Лайус Ю.А. Давыдов Р.А., Крайковский А.В., Мокиевский В.О., Юрченко А.Ю. Описание мурманского промысла и краткий очерк его развития

Мурманом, или Мурманским берегом, традиционно называется береговая линия Кольского полуострова, омываемая Северным Ледовитым океаном. Мурманский берег подразделяется на две части: Западный Мурман — от российско-норвежской границы до Кольского залива — и Восточный Мурман — от Кольского залива до мыса Святой нос, разделяющего побережья Баренцева и Белого морей. Общая протяженность Мурмана составляет более 500 км, длина береговой линии, с учетом большого количества заливов и полуостровов, — около 1 500 км. Благодаря теплым океаническим течениям море у побережья практически не замерзает, покрываются льдом лишь глубоко вдающиеся в берег заливы.

Мурманский берег издавна привлекал к себе внимание людей обилием рыбы и морского зверя. Первые следы пребывания человека на этой территории относятся к эпохе позднего мезолита — около 6 тыс. лет до н. э.[1] Однако на протяжении долгого времени

112

морские ресурсы этого региона оставались практически невостребованными, что было связано со сложными географическими условиями местности и удаленностью побережья от основных районов проживания людей. В связи с этим на Мурмане долгое время отсутствовало оседлое население: немногочисленные мезолитические охотники, так же как их преемники — саамы, приводили на побережье лишь на несколько летних месяцев, во время которых занимались ловом рыбы в устьях рек и охотой на морского зверя[2].

По-видимому, уже с середины XII в. начинается проникновение славян на юг Кольского полуострова: они собирают дань с саамов, занимаются рыболовством, охотой на птиц и на морского зверя, обменивая затем продукты промыслов на зерно и железо, Поставляемые из центральной Руси[3]. Постоянные поселения, которые возникают с конца XIII в., локализуются на южной оконечности Кольского полуострова. Мурманский берег оставался не затронутым славянской колонизацией вплоть до первой половины XVI в., когда на Западном Мурмане был основан Печенгский монастырь, а в Кольском заливе — селение Усть-Кола (позже Кола)[4]. Их возникновение было обусловлено рядом причин, главной из которых, по всей видимости, можно назвать изменение социально-экономической обстановки в Поморье в конце XV — начале XVI в. В Поморье в это время наблюдается значительный рост населения, результатом которого стало укрупнение поморских сел и освоение пустовавших до этого территорий (в период с начала XVI по начало XVII в. возникло большинство известных поселений на побережье Белого моря)[5]. Другой немаловажной причиной была активность иностранцев (голландцев, англичан и шведов) на Запад-

113

ном Мурмане, занимавшихся ловлей трески[6] и меновой торговлей с саамами.[7] С момента основания Печенгского монастыря и Колы славянское население присоединяется к этому процессу, продавая или обменивая продукты промыслов (семгу, треску, меха) и получая взамен ткани, медь, олово и другие товары[8].

Известно, что первые жители Колы занимались ловом семги, сбором речного жемчуга, «а по весне ходили в малых судах на тресковые промыслы»[9]. Тресковый лов, по всей видимости, первоначально не был основным видом их деятельности, а лишь обеспечивал пропитание. Ранней весной — время, когда семга еще не пришла в реки, а сбор жемчуга невозможен, — образовывалась лакуна в промысловом календаре поселенцев, которая заполнялась прибрежным ловом трески. Главным орудием промысла, по-видимому, являлся «поддев» — удочка с привязанным к ней грузилом и крючком без наживки, закрепленным на горизонтальном коромысле. Контакты с иностранными рыбаками, очевидно, привели в дальнейшем к заимствованию поморами иных орудий и приемов лова трески в море — в частности широко распространенного в Европе «longline», который в русской традиции получил название «ярус». Использование яруса на тресковом промысле позволило значительно увеличить уловы и отправлять на продажу излишки выловленной трески.

Ярус представлял собой ставное донное крючковое орудие длиной обычно до 9 км (иногда до 15 км). Он состоял из скрепленных воедино веревок толщиной 2 см, к которым на расстоянии 1 м привязывались более тонкие веревки с крючками на конце. На крючки насаживалась наживка — мойва, песчанка, морской червь и т. п. Ярус опускался на морское дно и находился в воде, в зависимости от погодных условий, 6—8 или 12 часов («одну или

114

две воды»), после чего его вытаскивали и снимали с крючков попавшуюся рыбу. Лов велся в прибрежной зоне, на расстоянии от 5 до 30 км от берега, в зависимости от рельефа дна.

Исключительно важную роль для успеха промысла играло наличие хорошей наживки: весной использовалась подходившая к берегам на нерест мойва, летом — песчанка, заметно реже — сельдь. Наживка ловилась небольшими неводами. При недостатке наживочной рыбы рыбаки употребляли кусочки трески, пикши, донных червей-пескожилов. Червей извлекали из песка при помощи толстых железных трезубых вил.

С внедрением яруса в рыболовную культуру поморов[10] начинается история мурманского трескового лова — промысла, который велся приходящими на несколько летних месяцев рыбаками из Поморья. Источники свидетельствуют, что уже во второй половине XVI в. тресковые промыслы на Мурмане достигли широкого размаха, причем в большей степени, чем жители Колы, ими снимались именно пришлые поморы[11].

На побережье возникает большое количество становищ — сезонных рыбацких поселений. Становища состояли из станов — хозяйственных единиц, включавших в себя жилую, ряд хозяйственных и иногда культовых построек. Становище, как и стан, могло принадлежать как одному владельцу (например, монастырю), так и нескольким. Нередко богатые рыбопромышленники (чаще всего монастыри) владели несколькими становищами (станами) в разных частях Мурманского берега. Это позволяло рыбакам по мере миграции трески с запада на восток перемещать-

115

ся вслед за ней вдоль побережья и таким образом максимально продлевать промысловый сезон.

В качестве промысловой единицы обычно выступала артель, состоявшая из четырех рыбаков и одного помощника, чаще всего мальчика, работавшего на берегу[12]. Артели организовывались каждый год: или по окончании старого промыслового сезона (осенью), или перед началом нового (зимой). В зависимости от времени года, в которое артели отправлялись на Мурман, они делились на весенние («вешняков») и летние («летняков»).

Вешняки уходили на промысел в феврале-марте. Они шли пешком через Кандалакшу по внутренним районам Кольского полуострова до станции Разноволок (в 100 км к югу от Колы), неся на себе или везя на собаках необходимое имущество. Далее часть артелей через Колу отправлялась к местам промысла на Западном Мурмане. Другая часть на арендованных у саамов оленях или пешком через Лапландскую тундру добиралась до становищ на Восточном Мурмане. Промысловые суда, орудия лова, хозяйственные припасы и продовольствие хранились в мурманских становищах под присмотром саамов[13]. Очистив стан от снега и приведя промысловые принадлежности в порядок, артель приступала к лову рыбы. В конце XIX в. весенний лов практически прекратился — вместе с ним прекратилась и отсылка весенних артелей на Мурман. В начале июня (время наиболее интенсивного лова) из Поморья на Мурман отправлялись артели летняков. Море к этому времени уже освобождалось ото льда, поэтому летние артели добирались до мест назначения водным путем, чаще всего на судах хозяев.

В начале XX в., после установления постоянного пароходного сообщения между Поморьем и Мурманом, большая часть летних артелей прибывала к местам промысла (и убывала оттуда) в третьем классе пароходов[14]. Мурманский лов трески обычно за-

116

канчивался в конце августа — начале сентября, с наступлением первых заморозков, когда вся выловленная рыба отвозилась в Архангельск и продавалась.

С первой половины XVIII в. многие хозяева (зажиточные поморы, купцы) наряду с отправкой артелей на мурманский промысел активно занимались меновой торговлей с Норвегией[15]. Погрузив на суда артели летняков, а также запас продовольствия на следующий промысловый сезон, хозяин брал с собой еще груз зерна, муки, пеньки, леса и других товаров, которые пользовались спросом в Норвегии. Доставив артели в становище и оставив им продовольствие, хозяин с оставшимся грузом шел в Норвегию, где обменивал его главным образом на треску. На обратном пути он заходил в свое становище, грузил выловленную рыбу и отвозил ее в Архангельск для продажи. Расторопные хозяева успевали за один сезон сделать два-три подобных рейса, и торговля с Норвегией приносила порой большую прибыль, нежели рыбный промысел[16].

Промысел на Мурмане в различные периоды развивался неравномерно. Размеры ежегодных уловов определялись как причинами биологического характера (изменение путей миграции трески и других промысловых рыб, количество наживки), так и политическими и социально-экономическими условиями (налоговая политика государства, спрос на треску на внутреннем рынке, развитие импорта рыбы из Норвегии и др.). Лишь в 1920-е гг. отечественный траловый лов рыбы стал вытеснять традиционный лов на ярус. Первые российские траулеры появились на Семере в 1910-х гг. Но их число и уловы были незначительны. Так, самая крупная компания Константина Спаде выловила за 1910—1914 гг. четыремя траулерами около 52 тыс. пудов рыбы — всего 2.7 % общей рыбодобычи на Мурмане. В то же самое время у берегов Мурмана начали промысел и английские траулеры.

После революции развитие мурманского промысла привлекало пристальное внимание со стороны власти, так как страна

117

нуждалась в большом количестве дешевой рыбы, импорт которой практически прекратился. Уловы на Каспийском море и Дальнем Востоке не могли удовлетворить эту потребность. Развитие мурманского промысла в эти годы шло двумя путями: интенсификация и техническая модернизация прибрежного промысла и развитие тралового промысла[17].

К 1919 году число российских траулеров увеличилось до 11, промысел велся на банках в юго-восточной и восточной части Баренцева моря. Значительную часть уловов в 1920—1922 гг. составляла пикша. В последующие годы треска почти всегда составляла более половины уловов. Ввиду того, что базой траулеров являлся Архангельск, промысел в зимнее время не производился. С 1925 года траловая база была перенесена в Мурманск, на берега незамерзающего Кольского залива, и промысел стал круглогодичным. Район промысла быстро расширялся, росло и число траулеров. Общий улов советских траулеров уже к 1925 г. превысил улов прибрежного промысла. Прибрежный промысел на Мурмане существовал до конца 1940-х гг. С начала 1950-х гг. он превратился в прибрежный траловый промысел с малых судов, дававший до 12 % общего вылова в Баренцевом море[18]. В 1960-х годах прибрежное рыболовство было полностью свернуто.

118

[1] Турина Н. Н. Рыболовство и морской промысел на Кольском полуострове // Рыболовство и морской промысел в эпоху мезолита — раннего металла. Л., 1991. С. 167—180 (далее: Турина, 1991).

[2] Там же.

[3] Ушаков И. Ф. Избранные произведения: В 3 т.: Историко-краеведческие исследования. Мурманск, 1997. Т. 1: Кольская земля. С. 33 (далее: Ушаков, 1997).

[4] Кола была основана в XVI в.; имеющиеся в литературе указания на ее более раннее основание (XIII в.) в настоящее время считаются сомнительными. Подробнее см.: Филиппов А. М. Русские в Лапландии в XVI в.: Сообщение Симона Ван Салингена // Литературный вестник. СПб., 1901. Т. 1, кн. 3. С. 297—311. С. 303 (далее: Филиппов, 1901); Ушаков, 1997. С. 77—78.

[5] Бернштам, 1978. С. 40—41, карта 2.

[6] Christensen P., Nielssen A. R. Norwegianfisheries 1100—1976: Maindevelopments //Studia Atlantica. Vol. 1. The North Atlantic fisheries, 1100—1976: National perspectives on a common resource. Esbjerg, 1996. P. 145—167 (далее: Christensen, Nielssen, 1996).

[7] Валъдман К. H. Старинное становище и торг (XVI в.) на Крайнем Севере: Кегор—Вайда—Губа // Известия Всесоюзного географического общества. 1968. Т. 100, вып. 1. С. 43.

[8] Выдержки из писцовой книги Василия Агалина. 1574 г., см.: Харузин, 1890. С. 414, 415, 417, 428.

[9] Ушаков, 1997. С. 77.

[10] Согласно гипотезе, выдвинутой Т. А. Бернштам, этноним «помор» и топоним «Мурман» имеют общее происхождение. «Мурман» в переводе с саамского означает «граница земли и моря» (muur — море, maa — земля); слово «Поморье», от которого был образован этноним, таким образом, есть русский перевод с саамского. Документы середины XVI в., в которых впервые упоминается «Поморье», отождествляют его с Мурманом и локализуют на побережье Баренцева моря. Название местности (Мурман — Поморье) постепенно переходит на сезонных рыбаков — «поморцы, поморы». К концу XVI в. места постоянного проживания мурманских рыбаков в бассейне Белого моря получают название «поморских волостей». Со временем Поморье окончательно «перемещается» на побережье Белого моря и этноним «поморы» получает все русское население этого региона.

[11] См., напр.: Выдержки из писцовой книги Василия Агалина. 1574 г., см.: Харузин, 1890. С. 417, 428.

[12] Подробнее о мурманских тресковых артелях см.: Юрченко А. Ю. Тресковый промысел поморов на Мурмане: развитие артельных отношений // Наука и бизнес на Мурмане: Экономика и рынок. Мурманск, 2002. № 2. С. 7—14.

[13] Дергачев Н. Русская Лапландия: статистический, географический и этнографический очерки. Архангельск, 1877(далее: Дергачев, 1877).

[14] Брейтфус Л. Л. Очерк организации и первого года деятельности спасательных станций на Мурмане. СПб., 1904; Попов Г. П., Давыдов Р. А. Морское судоходство на Русском Севере в XIX — начале XX в. Екатеринбург-Архангельск, 2003. Кн. 1.

[15] Шрадер Т. А. Торговые связи Русского Поморья с Северной Норвегией: конец XVIII — начало XIX в.: Дис.... канд. ист. наук. Л., 1985(далее: Шрадер, 1985).

[16] Брейтфус Л. Л. Рыбный промысел русских поморов в Северном Ледовитом океане, его прошлое и настоящее // Материалы к познанию русского рыболовства. СПб., 1913. Т. 2, вып. 1 (далее: Брейтфус, 1913).

[17] Лайус Ю. А. Развитие рыбохозяйственных исследований Баренцева моря: взаимоотношения науки и промысла, 1898—1934: Дис.... канд. ист. наук. М., 2004.

[18] Алексеев А. П. Развитие рыбного промысла // Ихтиофауна и условия ее существования в Баренцевом море. Апатиты, 1986. С. 179—180.

 

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Лайус Ю.А. Давыдов Р.А., Крайковский А.В., Мокиевский В.О., Юрченко А.Ю. Описание мурманского промысла и краткий очерк его развития // «Море - наше поле»: Количественные данные о рыбных промыслах Белого и Баренцева морей, XVII – начало XX в.: Коллективная монография [под общ. ред. Ю.А. Лайус, Д.Л. Лайус]. СПб., 2010. С. 112-118.

 

Подробнее о монографии «Море - наше поле»: Количественные данные о рыбных промыслах Белого и Баренцева морей, XVII – начало XX в.