Буров Г.М. Запорный лов рыбы в эпоху неолита в Восточной Европе

Наши познания о рыболовстве эпохи неолита на европейской территории СССР ограничивались до 60-х годов главным образом данными о костях ихтиофауны, гарпунах, удильных крючках [1] и грузилах сетей. Лишь на торфяниковой стоянке Сарнате в Латвии [2, с. 92—95] удалось найти орудия из растительных материалов, в частности сети и ботала. Известна была также ловушка открытого типа из дранки, выявленная в 1878 г. И. С. Поляковым на Оке [3, с. 19; 4]. Но достоверных сведений о рыболовных заграждениях не имелось, хотя исследователи высказывали предположения об их существовании в каменном веке [5, с. 185; 6, с. 206]. Лишь в 1965—1966 гг. обнаружены бесспорные остатки таких сооружений: В. П. Левенком — в Верхнем Подонье [7, с. 151; 8, с. 88, рис. 32, 24] и нами — на р. Юг, близ д. Мармугино Великоустюгского р-на Вологодской обл. [9, с. 7; 10, с. 133—134; 11, с. 286].

Деревня Мармугино давно известна тем, что близ нее, на боровой террасе, в 1904—1911 гг. производил сборы подъемного материала, кремня и керамики, врач К. А. Линовский [12, с. 5][1]. Открытая здесь стоянка, относящаяся к мармугинскому культурному типу верхневолжско-зауральской (синдорской) гребенчатой керамики [13, с. 168; 14, с. 92][2], раскапывалась в 1936 г. М. Е. Фосс [15; 16, с. 363], но результаты этих исследований не нашли отражения в печати[3]. 30 лет спустя стоянка и ее окрестности были осмотрены автором, которым при систематическом обследовании старичных торфяников [10, 17, 18] выявлены близ нее древние гидросооружения из дранки[4]. До сих пор были опубликованы только краткие сведения об этом редком памятнике.

В пойменном обнажении на р. Юг, у самой деревни, четко прослеживались два погребенных старичных торфяника, из которых первый, с развалами сооружений, срезан частично вторым (рис. 1). Для их изучения зачищен обрыв на протяжении 300 м и произведено бурение в разных местах (рис. 2). Разрез имеет сложную стратиграфию, дополненную пыльцевыми диаграммами и радиокарбонными датами. Отложения первого торфяника включали глинисто-детритовый сапропель мощностью до 1,5 м и перекрывавший его, сильно заиленный торф толщиной до 1 м, верхняя горизонтальная поверхность которого лежала на 2,2 м ниже уровня поймы (в месте сооружений) и на 1,5 м выше уреза воды в межень. В разрезе по обнажению торфяник имел протяженность более 180 м, но он пересекался рекой наискось, что видно по форме в плане соседнего останца высокой поймы. Ширина старичных отложений составляла 80 м или несколько больше.

145

Рис. 1. Схема расположения археологических памятников у д. Мармугино. 1 — боровая терраса; 2 — высокая песчаная пойма; 3 — низкая глинистая пойма; 4 — болотный массив; 5 — пляж; 6 — контуры торфяников; 7 — рыболовные сооружения; 8 — керамика в пойменных отложениях; 9 — распространение подъемного материала на стоянке Мармугино; 10 — раскопы и шурф; 11 — скважины; 12 — линия зарисовки обнажения

146

Рис. 2. Стратиграфия мармугинских старичных торфяников (профиль обнажения, показанного на рис. 1. 1 — гумусовый горизонт; 2 — супесь; 3 — углистый слой; 4—6 — глины; 7, 8 — пески; 9 — песчано-глиняные отложения; 10 — заиленный торф; 11 — глинисто-детритовый сапропель; 12 — рыболовные сооружения; 13 — древесина из II торфяника, датированная по 14С; 14 — фрагменты глиняного сосуда; 15 — глиняная лента, в которой они обнаружены.

147

Рис. 3. Пыльцевые диаграммы поймы у д. Мармугино. 1 — № 1; 2 — № 2; 3 — № 3. I — ель; II — сосна; III — береза; IV — ольха; V — смешанный дубовый лес; VI — ива; VII — липа; VIII — вяз; IX — дуб; X—XX — те же условные обозначения, что и на рис. 2.

 Этот торфяник был перекрыт слоем глины (на высоте 1,5—2,5 м над урезом воды), на котором в свою очередь образовались торфяные линзы и (у самого края второго торфяника) синхронный им нанос в виде чередующихся песчаных и глиняных лент (участок 150—200, высота 2,2—4,7 м). Происхождение его явно связано с перемещением по течению вниз древней речной излучины [19, с. 119], врезавшейся в первый торфяник и аккумулировавший над ним прирусловый вал[5]. Более ранний слой глины сформировался, по-видимому, из взвеси во времена половодий. Можно думать, что образование вала и торфяных линз завершилось тогда, когда близ нынешнего обрыва прорвалась шпора меандра, выработавшего вогнутый дугообразный край надпойменной террасы, на которой находится стоянка. После этого торфяные линзы были погребены под глиняным слоем (на высоте 2—3 м), поверхность которого также подверглась заболачиванию, и только еще позднее вновь отложился песчано-глиняный нанос на участке 80—170. Что касается русла, то оно отошло к югу, где проходит и в настоящее время, а возле Мармугинской стоянки

148

Рис. 4. Сооружение 2. Выход дранки в обнажении

осталась старица второго торфяника[6]. Вывод о том, как появились песчано-глиняный нанос и торф на нижнем слое глины, подтвержден синхронизацией отложений по данным палинологии[7].

Образцы на спорово-пыльцевой анализ (рис. 3) взяты из скважин на месте сооружения 1 (диаграмма 1) и на участке 280—290, где обнаружен глиняный сосуд (№ 3), а также из шурфа на втором торфянике (№ 2). Верхней части диаграммы 1 от нижних торфяных линз (т. е. до глубины 1,7 м) по кривым дуба, вяза, липы, сосны и ели отвечает диаграмма 2. Определяющим моментом здесь служит исчезновение пыльцы дуба, характерное для перехода от суббореала к субатлантику. Очень четко выражены в обоих случаях позднеголоценовый подъем кривой пыльцы сосны и более ранний — пылинок ели. Для диаграммы 2 датирующим является также максимум ольховой пыльцы в ее нижней части [20, с. 25—85, 292; 21, с. 23—68].

При осмотре выхода старичных отложений у останца высокой поймы, где древний водоем достигал максимальной глубины, были замечены в разных точках лучины из дерева хвойной породы, расположенные параллельно друг другу (рис. 4). Эти лучины, выявленные на участке 30—40 и возле отметки 50, занимали три стратиграфических положения, что давало основание различать три разновременных заграждения: одно — в первом случае и два — во втором (рис. 2). Развал сооружения 1 был расположен в 13 м от края торфяника (по линии обнажения), главным образом на глубине 1,25—1,35 м от его погребенной поверхности и на 0,15—0,25 м выше уреза воды; выходы дранки прослежены с небольшим перерывом на протяжении 5 м в верхней сапропелевой толще. Остатки сооружения 2 зафиксированы в 12 м к северу от первого, на глубине 0,55—0,65 м, прямо на линзе сапропеля, которая обнаружена в ранней части торфяной залежи. Стратиграфически ниже, при прослойке торфа между слоем сапропеля и его линзой (глубина 0,80—0,95 м), под самым соору-

149

Рис. 5. Планы сооружений 1 (I), 2 и 3 (II). 1 — границы расчисток; 2 — обрыв; 3 — дранка; 4 — свая

жением 2 и в 4 м южнее залегали еще две группы лучин, которые мы приписываем сооружению 3 (рис. 5, II)[8].

Заграждения 1 и 2, исследованные двумя расчистками, были направлены под углом около 60° поперек торфяника —древней речной старицы (рис. 1). Его край и линии этих заборов составляли почти правильный треугольник со сторонами длиной 25—28 м.

Остатки сооружения 1 (рис. 5, 1, 6; 7) представляли собой развалы жестких матов, поставленных вертикально. Они были изготовлены с использованием утка из материала, не сохранившегося в торфяниках Европейского Северо-Востока. Это могли быть узкие ремни. О том, что лучины имели переплетение, говорит их расположение впритык, параллельно друг другу в каждой из отдельных деталей, на которые маты распались, разорвав местами уток. Переплетение было, очевидно, двойным (простым), характерным для подобного рода изделий [22, с. 229, 230]. Оно встречено, в частности, на поселении Сарнате (см. ниже).

Когда сооружение разваливалось, большинство лучин упало, приняв горизонтальное положение и сохранив свою первоначальную длину, а остальные обломались. Оставшиеся почти insitu нижние концы поврежденной дранки были слегка наклонены к северо-западу и расположены под углом около 80° к горизонту, на 0,10—0,15 м ниже современного уровня воды в межень. Поскольку забор лег на донные осадки на 0,15—0,25 м выше этого уровня сразу же после того, как был оставлен людьми (устойчивость заграждения из лучин невелика), можно думать, что он был погружен в сапропель своими нижними концами примерно на 0,3—0,4 м.

На расчищенном участке заграждение тянулось на 1,8 м с востока-северо-востока (от обрыва) на запад-юг-запад. Это было заметно не только

150

Рис. 6. Сооружение 1. Вид с севера

 

Рис. 7. Сооружение 1. Вид с северо-востока

151

Рис. 8. Фрагменты сооружения 1. 1 — нижняя часть свернутого мата; 2 — верхняя; 3 — свая

по «пенькам». Группы параллельных лучин залегали под большим или меньшим углом к линии забора, перекрывая в ряде случаев одна другую, но нижние концы лучин маркировали ее. Выделяются пять больших связок к югу от этой линии (включая обнаруженную в 1 м к юго-западу от расчистки) и три, обрушившиеся на северо-запад.

Длина дранки была 2,2 м, ширина колебалась в пределах 0,5—2,5 см, толщина — около 0,5 см. Сечение было прямоугольным, ромбовидным, овальным, сегментовидным и случайных очертаний. Чтобы обеспечить сооружению нужную прочность, сечение дранки плавно уменьшали кверху. А так как массивные концы лучин во всех случаях примыкают к линии заграждения, не подлежит сомнению принадлежность их всех одному и тому же сооружению 1.

Обращает на себя внимание самая крупная деталь сооружения, имевшая прямоугольную форму при ширине 0,53 м. Длина соответствовала размеру лучин и равнялась 2,2 м. В этом месте дранка залегала не в один, а преимущественно в три слоя (рис. 8, 1, 2), что позволяет говорить не о части прямого забора, а о мате, свернутом в рулон. Особое значение данной детали подчеркивается тем, что она упала к югу от линии заграждения в последнюю очередь. По-видимому, просматривая частично разрушенное заграждение, человек извлек из него мат, показавшийся хорошо сохранившимся, а затем, обнаружив непригодность изделия для дальнейшего применения, свернул его в трубку и опустил на старичное дно. Менее вероятно, что перед нами — упавшая рыболовная камера, поскольку при ширине развала 0,53 м такая камера имела бы поперечник всего около 0,35 м, что не отвечает сравнительным данным, приведенным ниже. Столь тесная западня малопригодна для ловли рыбы и ее вычерпывания сачком.

Судя по всему, расчисткой вскрыты два мата, принадлежавшие сооружению 1, близкие не только по высоте, но и по длине. Мат, выявленный в свернутом виде, вероятно, стоял между развалившимся забором и бере-

152

гом старицы, впритык к первому; у западного угла расчистки лучины отсутствуют. При этом едва ли приходится сомневаться в том, что забор тянулся до самого берега, от которого до обрыва — около 10 м. Значит, длина сооружения была не меньше, хотя оно прослеживается только на протяжении 1,8 м.

В 0,35—0,45 м к северо-западу от обломанных наклонных лучин находились два бруска, имевшие сечение в среднем 4×4 см и погруженные в сапропель. Один из них исследован на протяжении около 1 м, до глубины 0,35 м от уреза воды. Брусок был расположен под углом 80° к горизонту, и его нижний конец (который извлечь не удалось) находился, очевидно, у самой линии забора. Это бесспорная свая, о чем говорит S-образный профиль предмета на одном из его участков — результат вбивания в дно водоема (рис. 8, 3). Очевидно, она начала изгибаться, пройдя сквозь мягкий сапропель и достигнув песка. Следовательно, длина сваи могла быть около 3 м. Она служила опорой для мата. Другой брусок, очевидно, тоже был сваей.

Поскольку в старичных отложениях культурного слоя не оказалось, а обломанные лучины стояли почти вертикально, нет сомнений в том, что обнаруженный мат жесткого типа употреблялся для рыболовства на том самом месте, где обнаружен его развал. По-видимому, заграждение было использовано в старице, а не в реке, его выявленные остатки залегали в верхнем горизонте глинисто-детритового сапропеля.

Сооружение 2 (рис. 5, II) представлено горизонтально лежавшим матом, исследованным на протяжении 1,7 м, но, видимо, более длинным, поскольку одним концом он выходил к обрыву. Другой конец был расположен, очевидно, у западного края расчистки. Однако в целом сооружение должно было простираться до самого края торфяника. Расстояние от этого края до обрыва — около 15 м.

Мат имел ширину всего 1 м, поскольку глубина древней старицы резко уменьшилась из-за накопления донных осадков. Лучины были на всем протяжении примерно одинаковой ширины — около 1 см. Место, где мат, ориентированный с северо-запада на юго-восток, стоял, определяется только по «пенькам» на северо-восточном крае «настила». Здесь участок забора обломался. Судя по этим «пенькам», оставшимся почти на первоначальном месте, мат при установке был погружен в донные отложения примерно на 0,3—0,4 м. Обрушился он, лишь слегка деформировавшись и получив форму параллелограмма. Следовательно, переплетение не было повреждено при падении. Свай при расчистке найти не удалось.

Возраст двух заграждений установлен радиоуглеродным анализом [23, с. 78]. Первое из них относится к 2750±60 г. до н. э. (ЛЕ-711: 4700±60 лет), второе — к 2560±50 (ЛЕ-703: 4510±50 лет). Близость двух дат и соответствие их стратиграфическим данным убеждают нас в достоверности полученных результатов. Третье сооружение, залегавшее на промежуточном уровне, датируется примерно XXVII в. до н. э.

Где жили мармугинские рыболовы, пока не установлено. У самых сооружений находится стоянка Мармугино, но она непричастна к их созданию, так как значительно моложе. Это доказывается комплексом стратиграфических, палинологических и радиокарбонных данных. В 50 м от края второго торфяника, прорезающего первый и аллювий над ним, на глубине 3,2 м, в слоистых песчано-глиняных отложениях, выявлены фрагменты сосуда, который аналогичен мармугинским (рис. 9, 11) и, по-видимому, брошен обитателями стоянки на берегу древней излучины.

Сосуд принадлежит к мармугинскому типу, характеризующемуся прежде всего керамикой одноименного поселения в коллекциях К. А. Линовского (рис. 9, 9, 10),М. Е. Фосс (рис. 9, 1, 3, 4, 7, 8), Г М. Бурова (рис. 9, 2, 5, 6). Он найден недалеко от Мармугина и в отличие от волго-окской посуды имеет при крупных размерах мелкозернистую примесь дресвы в глиняном тесте, тонкие стенки, небольшие ямки и миниатюрные отпечатки гребенки, у которой слабо заметны зубцы. Такая ямочно-гребенчатая керамика, украшенная нередко двузубым штампом, харак-

153

 

Рис. 9. Керамика Мармугинского поселения (1—10) и местонахождения (11). 1, 3, 4, 7, 8 — ГИМ; 2, 5, 6, 11 — Коми филиал АН СССР; 9, 10 — Великоустюгский краеведческий музей

терным для Мармугина (рис. 9, 9, 10), известна как в комплексе этого поселения, так и на близкой к нему стоянке Кирокса в долине Северной Двины [24, с. 7—8].

Возраст сосуда находится в определенном соотношении с возрастом сооружения 2, имеющего радиокарбонную дату и выявленного на стыке сапропелевой линзы с торфом. Если бы сосуд залегал на песчаном ложе второго торфяника, то находку следовало бы считать моложе сооружения 2 на время отложения торфяного слоя над ним, покрывающей торф глиняной толщи и прируслового вала, формирование которого, как уже отмечалось, прекратилось, очевидно, после образования старицы. Но сосуд был оставлен раньше, когда еще меандр надвигался на первый торфяник, вследствие чего требуется некоторая поправка. Поэтому время сосуда (х)при известной дате сооружения 2 (d) можно вычислить по формуле x = dаb+c, где а — время накопления торфа над ним, b — продолжительность аккумуляции глины и песчано-глиняного вала над ней, а с — время, ушедшее на продвижение излучины от сосуда к старичным отложениям. Поскольку контакт торфа с сапропелевой линзой да-

154

тируется по 14С XXVI в. до н. э. (или самым концом XXVII в.), а горизонт сапропеля и торфа мощностью 0,70 м (между сооружениями 1 и 2) накопился примерно за 200 лет, то контакт заиленного торфа, имеющего мощность в данном месте 0,55 м, и покрывающей глины может относиться к XXIII—XXII вв. до н. э. при учете того, что торф откладывается немного медленнее, чем сапропель [25, с. 92].

Что касается величин bи с, то они представляются примерно равными друг другу. Об этом свидетельствует диаграмма 3, состоящая только из трех спектров[9]. Кривая ели здесь совершает подъем при падении кривой сосновых пылинок. Количество пыльцы березы и ольхи вначале уменьшается, а затем увеличивается. Кривые широколиственных пород развиты слабо, причем вяз представлен несколько лучше, чем липа. На диаграмме такой ход кривые древесных пород имеют на глубине 2,3—3,0 м, которая отвечает времени формирования торфяной залежи. Сходство наблюдается также и в том, что в обоих случаях убывает количество спор папоротникообразных. Поэтому можно думать, что сосуд, найденный несколько выше, чем спектр 3,5 м, относится ко времени, когда началось погребение первого торфяника под аллювиальной толщей, т. е. к концу III тыс. до н. э. Следовательно, сосуд моложе всех выявленных сооружений. Такой дате не противоречат радиокарбонные определения той древесины, которая собрана в верхней толще второго торфяника, приходящейся на середину диаграммы 2. Дерево с глубины 1,2 м относится к 50 г. до н. э. ±50 (ЛЕ-704), а с глубины 1,40—1,45 м — к 700 г. до н. э. ±50 (ЛЕ-705) [23, с. 78]. Значит, верхняя толща торфяника сформировалась в раннем железном веке, а нижняя — в медно-бронзовом.

Таким образом, стоянка и гидросооружения разновременны. Это однако, не означает, что их создатели жили на значительном удалении от мест своего рыболовства. Напротив, диахронность трех заграждений, встреченных в одних и тех же старичных отложениях, свидетельствует косвенно о том, что древние рыболовы обитали где-то поблизости. А поскольку в районе д. Мармугино нет другой боровой террасы, кроме той, на которой находится стоянка, резонно предположить, что жилища неолитических рыболовов располагались по тому краю этой террасы, который был в свое время смыт излучиной второго торфяника. Лишь затем пришли сюда носители мармугинского культурного типа.

Описанному забору 1 практически синхронен по 14С (ЛЕ-725: 2820±60 лет до н. э.) жесткий мат, открытый в старичных отложениях на стоянке Подзорово (близ г. Мичуринска, рис. 10), на дне древнего пойменного озера [8, с. 88, рис. 32, 2—4; 26, табл. 53]. Он был выработан из дерева хвойной породы — лучин шириной около 1 см и толщиной вдвое меньше. Ширина (высота) мата была около 2, а длина — 2,7 м. Переплетение не сохранилось. Между лучинами прослеживались интервалы 0,5—1,0 см. Одним словом, по способу изготовления мат сходен с мармугинскими. Сопровождался посудой ямочно-гребенчатого типа.

Неолитические же изделия из лучин шириной 1—2 и толщиной 0,5 см найдены на торфяниковом поселении Сарнате (III тыс. до н. э.). Здесь в шести пунктах залегали скопления дранки, причем между жилищами и в одном из них лучины, расположенные параллельно друг другу, были скреплены с помощью лыка способом двойного переплетения. Длина дранки из жилища — 2,5 м. В обоих случаях находки выглядели как остатки свитков или трубок, исходя из чего Л. В. Ванкина [2, с. 93—94, табл. XI, XII] заключила, что это — развалы верш. Однако более вероятно, что в Сарнате вскрыты рыболовные маты, хранящиеся, как известно, в свернутом виде [27, с. 16]. Ни деталей каркаса, ни замкнутых поясов из переплетенных лучин при раскопках не встречено. По своим размерам дранка аналогична найденной в составе сооружений, а для верш применяются узкие гибкие лучины толщиной 0,2—0,4 см [28, с. 39—101; 29, с. 97—98; 30, с. 139—141; 31, с. 25—28, рис. 28]. Это объясняется тем, что верша имеет цилиндроконическую форму и должна быть макси-

155

Рис. 10. Карта древних рыболовных заграждений Европы. I — сооружения из дранки (III — середина II тыс. до н. э.); II — из дранки, недатированные; III — из жердей (III в. до н. э. — VIII в. н. э.). 1 — в болоте Шедемоссе на о-ве Эланд; 2 — на поселении Сарнате; 3 — при с. Терво-Хидема; 4 — при с. Нивала-Сарьянкюла; 5 — при поселении Явроньга I; 6 — при Висе II; 7 — на р. Юг у д. Мармугино; 8 — на р. Оке при стоянке Плеханов Бор; 9 — на р. Воронеж при стоянке Подзорово

мально легкой. По тем же причинам между скрепленной дранкой оставляют промежутки до 4 см и более [28, с. 100]. Наконец, расстояния между поясками переплетения у верш невелики, что обусловлено сложностью формы и наличием сравнительно широких просветов между лучинами. Между тем в Сарнате они прижаты друг к другу, а линии оплетки разделены значительными интервалами. К этому следует добавить, что найденные в Нидлесе и Маглебю-Лонг (Дания) верши каменного века делались из гибких прутьев березы и липы толщиной 0,4—0,7 см, положенных на расстоянии 0,3—0,9 см друг от друга и переплетенных через каждые 1,5—3,5 см [32, с. 133—135; 33, с. 150—151]. Примерно таковы же датские верши каменного века из Лилле-Кнабструпа [22, табл. II].

Находкам из Сарнате близки изделия со стоянки Абора I (неолит — ранняя бронза) также в Латвийской ССР. Одно из них изготовлено из лучины длиной 80—115 см (и переплетено лыком через каждые 13—18 см), длина другого — 150 см [34, с. 78, рис. 17]. Им аналогичны вещи из дранки с поселения Швянтойи II В в Литве [35, рис. 25, 7]. Вероятно, и здесь перед нами рыболовные маты, свернутые в рулоны.

Хорошо сохранились три заграждения, относящиеся к концу неолита — началу эпохи металла и раскопанные У. Э. Хагбергом на о-ве Эланд в Балтийском море (Швеция), в Шедемоссе. Заборы из ивовой дранки длиной 30—40, шириной 1,5—3,0 и толщиной 0,5—3,0 см были установлены в мелководном озере и опирались на сваи из стволов ивы или других лиственных пород [36, с. 84—85, рис. 74, 75, 77, 80, 82]. Одно из этих сооружений представляло собой почковидную камеру длиной 1,45 и шириной 0,68 м, от входа в которую (на вогнутой стороне) простиралась вытянутая ромбовидная «прихожая» (6,0×1,1 м), причем перпендикулярно к ней шел прямой забор длиной 20 м. Ловушка имеет две радиокарбонные даты: St-618: 1320±90 лет до н. э. и St-619: 1460±100 лет. Второе сооружение включало два длинных забора (протяженностью 7 и 17 м), поставленных по одной линии с интервалом в 3 м, причем к внутренним

156

концам этих заборов под прямым углом примыкали два коротких заграждения (длиной 5 и 6 м), составлявших «прихожую» с широкими входами на концах, где могли помещаться ставные сети или вентери. Это крестовидное сооружение датируется до 1400±90 г. до н. э. (St-620).

С упомянутой почковидной камерой сопоставляется сооружение из дранки, открытое при стоянке Плеханов Бор (волго-окского неолита и волосовской культуры) в пойме Оки [3; 37, с. 305, рис. 8]. Здесь, в старичных отложениях, перекрытых песчано-глинистым аллювием мощностью около 4,5 м, И. С. Поляковым вскрыт ряд вертикальных сосновых лучин в виде полукруга диаметром около метра. Длина их была такой же, ширина — примерно 2—3, толщина — 1,5—2,0 см. Рыболовческая функция камеры подтверждена костями рыб, обнаруженными внутри ограды. В. В. Федоров считал сооружение ловушкой без забора [4, с. 5], но он мог просто не сохраниться. Ведь, по описанию И. С. Полякова, не менее половины лучин обрушилось в воду. Связь со стоянкой доказывается находкой керамики в слое с остатками этой ловушки[10].

Обобщая данные о гидросооружениях III—II тыс. до н. э., отметим, что они устраивались из дранки длиной, в зависимости от глубины водоема, от 30 (Шедемоссе) до 250 см (Сарнате). Ширина лучин колеблется от 0,5 до 3,0, а толщина — в пределах 0,5—2,0 см, причем нет прямой пропорциональной зависимости между этими величинами и высотой заграждения: в Плехановом Бору и Шедемоссе использована более широкая и толстая дранка, чем в Подзорове и Мармугине (1). Вместе с тем последнее заграждение состояло из лучин, утончающихся кверху. Длина одного мата составляла в Подзорове 2,7, а в Мармугине, как минимум, 1,7—1,8 м. Можно думать, что при выработке всех матов было использовано двойное переплетение. В Восточной Прибалтике был отмечен уток из растительного сырья, а в других областях его могла заменять кожа. Сами лучины изготовляли из дерева хвойных пород (Мармугино, Подзорово, Плеханов Бор), а иногда (Шедемоссе) — из ивы. Чаще всего применялась, очевидно, древесина сосны, отличающаяся прямоствольностью, небольшой суковатостью и способностью раскалываться на лучины большой длины [39, с. 28]. Именно она встречена на Плехановской стоянке, древесина которой подверглась диагностическому анализу.

Сооружение, состоявшее из камеры и длинного крыла, раскопано в Шедемоссе, а в Подзорове и Мармугине обнаружены, вероятно, заборы ловушек данного типа. Напротив, в черте Плеханова Бора открыта лишь камера без крыльев. Длина забора была не менее 10 и достигала 20 м, а поперечник камеры равнялся 1,0—1,45 м. Что касается стоянок Восточной Прибалтики, то на них найдены изделия из дранки вне мест рыболовства.

Описанные заграждения и изделия напоминают особое рыболовное сооружение из дранки, известное у русских [27, с. 16—28; 28, с. 101—103; 40, с. 13—18; 41, с. 43—45, 53], кетов [42, с. 60—61, рис. 7], латышей [43], финнов, румын [4, с. 63—65, рис. 7—10] и многих других народов [31, с. 28, рис. 31, 32]. У русских оно называется чаще всего котцом. Он состоит из двух частей: камеры (бочки) и одного или двух заборов (крыльев). Камера — жесткий мат, установленный вертикально в виде почковидной фигуры, имеющей узкий вход с вогнутой стороны. Крыло — такой же мат, но прямой в плане или с загнутым концом. Рыба, вошедшая в ловушку, как в вершу или вентерь, не находит выхода обратно и может быть вычерпана сачками.

По этнографическим данным, котец изготовляли в виде матов, так называемых берд [17, с. 16], высотой до 3, а длиной — не более 3—5 м, чтобы они, свернутые в рулоны, могли перевозиться на лодке. Сырьем

157

для берд служили обычно бревна сосны, ели, кедра и лиственницы, раскалываемые топором и клиньями по сердцевинным лучам на четвертины или более мелкие части — гонты. Этот материал распаривали в воде, а затем расщепляли на лучины нужной длины, ширины и толщины. Линии переплетения проходили на расстоянии 0,3—0,4 м друг от друга. При этом использовались веревка, тальниковый прут, липовая кора, кедровый корень и т. д.

Котцы устанавливались в старицах и других озерах, а также в заросших реках с небыстрым течением. Крылья длиной до 40 м перегораживали всю старицу либо её часть, доходя обязательно до берега. Бердо вдавливалось в дно грудью, либо забивалось в него колотушкой. Опорой служили сваи. Верхний конец котца должен выступать над водой (желательно на 0,4—0,5 м), чтобы рыба не могла перескочить через ограду[11]. Основное время лова — весна, когда рыба идет на нерест, но практиковался и зимний промысел: во время замора рыба стремится к проруби (в которую опускался котец), особенно если она сделана у родника.

Не всякая, однако, ограда из берд представляла собой котец. Такая ловушка отлично сохранилась в Шедемоссе. Но исследование этого же памятника показывает, что камеры у заграждения из дранки может и не быть. Известно также, что коми перегораживали матами из сосновых лучин (шириной 2—3, толщиной 1 см) озерные протоки, оставляя у берега свободное пространство, в которое помещали вершу или вентерь. Кроме того, коми использовали берда для запирания речного залива во время половодий, чтобы воспрепятствовать уходу рыбы, попавшей в него [28, с. 97].

Итак, рядом открытий на Русской равнине и в Фенноскандии доказано, что у неолитических племен существовало развитое запорное рыболовство. При этом добычливый лов рыбы обусловил продолжительное оседлое обитание у водораздельных озер, дающих начало рекам, где она часто мигрирует [11]. В Восточной Европе известные заграждения, которые, бесспорно, создавались людьми и несомненно относятся к неолиту, были сооружены из матов, выработанных из дранки. Датированные же древние заколы из свай и жердей, исследованные в Явроньге I [44, с. 55—58, 114—115] и Висе II [18, с. 165—166], относятся уже к различным периодам железного века (рис. 10)[12]. Заграждения первого типа сложны в изготовлении, но зато их детали легкосъемны и приспособлены для перевозки в челнах. К тому же на берда расходуется немного сырья, что немаловажно для неолита. Напротив, заколы из нерасщепленных древесных стволов, пригодные для установки в реках с быстрым течением, носят стационарный характер, требуют много леса на постройку и широко распространились, по-видимому, только в эпоху железного топора.

 ЛИТЕРАТУРА

1. Федоров В. В. Некоторые орудия рыболовства неолитического времени // СА. 1938. № 3.

2. Ванкина Л. В. Торфяниковая стоянка Сарнате. Рига: Зинатне, 1970.

3. Поляков И. С. Исследования по каменному веку в Олонецкой губ., долине Оки и на верховьях Волги // Зап. Русск. геогр. о-ва по отделу этнографии. 1882. Т. 9.

4. Федоров В. В. Рыболовные снаряды неолитической эпохи из долины р. Оки // СА, 1937, № 2.

5. Турина Н. Н. Оленеостровской могильник. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1955.

6. Телегiн Д. Я. Днiпро-донецька культура. Київ: Наук. думка, 1968.

158

7. Левенок В. П. Работы в бассейне верхнего Дона // АО — 1965. М., 1966.

8. Левенок В. П. Новые раскопки стоянки Подзорово // КСИА. 1969. Вып. 117.

9. Буров Г. М. Археологическое изучение торфяников в Северодвинском бассейне// АО—1966. М., 1967.

10. Буров Г. М. О поисках древних деревянных вещей и рыболовных сооружений в старичных торфяниках равнинных рек // КСИА. 1969. Вып. 117.

11. Буров Г. М. Прочная оседлость и закольное рыболовство у неолитических племен Северо-Восточной Европы // Первобытный человек, его материальная культура и природная среда в плейстоцене и голоцене. М., 1974.

12. Спицын А. А. Древности Севера. Тотьма, 1926.

13. Буров Г. М. Древний Синдор. М.: Наука, 1967.

14. Буров Г. М. Племена Вычегодского края в эпоху неолита и ранней бронзы // МИА. 1973. № 172.

15. Фосс М. Е. Вологодская область (р. Сухона и Юг). Материалы к изданию отчетов за 1937—1939 гг. Ч. 2 // Архив ЛОИА АН СССР, б. г. Ф. 2. Оп. 1. Д. 258, л. 35, 36; Д. 992, л. 25.

16. Фосс М. Е. Древнейшая история Севера европейской части СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1952.

17. Буров Г. М. Торфяники речных стариц как места археологических находок // Изв. КФВГО. 1964. № 9.

18. Буров Г. м. Археологические находки в старичных торфяниках бассейна Вычегды// С А. 1966. № 1.

19. Попов И. В. Загадки речного русла. Л.: Гидрометеоиздат, 1977.

20. Нейштадт М. И. История лесов и палеография СССР в голоцене. М.: Изд-во АН СССР, 1957.

21. Хотинский Н. А. Голоцен Северной Евразии. М: Наука, 1977.

22. Кларк Дж. Г. Д. Доисторическая Европа. М.: Изд-во иностр. лит., 1953.

23. Буров Г. М., Романова Е. Н., Семенцов А. А. Хронология деревянных сооружений и вещей, найденных в Северодвинском бассейне // Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.: Наука, 1972.

24. Буров Г М. Исследования в Северодвинском бассейне // АО—1967. М., 1968.

25. Левенок В. П. Неолитические племена лесостепной зоны европейской части СССР // МИА. 1973. № 172.

26. Кац Н. Я. Болота и торфяники. М.: Учпедгиз, 1941.

27. Иоганзен Б. Г., Петкевич А. Н. Промысел рыбы ловушками на водоемах Сибири. Новосибирск: Изд-во Главсибпрома, 1948.

28. Зверева О. С., Кучина Е. С, Соловкина Л. Н. Рыбные богатства Коми АССР и пути их освоения. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1955.

29. Белицер В. Н. Очерки по этнографии народов Коми (XIX — начало XX в.). М.: Изд-во АН СССР, 1958.

30. Конаков Н. Д. Коми охотники и рыболовы во второй половине XIX — начале XX в. М.: Наука, 1983.

31. BrandtA. von. Das grosse Buch vom Fischfanginternational. Zur Geschichte der fischereilichen Fangtechnik. Insbruck. Frankfurt/Main, 1975.

32. Becker С. J. Fund af Ruser fra Danmarks Stenalder //ANOH. 1941. I. Halvbind.

33. Troels-Smith J. Pollenanalytisle Datering af Tre Fiskeruser // ANOH. 1941. I. Halvbind.

34. Лозе И. А. Поздний неолит и ранняя бронза Лубанской равнины. Рига: Зинатне, 1979.

35. Rimantiene R. Sventoji Narvos kultūros gyvenvietes. Vilnius: Mokslas, 1979.

36. Hagberg U. E. The Archaeology of Skedemosse. 1. Stockholm, 1967.

37. Федоров В. В. Плехановская неолитическая стоянка // МИА. 1953. № 39.

38. Valonen N. Geflechte und andere Arbeiten aus Birkenrindenstreifen. Vammala, 1952.

39. Вихров В. E. Применение древесины в неолите // Сб. ботан. работ. Вып. 2. Минск, 1960.

40. Суховерхов Ф. М. Рыбоводство в пойменных озерах. М.: Пищепромиздат, 1948.

41. Егошин В. В. Деревянные ловушки для рыбы. М.: Пищепромиздат, 1955.

42. Алексеенко Е. А. Кеты. Историко-этнографические очерки. Л.: Наука, 1967.

43. TrocigsD. Katica-senszvejniecībasveids // Senatneunmāksla. № 1. Riga, 1940.

44. Буров Г. M. Археологические культуры Севера европейской части СССР (Северодвинский край). Ульяновск, 1974.

45. Римантене Р. К. Рыболовное сооружение на берегу Балтийского моря // Изыскания по мезолиту и неолиту СССР. Л.: Наука, 1983.

G. М. Burov

WEIRFISHING IN EASTERN EUROPE IN THE ENEOLITHIC

Summary

In 1966 three fish traps were discovered in the ox-bowlake sediments of the Yug river at the village of Marmugino (Veliky Ustyug District, Vologda Region). According to С14 dating they belonged to the first half of the third millennium В. С. The traps were wicker

159

screens made of laths 0.5 to 2.5 cm wide and driven into the river bed at the depth of 0.3 to 0.4 m. The earliest screen was made of laths 2.2 m high and rested on splintered logs. The later screens were made of laths 1 m high. The traps sometimes consisted of either screens or chambers. It seems that screen traps were coupled with net traps. The screens were also used to isolate fish in the ox-bow lake (connected with the river during spring floods). The Marmugino fish traps have their analogies in the Neolithic sites of Podzorovo (the Voronezh river), Sarnate (Latvia) and Skedemosse on the Oland Island (Sweden). On the latter site among the three fish traps dated to the middle of the second millennium В. С. there was a chamber trap. A similar construction was investigated in the Plekhanov Bor site on the Oka river (third-first half of the second millennium B. C.).Our studies show in the Neolithic the inhabilants of Eastern Europe frequently used wicker screens made of long laths.

160

[1] Великоустюгский краеведческий музей, инв. № 10128—10152, 10190—10250,10282—10315, 10326—10353, 10377—10606, 10623—10718.

[2] В коллекции имеется также небольшой комплекс ластинского этапа лебяжской культуры (VIII—VI вв. до н. э.).

[3] ГИМ, № 80432. В работах М. Е. Фосс стоянка названа Мармулинской и Мармылинской. Точное же наименование деревни — Мармугино.

[4] Исследования Вычегодско-Двинского отряда Коми филиала АН СССР в сентябре1966 г.

[5] Как известно, прирусловые валы приурочиваются обычно к выпуклым участкам берега [19, с. 106—110]. В данном случае такие валы отмечены по обе стороны древней реки, поскольку в обнажении прослеживается ее участок между двумя меандрами, из которых один омывал боровую террасу.

[6] Ширина этого торфяника — всего около 50 м, а современного русла р. Юг — примерно 100 м. Объясняя это обстоятельство, можно предположить что в древности река близ Мармугинской стоянки распадалась на два рукава (полоя). Второй из них мог протекать там, где сейчас тянется «лыва» — длинный старичный болотный массив, т. е. по правому берегу Юга, вдоль древней террасы, от д. Павшино до устья Лузы.

[7] Автор глубоко признателен А. А. Чигуряевой (Саратовский ун-т им. Н. Г. Чернышевского), выполнившей анализы.

[8] Не исключено, что выходы дранки имелись и посередине между пунктами 1 и 3, поскольку здесь обнажение торфяника завалено глыбами обрушившейся вышележащей породы. Край поймы, на котором обнаружены сооружения, интенсивно разрушается, что требовало срочных исследований на глубине 2,75—3,85 м в условиях северной осени.

[9] Выше сохранились только единичные пылинки и споры.

[10] Два недатированных заграждения (Терво-Хидема и Нивала-Сарьянкюла) открыты в Финляндии, где лучины были скреплены между собой с помощью поперечных деревянных накладок и переплетения из бересты [38, с. 260—262, рис. 220, 221]. Как отмечено Н. Валоненом, в недавние времена она при сооружении рыболовных заборов не применялась. Значит, не исключен значительный, в частности неолитический, возраст открытых сооружений.

[11] Если предположить, что уровень воды в старице был близок к погребенной поверхности первого торфяника, то заграждение 1 выступало над этим уровнем более чем на 0,5 м, а заграждение 2 — на 0,2 м.

[12] Правда, о сооружении неолитической эпохи из «кольев» и жердей, открытом в Литве (Швянтойи IX), пишет Р. К. Римантене [45], усматривая в нем закол. К сожалению, в статье не охарактеризована обработка древесины, а также нет ни рисунков, ни фотографий строительных остатков. Такой материал был бы желателен для того, чтобы читатель мог исключить мысль об ископаемой плотине бобров в водоеме с артефактами каменного века. Сооружения этих животных обнаружены при стоянке Плеханов Бор в одном неолитическом слое с описанной ловушкой и синхронными вещами [4, с. 69]. Как известно, плотины бобров напоминают развалы заколов.

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Буров Г.М. Запорный лов рыбы в эпоху неолита в Восточной Европе // Советская археология, № 3. М., 1988. С. 145-160.

Скачать статью в PDF