Эверстов С.И. Рыболовство в Сибири: каменный век. Введение

 В основе материалистического понимания истории лежит важнейшее марксистско-ленинское положение о решающей роли экономического базиса в развитии общественно-экономических формаций. Использование марксистской методологии исследования дает возможность приступить к решению кардинальных проблем исторического процесса. «Наш метод, — писал К. Маркс, — показывает те пункты, где должно быть включено историческое рассмотрение предмета, т.е. те пункты, где буржуазная экономика, являющаяся всего лишь исторической формой процесса производства, содержит выходящие за ее пределы указания на более ранние исторические способы производства»[1]. Это важное замечание касается исследователей, занимающихся экономикой вообще.

Классики марксизма-ленинизма не раз обращались в своих трудах к экономической жизни первобытных людей. В частности, Ф. Энгельс в своих работах «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека»[2] и «Происхождение семьи, частной собственности и государства»[3], придавая огромное значение охоте и рыболовству в превращении обезьяны в человека, считал рыболовство одним из важных компонентов в выделении человека из мира животных. По его предположению, именно рыболовство способствовало расселению древних людей «на большей части земной поверхности»[4].

Между тем одному из главнейших направлений присваивающей экономики не посвящено ни одного фундаментального исследования, в то время как освещение древнейшего рыболовства в Сибири в экстремальных условиях сурового края позволит в полной мере определить уровень развития производительных сил первобытного общества.

Для осуществления поставленной задачи была сделана попытка определения причин, вызвавших появление и развитие древнего рыболовства, а также места и роли данной отрасли хозяйства в экономике человека каменного века. Автором был проведен сбор, учет и картирование археологических находок, касающихся рыбной ловли, систематизация и типология рыболовных орудий каменного века, а также определение ареала распространения рыболовных орудий. Все это позволило провести сравнительный анализ отраслей экономики для выяснения места рыболовства в комплексном хозяйстве.

3

Источником для данной работы послужили материалы археологической литературы, коллекции, хранящиеся в краеведческих музеях и лабораториях археологии вузов и академических институтов Владивостока, Хабаровска, Читы, Улан-Удэ, Иркутска, Красноярска, Томска, Новосибирска и Якутска, данные геохронологии, палеогеографии, ихтиологии, палинологии, а также полевые материалы. Для дополнения и обогащения работы привлечены этнографические данные, без которых немыслимо достижение поставленной задачи, ибо, по справедливому замечанию В.Р. Кабо, «... археология — это само прошлое, но познание его осуществимо лишь с помощью настоящего»[5]. Кроме того, с 1973 г. автор участвовал в ежегодных полевых работах Приленской археологической экспедиции ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР.

Первобытное рыболовство в Сибири впервые подвергается всестороннему изучению. Для этого сделана попытка выяснить его генезис и становление с учетом палеоэкологических условий обитания человека в конце плейстоцена и раннего голоцена. Реконструируется рыболовство неолитических племен в разных экономико-географических регионах Сибири. Систематизируются рыболовные орудия каменного века и эпохи раннего металла.

Благодаря стремительному развитию археологических исследований, появлению большого числа фактографического материала в последнее время появилась возможность всесторонне исследовать процессы развития рыболовства. Однако в зависимости от районов и способов исследований данная проблема решалась специалистами сугубо индивидуально, в результате чего в научной литературе появилось много разнообразных точек зрения.

Переход первобытных людей к рыболовству некоторые исследователи объясняют кризисом охотничьего хозяйства, который вынудил охотников в поисках новых источников питания заняться ловлей рыбы[6]. Исследователей также интересовал вопрос, в какую эпоху каменного века люди начали ловить рыбу. В.В. Федоров[7] и В.М. Массон[8] допускают, что спорадическое использование в пищу продуктов аквафауны бытовало на всех этапах существования человека. По П.П. Борисковскому[9], лов рыбы практиковался в мустьерскую эпоху, по Г. Чайлду[10] — в ориньякское время, а по Г. Кларку[11] и П.П. Ефименко[12] — в мадлене.

Одни исследователи относят возникновение рыболовства на территории европейской части СССР к позднему палеолиту[13], другие — к мезолиту[14].

Различные точки зрения существуют и относительно времени выделения рыболовства на территории Европы в самостоятельную отрасль хозяйства. По мнению Г. Кларка[15] и

4

В.М. Массона[16], рыбный промысел получил развитие в позднепалеолитическую эпоху, согласно точке зрения П.П. Ефименко[17] это произошло на рубеже мадленского и азильского времени. Некоторые археологи относят этот этап к мезолиту[18]. Этого же мнения до 1967 г. придерживался С.Н. Бибиков[19], опиравшийся на археологические материалы Украины. Основной причиной данного явления он считал тот факт, что с ростом населения в мезолите сокращалось поголовье зверей. Впоследствии исследователь изменил свою точку зрения, полагая, что рыболовство как отрасль хозяйства появилось в неолите[20]. Самостоятельность рыболовства в неолите признают также А.А. Формозов[21] и Н.М. Ермолова[22].

С развитием рыболовства многие исследователи связывают появление оседлого образа жизни. Однако датировка начала оседлости археологами интерпретируется по-разному. По А.Л. Монгайту[23], на севере племена осели в эпоху «маглемозе», по С.Н. Замятнину[24] — в среднем мезолите, по Г.Н. Матюшину[25] — в конце мезолита (на севере Евзразии), а по А.А. Формозову[26] — в неолите. Некоторые исследователи в этом видят лишь относительную оседлость[27].

В настоящее время Сибирь — наиболее изученная в археологическом отношении часть Северной Азии. Однако до 40-х гг. нашего столетия экономическая сторона жизни древних людей рассматриваемой территории оставалась мало исследованной.

Впервые отметил большую роль рыбного промысла в древнем хозяйстве обитателей Зауралья П.А. Дмитриев[28], который занялся вопросами хозяйственной деятельности древнего человека в 30-х гг. нашего столетия. Это начинание было продолжено В.М. Раушенбах, исследовавшей хозяйственную деятельность зауральских племен в эпоху неолита и бронзы[29].

В изучении древнейшей экономики населения Прибайкалья и Якутии большую работу проделал в 40-х и 50-х гг. А.П. Окладников. Результаты исследований были опубликованы им в монографии «Неолит и бронзовый век Прибайкалья»[30], а также вошли в первый том «Истории Якутской АССР»[31], где исследователь реконструировал лов рыбы неолитических племен по остаткам орудий рыболовства, широко используя этнографические параллели.

В последние два десятилетия вышел ряд обобщающих фундаментальных работ по каменному веку Сибири[32],

5

в которых так или иначе затронуты некоторые вопросы рыболовства. Из сводных трудов следует назвать книгу «Древняя Сибирь» (вып. I), изданную в 1964 г. в г. Улан-Удэ.

Кроме того, имеются отдельные статьи, посвященные сугубо рыболовному делу неолитических племен[33].

По вопросу времени возникновения рыболовства в Сибири мнение исследователей разделилось. Сторонники первой концепции относят возникновение рыболовства к концу плейстоценовой геологической эпохи, а второй — к голоценовому времени. Зарождение рыбной ловли в конце плейстоцена признают Н.Н. Диков[34], В.А. Лынша[35] и И.И. Кириллов[36].

В середине 50-х гг. А.П. Окладников[37] на основе изучения археологических остатков ранних слоев стоянки Верхоленская Гора относил начало рыбного промысла в Прибайкалье к верхнепалеолитическому времени позднеплейстоценовой эпохи. В середине 60-х гг. с появлением новых данных он относит возникновение рыболовства как самостоятельной отрасли хозяйства к голоцену. «Такой новой формой хозяйства, — писал он, — явилось, судя по находке гарпунов и рыбьих костей в Ошурково, и тех же гарпунов в других, видимо, более поздних, уже голоценовых по времени стоянках, например, в Ленковке и Верхоленской Горе, рыболовство до того неизвестное или почти неизвестное»[38]. Основную причину подобного явления он находит в кризисе охотничьего хозяйства.

Большинство археологов Сибири появление и становление рыболовства относят к раннему голоцену («эпипалеолит»)[39]. К «позднему голоценовому палеолиту» относит данное явление Ю.А. Мочанов[40], к «мезолиту» — Г.И. Медведев[41]; М.П. Аксенов[42]; В.В. Свинин[43]; Г.Н. Матюшин[44], к «древнейшему этапу шигирской культуры» — В.М. Раушенбах[45].

По наблюдениям некоторых археологов с развитием раннеголоценового рыболовства установилась прочная оседлость[46]. При этом Г.Н. Матюшин, говоря о значительной роли озерного рыболовства в мезолите Зауралья[47] допускает мысль о том, что в конце каменного века велось слож-

6

ное рыбное хозяйство — рыбоводство, так как обитатели поселений могли жить тысячелетиями на берегах одних и тех же озер, питаясь рыбой.

Таким образом, в археологической литературе содержатся сведения о том, что в Сибири в эпоху неолита существовало охотничье-рыболовецкое хозяйство и начали появляться элементы производящего хозяйства. Однако до сих пор отдельные частные вопросы древней экономики в археологических работах остаются нерешенными. Некоторые сведения по этим вопросам содержатся в работах этнографов. Так, М.Г. Левин и Н.Н. Чебоксаров выделяют у народов Северной Сибири пять основных хозяйственно-культурных типов: 1 — таежные охотники-рыболовы; 2 — арктические охотники на морского зверя; 3 — рыболовы бассейнов крупных рек; 4 — охотники-оленеводы тайги; 5 — оленеводы тундры[48].

Население тайги, по мнению Н.Н. Чебоксарова и др., занималось преимущественно рыболовством[49]. Что касается лесотундры и тундры, то население здесь занималось исключительно охотой[50]. Ю.Б. Симченко также отмечает незначительную роль рыбной ловли на севере[51]. Распространение рыболовных сетей в тундровой зоне он связывает с русской колонизацией, справедливо замечая при этом непригодность тундрового тальника для плетения подобного орудия лова. Несколько иной точки зрения придерживается В.А. Шнирельман. По его утверждению[52], обитатели тундры в осенний сезон охотились на оленей во время миграции их, а в другие сезоны в основном занимались рыболовством и реже — морским промыслом.

А.П. Окладников разделил территорию рассматриваемой области в соответствии с определенными неолитическими культурными комплексами и конкретными ландшафтно-географическими условиями на четыре хозяйственно-культурные области, характеризуя при этом источники существования и пути освоения естественных ресурсов. Первую область он назвал западно-сибирской хозяйственно-культурной провинцией, включив в нее всю Западно-Сибирскую низменность, где рыболовство играло ведущую роль в хозяйстве. Ко второй области он отнес бассейн Ангары, верховье Лены и озеро Байкал, где существовал более подвижный, полукочевой хозяйственный уклад. На это, по его мнению, указывает, во-первых, нахождение глиняных сосудов меньших размеров по сравнению с сосудами, обнаруженными на территории Западной Сибири; во-вторых, отсутствие жилищ полуподземного типа; в-третьих, одежда, соответствовавшая укладу кочевой жизни охотников, которая реконструирована по покрою одежды исаково-серовцев. К третьей, восточно-сибирской хозяйственно-культурной области, исследователь относит Якутию и северо-восток Азии. Здесь в наиболее северных районах А.П. Окладниковым выделяется более подвижный уклад пеших охотников на северного оленя. Забайкалье относится к четвертой провинции, на которой также обитали охотники на диких лошадей, куланов и диких быков. Для них характерна бродячая, кочевая жизнь[53].

7

Согласно выделенным областям рассмотрим данные археологии, говорящие о хозяйственном укладе древнего человека. Экономическая жизнь обитателей древнего Зауралья изучалась П.А. Дмитриевым[54]. Все шигирские находки он отнес к эпохе металла[55]. Исследователь отмечал неравномерность развития типов присваивающего хозяйства, притом на восточном склоне Среднего Урала в междуречье Туры и Исети были развиты охота и рыболовство, в то время как на Южном Урале — земледелие и скотоводство[56]. Рассматривая археологические памятники восточного склона Урала, с одной стороны, и Тюменского края — с другой, он выявил преобладающую роль охоты в хозяйстве древнего человека.

Впоследствии вопросами экономики людей неолитической эпохи занималась В.М. Раушенбах[57]. На основе анализа археологических находок Среднего Зауралья она выделила три этапа в развитии хозяйства. По ее интерпретации на древнейшем этапе (шигирская культура), относимом ею к мезолиту, основными занятиями населения были рыбная ловля и охота. Бытование наконечников стрел, кинжалов и гарпунов, за исключением позднего типа, исследователем отнесено к эпохе шигирской культуры[58]. В.Н. Чернецов[59] и О.Н. Бадер[60], не возражая против возникновения упомянутой костяной индустрии в мезолите, продлевают ее существование до ранней стадии зауральского неолита. При этом В.Н. Чернецов подходит к этому вопросу более осторожно, не указывая, какую часть этих орудий отнести к неолиту. Напротив, О.Н. Бадер склонен отнести к данному времени преобладающую их часть. По его мнению, в козловское время, на выделенном им первом этапе неолита Зауралья, ведущую роль в экономике играла рыбная ловля, которая обеспечивала возможность оседлости в течение года[61], а на трех последних этапах население вело подвижный образ жизни[62].

Далее, В.М. Раушенбах предполагает, что шигирские племена вели оседлый образ жизни, занимаясь охотой и рыбной ловлей[63]. Но на раннем этапе горбуновской культуры (в неолите), по ее концепции, племена достигли расцвета развития орудий рыболовства, содержащих элементы автоматизма, которые повысили производительность труда и укрепили оседлость. На двух последующих этапах горбуновской культуры (эпоха металла) она находит преобладание охоты над рыболовством и тягу населения к элементам производящего хозяйства[64].

Исследователь лесного Зауралья В.Ф. Старков признает прочную оседлость неолитического населения на основе охотничье-рыболовецкого хозяйства[65]. Однако он затрудняется установить соотношение между этими видами хозяйственной деятельности, так как, по его мнению, «предметы, связанные с рыболовством, изготавливались по преимуществу из материалов органического происхождения... которые в обычных условиях не сохраняются»

Таким образом, при всей полемичности взглядов исследователей на уклад древней экономики, они единодушно указывают на важную

8

роль рыбного промысла в экономической жизни неолитического населения восточного склона Урала.

Исследователи Западной Сибири отмечают в неолите Приобья развитое охотничье-рыболовецкое хозяйство[66]. Однако единого мнения на этот счет пока что не существует. По утверждению А.П. Окладникова[67], в долине Оби и к западу от нее рыболовство было основным занятием и племена жили оседло. Это мнение разделяет В.И. Матющенко[68]. Оседлый образ жизни племен, живших в Нижнем Притоболье в неолитическое время, отмечает М.Ф. Косарев[69]. По его мнению, племена нижней окраины Западно-Сибирской равнины сравнительно поздно, на рубеже каменного и бронзового веков, перешли к оседлости, когда роль рыболовства возросла, а степное население перешло к производящему хозяйству[70], Иной точки зрения придерживается М.Н. Комарова. Исходя из материалов Томского могильника, она пришла к выводу, что рыболовство не было основным промыслом, ведущим видом хозяйственной деятельности населения была охота[71].

Кроме того, исследователи отмечают почти полное отсутствие рыболовных грузил на неолитических стоянках Приобья[72], а тем более в тундровой зоне, где была развита охота на северного оленя[73].

Бассейн Енисея в археологическом отношении изучен достаточно основательно. Археологи отмечают редкие случаи нахождения остатков рыболовных орудий на неолитических стоянках долины этой реки[74]. Подобное положение не может не отразиться на выводах исследователей, особенно при выявлении доминанты присваивающего хозяйства. Одни авторы считают, что источником существования людей каменного века Среднего Енисея были охота и собирательство[75], другие — преимущественно охота при незначительной роли рыбной ловли[76]. По наблюдениям Г.А. Максименкова, на верхнем Енисее существовала связанная с югом своеобразная культура, носители которой занимались только охотой, но уже начали предпринимать первые попытки одомашнивания животных[77], а в среднем течении продолжали бытовать традиционные охота и рыболовство.

Прибайкалье (в том числе Верхнее Приангарье, северо—западное побережье оз. Байкал и верховье Лены) — наиболее богатый древнейшими историческими памятниками регион. Для выяснения экономики эпохи неолита и раннего металла накоплен достаточный материал. Впервые данная проблема была освещена А.П. Окладниковым в его фундаментальном труде «Неолит и бронзовый век Прибайкалья»[78]. Признавая палеолитическое происхождение рыбной ловли[79], исследователь отмечал отсутствие «прямых или даже косвенных указаний на рыбную ловлю» в исаковское время[80].

9

По его мнению, рыболовство появляется только в серовском этапе неолита[81]. Кроме того, А.П. Окладников признавал доминирующую роль промысла рыбы в хозяйстве китойских племен[82]. Однако, рассматривая характерные признаки кройской и серовской групп и сопоставляя их с признаками глазковской, он пришел к выводу, что серовская группа погребений старше китойской и глазковской, причем китойская занимает промежуточное место, а глазковская заключает всю эту хронологическую лестницу и открывает собой эпоху металла[83]. По его мнению, на ранних этапах (исаковском и серовском) неолита охота была главным занятием и основным источником существования племен.

Китойская культура подверглась всестороннему изучению Г.М. Георгиевской[84], которая пришла к заключению, что в хозяйственной сфере китойцев существовала сезонная специализация рыболовства, которая стимулировала возникновение новых и совершенных форм промыслового снаряжения. Ведущую роль рыболовства в экономике китойских племен отметила С.В. Студзцкая[85].

До сих пор остается спорным вопрос о древнейшем хозяйстве обитателей побережья Байкала. Л. П. Хлобыстин, исследовавший северо-западное побережье озера, на основе археологических материалов стоянок Улан-Хада и Царь-Девица, где было зафиксировано большое количество остатков рыболовных орудий, почти при полном отсутствии наконечников стрел, высказал предположение, что на Байкале еще до неолита существовали два различных хозяйственные уклада: оседлое рыболовство и охота[86], а в эпоху нолита и раннего металла бытовал рыболовно-охотничий тип присваивающего хозяйства[87]. Он считал охоту на нерпу основным охотничьим занятием байкальских жителей. Данная концерция встретила справедливое возражение со стороны других исследователей. В. В. Свинин[88] утверждает, что охота на нерпу имела подчиненное значение. По его мнению, устойчивым источником пищи была добыча омуля[89]. С подобным доводом, в свою очередь, не согласен А.К. Конопацкий. Хозяйственный уклад неолитических племен Прибайкалья оценивается им как полукочевой охотничье-рыболовецкий[90]. Из рыболовных орудий наибольшее внимание исследователей привлекли составные рыболовные крючки, их конструкция, место и время бытования.

Археологов также интересовали каменные и костяные изображения рыб или рыбки-приманки, время их существования и функциональное назначение. Этому вопросу А.П. Окладников посвятил две научные статьи[91] и часть работы, посвященной неолиту и эпохе раннего металла Прибайкалья[92]. На первых порах автор констатировал, что каменные изображения рыб появились в серовское время и исчезли в конце этой же эпохи[93]. На основе этнографических материалов он установил, что эти изображения служили производственным инвентарем для промысла рыбы[94]. Однако исследователи не исключают предположения, что с этими изображениями рыб были

10

связаны определенные культово-колдовские действия или религиозные воззрения. Дальнейшее накопление неопровержимых фактов позволило ему удлинить время бытвния данных скульптурных изображений, которое охватывает китойский и глазковский периоды[95].

Впоследствии неолитические изображения рыб Сибири обратили на себя внимание еще одного следователя — С.В. Студзицкой. Картирование находок позволило ей признать эту категорию изделий специфически прибайкальской[96]. Она внесла некоторые коррективы в серовско-глазковсие изображения и отметила преобладание налимообразных изображений среди данной культуры. Исследователь находит четкую функциональную дифференциацию (производственную и культовую) в скульптурных изображениях китойцев, которую в серовских изделиях невзможно расчленить. Отсюда она делает предположение, что у китойских племен были служители культа, а это означало начавшийся процесс социальной дифференциации[97]. Наличие социального неравенства в обществе китойцев впервые подметил Н.И. Витковский[98]. Затем этот вопрос заинтересовал А.П. Окладникова, который констатировал, что на китойское врем «падают уже какие-то важные сдвиги в хозяйственной жизни и социальном укладе населения Прибайкалья»[99], «которые не наблюдались в общественном строе серовцев»[100].

Каменному веку Забайкалья посвящено несколько обобщающих монографических работ[101] и одна сводная статья В.Е. Ларичева[102]. Кроме того, по неолиту и энеолиту имеются многочисленные публикации по отдельным памятникам или по различным вопросам археологии данной территории, однако рыбному промыслу уделено минимальное место.

На раннем этапе неолита, как утверждают исследователи, забайкальские племена занимались иключительно охотой[103]. В эпоху развитого неолита, как отмечают археологи, произошли крупные изменения в хозяйственной деятельности обитателей. По исследованиям И.И. Кириллова в южных степных районах Восточного Забайкалья хозяйство становится комплексным, многоотраслевым. Наряду с охотой и рыболовством, появляется скотоводство и зарождается земледелие[104]. К этому времени, по мнению Л.Г. Ивашиной[105], роль рыболовства в Западном Забайкалье резко усиливается, оно становится постоянным промыслом, обеспечивавшим надежное регулярное питание. В позднем неолите в Восточном Забайкалье рыболовство становится спорадическим видом деятельности, а господствует скотоводство[106], в Западном Забайкалье продолжает существовать тот же хозяйственный ук-

11

лад жизни, что и на предыдущем этапе, причем интенсивное развитие получает собирательство[107].

Несколько иначе интерпретируется хозяйственная деятельность человека эпохи неолита и ранней бронзы Ю.С. Гришиным. По его наблюдениям, рыбный промысел в Забайкалье не всегда фиксируется на изучаемых памятниках[108]. Поэтому исследователь, особо подчеркивая важнейшую роль охотничьего хозяйства, отмечает кочевой образ жизни населения[109].

Хозяйственный уклад древнего человека, жившего на территории современной Якутии, нашел довольно противоречивое отражение в источниках. Так, А.П. Окладников, исследовавший бассейн Лены в 1939—1946 гг., выделил две одновременно существовавшие в эпоху неолита культуры — среднеленскую и нижнеленскую[110].Основным занятием древнего человека на раннем этапе неолита, как пишет автор, была охота, а рыболовство имело подсобное значение[111]. В развитом неолите племена среднеленской культуры переходят преимущественно к рыболовству и отчасти к скотоводству[112]. Охотничий промысел, когда-то являвшийся основным источником существования людей каменного века, а затем постепенно понизившийся до значения второстепенного занятия, в дальнейшем все более и более уступает свое место рыбной ловле[113]. В самом конце неолитической эпохи, по мнению исследователя, у всех племен, обитавших на территории Якутии, рыболовство становится ведущим хозяйственным занятием[114]. Обитателей поселения Ымыяхтаха на Лене он называет «ихтиофагами» — рыбоедами, а этот период — «озерным неолитом», так как основная масса населения занималась озерным рыболовством[115].

С 1959 г. Вилюйская и Приленская археологические экспедиции ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР проделали большую работу, которая позволила внести важные коррективы в эпоху камня[116]. Вышли сборники статей: «По следам древних культур Якутии»[117], «Якутия и ее соседи в древности»[118], «Новое в археологии Якутии»[119], а также монография «Археологические памятники Якутии»[120]. В свете новых археологических открытий Ю.А. Мочановым была составлена схема периодизации каменного века. Им выявлены палеолитические (дюктайская, сумнагинская) и неолитические (сыалахская, белькачинская, ымыяхтахская) культуры.

В своих работах исследователи затрагивают и хозяйственно-бытовой уклад жизни неолитических племен. По мнению Ю.А. Мочанова[121], племена сумнагинской культуры (10,8-6,2 тыс. лет назад) впервые практиковали лов рыбы, однако последний сколько-нибудь заметного развития не получил. Подобное ведение хозяйства наблюдается и у сыалахцев раннего неолита (6,2-5 тыс. лет назад). Относительную оседлость ранненеолитических обитателей Якутии Ю.А. Мочанов объясняет «значительным увеличением производительности охоты и возросшим значением

12

рыбной ловли»[122]. В это время на Вилюе, по констатации С.А. Федосеевой, занимались только охотой[123]. В Ш тыс. до н.э. исследователи не находят существенных изменений в хозяйстве белькачинцев[124].

Пo-разному трактуется хозяйство поздненеолитических племен ымыяхтахской культуры (3,9—3,1 тыс. лет назад). По утверждению Ю.А. Мочанова, ымыяхтахцы вели оседлый образ жизни охотников и рыболовов[125], а С.А. Федосеева считает, что основой хозяйства оставалась охота, а рыболовство играло только подспорную роль, однако в самостоятельную отрасль хозяйства оно не превратилось[126]. Второстепенное значение рыбного промысла на всех этапах неолита отмечено И.Е. Зыковым[127].

Археологи отмечают наличие рыбной ловли в эпоху неолита на внутриконтинентальной Чукотке. Еще в 50-х гг. на основе находок из Якитикивеема А.П. Окладников предполагал, что основой жизни людой Чукотского полуострова в каменном веке была охота на дикого оленя, а также, «очевидно, рыбная ловля»[128].

Последующие исследования показали правильность данного предположения. По мнению Н.Н. Дикова, основным занятием неолитического населения внутриконтинентальной Чукотки являлась охота, которая дополнялась рыбной ловлей и собирательством растительной пищи[129]. Автор также отмечает «более оседлый образ жизни» обитателей. Он сообщает об интересной находке, явно касающейся рыболовства: на неолитической стоянке у оз. Чирового обнаружена длинная печь для копчения рыбы[130].

Изучение пегтымельских петроглифов и находка поворотного однодырчатого наконечника гарпуна из Усть-Бельского могильника дали повод исследователю высказать мнение, что где-то в начале Iтыс. до н.э. возник и развивался морской и зверобойный промысел[131].

Обзор работ, касающихся рыболовного дела, показал, что большинство исследователей Сибири, признавая рыболовство как одну из важнейших отраслей в хозяйстве людей неолита, тем не менее упоминает о нем попутно при изложении общей культурно-исторической проблемы. Они отмечают сезонный характер и подспорное значение рыбной ловли в экономической жизни. Лишь некоторая часть археологов сделала попытку воссоздать хозяйственную деятельность древних обитателей, в том числе и рыболовства. Однако сделано это было в большинстве случаев без учета палеоклимата и географического ландшафта того или иного региона. Как показывают этнографические материалы, промысел рыбы зависел от природно-климатических условий. До сих пор мало кто обращает внимание на современные термодинамические исследования, которые дают ценную информацию по температурному режиму водоемов, интенсивности нарастания ледяного покрова и т.д., а обход этих данных может привести к ошибочным представлениям. Все это автор и попытался учесть при написании данной монографии.

13

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. — Т. 46. ‑ Ч. 1. — С. 449

[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. — Т. 20.-С. 492

[3] Там же. — Т. 21. — С. 29

[4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. ‑ Т. 20.-С. 492

[5] Кабо В.Р., 1979, с. 61

[6] Формозов А.А., 1953, с. 168; Окладников А.П., 19646, с. 85; Рогачев А.Н., Гурина Н.Н., Любин В.П. и др., 1967, с. 14; Массой В.М., 1976, с. 32-33; Ермолова Н.М., 1977, с. 201

[7] Федоров В.В., 1963, с. 183

[8] Массон В.М., 1976, с. 32-33

[9] Борисковский П.П., 1980, с. 119

[10] Чайлд Г., 1949, с. 39

[11] Кларк Г., 1953, с. 39

[12] Ефименко П.П., 1953, с. 494

[13] Городцов В.А., 1923, с. 258; Бонч-Осмоловский Г.А., 1934, с. 128; Воеводский М.В., 1950, с. 97; Замятнин С.Н., 1960, с. 102

[14] Рогачев А.Н., Гурина Н.Н., Любин В.П. и др., 1967, с. 14; Формозов А.А., 1970, с. 8

[15] Кларк Г., 1953, с. 42

[16] Массон В.М., 1976, с. 33

[17] Ефименко П.П., 1953, с. 515

[18] Замятнин С.Н., 1960, с. 108; Федоров В.В., 1963, с. 183; Рогачев А.Н., Гурина Н.Н., Любин В.П. и др., 1967, с. 14; Величко А.А., Гвоздовер М.Д., 1969, с. 231; Монгайт А.Л., 1973, с. 173

[19] Бибиков С.Н., 1967, с. 53

[20] Бибиков С.Н., 1969, с. 5

[21] Формозов А.А., 1953, с. 168

[22] Ермолова Н.М., 1977, с. 20

[23] Монгайт А.Л., 1973, с. 187

[24] Замятнин С.Н., 1951, с. 149

[25] Матюшин Г.Н., 1976, с. 295

[26] Формозов А.А., 1953, с. 168

[27] Массон В.М., 1976, с. 33; Рогачев А.Н., Гурина Н.Н., Любин В.П. и др., 1967, с. 14

[28] Дмитриев П.А., 1934, 1951а, 1951б.

[29] Раушенбах В.М., 1956, с. 107-140

[30] Окладников А.П., 1950в, 1955б.

[31] Окладников А.П., 1955а

[32] Матюшин Г.Н., 1972, 1976, 1982; Старков В.Ф., 1980; Матющенко В.И., 1973а, 1973б; Медведев Г.И., Георгиевский A.M., Михнюк Г.Н. и др., 1971; Конопацкий А.К., 1982; Ивашина Л.Г., 1979; Кириллов И.И., 1979; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980; Мочанов Ю.А., 1969, 1977; Федосеева С.А., 1968, 1980; Диков Н.Н., 1969, 1974, 1977а, 1979

[33] Афанасьев Ф.К., 1898а, 1898б; Окладников А.П., 1936, 1941; Федоров В.В., 1937; Руденко С.И., 1947; Береговая Н.А., 1953; Хороших П.П., 1960; Лебедев В.Д., Цепкин Е.А., 1960; Хлобыстин Л.П., 1963; Андреев Г.И., 1970; Зыков И.Е., 1973; Свинин В.В., 1976; Студзицкая С.В., 1976; Гуляев В.М., 1976; Медведев Г.И., 1978; .Дроздов Н.И., 1978; Троев П.С., 1972; Эверстов С.И., 1978, 1979, 1980, 1982, 1983

[34] Диков Н.Н., 1977б, с. 50

[35] Лынша В.А., 1978, с. 95

[36] Кириллов И.И., 1979, с. 25

[37] Окладников А.П., 1955б, с. 77-78

[38] Окладников А.П., 1964

[39] Герасимов М.М., 1964, с. 160; Хлобыстин Л.П., 1965, с. 277

[40] Мочанов Ю.А., 1969, с. 160; 1977, с. 249

[41] Медведев Г.И., 1966, с. 50; 1971, с. 126

[42] Аксенов М.П., 1969, с. 17; 1971, с. 24

[43] Свинин В.В., 1976, с. 163

[44] Матюшин Г.Н., 1972, с. 178-179

[45] Раушенбах В.М., 1956, с. 139

[46] Хлобыстин Л.П., 19б5, с. 277; Матюшин Г.Н., 1976, с. 22-23, 272

[47] Матюшин Г.Н., 1972, с, 180; 1976, с. 272-275

[48] Левин М.Г., 1955, с. 4‑6; Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А., 1971, с. 180-184

[49] Чебоксаров Н.Н., 1955, с. 5

[50] Чебоксаров Н.Н., 1971, с. 184

[51] Симченко Ю.Б., 1976, с. 73

[52] Шнирельман В.А., 1980, с. 178

[53] Окладников А.П., 1970, с. 174-178

[54] Дмитриев П.А., 1934, 1951а, 1951б

[55] Дмитриев П.А., 1934, с. 192; 1951б, с. 89

[56] Дмитриев П.А., 1934, с. 185

[57] Раушенбах В.М., 1956, с. 107-140

[58] Раушенбах В.М., 1956, с. 103-105

[59] Чернецов В.Н., 1968, с. 47

[60] Бадер О.Н., 1970, с. 161

[61] Бадер О.Н., 1970, с. 162

[62] Бадер О.Н., 1970, с. 162-165

[63] Раушенбах В.М., 1956, с. 115

[64] Там же, с. 121-139

[65] В.Ф. Старков, 1980, с. 185

[66] Чернецов В.Н., 1946, с. 153; Грязнов М.П., 1960, с. 22; Матющенко В.И., 1964, с. 140; 1973, с. 4; Косарев М.Ф., 1978, с. 39-40

[67] Окладников А.П., 1964, с. 131; 1970, с. 175

[68] Матющенко В.И., 1973а, с. 78-79

[69] Косарев М.Ф., 1978, с. 40

[70] Косарев М.Ф., 1972, с. 20; 1978, с. 39

[71] Комарова М.Н., 1952, с. 14

[72] Матющенко В.И., 1964, с. 140; 1973а, с. 78

[73] Косарев М.Ф., 1978, с. 40

[74] Андреев Г.И., Фомин Ю.М., 1964, с. 98

[75] Липский А.Н., 1970, с. 163

[76] Максименков Г.А., 1964, с. 150

[77] Там же, с. 148

[78] Окладников А.П., 1950в, с. 238-263; 1955б, с. 77-117

[79] Окладников А.П., 1955б, с. 77; 1964, с. 86

[80] Окладников А.П., 1950в, с. 238

[81] Окладников А.П., Там же, с. 78

[82] Окладников А.П., 1950в, с. 364-371

[83] Там же, с.90-94

[84] Георгиевская Г.М. , 1979, с. 3-15

[85] Студзцкая С.В., 1976, с. 82

[86] Хлобыстин Л.П., 1965, с. 277

[87] Хлобыстин Л.П., 1964, с. 15

[88] Свинин В.В., 1974, с. 11

[89] Свинин В.В., 1976б, с. 164

[90] Конопацкий А.К., 1982, с. 82

[91] Окладников А.П., 1936, 1945

[92] Окладников А.П., 1950в, с. 241-250

[93] Окладников А.П., 1950в, с. 244-250

[94] Там же, с. 258

[95] Окладников А.П., 1955б, с. 85-86

[96] Студзицкая С.В.,1976,с. 74

[97] Там же, с. 84

[98] Витковский Н.И., 1882, с. 7, 18-19

[99] Окладников А.П., 1950в, с. 384-385

[100] Там же, с. 263-271

[101] Кириллов И.И., 1979; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980; Гришин Ю.С., 1981; Ивашина Л.Г., 1979б

[102] Ларичева В.Е., 1964

[103] Ларичев В.Е., 1964, с 174; Кириллов И.И., 1972, с. 65; Кириллов И.И., Рижский М.И., 1973, с. 44; Кириллов И.И., 1979, с. 39; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 149; Ивашина Л.Г., 1979а, с. 28

[104] Кириллов И.И., 1972, с. 65; 1979, с. 39-41; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 149-154

[105] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 129

[106] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 162

[107] Ивашина Л.Г., 1979, с. 131

[108] Гришин Ю.С.,1981, с. 190

[109] Там же

[110] Окладников А.П., 1955а, с. 72-121

[111] Там же, с. 84

[112] Там же

[113] Там же, с. 88, 91

[114] Там же, с. 115-116

[115] Там же, с. 115-116

[116] Федосеева С.А, 1968, 1980; Мочанов Ю.А., 1969, 1977

[117] Якутск, 1970

[118] Якутск, 1975

[119] Якутск, 1980

[120] Якутск, 1983

[121] Мочанов Ю.А., 1977, с. 249

[122] Мочанов Ю.А., 1966б, с. 126-137; 1969, с. 158

[123] Федосеева С.А., 1968, с. 135

[124] Мочанов Ю.А., 1967a, с. 45-46; 1969, с. 175; Федосеева С.А., 1968, с. 137

[125] Мочанов Ю.А., 1969, с. 191; 1967б, с. 51

[126] Федосеева С.А., 1980, с. 209

[127] Зыков И.Е., 1973, с. 63

[128] Окладников А.П., 1953, с. 406; 1959, с. 40

[129] Диков Н.Н., 1964, с. 13; 1969, с. 67; 1977б, с. 51-52

[130] Диков Н.Н., 1969, с. 57, 67-68

[131] Диков Н.Н., 1970, с. 36