Дубовиков А.М. Рыболовство как важнейший элемент традиционной культуры уральского казачества

 

В статье на основании анализа системы рыболовства на Урале, его роли в разные периоды, показаны и объяснены имевшиеся тенденции в развитии традиционной культуры уральского казачества.

 

Определяющую роль в хозяйственной деятельности любой общности людей играет окружающая их среда, прежде всего, природно-климатические условия и географическое положение. Природная среда Уральского казачьего войска позволяла заниматься выращиванием зерновых лишь в северной и, отчасти, в средней части войска. Западная часть с её многочисленными озёрами, разливами и заливными лугами, при крайне низкой плотности населения создавала прекрасные условия для развития овцеводства и коневодства. Южная часть была самой непригодной для развития сельского хозяйства, а потому основным, а зачастую и единственным занятием её жителей было рыболовство. Данный вид промысла в Уральском войске

162

играл особую роль. Богатый рыбой Урал в границах Уральского войска являлся собственностью всей войсковой общины, а потому доступ к его ихтиофауне был закрыт для иногородних лиц. В целом можно сказать, что уральская казачья община сумела рационально распорядиться своими водными и земельными ресурсами, создав почти оптимальную систему хозяйствования в не столь богатом ресурсами крае.

Рыболовство стало первым хозяйственным занятием, к которому обращалась казачья община в перерывах между войнами и походами. Хлебопашество зародилось сравнительно поздно – не ранее конца XVIII века. «К работам – ленивцы, хлеба не пашут, а живут от рыбных доходов, с которых каждый казак до 200 рублёв в год получает» [19], – писал о яицких казаках генерал фон-Фрейман вскоре после подавления казачьего восстания 1772 года. Невзирая на присутствующий в его словах негатив, генерал правильно показал специфику экономического уклада Яицкого войска тех лет. Начать характеристику экономики Уральского войска по праву следует с рыболовства, как с основной отрасли войскового хозяйства. Несмотря на бурное развитие земледелия во второй половине XIX века, «падающее» рыболовство и в начале ХХ века продолжало оставаться лидирующей отраслью хозяйства Уральского войска. С одной стороны, этот промысел был наиболее традиционным, он представлял собой неотъемлемую часть культуры местного населения. С другой стороны, рыболовством занималось гораздо большее число казаков, чем любыми другими промыслами, а доходы от него в масштабах войска всегда превышали доходы от любого другого вида хозяйственной деятельности.

Рыболовство было распространено не только в Уральском войске, но и в ряде других – Донском [1], Терском [18], Астраханском [23] и прочих. Но нигде оно не играло той роли, какую оно играло в Уральском войске. В 1889 году в Петербурге проходил съезд рыбопромышленников и рыбопромышленная выставка, где уральское войско представляла делегация во главе с молодым выпускником Петербургского университета Н.А. Бородиным. Делегация была удостоена золотой медали за «отличного качества рыбные продукты и полную коллекцию рыболовных снастей в образцах и моделях» [27]. Немного позже (в 1894) Н.А. Бородин занял впервые учреждённую в войске должность войскового техника рыболовства. Техник рыболовства и штат его подчинённых, эксперименты по разведению рыб финансировались из казны войска [16, с. 38]. Под его руководством принимались меры по спасению молоди рыбы, гибнущей после высыхания степных ериков и озёр. Например, в 1896 году в долине реки Чаган для этой цели был устроен пруд [17, с. 106]. Под Гурьевом была открыта рыборазводная станция, выпустившая в Урал 6000 искусственно выведенных севрюжек в 1897 и 3500 в 1898 годах [17, с. 105]. Опыт по заселению в Урал осетров из Волги удачным назвать нельзя: «Очевидно, …все ушли вверх, за пределы войска, и судить о размерах опыта, за неимением оттуда данных, невозможно» [17, с. 106]. В 1897 году были созданы 4 «рыбоводческие станции» [28, с. 179]. Они продолжали заниматься опытами по искусственному разведению осетров, искусственному оплодотворению икры, выведению новых пород осетровых. На протяжении нескольких десятилетий Н.А. Бородин отстаивал право казаков на установку учуга [24], вызывавшее большое недовольство у оренбургских властей. Эта бревенчатая, а позже – металлическая решётка периодически устанавливалась между берегами Урала и запирала крупной рыбе ход вверх по течению реки выше Уральска. За уничтожение учуга ратовал и ряд столичных чиновников. Бородин же пытался объяснить им, что подобное действие вызовет расстройство всей системы уральского рыболовства, служащего главным источником благосостояния уральского казачества. Уральский учёный отмечал, что «право на устройство учуга …составляет одну из важных старинных привилегий уральских казаков» [5, с. 886]. Н.А. Бородин был убеждён, что в случае разрушения привычной системы рыбный промысел на Урале примет «характер капиталистического предприятия, а теперешние казаки разорятся, превратившись в батраков крупных промышленников» [2, с. 37]. Позицию Н.А. Бородина в отношении уральского рыболовства нельзя назвать антирыночной. Наличие совместной собственности вовсе не противоречит принципам рынка, даже если при этом число партнёров составляет двухсоттысячный коллектив, который совсем не обязан предоставлять свободный доступ к пользованию своей собственностью всем, кто проживает рядом. Частые поездки по России и за границу, научная работа, общественно-политическая деятельность, вскоре заставили Бородина оставить свой пост.

163

Уже в 1899 году должность техника по рыболовству занимал И.Х. Кожевников [17, с. 288], хотя Н.А. Бородин по-прежнему оставался в Уральске, работая в областном статистическом комитете [17, с. 281].

Рыболовство для уральского казачества было не просто промысел, но и культурная традиция, освящённая веками. Н.А. Бородин подчёркивал, что Урал – единственная в мире крупная река, в среднем и нижнем течении которой запрещено всякое судоходство [3, с. 864]. По его подсчётам, рыболовство является основным средством к существованию для 40% казачьих семей. Ещё для 30% – это вспомогательное, но довольно важное хозяйственное занятие [2, с. 9]. Даже казаки верхних, земледельческих станиц (Мустаевской, Кирсановской, Рубёжинской), отвечая на вопрос о роде своей деятельности, поставили рыболовство на 1 место, сказав: «Занятие наше – рыболовство и хлебопашество» [29, с. 30]. Свидетельством бережного отношения уральского казачества к своей главной реке служат многие примеры. Во время нереста осетровых рыб был запрещён даже колокольный звон в церквах прибрежных станиц и посёлков. «Даже самые переправы через Урал ограничены немногими местами …во избежание возможности напугать рыбу», – писал Н.А. Бородин [3, с. 864]. Строжайший запрет на всякий шум неподалёку от берегов Урала герой В.И. Даля объяснял так: «Рыба – тот же зверь, …шуму и людей боится; уйдёт, а там ищи её» [9, с. 105]. Об открытии судоходства не могло быть и речи. Хотя в 1880 году купцы Ванюшины всё же добились открытия пароходного сообщения с Оренбургом, их маленький пароход сделал лишь 4 рейса, после чего депутаты войскового съезда под давлением казачьей общественности пересмотрели прежнее решение. В итоге купцы понесли ущерб в 5 тысяч рублей, который никем не был возмещён [26].

Часть авторов, описывая уральскую систему рыболовства, явно идеализировали её. Были и те, кто подвергал её резкой критике. Причиной идеализации была четкая организация и регламентации рыболовства. Причиной критики – неравные возможности различных категорий казаков по участию в промыслах, дискриминационные меры в отношении иногородних, чрезмерная забота об охране вод. Впрочем, по мнению Н.А. Бородина, иногородним не следует иметь претензий к уральскому рыболовству, которое обеспечивает средствами к существованию 5–6 тысяч их представителей [5, с. 886]. П.С. Паллас писал, что «главный промысел …яицких казаков состоит в рыбной ловле, которая нигде в России так хорошо не распоряжена» [15, с. 422]. В.Г. Короленко был убежден, что «войско сумело организовать и утвердить на реке образцовый порядок» [13, с. 43]. Усердную охрану казаками вод Урала Н.Я. Данилевский считал следствием их предрассудков, которые охарактеризовал как «выдумки, и довольно простоватые, …что не только всякое судоходство, но даже всякий малейший шум или огонь на берегу Урала пугает рыбу» [10, с. 29]. Чувство недоумения испытал и побывавший у казаков в начале ХХ века А. Замятин: «В запретное время никто не посмеет поехать по Уралу на лодке. Странное удручающее впечатление производит эта большая красивая река своею мертвенностью на протяжении от Уральска до Гурьева» [12, с. 27]. Во 2-й половине XIX столетия всё отчетливей раздаются голоса о том, что уловы неуклонно снижаются и рыболовство утрачивает своё прежнее значение. Н.А. Северцов, присутствовавший на «севрюгах» в 1861 году, так описал увиденное: «В Тополинском еще были хорошие заловы, …в Кулагинской далеко не всякому казаку попадалось по севрюге в день, в Горской на всю крепость ловилось от одной до трех севрюг в сутки, …в Калмыковской севрюги были большой редкостью» [30, с. 125]. Н.Ф. Савичев считал, что «самый старый и важный промысел – рыболовство утрачивает постепенно свое первенствующее значение» и в настоящее время оно уже «не может быть настолько прибыльно, как это бывало в прежнее время» [25]. Ещё в середине XIX века И.И. Железнов пытался опровергнуть строки казачьего фольклора о «Яике – золотом дне»: «Теперь он далеко уже не золотое дно; даже не знаю, можно ли назвать его, Яик – медное дно: …если бы воскресли наши деды и прадеды, они не узнали бы родного своего Яикушку-Горыныча» [11, с. 104]. Еще более пессимистичен Б.А. Карпов, утверждавший, что «недалеко то время, когда эта река вовсе откажется кормить нас» [22]. То же признавали и депутаты войскового съезда: «Уловы …падают с каждым годом по мере …уменьшения рыбы» [21, с. 799]. Но насколько обоснованы были разговоры о падении уловов? Не были ли они следствием роста численности казачьего населения, вызвавшего сокращение дохода на душу населения? Нет ли тут каких-либо других причин? Данные статистики 2-й

164

половины XIX – начала XX века хорошо известны. В зависимости от разных факторов, объёмы вывоза данной продукции за пределы войска в разные годы были подвержены серьёзным колебаниям. Сопоставление данных о вывозе рыбы за 1896–1902 годы с аналогичными показателями предшествовавших лет приводит к опровержению утверждений о «падении уловов». Снижение объёмов вывоза «красной» рыбы и икры действительно имело место, но в отношении «черной» рыбы подобного не было. Её вывоз отличался нестабильностью показателей из года в год, но обнаружить кризисные тенденции нельзя. Вероятно, образованная часть казачества умышленно поддерживала миф о падении уловов в целях сохранения запретов, а также для обоснования отказов от расширения общины за счёт приёма иногородних. Менее образованная часть, видимо, думала по-другому. Конечно же, численный рост казачьей общины (в течение XIX века в 4 раза) привёл к снижению уловов на душу населения. Количество рыбы, используемой для собственного потребления – величина относительно стабильная для каждого казачьего хозяйства. Следовательно, доля рыбы, остающейся в границах войска, постоянно росла. На продажу же шли «излишки». Понятно, что количество рыбы, идущей на продажу за пределы войска, не могло увеличиваться пропорционально росту его народонаселения. Поэтому доходы от продажи рыбы в пересчёте на одно казачье хозяйство, бесспорно, снижались. Соответственно, снижались и возможности приобретения необходимых товаров на деньги, вырученные от продажи рыбы. Для простого казака, мало знакомого с вопросами экономики, вывод был очевиден – уловы падают, Яик не хочет давать рыбу!

Подавляющее большинство очевидцев свидетельствовало о строгом порядке и дисциплине при организации лова, но имеются и другие примеры. Например, в 1836 году есаул Назаров был отправлен на гауптвахту за незаконную выдачу рыболовных удостоверений [7], в том же году разбиралось скандальное дело о незаконном лове [8] и таких дел немало. Любопытно, но браконьерским ловом занимались не только некоторые казаки, но и киргизы, например, в 1806 году – киргизы рода «берш» [8]. В 1881 году была введена уголовная ответственность за нарушения в сфере использования войсковых вод. Инициатива исходила от простого казачества, поддержанного войсковым руководством. В итоге наказание за потаенный (незаконный – Д.А.) лов было установлено в виде лишения свободы на срок от 2 недель до 6 месяцев, а повторное правонарушение – до 1 года. Кроме того, в 1893 году Войсковое правление (председатель С.Е. Толстов) приняло постановление «О борьбе с потаённым рыболовством», в соответствии с которым, нарушителей выселяли в станицы, не прилегающие к побережью. Охрана речных вод входила в компетенцию поселковых атаманов. Больше всего в XIX веке уральцев беспокоили нарушения границ войсковых вод на Каспии астраханцами. Охрана морских вод требовала более пристального внимания. «В прежние времена этот надзор обеспечивался нарядом сотни казаков на «взморье» с офицером во главе, впоследствии были сооружены маячные суда» [5, с. 886], – свидетельствует Н.А. Бородин. Эти суда представляли собой лодки, плававшие по границам войсковых вод, на которых несла дежурство «охранная команда». Суда, охранявшие воды, были собственностью войска и строились на его средства. К началу ХХ века общая численность команды, как и в прежние годы, определялась сотней казаков, во главе которых стояли «смотритель вод» и 3 его помощника. Команда размещалась на прибрежных постах, островах, устьях Урала. К началу ХХ века охрана вод ежегодно требовала примерно 30 тысяч рублей [5, с. 886].

Что же представляла собой система уральского рыболовства? Несмотря на то, что она сложилась уже в XVIII веке, ни место, ни время промыслов формально нигде не фиксировались. С XIX века стали ежегодно издаваться правила ведения рыболовства. Издавались они войсковой канцелярией, позже – хозяйственным правлением. Целью их создания было стремление к равным возможностям для всех казаков [5, с. 886]. Уральское рыболовство было единой системой, все части которой были органически связаны. Попытка самостоятельной организации лова на станичном уровне могла привести к расстройству всей рыболовной системы в войске. Поэтому запрет на любые самостоятельные действия на местах был вполне оправдан. К концу XIX века все постановления были сведены в единые «Правила производства рыболовств» [5, с. 885], которые периодически дополнялись. Уральское войско, поставлявшее на общероссийский рынок мясо и икру осетровых рыб, было монополистом в этом секторе экономики. Каждый рыбо-

165

ловный промысел был приурочен ко времени достижения максимума цены на его продукцию. Но не только ценовой фактор обуславливал регламентацию видов лова по сезонам. Было также установлено, что рыба осетровых пород «ежегодно делает правильные периодические путешествия на пресную воду в устья Урала: весной – с целью выметать икру и вернуться обратно в море, осенью – на зимний отдых, для которого рыба размещается по глубоким местам Урала» [5, с. 886]. Более того, осетровые рыбы способны размножаться только в пресной воде, чем и объясняется их периодическое появление в реках [17, с. 106]. В соответствии с «правилами», уральские рыболовства подразделялись по тем или иным критериям. По месту (морские и речные) и времени (весенние, осенние, зимние), а также по степени их значимости.

«Багренье» проводилось накануне Рождества, чтобы к этому времени на Урале окреп лёд, а к праздничным дням была свежая рыба, икра и деньги, вырученные от их продажи, которая происходила на месте лова. Этот вид лова может показаться варварским, но его запрет расстроил бы всю систему хозяйства казаков. Продажа рыбы велась уже на берегу, при этом «кочевое рыболовство …вызвало подвижные кочевые торжки» [14, с. 506]. Первая ятовь называлась «царской», а улов 1-го дня – «царским кусом», поскольку пойманная в 1-й день рыба шла «в презент» царю. Традиция, зародившаяся при Михаиле Федоровиче, сохранилась до ХХ века. Презент отправляли вместе с зимней станицей из отличившихся казаков.

«Севрюги» – весенний вид лова, предусматривавший только лов севрюг специальными сетями. Проходил он в низовье Урала. До конца августа рыболовство ниже учуга и на Каспии было запрещено. Осенью в низовье Урала начиналась «плавня». В ходе неё вылавливалась рыба, готовящаяся к спячке.

Среди второстепенных рыболовств «свободными» считались любые виды лова неводами и сетями в старицах Урала и в неуральных («чёрных») водах. К рыболовствам, требующим наблюдения «рыболовных атаманов», принадлежат ловли рыбы в реке Большом Узене и в озере Черхал. Узенское рыболовство представляло собой определённую систему, в которую, кроме Большого Узеня, были также включены Камыш-Самарские озёра и озеро Большой Рыбный Сакрыл, располагавшиеся в непосредственной близости [4, с. 614]. Вследствие обмеления стенных рек правобережья Урала, к концу XIX века значение узенских рыболовств упало, но для бедной части казачества Сламихинской, Глиненской и Кармановской станиц они составляли главную статью доходов.

Как основные, так и второстепенные рыболовства могли проводиться одновременно. Таким образом, один и тот же казак не мог в течение года поучаствовать сразу во всех промыслах.

В ходе исследования выяснено, что система рыболовства на Урале имела свою специфику, подчиненную традиционному образу жизни казачества. Рыболовный промысел для южного региона Уральского казачьего войска являлся основным по сравнению с другими хозяйственными занятиями казаков. Кроме того, этот промысел являлся важной составляющей традиционной культуры казачества всего региона, а в некоторых районах и доминирующей его частью. С ситуацией в данной отрасли в других казачьих регионах. Наконец, на основании отслеживания его роли в разные периоды, показать имевшие место тенденции и объяснить их.

 

Библиографический список

1. Астапенко Г. Край рыболовных станиц // Былое. – 1997. – №3–4.

2. Бородин Н.А. В защиту уральского рыболовства. – СПб., 1910.

3. Бородин Н.А. Река Урал // ЭС: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. Т. 34. – СПб., 1902.

4. Бородин Н.А. Узенское рыболовство // ЭС: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. Т. 34. – С. 614.

5. Бородин Н.А. Уральское рыбное хозяйство // ЭС: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. Т. 34.

6. ГАОО, ф. №6, оп. №10, д. №229-б, л. 1–2.

7. ГАОО, ф. №6, оп. №10, д. №4508.

8. ГАОО, ф. №6, оп. №10, д. №4590-1.

9. Даль В.И. Уральский казак // Собрание сочинений В.И. Даля. – М., 1983.

10. Данилевский Н.Я. Описание уральского рыболовства // Исследование о состоянии рыболовства в России. Т. III. Уральские рыболовства. – СПб., 1860.

11. Железнов И.И. Василий Струняшев: роман из казачьей жизни. – СПб., 1910.

12. Замятин А. Уральская область. – Уральск, 1913.

13. Короленко В.Г. У казаков. Из летней поездки. – Челябинск, 1983.

166

14. Максимов С.В. Плавня // Исторический вестник (СПб). – 1883. – №6.

15. Паллас П.С. Путешествия по различным провинциям Российской империи. – СПб., 1809. – Ч. I.

16. Памятная книжка и адрес-календарь Уральской области на 1898 год.

17. Памятная книжка и адрес-календарь Уральской области на 1900 год.

18. Попко И.Д. Терские казаки со стародавних времён. – СПб., 1880.

19. РГАДА, ф. №6, д. №505/1, л. 36об.

20. Рудаков В. Гребенцы // ЭС: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. Т. IX. – С. 585.

21. Сборник протоколов съездов выборных от станиц Уральского казачьего войска за 25 лет (1875–1899). – Уральск, 1900.

22. Северная пчела (г. Санкт-Петербург), 05.09.1857.

23. Суров А.Л. Казаки // ЭС: Ф. Брокгауз, И. Ефрон. Т. XIII. – С. 888.

24. Уральские войсковые ведомости. – 1890. – №5.

25. Уральские войсковые ведомости. – 1872. – №32.

26. Уральские войсковые ведомости. – 1881. – №27.

27. Уральские войсковые ведомости. – 1889. – №17.

28. Фокин Н.И. Уральцы… Мои земляки. – Кемерово, 1998.

29. Хохлов Г.Т. Путешествие уральских казаков вокруг света в 1898 году. – СПб., 1903.

30. Чибилёв А.А. Река Урал. – Л., 1987.

167

 

ПУБЛИКАЦИЯ:  Дубовиков А.М.  Рыболовство как важнейший элемент традиционной культуры уральского казачества // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова,  т. 14,  № 2. Кострома, 2008. С. 162-167.