин-рыбак занимает свое прежнее помещение.
1887 г.
ПУБЛИКАЦИЯ: Бахтиаров А.А. На отмелях Финского залива (с. 115 -124) / Бахтиаров А.А. Брюхо Петербурга. Очерки столичной жизни. СПб., 1994. Изд. Ферт, - 221 с.