Мандрик А.Т. История рыбной промышленности российского Дальнего Востока (50-е годы XVII в. - 20-е годы XX в.). Глава первая

 Глава первая. Становление и развитие отечественного рыболовства в эпоху феодализма и капитализма в России (50-е годы XVII в.—1917 г.)

Формирование рыбного хозяйства на русском Дальнем Востоке (вторая половина XVII — 80-е годы XIX века)

В дореволюционной России рыбный промысел в экономике играл важную роль, сложился исторически раньше, чем другие виды промыслов, и имел большое значение в хозяйственной жизни страны, занимая одно из первых мест в снабжении населения продуктами питания. Чудское озеро, Ильмень, Ладога, среднее течение р. Днепр на Руси стали первыми крупными рыболовными центрами. В дальнейшем рыболовство получило распространение в Новгороде и в Пскове, так как в XII в. новгородские погосты уже были разбросаны вокруг Онежского озера, по рекам Онеге, Веге, Северной Двине до Белого моря[1].

С ростом Московского государства связано дальнейшее развитие рыболовства: рыболовные угодья включаются в состав земельных наделов служилых людей, церквей и монастырей. Наиболее богатые рыбные места составляли «го-

8

сударевые рыбные ловли» со специальными «рыбными слободами» на Переяславском озере, Белоозере, Оке[2].

Уже в конце XVI в., до присоединения Казани, «более 10000 рыболовов русских» ловили рыбу на средней Волге, а после присоединения Казани и Астрахани низовья Волги «также стали местом добычи рыбы»[3].

А. В. Дулов в книге «Географическая среда и история России» приводит сведения, что в XVII столетии в каждом учуге[4] в дельте Волги ежедневный улов составлял от 200 до 400 огромных рыбин, длиной от 20 до 26 футов[5]. Исторически, как мы видим, рыболовство в центральной части России было связано с великой русской рекой Волгой, особенно ее средним и нижним течениями, где постепенно формировался Астраханско-Каспийский рыбопромысловый бассейн.

На протяжении XVII века в России идет процесс освоения богатых, плодородных земель южной окраины государства, растут городские поселения, появляются мануфактурное производство и зачатки промышленности, более значительные масштабы приобретают торговля и рыболовство. Владельцем большинства морских, речных и озерных промыслов остается государство. Существуют также угодья, которые принадлежат войсковым, казачьим и сельским общинам, монастырям и частным лицам.

Вплоть до первой половины XIX столетия основным видом промысла оставался лов осетровых рыб, а со второй половины века, в связи с необходимостью удовлетворить увеличенный спрос населения на продукты питания, стали вылавливать леща, судака, сазана и сельдь, которая, правда, в пищу не употреблялась, а шла на вытопку жира. Употребление сельди в пищу начинается с 60-х годов XIX в.

В этот период морской промысел играет еще скромную роль в общей массе поступающей на рынок рыбы. Велся он исключительно с парусных судов, район их действия был ограничен. Да и морская рыба не могла конкурировать с речной и озерной в связи с тем, что для производства продукции из морской рыбы и сохранения ее применялся только соляной посол, что резко ухудшало качество.

Более быстрыми темпами рыболовство в России стало

9

развиваться после реформы 1861 г., чему способствовали создание и расширение капиталистического рынка, развитие флота, строительство железных дорог, отмена акцизного сбора на соль и др. Рыболовство становится доходным мероприятием. Так, по данным И. Д. Кузнецова, чистый доход казны от рыболовства в Каспийском море составлял в 1898 г. —415 924 руб., в 1900 г. — 486 451 руб., в 1902 г. —2 023 663 руб.[6]

Несмотря на большое хозяйственное значение рыболовства, государственная власть уделяла развитию рыбной промышленности чрезвычайно мало внимания. Рост потребления рыбы в стране происходил меньше всего за счет внутреннего рыболовства, а больше всего за счет ввоза рыбы из-за границы. Так, иностранной сельди в Россию ввозилось в 1870 г. — 3 308 378 пудов,спустя 10 лет — 4 422 951, в 1900 г. —5 432 252, а в 1903 г. — 9 866 498 пудов[7]. Главными поставщиками рыбы в Россию были Великобритания, Норвегия, Германия, Швеция, Голландия.

Отсталость дореволюционной рыбной промышленности объясняется многими причинами, но одна из них заключается в том, что этому способствовала докапиталистическая форма личной зависимости рабочего от предпринимателя. Эту зависимость заметил В. И. Ленин, отметив, что «... в одном из главных центров русской рыбопромышленности, на Мурманском берегу, «исконный» и поистине «освященный веками» формой экономических отношений был «покрут», который вполне сложился и почти не изменялся до самого последнего времени»[8]. «Покрут» представлял из себя форму экономических отношений в артелях, занимавшихся промыслом морского зверя или добычей рыбы на севере России. В такой артели орудия производства, необходимые для ведения промысла, принадлежали хозяину, от которого рабочие-рыбаки находились в кабальной зависимости: хозяин обычно получал ⅔ добычи, а рабочие только ⅓, причем свою долю они вынуждены были сдавать опять хозяину по низким ценам, получая расчет товарами и продуктами питания, что было им крайне невыгодно[9].

Во второй половине XIX в. с появлением паровых и мо-

10

торных промысловых судов улов рыбы в среднем по России достигал примерно 4,9 млн. ц, в том числе 46—48 проц. приходилось на Каспийское и 8—16 проц. — на Азовское моря[10].

С конца 60-х — начала 70-х годов XIX столетия на базе рыболовства в России получило развитие рыбоконсервное производство. Первым организатором его был промышленник И. И. Роман[11]. В конце 80-х годов в европейской части России насчитывалось только 98 кустарного типа рыбоконсервных предприятий с общим числом рабочих в 868 человек[12].

Позднее стали возникать рыбоконсервные заводы по побережью Балтийского и Черного морей, т. е. в непосредственной близости от сырьевых ресурсов. Основными пунктами строительства таких заводов были Одесса, Очаков, Севастополь, Керчь, Балаклава, Ростов-на-Дону, Астрахань, Ревель, Рига, Петербург. Позже рыбоконсервное производство было организовано и в других районах России, и к 1902 г. количество заводов увеличилось до 40[13].

* * *

Последняя четверть XVI в. выделяется рядом важнейших русских географических открытий. Среди них особое место в исторической географии занимают походы Ермака, которые ознаменовали эпоху интенсивного продвижения русских на восток, в Сибирь.

Вслед за Ермаком отправилось множество русских людей, осваивавших и обживавших новые земли, на которых появились первые русские поселения, крепости, остроги, зимовья. К концу XVII столетия восточные границы Российского государства были раздвинуты до северо-восточной части Тихого океана.

Это было исторически закономерным явлением, обусловленным социально-экономическим и политическими процессами, происходящими в России, вступившей в XVII веке в новый период своей истории, когда более упрочились международные позиции государства, получили развитие много-

11

сторонние связи центра с Поволжьем, Приуральем и Сибирью. К концу 30-х годов Якутск превратился в центр распространения русского влияния на весь крайний северо-восток Азии.

Шло постепенное освоение и юго-восточных земель. «Появление русских на берегах Амура, Зеи, Сунгари и Уссури, — отмечает в монографии «Империя Цин и Русское государство в XVII в.» В. С. Мясников, — не было случайным. Тобольск, Мангазея и Томск давно перестали быть восточными форпостами Русского государства»[14].

Движение на восток осуществлялось по двум направлениям — от Байкала в Приамурье и из центральной части Якутии — к Охотскому морю и на северо-восток Азии. В наказах русским землепроходцам вменялось в обязанность не только «приискивать неизвестные дотоле землицы», но и вести промысел пушного зверя. Стремление найти постоянный источник пушнины, составлявшей в то время немалую долю приходной части бюджета страны и ценившейся на внешнем и внутреннем рынках, усиливало попытки русского правительства к продвижению границ государства на восток. В «отписках» М. Стадухина, И. Реброва, А. Филиппова, С. Дежнева и др. встречаются подробные данные о местах выхода моржей по побережью северной части Тихого океана. Когда же отряд Пояркова в 1644—1645 гг. побывал в низовьях Амура, то в «отписке» было отмечено, что «... те землицы и хлебны и собольны, и всякого зверя много и хлеба родится много, и те реки рыбны»[15].

Особо отмечались рыбные богатства побережья Камчатки. В 1701 г. В. В. Атласов писал об обилии морской рыбы, приходившей на нерест в реки полуострова: «А рыбы в тех реках, в Камчатской земле, — морская, породою особая, походит одна на семгу и летом красна, а величиной больше семги, а иноземцы называют ея овечиной (чавыча). И иных рыб много — семь рядов разных, а на русские рыбы не подходят. И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много, и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и заводях»[16].

12

Во время своих походов «навстречь солнцу» русские землепроходцы вступали в контакт на огромных пространствах Дальнего Востока с коренным населением — эскимосами, чукчами, коряками, ительменами, алеутами, сроками, орочами, нанайцами и др., общая численность которых в XVII столетии составляла около 70 тыс. человек[17].

Во всех районах Дальнего Востока, примыкавших к побережью морей Тихого океана, для малочисленных народов рыбная ловля и добыча морского зверя были одним из значительных видов промысла, так как способствовали получению основных или дополнительных пищевых продуктов.

Состояние рыболовства у малочисленных народов до прихода русских определялось уровнем развития орудий и способов лова: использовались сети, ловушки, запоры, различные ручные приспособления, а для передвижения — боты и лодки. Малочисленные народы вели добычу и течение летних и осенних месяцев и практиковали несколько способов приготовления рыбы впрок: ее вялили, получая юколу, консервировали в ямах, замораживали, коптили, и даже вытапливали жир.

Вот как описывал коллективную ловлю чавычи камчадалами Юзеф Контэнь, ссыльный генерал, отправленный в 1796 г. на Камчатку (в Усть-Камчатск) на вечное поселение за участие в восстании Тадеуша Костюшко: «Камчадалы, готовясь к этой работе, собираются вместе по несколько (более десятка семей); каждый из них отдельно имеет сетки более десяти саженей в длину, которые вяжут из местной крапивы (поелику конопли там не знают), такие сетки отдельные соединяют в одну, делая таким образом невод. Подготовив такой невод, перегораживают реку, подстерегают рыбаки приход чавычи. Пробки, привязанные к поверхности сети, всплывая над поверхностью воды, служат признаком прибытия рыбы в пределы невода, чего дождавшись, с большой осторожностью вытаскивают точно к берегу, поскольку эта рыба необычной величины и силы (как только бы) хватила бы воздуха, могла бы лодки попереворачивать и улов уничтожить. И так, когда сеть приближается к берегу, другие стоит по шее в воде, каждый с шестом в руке. Приближенная к ним сеть поднимается внезапно, рыбаки с означенным орудием бросаются на свою добычу и повторяемым битьем глушат ча-

13

вычу, затем, вытянувши ее на сушу живой, добивают, пластают наполовину для сушения и вяления...»[18].

Зарождение же рыбного хозяйства в промышленных целях на востоке России исторически связано с географическими открытиями, которые имели большое значение и оказали в целом заметное влияние на экономическое развитие Российского государства.

Особый толчок этому дали экспедиции В. Беринга — А. Чирикова (1725—1730 гг.), которые с решением своих основных задач сделали другое важное открытие. Как отмечает якутский исследователь Ф. Г. Сафронов, «они установили, что посещенные ими места таят несметные запасы морских бобров, котиков... Их сведения дополнились вещественными доказательствами: адъюнкт Г. Стеллер, плававший вместе с Берингом на острова, привез более 600 бобровых шкур, а спутники А. Чирикова только бобровых шкур — 900 штук»[19].

Зарождавшаяся торгово-промышленная буржуазия стремилась к открытию новых рынков сбыта и источников сырья, что объективно было связано с крупными внутренними реформами и изменениями международного положения Российского государства. В промышленном отношении Россия становилась на более высокую ступень своего развития, и даже стала вывозить свою продукцию на заграничные рынки.

Укрепление России на Дальнем Востоке способствовало созданию здесь в XVIII веке новой части купечества, которое разбогатело на участии в русско-китайской и внутренней торговле, чему способствовала отмена казенной торговой монополии. Разрешение правительства вести с китайцами торговлю всеми видами мягкой рухляди, а также ряд решений Сената о промысле в тихоокеанских водах ставили сибирских купцов в привилегированное положение и позволяли им привлекать дополнительно для расширения пушного промысла капиталы купцов из Ярославля, Шуи, Новгорода, Рыльска, Вологды, Самары, Нижнего Новгорода и других городов центральной части России, снаряжать партии промысловиков и направлять их на небольших суденышках в плавание в места уже известные для будущего обогащения — на Камчатку, острова Тихого океана. Так, за 1731—

14

1755 гг. были организованы 22 торгово-промысловые экспедиции на Командорские и близлежащие Алеутские острова[20].

В свою очередь и царское правительство предпринимало попытки организовать добычу морского пушного зверя на северо-востоке Дальнего Востока путем организации государственных промысловых экспедиций. Это было связано с тем, что, нуждаясь в пушнине, оно вынуждено было идти на расходы, посылая служивых людей на добычу морского зверя за государственный счет.

Одной из первых таких экспедиций была экспедиция сержанта нерегулярной команды Охотского порта Е. С. Басова, которая в 1743—1744 гг. провела промышленный убой морского зверя на островах Медном и Беринга в количестве 1 200 штук, а в 1745—1746 гг. — 1 670 морских бобров, маток и кошлаков, 2 200 котиков.[21] В последние четыре года экспедиция Емельяна Басова на этих же островах добыла ценной пушнины (котиков, бобров, голубых песцов) на 265 616 руб.[22]

Успех его экспедиции вызвал всеобщую страсть к островным промыслам, и предприимчивые люди наживы потянулись на восток, как в XVI веке в Сибирь, к берегам Тихого океана, и начался активный морской зверобойный промысел, оставивший глубокий след в политической и экономической истории Российской империи. Так, за 1756—1780 гг. на промыслы выходило 48 различных экспедиций, которые за 30 лет (1744—1775 гг.) в порты Камчатки и Охотска привезли пушнины на 3,2 млн. руб.[23], т. е. результаты казенного промысла оказались значительными.

В книге «Природа и человек на Крайнем Севере» Гартвиг отмечал: «Как соболь мало-помалу довел русских до Камчатки, так повел их далее через весь ряд Алеутских островов до противоположного материка еще более дорогой камчатский бобр (морская выдра)»[24].

В погоне за пушным зверем мореходы и промышленники открывали новые земли: Командорские, Курильские острова, западное побережье Америки, осваивая морские богатства.

15

Так, в 1743—1800 гг. с Алеутских островов и северо-восточного побережья Америки было вывезено мягкой рухляди на 7,9 млн. руб., а с Курильских в 1765—1778 гг. — на 162 067 руб.[25]

Позднее русские промышленники стали еще более интенсивно осваивать северо-восточные районы Дальнего Востока России: за 1880—1892 гг. с Командорских и Тюленьего островов было вывезено 582 753 шкуры котиков и получен почти 1 млн. руб. дохода[26].

В конце XVIII столетия начался новый этап в хозяйственном освоении северо-востока Азии. И если в европейской части России в конце XVIII — начале XIX в. прогрессирующее развитие получил промышленный капитал, то в Сибири и на Дальнем Востоке, районах экономически отсталых, — торговый. К. Маркс в работе «Капитал», указывая на значение географических открытий, связывал их с ускоренным развитием торговли, отмечая: «Не подлежит никакому сомнению... что великие революции, произошедшие в торговле в XVI—XVII веках в связи с географическими открытиями и быстро выдвинувшие вперед развитие купеческого капитала, составляют один из главных моментов, содействовавший переходу феодального способа производства в капиталистический»[27].

В конце XVIII века на востоке России идет процесс сращивания купеческого и промышленного капиталов и на их базе создание смешанных торгово-промышленных компаний. Одной из них была компания, созданная Г. И. Шелиховым. В конце столетия рыльский купец-предприниматель Г. И. Шелихов снаряжает на Крайний северо-восток морскую экспедицию для обмена товаров на меха и основывает на северном побережье несколько факторий: на Алеутских, Курильских островах, затем распространяет свою деятельность на о. Кадьяк и берега Аляски. Оценив перспективность добычи морского зверя в студеных водах Тихого океана, он основывает в 1790 г. «Северо-восточную торгово-промысловую компанию».

Результат деятельности этой компании и ряда других более мелких наводил на мысль, высказанную продолжателем дела Шелихова А. А Барановым: «Сужу я, что необходимо

16

нужно распространить мореплавание наше по Тихому океану далее нынешних пределов...»[28]. Чтобы это осуществить, необходимо было создать более крупные компании, объединив мелкие, чтобы быть достаточно технически оснащенными для ведения промысла в водах Тихого океана, выдержать конкуренцию, противопоставив свою деятельность иностранному влиянию.

О том, что такая необходимость назрела, понимали и в Петербурге, что и было отражено в памятной записке Коммерц-коллегии «О вредности многих в Америке компаний и пользе от соединения их воедино» (1797 г.)[29]. Непосредственно в тихоокеанских водах этот процесс уже шел; и, как отмечал А. И. Алексеев, к 1795 г. практически все компании, действовавшие и промышлявшие на Тихом океане, были объединены под эгидой Шелихова, Мыльникова, Голикова и еще нескольких кбмпаньонов.[30]

В 1797 г. на базе этих компаний, более значительными из которых были Северная американская торгово-промысловая компания и Иркутская коммерческая компания, была создана единая, утвержденная 3 августа 1798 г. царским правительством и получившая наименование «Соединенная американская компания». В ее состав со своими капиталами вошли 20 купеческих семей, в т. ч. Н. А. Шелихов, И. Л. Голиков, И. П. Мыльников, П. Д. Мичурин, И. П. Шелихов, В. И. Шелихов, Е. И. Деларов.[31]

8 июня 1799 г. Павел I подписал указ об официальном переименовании «Соединенной американской компании» в «Российско-Американскую компанию» под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством». На основании дарованных привилегий в течение 20 лет компания имела право на всякие приобретения «...по открытию из давных времен российскими мореплавателями...» земель в водах Тихого океана, на северо-восточном берегу Америки и к югу до Японии управлять ими на правах неограниченного хозяина, основывать поселки, организовывать пушные промыслы, «... вести торговлю, заведения и открытия новых стран»[32].

17

 На 1 января 1800 г. капитал компании вырос до 2 634 356 руб. 57¾ копейки[33].

Российско-Американская компания, носившая полугосударственный характер, являлась первым коммерческим предприятием на берегах Тихого океана и просуществовала до 60-х годов XIX столетия. Разворачивая свою деятельность, она привлекала «работных людей» — алеутов, курильцев, эскимосов и других представителей малочисленных народов, т. е. тех, у которых морской промысел является основным видом занятий. «Работных людей» отправляли в «морской вояж» для промысла «морских и земных зверей» на всех «Российскому высочайшему престолу принадлежащих землях» и «обязывали» для пользы государственной и общей прилагать всевозможные старания о прииске неизвестных доселе островов и земель» и «упражняться в звериных промыслах без ленности в самой точности и в то же самое время, кому когда что приказано будет»[34].

Наживаясь на эксплуатации малочисленных народов Дальнего Востока, компания в 1803 г. вывезла на рынок сбыта 15 тыс. шкур бобров и 280 тыс. котиков, в 1842—1862 гг. —25 899 шкур бобров и 372 894 котиков[35]. А всего Российско-Американская компания на Командорских и Прибыловых островах во время своей деятельности добыла 2 309 270 шкур котиков, прибыль составила свыше 20 млн. руб.[36] Монопольный характер и крепостнические методы эксплуатации населения делали компанию колониальным предприятием, типичным для периода первоначального накопления капитала в России.

Продажа в 1867 г. Аляски и прекращение деятельности Российско-Американской компании явились чрезвычайно выгодным для США, т. к. китобойные и рыбные промыслы в аляскинских водах стали приносить большие прибыли. Историк Э. Веберман отмечал: «Стоимость одного лишь китового уса, добытого за 23 года (1868—1900 гг.) с вод Аляски — 16 500 тыс.

18

руб., с излишком покрыла всю сумму, затраченную американцами на приобретение этой богатой страны»[37].

После ликвидации Российско-Американской компании оставшиеся у России Командорские острова стали более доступными для легкой наживы иностранных промышленников: за 1868—1917 гг. здесь было добыто до 65 тыс. голов пушного зверя.

18 февраля 1871 г. царское правительство предоставило монопольное право аренды и торговли на Командорских островах и о. Тюленьем американской на Аляске торговой фирме «Гутчинсон, Кооль, Филепеус и К0» сроком на 20 лет. По этому поводу Е. К. Суворов писал: «Условия контракта фирмы с русским правительством были крайне убыточными для казны, что, впрочем, и неудивительно: никто в С.-Петербурге не знал тогда ничего определенного о Командорских островах, да и о котиках имели понятия только понаслышке»[38].

Царское правительство получило от фирмы минимальную арендную плату, в то время как компания стала за годы аренды монополистом в области котикового промысла, распространив свое влияние и на Прибыловы острова США, доведя добычу котиков от 12,5 тыс. голов (1871 г.) до 40,5 тыс. голов (1882 г.), получив более 11 млн. руб. дохода[39].

Обработанные меха котиков, до 72 проц. от количества добытых, вывозились на Лондонский аукцион, где с 1860 по 1886 г. было продано четыре тысячи шкурок котиков, а к концу 80-годов — около 50 тыс. штук[40].

В 1891 г. договор на аренду Командорских островов и о. Тюленьего с американцами был расторгнут. Поняв, что продлить договор на новый срок не удастся, американская

19

фирма значительно увеличила убой котиков, истребила за 1866—1890 гг. на островах 251,4 тыс. голов[41].

Одновременно усилилось всеобщее браконьерство иностранцев, особенно на побережье Берингова и Охотского морей и русских островах Тихого океана. Это обеспокоило генерального консула России в Сан-Франциско, который доносил русскому правительству о том, что на Дальнем Востоке развернулась «незаконная... эксплуатация берегов обоих наших морей, сначала американцами и канадцами, а потом и всеми теми, кому не лень было воровски и легко наживать капиталы»[42]. Например, в США были даже организованы специальные конторы («Мебер энд К0», «Мак-Кэн энд К°», «Линден энд К0» и др.), направлявшие десятки шхун к тихоокеанским берегам России, на которых зверобои, употребляя запретное в морском промысле огнестрельное оружие, «губили зверей в пять раз больше того, что успевали взять на свои суда[43].

Хищнический активный лов привел к тому, что естественные богатства северо-восточного побережья Дальнего Востока из года в год резко сокращались: если у русских и американских берегов лет тридцать тому назад в течение 10-летия добывалось до 100 тыс. моржей, то в следующее десятилетие их было убито только 30 тыс. штук, а в последние 10 лет — всего лишь 10 тыс. штук[44]. И это только моржей.

Порой русские морские богатства были и предметом международных отношений, когда, например, стремясь добиться нейтралитета со стороны США в русско-турецкой войне 1877—1878 гг., царское правительство не только не давало отпора нашествию промышленников с американского побережья в русские дальневосточные воды, но даже по просьбе госдепартамента США предоставляло и временные льготы, тем самым поощряя их стремление незаконно расширять районы и объекты в своей промысловой деятельности.

Усиленное экономическое проникновение в воды русско-

20

го Дальнего Востока американских фирм началось в 50-е годы XIX века. Посещая Чукотку и Охотско-Камчатский край, американцы стали проводить в российских территориальных водах и на побережье незаконный морской промысел и меновую торговлю. Их интересовал китобойный промысел в северо-восточной части Тихого океана, особенно после того, как в 1843 году у Шантарских островов в Охотском море были обнаружены огромные скопления усатых китов, а в 1845 г. — стада гренландских особей в Чукотском море. «Расцвет» китобойного промысла приходится на 1850—1884 годы, когда ежегодно вели добычу китов до 2339 промысловых шхун, причем большая часть из них промышляла в русских территориальных водах[45].

Деятельность американских китобоев поддерживалась правительством США. Так, советник Верховного суда А. Пальмер, стремясь обеспечить проникновение зверопромышленников и купцов в русские территориальные воды, писал еще в 1848 г. президенту Полку о том, что американцы имеют общие права с Россией в северной части Тихого океана, имеют право подходить к берегам Сибири, Камчатки, Курильских и Алеутских островов и вести там китобойный промысел[46]. А. Пальмер сообщал президенту, что 700 американских судов ежегодно промышляют в северной части Тихого океана и получают прибыль до 10 млн. долларов[47].

С 1850 по 1870 год только в Охотском море американцы, истребляя китов, получили 900 тыс. бочек жира и 10,8 млн. фунтов китового уса на 107,4 млн. руб. золотом по курсу 1885 г.[48] Иностранцы свободно вели промысел и в водах Берингова моря, где в 1868—1870 годы от добычи китов получили 1910,8 фунта уса и 133,2 тыс. бочек жира[49].

Стремление развить китобойный промысел в русских водах было характерно и для японских промышленников, которым также активно содействовало правительство Японии, выдавая значительные субсидии промышленникам, подталкивая их к заселению Курильских островов путем органи-

21

зации на Урупе, Шумшу промысловых баз, где хранились бы рис, соль, даже строились небольшие верфи для ремонта судов.

В связи с активизацией хищнического боя китов со стороны иностранных промышленников, русское правительство стремилось в какой-то степени ограничить их промысел. Об этом настойчиво стала писать и российская пресса. Однако мероприятия по охране и сохранению морского зверя со стороны охранных органов носили на Дальнем Востоке случайный, эпизодический характер и были малоэффективны. Разговоры и межведомственная переписка о необходимости усиления охраны дальневосточного побережья велись в Петербурге почти в течение столетия. Еще в 1786 г. секретарь Екатерины II П. А. Саймонов в записке «О торге и звериных промыслах в Восточном море» специально обращал внимание императрицы на необходимость устранения соперничества иностранцев в морских просторах русского Дальнего Востока.

Для обеспечения морских богатств России царское правительство постоянно не находило средств, а изредка посылаемый в Охотское и Берингово моря одинокий крейсер не в состоянии был эффективно охранять территориальные воды вдоль береговой линии, протянувшейся на многие тысячи морских миль. 9 декабря 1853 г. царским правительством было принято очередное решение о необходимости при крейсировании вдоль тихоокеанского побережья следить за иностранными китоловами, чтобы они не входили в территориальные воды России. В то же время в «Инструкции» указывалось, что иностранным судам разрешается вести добычу китов в пределах Охотского моря, где русские крейсера бывали редко.

Своеобразно развивался на севере Российской империи и в водах Тихого океана отечественный китобойный промысел. Первая попытка организовать его в России относится к началу XVIII века, когда Петр I в 1704 г. своим указом разрешил «... для большого промыслов размножения торговли учредить на Севере китоловную компанию из лиц: Меньшикова, Шафирова, Григорьева и Копьева, отдачею им на откуп морских промыслов, с платою пошлин у Архангельска»[50]. Эта попытка развить китобойный промысел оказалась не-

22

удачной. Тогда царь решил создать чисто правительственную компанию — «Кольское китоловство» (1723 г.), деятельность которой также оказалась неудачной. Компания терпела крупные убытки: за четыре года деятельности общая оценка добытого составляла в сумме 17,8 тыс. руб., а расходы — 86,9 тыс. руб.[51]

Отдельные попытки возродить отечественный китобойный промысел были во времена Анны Иоанновны (1736 г.) и Екатерины Второй (1764 г.), последняя выделила для поднятия китового промысла 20 тыс. руб.[52]

В ту пору китобойный промысел считался наиболее прибыльным делом, и иностранцы стремились не допустить его промышленного развития в России. В течение всего XVIII столетия русское правительство старалось организовать китобойный промысел, создавая государственные предприятия и поддерживая частные компания. Так, поднятием «китоловного промысла» на севере страны занимались Ф. Баженов, А. Евреинов с братьями, бароны Шафиров и Шеленберг, граф Шувалов. После объявления китовых промыслов «вольными» в 1768 г. за это дело взялись купцы Вешняков и Герасимов. Продолжалась деятельность «Кольского китоловства», были созданы «Онежская китобойная компания» (1786 г.), «Заонежская старообрядческая китоловная компания» (1788 г.). В начале XIX в. была учреждена «Беломорская компания», основанная на акционерных началах.

В 80-е годы были предприняты попытки возобновить китобойное дело на севере России: одновременно создаются в 1883 г. два китобойных предприятия — «Первое Мурманское китобойное и иных промыслов товарищество» и «Товарищество китоловства на Мурмане». За шесть лет промысловой деятельности «Первое Мурманское... и иных промыслов товарищество» добыло 270 китов, но несло убытки и в 1890 г. было ликвидировано[53]. Второе товарищество с 1884 по 1888 год добыло всего 85 китов, убытки составили 500 тыс. руб., и также прекратило свое существование. Больше российский промысел китов в водах европейского Севера не возобновлялся.

Неудачная деятельность русских промышленников и компаний была из-за плохой организации промысла, незнания его особенностей, отсутствия промыслового опыта и доста-

23

точной технической базы, из-за жесткой конкуренции с голландскими и английскими китоловами, которые всеми средствами стремились не допустить к промыслу потенциальных конкурентов.

Китобойный промысел в промышленных целях в водах русского Дальнего Востока на протяжении ряда десятилетий лишь сопутствовал пушным, зверобойным и рыбным промыслам.

Китобойным делом, по свидетельству историка П. Тихменева, Российско-Американская компания не занималась[54]. Однако, по данным М. П. Васильева и Н. В. Слюнина, для ограничения произвола иностранного предпринимателя решено было организовать китобойный промысел на базе Российско-Американской компании. В связи с этим 22 апреля 1847 г. в Финляндии в г. Або было решено учредить акционерное общество. В 1849 г. финские учредители получили от Российско-Американской компании единовременное пособие в размере 20 тыс. руб. и по 40 тыс. руб. на снаряжение первых четырех китобойцев. Русское правительство в свою очередь разрешило беспошлинно перевезти на Дальний Восток материал для постройки 12 кораблей-китобойцев и в течение 12 лет свободно вывозить китовое мясо в Финляндию[55].

Окончательная дата утверждения устава общества, которое получило название «Российско-Финляндская китоловная К0», — 13 декабря 1850 г. Действовать же новая компания начала в 1851 г., когда ее первое судно, оснащенное самой современной техникой того времени, «Суоми» под командованием опытного китобоя Каксгагена стало промышлять в Охотском море. Экипаж «Суоми» за первые два года промысла не только окупил стоимость судна и его снаряжения, но и получил прибыль в размере 13,5 тыс. руб.[56]

В 1852 г. в тихоокеанские воды пришло второе судно этой компании — «Турку». Затем стали промышлять команды барка «Аян», кораблей-китобоев «Цесаревич Константин», «Граф Берг», «Амур» и др.

За время своего существования «Российско-Финляндская

24

китоловная К0» так и не смогла в достаточной степени развить добычу морских исполинов (см. табл. 1).

Таблица 1

Деятельность «Российско-Финляндской китоловной К0» за 1851—1862 гг.


Примечание: таблица взята из кн.: Линдгольм О. В. Китовый промысел. Спб., 1888. С. 11.

В 1862 г. «Российско-Финляндская китоловная К0» была ликвидирована в связи с тем, что получаемая прибыль почти полностью тратилась на длительные переходы судов до места промысла и обратно.

Среди русских промышленников, начавшим одним из первых вести китобойный промысел в отечественных водах, был владивостокский купец О. В. Линдгольм, принимавший ранее участие в добыче китов на судне «Цесаревич Константин» и проплававший двенадцать лет на судах «Российско-Финляндской китоловной К0»[57]. За это время он изучил жизнь китов, их переходы и распространение в морях Дальнего Востока. В книге «Китовый промысел» он писал: «В Охотском море развились тысячи китов, которые представляют собой миллионы денег; почему, спрашивал я себя, если такие богатства дали возможность построить города в различных частях света, почему Россия не построит свой Шмеренбург, только с большим удобством для мореплавателей, нежели голландцы на покрытом льдом Шпицбергене»[58].

25

Деятельность Линдгольма продолжалась на Дальнем Востоке в течение 10 лет. В 1861 г. он совместно с капитаном небольшого китобойного судна В. А. Торнквистом, штурманом С. А. Ферсалисом и естественноиспытателем Артуром фон Нордманом создал коммерческое китобойное общество.

К практической деятельности общество приступило в 1862 г.

Начало промысла было самым скромным: компания занималась собиранием выброшенного китового уса по берегу моря от Сахалинского залива до р. Удд, набрав 3 тыс. фунтов[59], что позволило, продав его, приобрести более совершенные суда и начать промысел китов в широких размерах. Предприниматели завели собственную торговлю, стали приобретать прииски, пароходы, мельницы, открывать фактории, и за 10 лет деятельности им удалось добыть 65 китов, получить 4710 баррель жиру, 60 687 фунтов китового уса, прибыль составляла более 400 тыс. руб.[60]

В 1873 г. О. Линдгольм рассчитался с компаньонами и стал полным владельцем предприятия. Под его началом компания действовала до 1884 г., но, не получая субсидий со стороны правительства для дальнейшего развития китобойного промысла в отечественных водах, была ликвидирована[61]. Современники характеризовали Линдгольма как человека особенного закала, с огромным самоутверждением и необходимым знанием морского и коммерческого дела.

В эти же годы добычей китов занималось частное предприятие русского офицера А. Эльсфберга, которое за три года деятельности (1863—1865 гг.) получило от промысла 2,7 тыс. бочек жира и 31 тыс. фунтов китового уса[62].

В Амурском заливе, близ Владивостока, в 1871 г. промышлял китов вольный шкипер Ф. Ф. Гек — один из основателей отечественного китобойного промысла на Дальнем Востоке, отдавший ему более 20 лет. Он вел в различные годы добычу китов на судах «Российско-Финляндской китоловной К0», вместе с Линдгольмом в качестве шкипера на специально переоборудованных судах «Аннушка», «Сибирь», «Капрал», «Акула» и с Дыдымовым — на шхуне «Надежда[63].

26

В конце XIX столетия дальнейшее развитие отечественного китобойного промысла связано с именем морского офицера Акима Григорьевича Дыдымова, который также долгие годы плавал в водах Тихого океана и хорошо знал морские промысловые богатства дальневосточных морей. А. Г. Дыдымов отнесся к развитию китобойного промысла как истинный патриот и видел в нем один из способов освоения Дальневосточного края, его сырьевых ресурсов, вытесняя иностранных китобоев.

Получив в 1888 г. от русского правительства субсидию в размере 50 тыс. руб. и продав свое имение в Тульской губернии, он весной 1889 г. на Ньюландском заводе в г. Бергене (Норвегия) построил китобойное судно стоимостью в 45 тыс. руб. и назвал его «Геннадий Невельской»[64]. 4 июля 1889 г. на своем китобойце Аким Григорьевич отправился из Норвегии южным путем во Владивосток, куда и прибыл 13 октября, и, заменив часть норвежской команды на русскую, начал промысел, добыв первого кита 10 ноября в бухте Врангель.

Развивая китобойное дело, А. Г. Дыдымов недалеко от Владивостока, в бухте Гайдамак, основал береговую китобойную базу, построил жиротопный завод с шестью котлами и устройство для разделки китов. Зафрахтовав дополнительно конфискованную шхуну американского браконьера, получившую название «Надежда», он в конце 1889 г. у берегов Кореи добыл 20 китов, соленое мясо продал в Японии, выручив 14 тыс. долларов[65]. Такой успех позволил ему в 1890 г. образовать во Владивостоке товарищество по переработке китового жира на мыло и расширить район добычи китов до побережья Сахалина, где им было добыто 50 китов[66].

Начатое дело оборвалось неожиданно: в конце 1890 г. судно «Геннадий Невельской», капитаном и гарпунером которого был Дыдымов, попало в жестокий шторм у берегов Северной Кореи и пропало без вести.

Правительственный орган «Вестник рыбопромышленности» так оценил деятельность А. Г. Дыдымова: «Не стремление к наживе и славе заставило Дыдымова отказаться от прекрасной карьеры морского офицера и посвятить себя китобойному промыслу, а только беззаветная любовь к отечест-

27

ву, желание поддержать престиж русского имени на Дальнем Востоке путем развития важного в экономическом отношении промысла»[67].

После гибели А. Г. Дыдымова китоловством у берегов Дальнего Востока стал заниматься молодой русский офицер Г. Г. Кейзерлинг, основавший в 1894 г. вместе с братом «Товарищество Тихоокеанского китобойного промысла»[68]. Перед тем как приступить к созданию товарищества, Генрих Гугович Кейзерлинг побывал в Исландии и Норвегии, где изучил на практике норвежский способ охоты за китами и утилизацию отходов. Вернувшись на Дальний Восток и получив от государства субсидию в размере 125 тыс. руб., он построил в Норвегии два китобойных судна и приобрел одно транспортное судно, две парусные шхуны, основал на побережье дополнительно несколько береговых станций и стал промышлять китов у берегов Кореи, в Охотском и Японском морях.

С 1891 по 1896 год товариществом было добыто, или, как тогда говорили, «упромышленно», 700 китов, полученное мясо и китовый ус были проданы в Корее[69]. В 1898 г. Кейзерлинг писал: «Дело оправдало мои надежды, за короткий период времени оно окрепло и развилось, и в настоящее время является необходимостью расширить его и присоединить к нему рыбный промысел».

Развивая в прибрежных водах Японского моря еще и лов рыбы, Г. Г. Кейзерлинг вместе с компаньонами преобразовал товарищество в «Тихоокеанское китобойное и рыбопромышленное акционерное общество графа Г. Г. Кейзерлинга и К0», утвердив устав 9 апреля 1899 г.

В уставе компании отмечалось, что китобойный и рыбный промыслы Г. Г. Кейзерлингу надлежало вести в Охотском, Японском и Беринговом морях, у берегов Кореи и Сахалина и в устье р. Амура с их заливами, проливами и реками, «равно для производства во всех указанных водах различных морских и речных водных промыслов, а также для приготовления консервов и, вообще, утилизации всевозможных продуктов означенных промыслов и для торговли этими продуктами и изделиями из них»[70]. В составе акционеров были

28

братья Кейзерлинг, дворянин Рулзянский, нидерландец Ф. Грус, коллежский советник М. П. Забелло, камер-юнкер Альфред Гуго и др. Основной капитал компании составил 1,5 млн. руб.[71]

Производимая компанией различная продукция имела распространение главным образом на иностранном рынке, но прибыль оставалась в руках российских предпринимателей, так как компания была основана на русском капитале. Ей принадлежало 665 десятин земли, где размещались лесопильный, жиротопный, мыловаренный, жестянобаночный заводы, паровые механические и чугунолитейные мастерские, док для ремонта судов. В компании работало до 300 человек[72]. Деятельность компании была успешной: только от продажи китовой продукции в 1899—1902 годы было получено 763,6 тыс. руб.[73], и имела чисто капиталистический характер, ее имущество в 1904 г., по оценкам страхования, было определено в 645 тыс. руб.[74]

Русско-японская война 1904—1905 гг. остановила дальнейшее развитие русского китобойного промысла. Например, в начале войны все китобойные суда Г. Г. Кейзерлинга, оказавшиеся в Нагасаки, были арестованы в качестве военного трофея, а по окончании ее не возвращены законному владельцу.

Неудачи, которые преследовали отечественных китобоев, невозможность конкуренции с высокопроизводительными судами иностранных компаний, отсутствие должного внимания к развитию русского китоловства со стороны правительства, малые денежные средства, выделяемые государством, не позволявшие поставить отечественный промысел на должный технический уровень, да и низкий уровень производительных сил самодержавной Российской империи, — все это отрицательно сказалось на китобойном деле и привело его в конечном итоге к полному упадку. С 1906 по 1917 г. организованного русского китобойного промысла практически в России не существовало.

Одновременно со зверобойным и китобойным промыслами на Дальнем Востоке развивался и рыбный. Однако, по сведениям дореволюционных авторов, еще в начале XIX века он находился, в слабо развитом состоянии. Так, посетив-

29

ший в 1892—1893 гг. этот район России доктор Н. Слюнин писал: «... ни в Камчатке, ни на Сахалине, ни в окрестностях Владивостока никакого организованного рыбного промысла нет, а есть только несметные рыбные богатства, которые или не эксплуатируются нами, или расхищаются иностранцами — часто с разрешения, а больше — без всякого дозволения со стороны Русского Правительства»[75].

В 60-е — 70-е годы были предприняты первые попытки частных лиц начать эксплуатацию рыбных богатств в Приморской области. Туиушев начал лов трески в прибрежной зоне бухты Де-Кастри; попытку вести промысел лососевых в Императорской гавани предпринял Лемешевский[76].

В 80-е годы Дальний Восток России продолжал оставаться малозаселенной территорией огромной империи, однако дальневосточная окраина более быстрыми темпами шла по капиталистическому пути. Этот район России начинает привлекать внимание европейской российской буржуазии, которая стала вкладывать свой капитал в развитие рыбной промышленности в этом районе.

Связано это было с ускоренным буржуазным развитием России, что сказывалось и на укреплении экономических основ в Приамурском генерал-губернаторстве.

Во-первых, толчок экономическому развитию Дальнего Востока был дан строительством Великой Сибирской железной дороги, что, в свою очередь, усилило развитие капиталистических отношений, вызвало возникновение новых поселков, усилило приток переселенцев в район, несмотря на то, что сохранение феодальных пережитков в стране тормозило хозяйственное освоение в целом Дальнего Востока.

Во-вторых, буржуазия, предпринимая строительство железной дороги, создавала себе здесь рынок, «...выращивая с особенной быстротой промышленную и земледельческую буржуазию»[77].

В-третьих, на Дальнем Востоке стали развиваться отрасли народного хозяйства — угольная, обрабатывающая, сельское хозяйство, морской транспорт, которые имели тесные связи с рыбной отраслью.

В-четвертых, в Тихоокеанском бассейне стал складывать-

30

ся определенный тип рыбопромышленного предприятия, занимавшегося ловом рыбы и ручной ее засолкой, главным образом во время рунного хода лососевых. Количество рабочих, занятых на таких предприятиях, составляло от 50 человек и выше.

В-пятых, общему развитию Дальнего Востока способствовало заселение региона, что обеспечивало приток рабочих рук, создавало рынок наемной рабочей силы и для рыбной отрасли. Так, по всеобщей переписи населения 1897 г. на Дальнем Востоке проживали 1 040 683 человека, в том числе: в Приморской области — 761 452 чел., в Амурской — 120 880 и на Сахалине — 25 495 чел.[78] Число городов выросло до семи — Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Николаевск-на-Амуре, Петропавловск, Охотск, Гижига, в которых проживало более 80 тыс. человек — потребителей основных продуктов, в том числе и рыбных.

К концу XIX в. роль Приамурского генерал-губернаторства определилась как потребителя промышленной продукции европейской части России и поставщика, наряду с цветными металлами, леса, пушнины и рыбы.

Несмотря на сложности возникновения отечественной рыбопромышленности, к концу XIX столетия на Дальнем Востоке России сформировались два рыбопромышленных района — Амурский, включающий и побережье Сахалина, и Охотско-Камчатский, сыгравшие большую роль в экономике Дальневосточного региона.

Амурский рыбопромышленный район — вместе с прибрежными водами острова Сахалина представлял собой регион, где впервые зародился на Дальнем Востоке отечественный промышленный рыбный промысел. При малом заселении региона и отсутствии рынков сбыта первоначально рыба ловилась, солилась и вялилась местным населением исключительно для собственного потребления, и промысел носил все признаки кустарного производства. В первый период развития бассейна размер добычи был крайне незначительным: количество пойманной рыбы в низовьях Амура к 1897 году не превышало 500 тыс. пудов[79].

31

В то же время в Николаевском и Мариинском (Нижне-Амурском) районах, в лимане Амура стали появляться первые рыбопромышленники. Одни из них — это промышленники-предприниматели из числа купцов и мещан, которые занимались скупкой или выменивали рыбу у местных аборигенов, засаливали ее самым примитивным способом и продавали невзыскательному покупателю. Как отмечал В. К. Бражников, в то время существовала подрядная система, с помощью которой рыба скупалась мелкими промышленниками в 2—3 раза дешевле ее стоимости.

Другие промышленники, располагая небольшим капиталом, снимали рыболовные участки на правах аренды и вели на них добычу речных богатств. Такие мелкие промышленники вследствие ничтожных размеров местного рынка не вступали в соприкосновение с промышленниками других районов и боялись, как огня, конкуренции. По отношению к этим мелким промышленникам конкуренция и капитализм делали полезную историческую работу, вытаскивая их из их захолустья[80].

Добывающий промысел в бассейне ограничивался районом вод у Николаевска, где имелось 46 рыболовных участков, сдававшихся с гласных торгов в аренду и эксплуатировавшихся с помощью наемного труда. Дополнительно в Николаевском районе действовало 15 русских рыбозасольных участков, 63,3 проц. общего количества заготавливаемой рыбопродукции имело товарное значение[81].

В этот же период промыслом в Амурском бассейне широко стали заниматься русское крестьянство и отдельные группы малочисленных народов, организовавших продажу рыбы. Так, по данным Управления Государственными Имуществами, в пределах Николаевска в 1898 г. было добыто около 630 тыс. пудов рыбы стоимостью 4200 тыс. руб.[82] Из общего числа выловленной в этот год рыбы на долю русского крестьянства и местного национального населения приходилось 42 проц.

Во второй половине 90-х годов русские промышленники имели некрупные промыслы. Так, у промышленника Миллера работало всего только восемь рабочих, у Зубарева — 12, Фрищинского — 16, Капцмана — 26. Самым крупным рыбо-

32

ловным участком был Озерпахский, на котором ежегодный улов составлял 50—70 тыс. пудов рыбы[83].

В районе возникают первые рыбоконсервные заводы: Тгильвальда (1895 г.) — в Хабаровском округе и Соколова — на мысе Вассе. К. М. Грюнвальда (1896 г.) — на нижнем течении р. Амура[84].

Однако недостаток русских капиталов, отсутствие собственного тоннажа, достаточного количества русских рабочих, устойчивых связей с отечественным торговым рынком — все это сдерживало развитие рыбопромышленности в бассейне. Рыба сначала сбывалась только в пределах российского Дальнего Востока — во Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске, Николаевске, на золотых приисках, в воинских частях и, до открытия сахалинского рыболовства, — в каторжные тюрьмы[85].

Вывоз рыбопродукции за пределы края на рынки Сибири и европейской части России был затруднен из-за отсутствия удобных путей сообщения. Первые попытки связаться с внутренними рынками сбыта и продать рыбопродукцию в районах Восточной Сибири относятся к 1892 г.[86] Позднее амурская рыба стала находить своих, покупателей в Западной Сибири, европейской части России. Так, за 1892—1898 гг. на внутренние рынки сбыта было отправлено русскими рыбопромышленниками 1310 тыс. пудов рыбных продуктов[87].

С ростом частнопредпринимательского промысла, создававшегося на скупке рыбы от местного населения, рыболовство стало выходить за рамки обычных продовольственных потребностей и приобрело форму промысла добывающего. Развитие отечественного капиталистического промысла на Сахалине связано с деятельностью Я. Л. Семенова. Крестьянин Енисейской губернии Шушенской волости Красноярского края, он в начале 60-х годов XIX в. прибыл в Николаевск-на-Амуре как приказчик красноярского купца 1-й гильдии П. Кузнецова для того, чтобы торговать пушниной, и здесь познакомился с промыслом морской капусты. Переехав во Владивосток, Семенов в 1864 г. начал самостоятель-

33

но вести этот промысел, но потерпел неудачу, однако его это не остановило. Он уехал на Южный Сахалин, где в 1878 г. получил в бесплатную аренду береговые участки в районе Маука (Холмск) и наладил промысел.

Управляющим промыслами в Мауке был Г. Ф. Демби, с которым Я. Л. Семенов впервые познакомился в Чифу (Китай). Общие интересы соединили Семенова и Демби, они активно взялись за развитие промысла морской капусты и стали одновременно изучать различные способы добычи рыбы.

В первой половине 80-х годов XIX в. Маука — довольно-таки крупный населенный пункт, уступавший по числу жителей только постам Дуэ и Корсаков, превратился в один из центров добычи морепродуктов на русском Дальнем Востоке. Ежегодно только фирма «Семенов и К0» поставляла в Китай до 100 тыс. пудов морской капусты, что приносило доходов в 60 тыс. руб.[88]

На Дальнем Востоке российский капитал в рыболовстве развивался в условиях конкурентной борьбы с мощным японским капиталом, так что выживали только крупные фирмы, особенно на Сахалине. Поэтому не случайно Я. Л. Семенов согласился объединить свой капитал с капиталом Г. Ф. Демби, создав единую фирму «Семенов, Демби и К0», которая в 1886 г. получила право на аренду 21 участка земли на западном побережье острова для ведения рыбных промыслов. К 1900 г. «Семенов, Демби и К0» стала одной из крупнейших фирм, занявшей на Сахалине первое место среди русских рыбопромышленных предприятий. Уже к середине 90-х годов фирма стала ежегодно вывозить в Японию до 120—150 тыс. пудов селедочного тука на сумму в 105 тыс. руб., 10—15 тыс. пудов лосося сухого посола и 2—4 тыс. пудов сухой трески. На промыслах фирмы трудились ссыльные поселенцы, айны, японцы, корейцы.

«Семенов, Демби и К0» имела в Хакодате торговую контору, которая ведала сбытом рыбопродукции, фрахтом судов, закупкой промыслового снаряжения. На базе ее капитала начинали промысловое дело многие русские рыбопромышленники — Бирич, Плетнев, Никоненко, Суконков, Крамаренко. Позднее на их промыслах, которые они вели самостоятельно, работало от 300 (промысел Демби) до 120 (промысел Бирича) рабочих[89].

34

Начиная с 1895 г., деятельность русских рыбопромыш ленников стала более активной (см. табл. 2).

Таблица 2

 Динамика развития русской рыбопромышленности на о. Сахалине в 1895—1900 гг. (в пудах)


*В общее количество включена рыба, добытая русскими, японцами и айнами. Примечание: таблица взята автором из документа: ГАСО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 1. Л. 15 об.

В конце XIX в. сахалинский рыбопромышленный район стал активно втягиваться в общероссийский рынок, однако его доля по сравнению с другими рыбопромысловыми районами Дальнего Востока России была ниже. Это было связано с тем, что большая часть русских рыбопромышленников, не имея достаточно крупного собственного оборотного капитала, и в особенности возможности создать хорошую материальную базу на своих промыслах, вступала в торгово-промышленные сделки с японскими предпринимателями, закрепившимися на Южном Сахалине и создавшими там крупные промыслы. Здесь на долю русских рыбопромышленников приходилось всего 26 проц. общего объема вылавливаемой рыбы.

История формирования второго рыбопромыслового района Дальнего Востока — Охотско-Камчатского — довольно своеобразна. Весь XVIII век и до 80-х годов XIX в. российское правительство почти не проявляло экономического интереса к основному богатству северо-востока, и особенно охотско-камчатского побережья, — рыбе. Так. в разработанном царским правительством «Положении о Камчатке 1812 г.» бы-

35

ло 90 пунктов, но о развитии рыболовства в них не упоминалось[90]. Царское правительство интересовалось только получением ясака, и в особенности поступлением шкур черно-бурой и красной лисы, камчатского соболя, морского котика и камчатского калана.

Добычей морских и речных богатств здесь в большей степени занимались только местное население и часть пришлого русского. Добыча рыбы составляла главную основу их существования, имея все признаки кустарного промысла. Долгие годы после присоединения Камчатки сложившийся уклад жизни не менялся. «Школу рыболовства» у малочисленных народов северо-востока России прошли казаки и русские земледельцы.

С. П. Крашенинников так описывал жизнь и быт казачьего населения полуострова: «Казачье житье на Камчатке не разнствует почти от камчадальского, ибо как те так и другие питаются кореньем и рыбою, и.в тех же трудах уравняются: летом промышляют рыбу и запасают в зиму...»[91].

Количество вылавливаемой рыбы не было постоянным из-за миграции аборигенного населения, слабого заселения полуострова русскими, отсутствия транспортных связей, боязни отечественного предпринимателя вкладывать свой капитал в рыбное производство в таком отдаленном районе России, поэтому и менялась ежегодная ее добыча. Так, в 1669 г. вылов рыбы был равен 300 тыс. ц, в 1715 г. — 217, в 1763 г. — 127, в 1812 г. — 80, в 1836 г. — 26, в 1874 г. — 24, в 1882 г. — 64, в 1889 г. — 79, в 1892 г. — 55 и в 1895 г. — 91-тыс. ц[92].

Создавшейся ситуацией в рыбном деле на северо-востоке России быстро воспользовались иностранные рыбопромышленники, особенно американцы, стремившиеся, начиная с середины XIX столетия, охватить своим капиталом российские владения, постоянно развивая нелегальный лов морских богатств.

Началу хищнического лова рыбы на побережье полуострова положили американские фирмы, которые в 50-е годы XIX в. стали добывать треску на юго-западном побережье Камчатки. В 1860 г. в Сан-Франциско были образованы три рыбопромышленные компании — Линда и Хока, Бишарда и Мак-Коллана, которые направляли к побережью Камчат-

36

ки от 12 до 23 шхун для добычи трески. Промысел американцев был весьма доходным: экипаж одной шхуны за путину получал прибыль в размере 37 тыс. долларов[93].

В 1882 г. царское правительство запретило лов трески в дальневосточных водах без особого на то разрешения. Однако до 90-х годов американская компания «Фридман и Фалькенберг» продолжала ее лов, добывая только за зимнюю путину свыше 3 тыс. ц трески[94].

С 90-х годов на Камчатке возникает русская рыбопромышленность. Первым предприятием, положившим начало отечественному рыбному хозяйству на полуострове, стало «Русское товарищество котиковых промыслов», которому в 1891 г. на десятилетний срок были сданы богатства Командорских островов. Организаторами товарищества стали столичные предприниматели П. Гринвальд, Лепешкин, И. Савич, А. Прозоров и др.[95] Деятельность товарищества оказалась невелика: в 1891 г. им было добыто 30,8 тыс. котиков, в 1892 г. — 33,8 тыс., в 1893 г. — 31,7 тыс., в 1894 г. — 25,8 тыс., в 1899 г. — 9 тыс. котиков[96].

Резкое снижение добычи котиков в российских водах было связано как с хищническим промыслом, так и с тем, что царское правительство пассивно отнеслось к договору, заключенному между США и Англией, о запрете ведения морского промысла в восточной части Берингова моря на два года, начиная с 1891 г., и оставило открытой для промысла западную часть Берингова моря. И первыми же устремились в командорские и курильские воды канадские и американские шхуны, к ним присоединились японские, воспользовавшись решением Парижского трибунала (1893 г.), на основании которого запретная зона промысла ограничивалась всего 3-мильной территориальной полосой, и уничтожили, например, в 1894 г. непосредственно в море 80 тыс. котиков. Всего за 1892—1897 гг. иностранцами было добыто в Беринговом море 290 тыс. котиков (легальный береговой промысел дал только 120 тыс. котиков)[97].

Однако условия договора с «Русским товариществом котиковых промыслов» были более выгодны для государства, чем в свое время с фирмой «Гутчинсон, Кооль и К0». Если от

37

иностранной фирмы за аренду промыслов государство получало ежегодно всего 70 тыс. руб., то от товарищества до 500 тыс. руб., несмотря на падение промысла котиков.

«Русское товарищество котиковых промыслов» занималось и рыболовством. На Камчатке товарищество начало работу на двух промысловых участках (на реках Камчатка и Столбовая), где им было добыто 13 тыс. штук лососевых рыб; в 1897 г., арендовав уже четыре участка (на реках Камчатка, Столбовая, Озерная и в Тарьинской губе), подняло улов до 151 тыс. штук, позднее довело количество эксплуатируемых промысловых участков до 28 и в 1900 г. добыло 3 млн. штук рыбы[98].

В начале XX в. товарищество приступило к постройке рыбоконсервного и тукожиротопного завода в Авачинской губе. Однако общее количество вылавливаемой рыбы для завода оказалось недостаточным, деятельность его была прекращена до 1910 г., в связи с переходом к другому хозяину завод был перенесен в Усть-Камчатск[99]. В то же время, наладив торговые связи с крупнейшей сахалинской фирмой «Семенов, Демби и К0», товарищество изготавливало для японского рынка соленую рыбу в бочках, которой с 1896 по 1900 г. было вывезено 336, 6 тыс. пудов[100].

Позднее рыболовные участки товарищества перешли ко вновь учрежденному «Камчатскому торгово-промышленному обществу», деятельность которого распространялась как на морские, так и речные участки Охотского и Берингова морей. Имея основной капитал в размере 1 млн. руб. золотом, общество стремилось, развивая отечественную рыбопромышленность, строить заводы по производству консервов, жира, тука, содержать собственные морские суда. В 1899 г. обществом было вывезено с Камчатки 114,7 тыс. соленой рыбы[101]. «Камчатское торгово-промышленное общество» было единственным отечественным предприятием акционерного типа, которое вело добычу рыбы и промысел котиков в северо-восточных водах Дальнего Востока России.

В 90-е годы на полуострове стали развивать свою деятельность русские одиночки-рыбопромышленники Б. Бринер, А. Зубков, Г. Демби, X. Бирич, С. Грушецкий, Эккер-

38

ман, которые за несколько лет сумели широко поставить свои промыслы по западному и восточному побережьям Камчатки. К 1900 г. русский предпринимательский промысел в достаточной степени укрепился (см. табл. 3)

Таблица 3

Динамика развития русской рыбопромышленности на Камчатке в 1896—1900 гг.


Примечание: таблица составлена автором на основании источников: РГИА. Ф. 298. Оп. 75. Д. 198. Л. 181, 181 об; РГИАДВ: Ф. Р. — 4412. Оп. 1. Д. 11. Л. 15.

После организации собственных промыслов русские рыбопромышленники стали заниматься и скупом рыбы у местного населения, но поставить достаточно широко как промысловое, так и скупное дело они не могли. Одной из существенных причин этого был подчеркнуто хищнический характер работы русского торгового капитала на Камчатке, заинтересованного не в стабильном развитии и хозяйственном освоении богатств далекой окраины, а в извлечении в кратчайших срок колоссальных прибылей. За 1,5—2 месяца путины они получали 100—200 проц. прибыли на затраченный капитал[102].

В целом же постановка промыслового дела в отдаленном крае требовала значительных единовременных затрат, но соответствующих сумм русские промышленники не имели, как и отечественного кредита, и морского тоннажа. Естественно, что они охотно откликались на предложения японских рыбопромышленных фирм, арендуя на свое имя рыболовные

39

участки и сдавая их японцам. Некоторые русские рыбопромышленники являлись владельцами арендованных участков лишь формально, т. к. состояли у японских фирм на постоянном жалованьи.

Развитие рыбной промышленности в Приморье, или как в то время определяли, Юго-Западный район, происходило главным образом на южном побережье края. Развитие рыболовства и добыча морепродуктов совпадают, на наш взгляд, с периодом развития китобойного промысла в 1860-е годы в Амурском заливе и с первыми годами становления Владивостока.

Начало в этом деле положено добычей морепродуктов, в основном морской капусты. Главным районом рыболовства был залив Петра Великого со всеми его бухтами. Первым к этому промыслу приступил в 1864 г. владивостокский купец Я. Л. Семенов, который скупал морскую капусту у ловцов и отправлял ее на продажу морским путем в Шанхай. Первый опыт оказался неудачным, но это его не остановило; и уже к 1862 г. он, получая 60 проц. дохода от продажи морской капусты, добился разрешения на ее лов в заливе Анива на Сахалине.

До 1885 г. промысел морской капусты не облагался пошлиной, и ее ежегодно добывали до 257,2 тыс. пудов. С 1886 г. была введена пошлина в размере 5 коп. — для русских ловцов и 5 коп. золотом — для иностранных. С этого времени государство от промысла морской капусты стало получать доход: с 1890 по 1896 г. в казну поступало 150,6 тыс. руб., т. е. в среднем ежегодно вылавливалось около 330 тыс. пудов[103].

С введением новых правил в 1898 г., когда на право добычи морской капусты необходимо было приобретать особые лодочные билеты, поступления в государственную казну увеличивались. С 1898 по 1900 год, т. е. за три года, доход казны составил 102,8 тыс. руб.[104]

К 80-м годам увеличивается и промысел рыбы, что связано с ростом населения Владивостока, появлением во внутренних районах Приморья переселенческих крестьянских поселков. Главным объектом промысла на юге Приморья являлась сельдь, которая продавалась в свежем и соленом виде. Осваивались и новые виды добычи — это морепродукты, трепанг, краб, креветка. Промыслом рыбы занимались мелкие

40

крестьянские артели по побережью Японского моря и уссурийские казаки — около своих селений.

К началу нового века добыча морских богатств расширилась, и ею стали заниматься промышленники Верещагин, К. Герман, Трояновский, Г. Г. Кейзерлинг.

Русские рыбные богатства Дальнего Востока очень плохо охранялись царским правительством. Например, вдоль южного побережья края патрульную службу несла только одна шхуна «Сторож». Даже созданное в 1899 г. Приамурское Управление Государственных Имуществ, в распоряжении которого имелись только деревянная шхуна, переделанная из парусной в паровую, маленький бот, вельбот и несколько лодок, не могло обеспечить в достаточной степени охрану рыбных и звериных русских промыслов и достаточно эффективно бороться с хищничеством. В свою очередь, пользуясь слабостью надзора, иностранные шхуны заходили в устья рек и бухт пустынного русского побережья, где беспрепятственно занимались ловом рыбы.

В связи с тем, что правительство России не имело возможности оградить русские промыслы от иностранцев, оно стремилось урегулировать их деятельность в правовом отношении. В период с 1880 по 1898 год правила морского рыболовства на Дальнем Востоке менялись пять раз. Так, на основе правил 1880 г. русским и японским рыбакам разрешалось вести промысел на всей территории Дальнего Востока, причем для отечественников рыбная ловля была беспошлинной, а иностранцам она разрешалась при условии уплаты пошлины в размере 50 коп. золотом с пуда рыбы[105].

В 1884 г., в целях ограничения добычи рыбы японскими рыбопромышленниками, были выработаны новые правила, регламентирующие промысел в дальневосточных водоемах. В 1885 г. японским рыбопромышленникам был запрещен промысел в заливах Ныйском и Терпения на Сахалине, однако правилами 1890 г. было решено разрешить вести добычу рыбы на восточном побережье острова, чем японские рыбаки активно воспользовались, подняв добычу рыбы к 1895 г. до 369,2 тыс. пудов[106].

Неопределенность и противоречивость политики русского правительства на дальневосточной окраине проявились в краткосрочности действия большинства законодательных актов, что приводило к необходимости часто их изменять или

41

продлевать их срок действия. Так, в 1899—1901 гг. были выработаны новые правила, регулирующие деятельность рыбопромышленников в водах Приамурского генерал-губернаторства: «Временные правила для производства морских промыслов в территориальных водах Приамурского генерал-губернаторства» (1 ноября 1899 г.), «Временные правила для производства рыбного промысла в низовьях р. Амура» (13 ноября 1900 г.) и «Временные правила для производств морского рыбного промысла в территориальных водах Приамурского генерал-губернаторства» (29 ноября 1901 г.)[107].

На основе этих правил лов рыбы в территориальных водах Дальнего Востока России был разрешен только русским подданным, которые должны были в обязательном порядке использовать как на лове рыбы, так и при приготовлении рыбных продуктов только отечественных рабочих[108]. Непосредственно в пределах р. Амура лов разрешали вести только русскому населению и малочисленным народам, проживающим в этом регионе. Приготовление рыбопродукции на предприятиях на берегу реки разрешалось иностранным промышленникам наравне с русскими, причем как тем, так и другим предоставлялось право содержать для сего дела рабочих различной национальности[109].

От эксплуатации рыбного промысла по Приморской области и о. Сахалину за 20-летний период (с 1881 по 1900 год) русская казна получила 822 520 руб.[110], от добычи морепродуктов за 1891—1900 годы — 245 937 руб., от добычи котиков, бобров и песцов — 3 290 937 руб.[111] Доходы от эксплуатации водных промыслов за 1891—1900 годы по Амурской области составили 518 934 руб.[112]

Таким образом, к началу XX столетия завершился процесс формирования территории Российской империи на востоке, в состав которой вошли районы рыболовства и добычи морского зверя — Камчатка, Сахалин, юг Дальнего Востока. Вхождение этой территории в состав России объясняется не только политикой русского правительства и устремлениями купеческого капитала, но и установившимися многообразными хозяйственными связями между сибирскими народами и

42

переселяющимися на восток значительными массами русского населения.

Собственное формирование рыбного хозяйства в регионе было тесно связано с великими русскими географическими открытиями.

Промысловые экспедиции, основной целью которых была добыча пушнины, значительно расширяли познание о землях северной части. Тихого океана и способствовали их хозяйственному освоению, втягиванию восточных территорий Дальнего Востока в общероссийский рынок. Однако процесс этот задержался господствовавшими в стране феодально-крепостническими отношениями.

В конце XIX столетия на Дальнем Востоке России сформировались два крупных рыбопромысловых района — Амурский и Камчатский, развивается отечественная рыбопромышленность, которая способствовала своей деятельностью экономическому развитию дальневосточной окраины, а сам регион к этому времени стал играть особо важную роль в развитии России, являясь частью общего российского рынка.

Пограничное положение края способствовало проникновению иностранного капитала в русскую рыбопромышленность, несмотря на то, что российское правительство стремилось регулировать этот процесс в соответствии с собственными нуждами и интересами.

К началу 90-х годов XIX в. добыча рыбы, морепродуктов здесь приобрела характер капиталистического промысла. Рыболовство стало основной сферой предпринимательской деятельности русского промышленника. Первоначально при краткосрочной аренде на участки, нехватке свободных отечественных рабочих в рыбодобыче господствовала мануфактура, т. е. рыботорговец снабжал крестьян прибрежных деревень всем необходимым для лова и засолки рыбы, скупая готовую продукцию.

Одновременно идет процесс формирования русской буржуазии на Дальнем Востоке России, которая экономически была еще слаба и охотно привлекала для участия в работе своих предприятий иностранные капиталы в виде кредитов.

Рубеж конца XIX и начало XX века характерны для экономики Российского государства усилением всех видов связей центральных районов страны с окраинами, подчинением их экономики российскому рынку.

43

Развитие рыбного хозяйства российского Дальнего Востока в 90-е годы XIX — начале XX в.

В 90-е годы XIX столетия усилилась роль государства в экономике, в ускорении капиталистического развития России, идут рост и концентрация промышленного производства. Крупнокапиталистическая промышленность была сосредоточена главным образом в таких индустриальных районах страны, как Северо-Западный, Южный и Центральный. Государство взяло под контроль железнодорожное строительство, в частности, Транссибирскую магистраль, финансируя его за счет общебюджетных средств. В результате сооружения магистрали Сибирь и Дальний Восток как бы стали ближе к Европейской России и оказались втянутыми в бурный процесс развития капитализма. За 1893-4903 гг. в железнодорожное, промышленное и городское строительство России было вложено до 5,5 млрд. рублей[113].

В начале XX столетия рыбная промышленность страны стала занимать довольно-таки значительное место в народном хозяйстве европейской части страны: стоимость добытой рыбы определилась в 140 млн. руб.[114]

Непосредственно в российской рыбной отрасли трудилось около 200 тыс. постоянных рабочих, занятых на производстве орудий лова на сетевязальных фабриках Ревеля, Риги, Астрахани, Ростова-на-Дону, в бондарном производстве, судостроении, и 400 тыс. сезонщиков-ловцов[115].

К 1913 г. в отрасли повысился уровень добычи рыбы не только в реках, но и в районах морского рыболовства (см. табл. 4).

44

Таблица 4

Изменения, произошедшие в российском морском рыбном промысле за 1863—1913 годы


Примечание. Таблица взята автором из кн.: Мейснер В. И. Основы рыбного хозяйства // Рыбное хозяйство. М., 1922. Кн. 1. С. 29.

44-45

Из данных таблицы видны те изменения, которые произошли в российском рыболовстве за 50 лет. Стабильное развитие на протяжении всего периода имел Каспийский рыболовный район, ускоренное развитие получает Дальневосточный. На долю Балтийского в 1913 г. приходилось 7,2 проц., Аральского моря — 3,7, Сибири — 2,5 и внутренних озерно-речных водоемов — 7,7 проц. общероссийской добычи рыбы[116].

В мировом рыболовстве Россия в этот период занимала третье место после Японии и США. Из 560 млн. пудов рыбы, добываемой в океанах, морях и реках, на долю Российского государства приходилось 73 219 тыс. пудов[117].

Несмотря на столь значительное народнохозяйственное значение рыбной промышленности, царское правительство продолжало уделять рыболовству мало внимания. Отечественная отрасль оставалась мелкопромышленным, кустарным хозяйством с небольшим основным капиталом. Преобладали в ней мелкий парусный флот, ставные орудия лова — сети, яруса, мелкие ловушки. Все это обусловливало сезонный характер речного и прибрежного морского рыболовства. Лов и обработка рыбы велись вручную, труд рыбаков был малопроизводителен. Холодильное хозяйство также слабо развивалось, а емкость стационарных рыбных холодильников составляла в отрасли всего 61,4 тыс. т[118].

При такой технической базе и при наличии значительных рыбных ресурсов отрасль отставала от развития внутреннего рынка. Поэтому рост потребления рыбы в России происходил за счет не только внутреннего рыболовства, но и ввоза рыбы из-за границы. С 1901 по 1913 г. общая стоимость ввозимой рыбопродукции выросла с 15,8 млн. до 32,8 млн. руб., т. е. рост — 148 проц., в отечественном рыболовстве рост составил 75—80 проц.[119] Только за 1908—1913 гг.

45

в страну было импортировано 126 млн. пудов рыбы, а экспортировано 13,5 млн., превышение импорта над экспортом составило 113,3 млн. пудов[120]. За 1914—1917 годы в Россию было ввезено рыбы и рыбопродукции 28 215 тыс. пудов на 28,2 млн. руб.[121] В импорта доминирующую роль играла сельдь — около 77 проц. общего ввоза. Основные ее поставщики — Великобритания, Германия, Норвегия и Швеция, откуда в 1913—1917 гг. было вывезено 37 327 тыс. пудов[122].

В 90-е годы XIX — начале XX века экономическая история Дальнего Востока ознаменовалась более быстрыми, чем ранее, темпами развития производительных сил. Дальневосточный район страны был втянут в единую систему империалистического развития экономики России со всеми ее противоречиями, присущими данному периоду.

Развитие экономики региона происходило под воздействием общих для России и специфических для Дальнего Востока факторов: развитие здесь монополистического капитализма со всеми его противоречиями, усиление экономических связей региона с европейскими районами страны и Сибирью, низкая общая хозяйственная освоенность и заселенность территории и в то же время наличие богатых -земельных, биологических, растительных и ископаемых ресурсов. Второй особенностью экономического развития Дальнего Востока являлось то, что здесь происходило четко выраженное столкновение интересов русских и иностранных монополий, стремившихся в экстенсивном темпе использовать богатства дальневосточного края, получая крупные прибыли от их эксплуатации.

Несмотря на то, что развитие капитализма в России происходило и вглубь, и вширь, он не мог обеспечить равномерного развития производительных сил всех областей Российской империи. Дальний Восток оказался вовлеченным в военно-феодальную систему хозяйства страны гораздо слабее, чем другие районы России, например, Сибирь. Этим обстоятельством широко пользовались государство, русские и иностранные монополии.

46

Существенное влияние на промышленное развитие региона оказала Сибирская железнодорожная магистраль, которая, как магнит, притянула к себе многие предприятия, вызвала к жизни новые поселки, усилила приток переселенцев в регион, несмотря на то, что сохранение крепостнических пережитков в стране тормозило хозяйственное освоение в целом Дальнего Востока.

В крае действовали крупное предприятие по добыче цветных руд — акционерное общество «Тетюхе», казенный Сучанский угольный рудник, «Уссурийское горнопромышленное товарищество Старцев и К0», золотопромышленности — «Охотская К0», «Амурское золотопромышленное товарищество». Возникают пищевые, лесопильные, механические, ремонтные, кирпичные предприятия. Стали выделяться своим вкладом в народное хозяйство края Дальзавод во Владивостоке, Хабаровский арсенал, Благовещенский механический завод[123].

Финансовый капитал в регионе был сосредоточен в руках русских и иностранных капиталистов. В 1912—1913 годы, например, в торговом обороте только Приморья иностранный капитал занимал 66,7 проц., а русский — 33,3 проц.[124]

Своеобразно развивалось на Дальнем Востоке рыбное хозяйство, привлекая внимание европейских российских капиталистов и иностранных промышленников. Учитывая экономическое влияние японской рыбопромышленности в конвенционных водах, русское правительство стремилось к развитию отечественной рыбопромышленности во внеконвенционных водах; при отсутствии видимой конкуренции со стороны японцев русский промысел мог окрепнуть и создать прочную базу для своего дальнейшего развития.

В этих условиях особое внимание российского правительства было обращено на Амурский рыбопромысловый бассейн, где при благоприятных естественно-исторических и экономических условиях русский промысел быстро развивался. Еще в 1901 г. на основании «Временных правил для производства морского рыбного промысла в территориальных водах Приамурского генерал-губернаторства» на Амуре стали действовать 4 вида аренды промысловых угодий: во-первых, часть речных рыболовных участков сдавалась в долгосрочную аренду — до пяти лет с правом лова рыбы, с обязатель-

47

ной постройкой рыбоконсервного завода, ледников для хранения рыбы, других необходимых на промысле построек; во-вторых, на срок до трех лет сдавались земельные участки по берегам Амура и в его лимане для устройства обрабатывающих предприятий; в-третьих, в годичную аренду сдавались речные рыболовные участки, на которых арендатор вел добычу рыбы и нанимал для ее обработки русских рабочих, кроме механиков, мастеров и специалистов-руководителей, которые могли быть иностранцами; в-четвертых, также на год сдавались только земельные участки для обработки рыбы, купленной у других арендаторов, местного русского и национального населения. Такие участки могли арендовать как русские, так и иностранные подданные (см. табл. 5).

Таблица 5

Аренда рыбопромышленных участков в Амурском бассейне в 1901—1903 гг.


Примечание: таблица взята автором из кн.: Слюнин Н. В. Современное положение нашего Дальнего Востока. Спб., 1908. С. 89.

Правила 1901 г., разрешившие долгосрочную аренду промысловых участков, оживили деятельность русских рыбопромышленников, у них появился стимул для организации крупных предприятий по переработке рыбопродуктов. Для активизации работы русских рыбопромышленников в речных водоемах им предоставлялись и другие льготы. В частности, за пользование рыболовными участками не выплачивалась арендная плата, а только пятикопеечный сбор от всей выловленной или приготовленной на рынок рыбы[125]. На таких участках русский предприниматель обходился только отечественными рабочими.

Уже в 1907 г. на протяжении 350 верст вверх по Амуру от Татарского пролива было сдано в аренду 138 различных

48

участков, в 1914 г. в эксплуатации у русских арендаторов-промышленников находилось 52 рыболовных и 74 рыбообделочных участка[126].

После 90-х годов на Амуре появляются крупные рыбопромышленные фирмы, предприниматели. Так, в Николаевском районе действовали рыбопромышленные фирмы Надецкого, «Товарищество Люри и Рубинштейна», «Волжско-Амурское торгово-промышленное товарищество», «Товарищество Ш. X. Вейнермана с сыновьями и Н. О. Зубарев», а также предприятия промышленников К. Л. Лаврова, Вергазова, Ю. И. Бринера, Зинкевича, И. Н. Галичанина, которым один день улова давал от 23 тыс. до 36 тыс. штук рыбы[127].

Наиболее крупными рыбопромышленниками были Галичанин, Лавров, Миллер, Надецкий, Фращинский. Стоимость промыслового оборудования на их участках равнялась более 800 тыс. руб., ими вылавливалось в среднем за сезон 6074 тыс. штук рыбы, на предприятиях трудилось более 600 рабочих[128].

Русскими рыбопромышленниками в развитие промыслов был вложен крупный капитал, на который только на рентабельных участках были построены два береговых рефрижератора, два консервных завода, использовалось пять пароходов. 16 паровых и 14 моторных катеров, 14 парусно-моторных и шесть парусных шхун, более 1000 мелких судов. Общая стоимость промыслового оборудования оценивалась по Амурскому бассейну в 12 млн. руб. золотом[129].

В русском рыболовстве выделяются крупные частнособственнические предприятия. Так, «Волжско-Амурское торгово-промышленное товарищество», созданное 7 октября 1907 г. группой астраханских рыбопромышленников под руководством Ф. Ф. Беззубикова, имело капитал в 80 тыс. рублей[130]. За два года товарищество технически оборудовало промыслы м. Вассе и м. Пронге, на которых были построены жилые помещения для рабочих, ледники, коптильни, балычники, где готовились осетровые и калужные балыки[131]. За

49

1907—1908 гг. товариществом было произведено 10,2 тыс. пудов рыбопродукции (кетовый пласт, соленая рыба в бочках, свежемороженая рыба), которая отправлялась только на внутренний рынок — в Иркутск, Томск, Уфу, Саратов, Ростов-на-Дону[132].

Одним из крупных капиталистических рыболовных предприятий в Амурском бассейне было предприятие А. П. Надецкого (Нижнее Пронге), поставленное на ссуду русско-китайского банка. На участке эксплуатировались береговой рефрижератор, рассчитанный на замораживание 20 тыс. штук рыбы в сутки, консервный завод, ледник, лесопильня, сушильня, склады, имелись пристань и ковш для шлюпок. Были возведены жилые помещения для служащих, баня, проведено от движка в помещения электрическое освещение. Постройка всех помещений обошлась Надецкому в 0,5 млн. руб.[133] Затраты в основном себя окупили: в 1908 г. улов рыбы на промысле составил 665,6 тыс. штук кеты и горбуши[134].

Окупали свои затраты, вложенные в развитие промыслов, и другие промышленники. Так, Григоренко, М. М. Люри, К. Л. Лавров, Штихман от продажи рыбы и икры в сезон 1909 г. получили 299,1 тыс. руб., а за аренду было уплачено 26.5 тыс. руб., чистый доход составил 272,6 тыс. руб.[135]

Русский промысел на Амуре развивался в основном на добыче лососевых пород рыб. В одном из дореволюционных документов отмечалось, что «...лов лососевых — тот краеугольный камень, на котором зиждется местная торговля и промышленность. Размеры улова кеты и отчасти горбуши есть размер тех денежных средств, которые вливаются. Из-за кеты периодически увеличивается население города Николаевска наплывом промысловых рабочих и всякого рода рыботорговцев. На доходах рыбного промысла создался тот Николаевск, который существует в настоящее время»[136].

До 1914 г. добыча рыбы в бассейне составляла в среднем 560 тыс. ц в год, или 45 проц. общей добычи на русских промыслах Дальнего Востока. За 1907—1917 гг. на Амуре и в его лимане было добыто 4,9 млн. ц рыбы, приготовлено за 1911—1917 гг. рыбопродукции 2,2 млн. ц. Средняя произво-

50

ительность капиталистических промыслов определялась в 2 778,9 тыс. руб. рыбных продуктов ежегодно[137].

После войны 1904—1905 гг. русское рыболовство на Сахалине сократилось до северной его части, где влияние японских рыбопромышленников было ограничено, т. к. они не имели права на арендованных участках использовать труд соотечественников, а также из-за того, что на основании конвенции 1907 г. для них были закрыты Чайвинский, Ныйский и Нобильский заливы по восточному побережью острова, где японский предприниматель мог только скупать рыбу и обрабатывать ее на рыбозасольных участках, полученных в аренду.

В рыболовстве на Сахалине на долю русских рыбопромышленников приходилось 80 проц. производимой продукции, а японских — 20 проц. (см. табл. 6).

Таблица 6

Развитие рыболовства на Северном Сахалине в 1906—1916 гг.


Примечание: таблица взята автором из кн.: Экономика Дальнего Востока. М., 1926. С. 347.

Таким образом, в конце XIX — начале XX в. в Амурском бассейне отечественная капиталистическая рыбная промышленность вышла на передовые позиции дальневосточной экономики: здесь производилось до 70 проц. всей русской рыбопродукции на Дальнем Востоке, концентрировалось

51

около 58,6 проц. общего числа рабочих. «Промышленность стала на надлежащий вид, который должен, как нам кажется, привести ее к успеху,.. — писали авторы в книге «Приамурье». — ...Упреки здешним промышленникам в инертности не имеют... решительно никаких оснований. В предприимчивости им отказать нельзя. Не надо забывать, что и сама промышленность существует здесь чуть не со вчерашнего дня. И можно скорее удивляться тем успехам, которые ею уже достигнуты в такое короткое время»[138].

В Охотско-Камчатском крае рыбный промысел в начале XX столетия все еще не получил должного развития, что подтверждали и официальные документы[139]. Даже Приамурское Управление Государственных Имуществ имело очень скудное представление о рыбных богатствах этого края и очень неохотно сдавало в аренду рыболовные участки по побережью.

Рыбный промысел на промышленной основе в Охотско-Камчатском крае стал складываться особенно после русско-японской войны 1904—1905 гг. и заключения русско-японской рыболовной конвенции 1907 г., когда этот район Дальнего Востока стал центром рыболовства в конвенционных водах.

В 90-е годы царское правительство, чтобы укрепить развивающийся отечественный рыбный промысел, раздало бесплатно рыболовные участки русским предпринимателям: в Анадырском районе возникают предприятия И. М. Эриксона и С. Ф. Грушецкого, на западном побережье Камчатки — Е. М. Миронова и Г. Л. Менарда, на восточном — X. Бирича и А. Г. Демби, Г. А. Крамаренко, на р. Быстрой — И. Л. Бонди, в Жупаново — Штабеля.

Русские предприятия были расположены в устье больших рек и, в меньшей степени, на морских рыболовных участках, которые в основном арендовывались японскими предпринимателями. В Охотско-Камчатском крае в 1907 г. было арендовано русскими и японскими рыбопромышленниками 84 морских и речных рыболовных участка, в 1908 г. — 121, в 1909 г. — 114, в 1910 г. — 149, в 1911 г. — 223, в 1912 г. — 230, в 1913 г. — 252, в 1914 г. — 267, в 1915 г. — 264, в 1916 г. — 245, в 1917 г. — 293[140].

52

В 90-е годы происходит становление и развитие отечественных рыбопромышленных компаний на полуострове, где русские предприниматели ищут приложение своим капиталам. В связи с тем, что южносахалинский район для России был утрачен после 1905 г., Г. Ф. Демби вместе с сыном Альфредом решили перебраться на Камчатку, где последний вплотную занялся рыбным промыслом. На Камчатке семейство Демби начало свою деятельность с объединения своего капитала с капиталом Бирича, с которым Георгий Федорович работал еще у Семенова, создав рыбопромышленное «Товарищество Демби и Бирич». Товарищество стремилось к самостоятельности, но и не отказывалось от японских финансовых вложений.

Со временем «Товарищество Демби и Бирич» стало крупным капиталистическим предприятием, располагавшим паровыми и моторными катерами, грузовым пароходом, на его промыслах трудилось до 1536 рабочих[141]. Позднее семейство Демби образовало фирму «Демби и К0», начав в 1908 г. эксплуатацию 11 рыболовных участков в Усть-Камчатском районе. Если Г. Ф. и А. Г. Демби занимались промысловым делом, то младший сын Г. Г. Демби выступал как коммерсант и от имени фирмы вел внешнеторговые операции в Хакодате, имел связи с российско-китайским и российско-азиатскимбанками.

Круг деятельности «Демби и К0» был широк: помимо эксплуатации рыболовных участков, фирма занималась скупом рыбы у местного аборигенного населения и у мелкого русского частника, ссужала капитал рыбопромышленникам, имея отделение в Хакодате, представляла в Японии интересы Добровольного флота.

Крупным капиталистом был и С. Ф. Грушецкий, который 28 января 1907 г. основал «Океанские морские промыслы С. Грушсцкого и К0», а в 1915 г. они получили название «Тихоокеанские морские промыслы С. Грушецкого и К0»[142]. Им были арендованы три рыболовных участка (на реках Большой, Анадырь и Озерной), построены жилые помещения, склады для хранения рыболовных материалов, засольники, ледники, механические водокачки для промывки рыбы.

Компания имела около 60 различных барж и гребных

53

судов, восемь моторных ботов для лова рыбы[143]. На семи пароходах-рефрижераторах привозили на его участки засольщиков и рыбаков, соль, бочки, промснаряжение. Пароходы оставались на промыслах до конца сезона, принимая на борт заготавливаемую рыбу, а затем возвращались во Владивосток. Заготовленная рыбопродукция в размере 100—150 тыс. пудов перевозилась южным путем в Европу, где компания имела собственные торговые лавки (Петербург, Москва, Киев, Варшава).

В первое десятилетие XX в. промышленный лов на Камчатке по объему увеличился, однако на русский капитал пока приходилось только 10 проц. общего улова и производства рыбопродукции (см. табл. 7.).

Таблица 7

 Промышленный лов рыбы в Охотско-Камчатском крае в 1907—1913 гг. (тыс. пудов)


Примечание: таблица взята автором из кн.: Алексеев А. И., Морозов Б. Н. Освоение русского Дальнего Востока. Конец XIX в. — 1917 г. М., 1989. С. 126.

Как видно из данных таблицы, в 1913 г. по сравнению с 1907 г. количество приготовленной продукции возросло почти в шесть раз, вывоз ее в Японию увеличился в пять раз, в Европейскую Россию более чем в 12 раз.

В конвенционных водах Дальнего Востока в первой четверти XX века стало развиваться рыбоконсервное производство. Однако первая попытка была предпринята в начале 90-х годов XIX в., когда близ Петропавловска «Камчатским торгово-промышленным обществом» был построен отечественный консервный завод полукустарного типа, но против

54

его деятельности решительно, выступил и жители города. Завод был закрыт, позднее перенесен в устье р. Камчатки, на островок Крупновича, где также не начал работу, т. к. нанять иностранных рабочих правительство не разрешило[144].

Только в 1910 г. на восточном берегу Камчатки был построен первый русский рыбоконсервный завод фирмой Демон. Консервный завод был оснащен линиями, закупленными в Германии. Оттуда же были привезены моторы, паровой котел, четыре катера для транспортировки рыбы и рыбопродукции. Для работы на заводе пригласили инженера датчанина Брауна, директором завода стал норвежец Сагэн, наняли квалифицированных рабочих — японцев. В первый же год на заводе было произведено 9300 ящиков рыбных консервов[145].

После 1910 г. строительство консервных заводов и цехов стало идти более быстрыми темпами: были построены на речном участке предприятия Бирича, на западном берегу — Эккермана, два завода фирмы С. Грушецкого и завод Менарда[146].

В 1912 г. фирмой «Демби и К0» был построен второй рыбоконсервный завод в районе оз. Нерпичье, а в течение нескольких лет она сумела возвести здесь рыбопромысловый поселок, склад для хранения рыбопродукции, тарный цех, икорный заводик, ледник, искусственное нерестилище для кеты и горбуши, пруд для роста молоди, жилой дом для сотрудников фирмы, столовую, а также сельскохозяйственную ферму. Была построена и узкоколейка, по которой выловленную рыбу доставляли на рыбоконсервный завод[147].

Фирма «Демби и К0» занимала первое место в рыбоконсервном производстве на полуострове: за 1910—1917 гг. ею было произведено, по японским данным, 595 315 тыс. коку (1 коку = 150 кг)[148].

В 1915—1916 гг. было начато строительство трех крабо-консервных заводов в Приморье. Это были небольшие маломощные предприятия, стоимость оборудования на них не превышала 20 тыс. руб., производительность одного завода составляла 50—70 ящиков в сутки.

55

К 1917 г. на полуострове действовало 12 японских и русских рыбоконсервных предприятий. На них за 1910—1917 гг. было произведено 1608,2 тыс. ящиков консервов из чавычи, нерки, кеты, кижуча, горбуши[149]. Кроме того, было начато производство консервов из камчатского краба. За 1910—1917 гг. на Дальнем Востоке России было выпущено 1729,1 тыс. ящиков крабовых консервов, но только 858 тыс. ящиков было изготовлено на русских заводах[150].

Дальневосточные консервы сбывались в основном на рынках Англии и Америки, сушеные крабы — в Корее. На Лондонском аукционе консервы из красной рыбы оценивались в 17—18 руб. за ящик, из кеты — 6—7 руб., в то время как предпринимателю ящик консервов обходился в среднем в 8—8,5 руб.[151] За 1914—1917 гг. было вывезено на внешний рынок 294,4 тыс. ящиков крабовых консервов, из общего числа в Англию поступало 25 проц., США — 60 проц., в другие страны — 15 проц.

В своей производственной деятельности русские промышленники стали также отходить от непродуктивного японского посола рыбы, так называемого «сухого посола», и переходить к ее обработке европейским способом — заготавливать рыбу в бочках, в обработке применять пласт, колодку и семужный посол, на долю которых приходилось 50,6 проц. произведенной продукции. Новой своей продукцией русские рыбопромышленники стали постепенно осваивать вначале внутренний рынок, а затем и иностранный. Впервые на внутреннем рынке появились со своей продукцией Лавров и Галичанин в 1902—1903 гг., отправив ее в Москву и Петербург. На международном рынке первым оказался Надецкий, заключивший договор на поставку рыбопродукции с берлинским рыботорговцем Линденбергом. Позднее продажей дальневосточной рыбопродукции занимались Баранов, Красильииков, Павлов, оптовики Языков и Лавров[152].

В 1910 г. царское правительство вводит пониженный тариф на 25 проц. на провоз рыбопродукции из кеты и горбуши

56

по железной дороге, что изменило главное ее направление к рынкам сбыта. Так, в 1913 г. с Амурского бассейна в европейскую часть России из общего количества в 2,5 млн. пудов, предназначенных к сбыту, 83 проц. было направлено на рынки Сибири и в центральные районы России. А увеличение количества срочных рейсов Добровольного флота подняло вывоз отечественной рыбопродукции с берегов Охотского и Берингова морей во Владивосток до 80 проц.[153]

Возможность быстро отправить с промыслов рыбную продукцию увеличивало ее производство на охотско-камчатском и чукотско-анадырском побережьях: в 1913 г. на промыслах было приготовлено 700 тыс. пудов рыбопродукции, в 1916 г. — 1250 и в 1917 г. — 1700 тыс. пудов[154]. Всего с камчатского побережья на рынки России за 1911—1915 гг. было направлено кеты, горбуши, сельди и икры 4099 тыс. пудов[155].

Непосредственно по железной дороге было вывезено на запад: в 1907 г. — 197 тыс. пудов, в 1908 г. — 330, в 1909 г. — 617,7, в 1910 г. — 890, в 1911 г. — 1115, в 1912 г. — 1501 и в 1913 г. — 2504 тыс. пудов рыбопродукции из лососевых пород рыб[156]. На внутренний рынок вывозилась кета, горбуша, нерка, кижуч, красная икра из этих пород рыб.

Изменение направления перевозки русской рыбной продукции сократило ее экспорт на японский рынок: в 1909 г. он составлял 1833 тыс. пудов, в 1910 г. — 1417, в 1911 г. — 1027, в 1912 г. — 719, в 1913 г. — 146 тыс. пудов[157].

Таким образом, для отечественной рыбной промышленности с введением в строй Сибирской железной дороги и соответствующих льготных тарифов открылись огромные сибирские и европейские рынки России, что, в свою очередь, способствовало еще большему укреплению позиций отечественной отрасли в Тихоокеанском бассейне. Капиталистический русский промысел был представлен крупными рыбопромышленниками, производившими ежегодно до 400 тыс. пудов рыбопродукции. Они владели 79,4 проц. общего количества рыболовных участков, эксплуатировали 87,4 проц. наемных

57

рабочих на конвенционных участках[158]. По всем районам Дальнего Востока за 1909—1917 гг. было добыто 1050,3 тыс. т рыбы, за 1911—1917 гг. морепродуктов (крабы, трепанги, морская капуста и др.) — 4017 тыс. т[159].

Рыбная промышленность Дальнего Востока оставалась крупным источником доходов для государства. От эксплуатации рыболовных угодий русскими и японскими арендаторами Российское государство за 1901—1909 и 1913—1917 гг. получило доход в размере 7272 тыс. золотых рублей[160].

Рыболовство местного населения в низовьях Амура, на Сахалине и на Камчатке

Наряду с развитием капиталистического промысла на Дальнем Востоке получило промышленное развитие, рыболовство у местного населения — крестьянства и малочисленных народов в низовьях и в лимане р. Амура, по охотско-камчатскому побережью и в юго-западной части Японского моря, по материковому побережью Татарского пролива и в заливе Петра Великого.

По условиям русско-японской рыболовной конвенции 1907 г., все побережье русского Тихоокеанского бассейна было разбито на 585 рыболовных участков, из которых 320 было определено в конвенционных водах, из них основная часть — по побережью Камчатки.

В конвенционных водах было 265 рыболовных участков, изъятых из действия конвенции: 100 участков в бухтах и заливах Дальнего Востока, 15 — в лимане р. Амура и 150 — на реках региона. Вот на этих участках и проводилась в различные годы добыча рыбы крестьянами и малочисленными народами.

Царское правительство на развитие рыболовства местно-го населения внимания почти не обращало, мер для увеличения его производительной деятельности не принимало. Многие годы техника обработки рыбы у промысловиков оставалась старой, что вело к низкой стоимости продукции, орга-

58

низация ее сбыта происходила в форме посредничества. Банковский кредит был для населения недоступен, не имелось и учреждений, где можно было бы получить мелкий кредит на расширение производства. В связи с этим рыбацкому населению приходилось обращаться к крупному рыбопромышленнику, который эксплуатировал его труд самым беспощадным образом.

Под влиянием деятельности капиталистических предприятий, общего развития рыбопромышленности активизировались товарно-денежные отношения в дальневосточной деревне, разрушались натурально-патриархальные отношения в крестьянском хозяйстве, росло имущественное неравенство со всеми его последствиями. Часть крестьянского населения занималась усиленно рыбным промыслом и потому, что отведенные им наделы по климатическим условиям не были приспособлены для ведения сельского хозяйства. Это были, например, такие поселки, как Ново-Покровское и Рыбное на Сахалине, Ново-Киевское, селение на р. Искан и др.[161]

Местное население в низовьях Амура, на Сахалине и Камчатке, занимаясь рыболовством, долгое время не выходило за пределы удовлетворения собственных потребностей или потребностей своего хозяйства: например, заготовки корма для собак. С общим развитием частнопредпринимательского промысла оживает и промысловая деятельность местного крестьянства и коренного населения, которое принимает форму добывающего.

Насколько большое значение имел рыбный промысел для амурского крестьянства, видно из того факта, что им было занято 77,4 проц. старожильческого и 75,2 проц. новосельческого населения, не говоря о малочисленных народах, занятых промыслом почти на 100 проц.[162] Доходы от рыбного промысла составляли 52,2 проц. для семьи старожила и 70 проц. — для семьи новосела от общей суммы годового заработка[163].

За 1909—1912 гг. в низовьях Амура крестьянами-рыболовами было добыто горбуши, летней и осенней кеты 16 656,9 тыс. штук[164].

Лов рыбы в некоторых селениях.Амура стал основным видом деятельности рыбаков-крестьян. Так, в селениях Перм-

59

ском, Троицком, Шелепове отдельные крестьяне заготавливали ежегодно до 2500—3000 пудов соленой рыбы, а в селениях Мариинском, Богородском, Вольно-Михайловском — по 300—500 бочек кеты[165].

Не меньшее значение имело рыболовство и для приречного населения р. Амура, в частности, для казачества по р. Уссури с притоками рек Хор, Кия, Бикин, Иман, что служило весьма существенным подспорьем для его хозяйства.

Рыболовство на Амуре служило одним из рычагов освоения этого района поселенцами-новоселами, т. к. развитие частнопредпринимательского промысла активизировало постепенный переход от земледелия к рыбной ловле (см. табл. 8).

Таблица 8

Участие сельского населения Амурского бассейна в рыболовстве. 1904—1907 гг.


Примечание: таблица составлена автором на основании документа: РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 304. Л. 304 об.

В количественном отношении уловы местного крестьянства и национального населения за 1909—1914 гг. в среднем ежегодно составляли 30—35 проц. всей добычи рыбы в Амурском бассейне, причем на одно хозяйство приходилось около 700 пудов рыбы[166]. Из этого количества 55 проц. сбывалось в свежем виде, 35 проц. — в обработанном и лишь 10 проц. оставалось для личного потребления[167]. Так, за сезон 1909 г. в лимане Амура жители сел Воскресенка, М. Михайловское, Пермское, Хилка, Средне-Тамбовское добыли 132 тыс. штук лососевых пород[168].

60

От объема добытой рыбы менялся и заработок. Так, в 1908 г. по Хабаровскому району он был равен 388 руб., по Удскому — 436 руб.; на каждого продающего домохозяина осетровый промысел давал соответственно 174 руб. и 100 руб. дохода крестьянину[169].

Рыбные промыслы стимулировали колонизацию Амурского бассейна. В первое пятилетие после русско-японской войны 1904—1905 гг. в низовьях Амура образовалось 22 селения, а к 1914 г. — еще пять населенных пунктов[170]. В целом по бассейну за 1909—1917 гг. количество русских селений, где крестьянин занимался рыболовством, увеличилось с 70 до 101, в 1914 г. 156 селений малочисленных народов занимались добычей рыбы, которой было добыто (русскими и народами Севера) 74 120 278 штук, оставлено для себя 16 735 908 штук (данные без 1915—1916 гг.), продано в свежем виде 32 523 874 штуки, в обработанном — 1 953 967 пудов рыбы и 74 052 пуда икры (данные без 1915—1916 гг.)[171].

Примерно в таком же положении находилось и рыболовное население охотско-камчатского побережья. Будучи занятое главным образом охотой на ценного пушного зверя и получая от этого вида промысла необходимые для своего существования средства, туземное население этих районов ловило рыбу лишь для удовлетворения своих личных потребностей и на корм собакам. По мере развития у берегов Камчатки и по материковому побережью Охотского моря промышленного рыболовства прибрежное население начинает мало-помалу втягиваться в этот промысел предпринимателями, скупавшими у него рыбу в свежем виде. В дальнейшем с упадком пушного промысла в Охотско-Камчатском крае рыболовство для прибрежных жителей приобрело первенствующее значение, становясь одним из основных источников ого существования и благополучия.

По данным И. И. Огрызко, рыболовство на Камчатке стало главным занятием для 78,1 проц. оседлых коряков, 68,7 проц. камчадалов и 69,5 проц. русских[172].

По материковому побережью Татарского пролива и в заливе Петра Великого рыбный промысел не являлся основ-

61

ным занятием населения, как на Амуре или Камчатке: продукция его служила лишь добавлением в рацион питания.

До заключения русско-японской рыболовной конвенции 1907 г. на юге Дальнего Востока вели рыбный, а также трепанговый, крабовый промысел и добычу морской капусты китайцы и корейцы, приезжающие в этот район на время промыслового сезона. Первое же место по добыче морских богатств занимал промысел капусты: до русско-японской войны 1904—1905 гг. ежегодно добывалось 350—400 тыс. пудов[173].

Но с 1908 г., когда русское правительство запретило иностранцам вести промысел в заливе Петра Великого, оно стало предпринимать попытки создать в этом районе отечественное рыболовецкое население, привлекая рыбаков из Европейской России: из Крыма, Астрахани, Финляндии и Эстонии. На это дело правительством отпускались довольно-таки значительные суммы, примерно по 800—1000 рублей на рыбацкую семью[174].

Однако попытки эти не дали положительных результатов. Рыбаки, приехавшие на берега залива Петра Великого, занимались чем угодно, но не рыболовством. Размер промысла местного населения юго-западною побережья Японского моря был незначительным, не превышал 15 проц. общей добычи, им было в 1910—1917 гг. добыто 103,2 млн. штук рыбы[175].

Ловом рыбы и морепродуктов непосредственно в заливе Петра Великого было занято от 588 чел. (1913 г.) до 942 чел. (1917 г.), на добыче трепанга, крабов и морской капусты соответственно трудилось 1045 и 1998 ловцов[176].

В дореволюционный период произошло социальное расслоение рыбацкой деревни. Из среды крестьян выделился слой субпредпринимателей: перекупщиков рыбы, засольщиков икры и т. д., которые в своих интересах использовали права общины на рыбный промысел и становились зажиточными крестьянами-промысловиками. Такой крестьянин имел земельный надел и одновременно получал значительный доход от промысла рыбы, ее перекупки и перепродажи.

Из среды таких крестьян, которые в своей деятельности

62

все дальше и дальше отходили от земледелия, появился сахалинский кулак-промысловик. Как отмечает М. И. Ищенко, на Сахалине ими стали крестьяне А. Ларионов, Е. Суконнов, М. Никоненко и др. Выше их в промысловом деле поднялся крестьянин из ссыльных X. Бирич, который в 1912 г. имел 13 десятин земли, более 60 голов скота и на месте постоянного рыбного промысла возвел 15 капитальных строений, став впоследствии крупным рыбопромышленником на Дальнем Востоке[177].

Формирование рабочей силы в рыбной отрасли региона

Развитие капитализма в рыбной промышленности Дальнего Востока России способствовало формированию в ней профессиональных рабочих. Этот процесс активизировался после русско-японской войны 1904—1905 гг., когда стал заметен промышленный рост края, более активным стало переселенческое движение. Широкое распространение рассказов людей, побывавших на Дальнем Востоке, о рыбных богатствах также увеличило переезд сюда на заработки рабочих и крестьян из других районов страны.

Особенность развития отрасли заключалась в том, что в ней трудились как отечественные, так и иностранные рабочие, которые были заняты преимущественно в конвенционных водах. В среднем ежегодно на рыбных промыслах, в краборыбоконсервном производстве было занято от 16 до 30 тыс. постоянных и сезонных рабочих (см. табл. 9).

Таблица 9

Общее количество рабочих, занятых на рыбных промыслах по русскому тихоокеанскому побережью в 1910—1914 гг.


Примечание: таблица составлена автором на основании следующие документов и материалов: ГАПК. Ф. 633. Оп. 7. Д. 24. Л. 29 об.; Гейнеман Б. А. Рыбный промысел в водах Дальнего Востока в 1910 г. Хабаровск, 1911. Вып. 1. Приложение № 16; Рыбные и пушные богатства Дальнего Востока. Владивосток. 1923. С. 313, 314.

63

Русские рабочие трудились главным образом во внеконвенционных водах, т. к. правила российского рыболовства 1894 г. запрещали отечественникам нанимать иностранных рабочих на арендованные ими промыслы. Во время первой мировой войны был разрешен частичный наем иностранных рабочих, и к концу войны на всех морских промыслах Дальнего Востока трудилось до 75 проц. иностранных рабочих[178]. На речных промыслах .региона (кроме р. Амура, где все рабочие были русскими) трудилось только 40—46 проц. русских, остальные — японцы, корейцы, китайцы.

Русские, как и иностранные рабочие, работали по найму, количество их из года в год увеличивалось. Так, в 1910 г. из 13 482 рыбаков и обработчиков рыбы в Николаевском районе по найму работало 50,6 проц., а к 1913 г. их число увели чилось до 9742 чел.[179]

Японские рыбопромышленники нанимали рабочих на промыслы у себя на родине, русские — в пределах Дальнего Востока, главным образом из числа сельского населения, а также законтрактовывали из Сибири и центральных районов России. Перед первой мировой войной начал складываться постоянный состав рабочих-рыбаков, которые из года в год нанимались к одним и тем же рыбопромышленникам.

Сезонный характер рыбной промышленности, ручной труд на промыслах определяли уровень квалификации рабочих. На русских промыслах квалифицированных рабочих было мало, трудились случайные люди, порой моря ранее и не видевшие. Наиболее квалифицированная, более оплачиваемая прослойка рабочих была представлена засольщиками рыбы, икорными мастерами, а также бондарями, неводчиками, резчиками рыбы. Например, в 1913 г. из 14 627 рабочих 71 проц. составляли чернорабочие, т. е. рабочие без профессии. Из 141 чел., имевшего профессию, на промыслах работали 10 неводчиков, 40 бондарей, 66 засольщиков и 18 икрянщиков[180].

64

Что же касается положения рабочих на рыбных промыслax, то общероссийское рабочее законодательство на промыслах Дальнего Востока не применялось. Производственные отношения между рабочими и предпринимателями определялись «Особым положением», издаваемым для различных отраслей хозяйства Приморским генерал-губернатором или военными губернаторами областей, а также на основании трудовых контрактов подрядчиков с нанимающимися рабочими. Отсутствовали и единые правила, регламентирующие труд и условия содержания рабочих.

Вот что отмечали члены Амурской экспедиции, обследовавшие рыбопромысловые участки: «Необходимо улучшить положение на рыбалках рабочих; теперь последние в значительном большинстве случаев не обеспечены ни надлежащими помещениями, ни дешевым и здоровым продовольствием, ни медицинской помощью; нормальные договорные условия и расчетные книжки дальневосточным промыслам неизвестны»[181].

Вообще труд как русских, так и иностранных рабочих никем не нормировался и полностью определялся интересами рыбопромышленников, которые считали, что на рыбалках нужен «интенсивный труд в течение суток или двух, смотря по длительности хода рыбы»[182].

В отрасли преобладала фиксированная помесячная оплата с системой штрафов. Уровень заработной платы был непостоянным и зависел от рунного хода рыбы, от запросов рынка на рабочую силу. В 1908 г. на Амуре она составляла в среднем в месяц 39 руб., а в 1913—1914 гг. рабочие, работавшие артельно, на сдельной оплате, зарабатывали от 4—5 руб. до 8—10 руб. за 1 тыс. вычищенной рыбы[183].

Икрянщики, старшие неводчики получали плату на основе особого соглашения, и их заработок был в несколько раз выше, чем средний заработок рабочего.

В Охотско-Камчатском крае зарплата рабочего зависела от результатов рыболовного сезона. Обычно рабочий на основании договора, который большей частью письменно не оформлялся, получал от рыбопромышленника от 20 до 35 руб.; кроме того, предусматривалось и вознаграждение: за каждые 15 тонн обработанной рыбы артельные рабочие полу-

65

чали 20—25 руб. Следовательно, за рыболовный сезон заработок рабочего на промысле составлял 200—250 руб.[184]

На многих рыбалках отсутствовали нормальные бытовые условия: помещения для жилья были неблагоустроенные, порой рабочие жили там, где коптилась или обрабатывалась рыба, от холода и усталости «бодрость» поддерживалась порцией спирта. Не только на мелких, но и на крупных промыслах, где работало 200—300 человек, не было не только врачебной помощи, но и отсутствовал какой бы то ни было санитарный надзор.

Условия труда и жизни рыбаков вызывали протесты, которые носили стихийный, неорганизованный характер и выражались в уходе рабочих с промысла в период путины, случаях поджогов и бунтов. В первую четверть XX в. появилась новая форма протеста рыбаков — забастовка, в которой сочетались экономические и политические требования[185].

Рыбаки отрасли представляли собой незначительную часть населения Дальнего Востока, не потерявшего связи с земледельческим трудом и не изжившего мелкособственнической психологии. На их выступления влияли сезонный характер труда, разрозненность рабочих коллективов, высокая текучесть на промыслах.

Большие сложности встречала отечественная рыбопромышленность в использовании на промыслах труда иностранных рабочих. На Камчатке это произошло в 1895 г., когда «Камчатское торгово-промышленное общество» наняло на промыслы в Усть-Камчатске японских рабочих. Этот опыт оказался удачным, поэтому и другие рыбопромышленники стали использовать его, причем нелегально, без разрешения властей.

Период нелегального использования иностранных рабочих закончился в 1899 г. С этого года царское правительство разрешило своими правилами официально привозить наемную рабочую силу из Японии на русские рыбалки. Однако русско-японская война 1904—1905 гг. приостановила этот процесс, но после окончания войны на основании Портсмутского мирного договора и русско-японской рыболовной кон-

66

венции по всему охотско-камчатскому побережью наем рабочей силы из Японии усилился.

Таким образом, социально-экономическое и политическое развитие России в эпоху капитализма и империализма, освоение богатств Дальнего Востока способствовали росту рыбной промышленности в регионе, установлению ею торговых отношений с зарубежными странами. Влияние на развитие отечественной рыбопромышленности оказали Сибирская железнодорожная магистраль, деятельность Добровольного флота, рост населения в связи с расширением переселенческого движения, возможность свободного проникновения со своей продукцией на рынки Сибири и Центральной России.

Своей деятельностью отечественная рыбопромышленность способствовала освоению новых территорий, развитию таких населенных пунктов, как Охотск, Анадырский острог, Петропавловск, Большерецк, Нижне-Камчатск, городов Владивосток, Хабаровск, Николаевск-на-Амуре.

67

[1] Мейснер В. И. Основы рыбного хозяйства. М; Л., 1932. С. 34.

[2] Там же.

[3] Дулов А. В. Географическая среда и история России. Конец XV — середина XX в. М., 1983. С. 80.

[4] Учуг — рыболовный участок.

[5] Дулов А. В. Указ. соч. С. 80.

[6] Кузнецов И. Д. Очерк русского рыболовства. Спб., 1902.

[7] Слюнин Н. В. Современное положение нашего Дальнего Востока. Спб., 1908. С. 88.

[8] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 600.

[9] Там же. Примечание. С. 664.

[10] Борисов П. Г. Из истории научно-промысловых ихтиологических исследований на морских и пресных водоемах СССР. М., 1960. С. 24; Дербер П. Я., Шер М. Л. Очерки хозяйственной жизни Дальнего Востока. М.; Л., 1927. С. 145, 148.

[11] Опацкий Л. В. Размещение пищевой промышленности СССР. М.,1958. С. 248.

[12] Елисеев Д. С. Технология консервирования рыбы и других водных промыслов. М.; Л., 1934. С. 5.

[13] Арнольд И. Рыбная промышленность. М.; Л., 1926. С. 22, 23.

[14] Мясников В. С. Империя Цин и Русское государство в XVII в. М,1980. С. 70.

[15] Цит. по кн.: Беспрозванных Е. А. Приморье в системе русско-китайских отношений. XVII — середина XIX в. М., 1983. С. 24.

[16] Цит. по кн.: Огрызко И. И. Очерки истории сближения коренного и русского населения Камчатки (конец XVII — начало XX в.). Л., 1973.

[17] Роль географического фактора в истории докапиталистических обществ. Л., 1984. С. 169.

[18] Цит. по кн.: Дальний Восток. Хабаровск, 1971. № 1. С. 135.

[19] Цит. по кн.: Сафронов Ф. Г. Русские промыслы и торги на Северо-Востоке Азии в XVII — середине XIX в. М., 1980. С. 35.

[20] Вестн. рыбопромышленности. Спб., 1883. № 9—10. С. 359; 1898. № 2. С. 69. (Подсчит. авт.).

[21] Сафронов Ф. Г. Указ. соч. С. 35.

[22] Там же. С. 36.

[23] Нарочницкий А. Л., Губер А. А., Сладковский М. М., Бурлингас Л. Я. Международные отношения на Дальнем Востоке. М., 1973. Кн. 1. С. 51; Макарова Р. В. Русские на Тихом океане во 2-й половине XVIII в. М,1968. С. 213 (Подсчит. авт.).

[24] Гартвиг. Природа и человек на Крайнем Севере. Б/г., Б/м. С. 154.

[25] Сафронов Ф. Г. Указ. соч. С. 41.

[26] Там же: Вестн. рыбопромышленности. Спб., 1893. № 9—10. С. 359: 1898. № 2. С. 69 (Подсчит. авт.).

[27] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. С. 365.

[28] Цит. по кн.: Алексеев А. И. Освоение русскими людьми ДальнегоВостока и Русской Америки. До конца XIX века. М., 1982. С. 110.

[29] История Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1979. Кн. 4. С. 104.

[30] Алексеев А. И. Указ. соч. С. 111.

[31] Там же. С. 112—113.

[32] Болховитинов Н. Н. Становление русско-американских отношений. 1775—1815. М., 1966. С. 306; Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск,1979. С. 416, 418.

[33] Алексеев А. И. Указ. соч. С. 114.

[34] Сафронов Ф. Г. Указ. соч. С. 46—47.

[35] Сергеев М. А. Советские острова Тихого океана. Л., 1938. С. 61, 63.

[36] Рахманин Г. Е., Сергеев М. А. Очерки по охотничьему хозяйству и звероводству Крайнего Севера // Изв. науч.-исслед. ассоциации Ин-та народов Севера. Л., 1936 С. 86; Сибирь и Великая Сибирская железная дорога. Спб., 1896. С. 148, 151.

[37] Веберман Э. Китобойный промысел в России. Ч. 1 // Изв. Моск.коммерч. ин-та. М., 1914. Кн. 2. С. 183.

[38] Суворов Е. К. Командорские острова и пушной промысел в них. Б/м., Б/г. С. 22.

[39] Рахманин Г. Е., Сергеев М. А. Указ. соч. С. 86; Из истории рабочего класса Дальнего Востока // Уч. зап. ДВГУ. Т. 55. Сер. Ист. Владивосток, 1971. С. 30.

[40] Приамурье. Факты. Цифры. Наблюдения. (Далее — Приамурье). М., 1909. С. 262.

[41] Рахманин Г. Е., Сергеев М. А. Указ. соч. С. 86; Шелихов Г. И. Российского купца Григория Шелихова странствования из Охотска по Восточному океану к американским берегам. Хабаровск, 1971. С. 138; Отчет Камчатского окружного революционного комитета 1-му Камчатскому окружному съезду Советов. Петропавловск-Камчатский, 1928. С. 95.(Подсчит. авт.).

[42] Цит. по кн.: История США. Т. 2. 1877—1918. М., 1985. С. 145.

[43] Там же.

[44] РГИА. Ф. 298. Оп. 75. Д. 198. Л. 179.

[45] ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 46. Л. 210.

[46] Нарочницкий А. Л. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860—1895. М., 1956. С. 135.

[47] Кутаков Л. Н. Россия и Япония. М., 1988. С. 156.

[48] Олсуфьев А. Общий очерк Анадырской округи. Спб., 1896. С. 206, 207; Слюнин Н. Промысловые богатства Камчатки, Сахалина и Командорских островов. Спб., 1895. С. 94—95.

[49] Вестн. промышленности. Спб., 1891. № 1. С. 8.

[50] Огородников С. Ф. Петр Великий и Архангельск. Архангельск 1872 С. 64—65.

[51] Там же.

[52] Васильев М. П. Наш Восток и его промысла. Спб., 1891. С. 80.

[53] Летопись Севера. М., 1962, Кн. 3. С. 190—193.

[54] См.: Тихменев П. А. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действие ее до настоящего времени. Спб.1861. Т. 1.

[55] Васильев М. П. Указ. соч. С. 83.

[56] Там же.

[57] Из истории рабочего класса Дальнего Востока... С. 22.

[58] Линдгольм О. В. Китовый промысел. Спб., 1888. С. 14.

[59] Настольный календарь-справочник по Дальнему Востоку на 1919 г. Владивосток, 1919. С. 37.

[60] РГАЭ. Ф. 8189. Оп. 2. Д. 28. Л. 17; Алексеев А. И. Указ. соч. С. 29.

[61] По данным Н. В. Слюнина, общество было ликвидировано в 1873 г.

[62] Из истории рабочего класса Дальнего Востока... С. 23.

[63] Зап. Прим. филиала Геогр. о-ва СССР. Владивосток. 1965. Т. 1, (XXIV). С. 43—50.

[64] Вестн. рыбопромышленности. Спб., 1887. № 1. С. 17.

[65] Там же. 1891. № 5. С. 192.

[66] Там же.

[67] Там же. С. 194.

[68] РГИА. Ф. 398. Оп. 65. Д. 20323. Л. 55.

[69] РГАЭ. Ф. 8198. Оп. 2. Д. 28. Л. 17; Вестн. рыбопромышленности.Спб., 1896. № 10. С. 446; За пищевую индустрию. М., 1935. 8 июня.

[70] Вестн. рыбопромышленности. Спб., 1901. № 7—8. С. 159.

[71] Алексеев А. И. Указ. соч. С. 229.

[72] Из истории рабочего класса Дальнего Востока... С. 25.

[73] Веберман Э. Указ. соч. С. 237.

[74] РГИАДВ. Ф. 11. Оп. 1. Д. 251. Л. 124—129.

[75] Слюнин Н. Промысловые богатства Камчатки, Сахалина и Курильских островов... С. 63.

[76] Там же.

[77] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 324.

[78] Всеподданнейший отчет Приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Духовского. 1896—1897 гг. Спб., 1898. С. 1; Первая всеобщая перепись населения Российской империи. Спб., 1897. Приморская область.

[79] Богданов Д. Наши богатства. Промыслы Приморской области, Камчатки и Сахалина. Владивосток, 1910. С. 53.

[80] См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 382.

[81] Народы советского Дальнего Востока в дооктябрьский период истории СССР. Владивосток, 1968. С. 45.

[82] Приамурье... С. 231.

[83] Алексеев А. И., Морозов Б. Н. Освоение русского Дальнего Востока.Конец XIX в. — 1917 г. М., 1989. С. 103.

[84] Там же.

[85] Гейнеман Б. А. Рыбный промысел в водах Дальнего Востока в 1910 г. Хабаровск, 1911. Вып. 1. С. 12.

[86] РГАЭ. Ф. 8198. Оп. 2. Д. 31. Л. 9.

[87] Экономическая жизнь Приморья. Владивосток, 1924. № 5(9). С. 56 (Подсчит. авт.).

[88] Алексеев А. И. Указ. соч. С. 232.

[89] Народы советского Дальнего Востока в дооктябрьский период... С. 45.

[90] См.: Живописная Россия. Спб.; М., 1895. Т. 12. Ч. 2. С. 133.

[91] Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.; Л., 1949. С. 505.

[92] Огрызко И. И. Указ. соч. С. 95.

[93] ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 131. Л. 21.

[94] РГАЭ. Ф. 8189. Оп. 1. Д. 31. Л. 8.

[95] Там же.

[96] РГИА. Ф. 560. Оп. 29. Л. 198. Л. 89.

[97] Рахманин Г. Е., Сергеев М. А. Указ. соч. С. 90.

[98] Отчет Камчатского Окружного Революционного Комитета... С. 52.

[99] РГАЭ. Ф. 8189. Оп. 2. Д. 28. Л. 29.

[100] ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 26. Л. 14; Сергеев М. Л. Советская Камчатка. М.: Л., 1932. С. 34.

[101] РГАЭ. Ф. 8189. Оп. 2. Д. 31. Л. 9.

[102] Троицкая И. А. Промыслы как сфера предпринимательства крупной дальневосточной буржуазии во 2-й половине XIX в. — начале XX в. // Проблемы истории дореволюционной Сибири. Томск, 1989. С. 169.

[103] Экономическая жизнь Приморья. Владивосток, 1924. № 3 (7). С. 52.

[104] Там же (Подсчит. авт.).

[105] ГАХК. Ф. 357. Оп. 1. Д. 131. Л. 26.

[106] ГАПК. Ф. 633. Оп. 2. Д. 28. Л. 28 об.; Оп. 7. Д. 6. Л. 18.

[107] РГИА. Ф. 538. Оп. 69. Д. 24076. Л. 57.

[108] ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д. 131. Л. 23.

[109] ГАПК. Ф. 633. Оп. 2. Д. 1. Л. 3; Д. 2. Л. 22.

[110] РГИА. Ф. 398. Оп. 68. Д. 21792. Л. 368 об., 369 (Подсчит авт)

[111] Там же.

[112] Там же. Л. 369 об. (Подсчит. авт.).

[113] История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1968. Т. 6. С. 20.

[114] Арнольд И. Указ. соч. С. 3.

[115] Пищевая пром-ть. М., 1928. № 3. С. 95; Арнольд И. Указ. соч. С. 6.

[116] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 40. Л. 1.

[117] Арнольд И. Указ. соч. С. 3.

[118] Холодильное дело. М., 1932. № 1—2. С. 3.

[119] Пищевая пром-ть. М., 1928. № 3. С. 95; Бюл. рыбного хозяйства. М., 1927. № 11—12. С. 1; Рыбак Севера. Петроград. 1920. № 4—5. С. 19 (Подсчит. авт.).

[120] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 40. Л. 1—3; Мейснер В. И. Указ. соч.С. 29 (Подсчит. авт.)

[121] Рыб. хоз-во. М., 1920. № 1—3. С. 4, 8 (Подсчит. авт.).

[122] Там же (Подсчит. авт.).

[123] См.: Крушанов А. И. Борьба за власть Советов на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Владивосток, 1961.

[124] Там же. Указ. соч. С. 18.

[125] ГАПК. Ф. 633. Оп. 7. Д. 2. Л. 16.

[126] Слюнин Н. В. Современное положение нашего Дальнего Востока. Спб., 1908. С. 91.

[127] Вест. рыбопромышленности. Спб., 1909. № 6. С. 327—333 (Подсчит.авт.).

[128] Богданов Д. Указ. соч. С. 53.

[129] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 83. Л. 12 об.; РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 11. Л. 50 об.

[130] Вестн. рыбопромышленности. М., 1908. № 1. С. 115.

[131] РГИА. Ф. 398. Оп. 70. Д. 25467. Л. 3 об.

[132] Там же. Л. 4, 4 об. (Подсчит. авт.).

[133] Там же. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 304. Л. 315.

[134] Богданов Д. Современное положение нашей рыбопромышленности на Дальнем Востоке. Владивосток, 1911. С. 10.

[135] РГИА Ф. 1284. Оп. 190. Д. 304. Л. 309, 309 об.

[136] Там же. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1296. Л. 70—71.

[137] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 83. Л. 7 об., 11 об.

[138] Приамурье... С. 259.

[139] Гейпеман Б. А. Указ. соч. С. 41.

[140] Рыбные и пушные богатства Дальнего Востока. Владивосток, 1923. С. 344.

[141] Материалы к познанию русского рыболовства. Пг., 1915. Т. 4. Вып. 1. С. 98.

[142] РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 819. Л. 8.

[143] Там же. Л. 7 об.

[144] РГАЭ. Ф. 8198. Оп. 2. Д. 28. Л. 29.

[145] Нитиро ге ге кэйсэйси (История развития русско-японского рыболовства). Токио, 1971. С. 109 (на яп. яз.).

[146] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 40. Л. 26; Сов. Азия. М., 1931. Кн. 9—10. С. 18.

[147] Нитиро ге ге кэйсэйси... С. 83, 84.

[148] Там же. С. 109.

[149] РГАЭ. Ф. 764. Оп. 5. Д. 88. Л. 244; Бюл. Главного управления рыболовства. М., 1923. № 19. С. 4 (Подсчит. авт.).

[150] Бюл. Главного управления рыболовства. М., 1923. № 19. С. 4; Рубинштейн К. И. Консервная промышленность и экспорт консервов из СССР. М.; Л., 1931. С. 26 (Подсчит. авт.).

[151] Алексеев А. И., Морозов В. Н. Указ. соч. С. 130.

[152] РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 798. Л. 83; Ф. 391. Оп. 1. Д. 11. Л. 51 об.; Розанов Н. Г. Справочная книга по рыбопромышленности Дальнего Востока. Николаевск-на-Амуре, 1914. С. 33.

[153] РГАЭ. Ф. 764. Оп. 3. Д. 120. Л. 21 об.

[154] Там же. Л. 22.

[155] Бюл. Главного управления рыболовства. M., 1923. № 8. С. 8. (Подсчит. авт.).

[156] ГАРФ. Ф. 3977. Оп. 1. Д. 83. Л. 7 об.; РГИА. Ф. 398. Оп. 75. Д. 198. Л. 150; Унтербергер П. Ф. Приамурский край. 1906—1907 гг. Спб., 1912. Приложение № 17. С. 35.

[157] Кевдин В. А. Современное рыболовство России. М., 1915. С. 79.

[158] Народы советского Дальнего Востока в дооктябрьский период... С. 48.

[159] Гейнеман Б. А. Указ соч. С. 63; РГИА. Ф. 398. Оп. 75. Д. 198. Л. 150. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 304. Л. 324; ГАПК. Ф. 633. Оп. 2. Д. 3: Л. 49.

[160] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 11. Л. 55; Ф. 398. Оп. 75. Д. 198. Л. 150; ГАПК. Ф. 633. Оп. 2. Д. 3. Л. 49 (Подсчит. авт.).

[161] РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 340. Л. 306 об.

[162] ГАПК. Ф. 633. Оп. 7. Д. 2. Л. 20.

[163] Там же.

[164] ГАПК. Ф. 633. Оп. 7. Д. 2. Л. 20 об. (Подсчит. авт.).

[165] РГИА. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1291. Л. 83, 84.

[166] ГАПК. Ф. 633. Оп. 7. Д. 2. Л. 21.

[167] Там же.

[168] РГИА. Ф. 1284. Оп. 190. Д. 304. Л. 307 об., 308. (Подсчит. авт.).

[169] Там же. Л. 305. Экономическая жизнь Дальнего Востока. Чита, 1923. № 1—2. С. 35.

[170] Там же.

[171] Дербер П. Я., Шер М. Л. Указ. соч. С. 163. (Подсчит. нами).

[172] Огрызко И. И. Указ. соч. С. 55.

[173] Советский Дальний Восток. Чита—Владивосток, 1923. С. 74.

[174] РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 1226. Л. 39; Оп. 3. Д. 280. Л. 30; Сев.Азия. М. 1925. Кн. V—VI. С. 82.

[175] ГАПК. Ф. 633. Оп. 5. Д. 2. Л. 52 об.; Д. 2-а. Л. 4 об. (Подсчит. авт.).

[176] Там же.

[177] Ищеико М. И. Роль рыбного промысла в жизни русских Сахалина. // Материалы к изучению истории и этнографии населения Сахалинской области. Южно-Сахалинск, 1980. С. 92—93.

[178] РГИА. Ф. 398. Оп. 75. Д. 209. Л. 57—60.

[179] Крушанов А. И. Октябрь на Дальнем Востоке. Владивосток, 1971. Ч. 1. С. 68.

[180] Рыбные и пушные богатства Дальнего Востока... С. 314.

[181] Крушанов А. И. Указ. соч. С. 69.

[182] Там же. С. 71.

[183] Приамурье... С. 250.

[184] Обзор предвоенного и современного рыбного хозяйства СССР (по 1927 г. включительно). М., 1929. Т. IV. С. 715.

[185] См.: Егоров Н. Г. Основные предпосылки и формы классовых выступлений рабочих рыбной промышленности Дальнего Востока России в период капитализма // Классовая борьба и революционные выступления на Дальнем Востоке во второй половине XIX — начале XX вв. Владивосток, 1988. С. 108—116.

Перейти к главе второй - Развитие рыбной промышленности Дальнего Востока России в 1917 - октябре 1922 г.