Пуголовок Ю.А., Яниш Е.Ю., Горбаненко С.А. Рыбная ловля у населения среднего течения Ворсклы в ХІІІ-ХІV вв. (по материалам Глинского археологического комплекса)

Аннотация. В статье рассмотрены материалы по рыбной ловле, происходящие с Глинского археологического комплекса. Проанализированы природные условия, археоихтиологические данные, рыболовецкие орудия. На основании находок остатков мелких экземпляров рыб, констатируется, что в «голодные» годы (когда сельское хозяйство не могло обеспечить достаточное количество продуктов питания) выдвинут тезис о максимальном использовании «даров природы». Сделан вывод о важной роли рыбной ловли в жизни древних поселенцев.

Ключевые слова: Древняя Русь, Глинский археологический комплекс, рыбная ловля, археоихтиология, орудия рыболова.

Abstract. The article deals with materials on fishing from Glinsk archaeological complex. Analyzed the natural conditions archaeoichthyologic data, fishing tools. On the basis of the finds remains of small specimens of fish, it is stated that in the «hungry» years (when agriculture could not provide enough food) have argued that the maximum use of «gifts of nature». It was concluded about the importance of fishing to the life of the ancient settlers.

Keywords: Old Rus, Glinski archaeological complex, fishing, archaeoichthyology, fishing tools.

 

История исследований. Глинский археологический комплекс расположен у с. Глинское Зеньковского р-на Полтавской обл. В его состав входит селище (посад) в ур. Леваднюкова Гора, расположенное на правом берегу р. Ворскла, на мысу второй надпойменной террасы, высотой до 25 м над уровнем поймы (рис. 1). Мыс вытянут по оси северо-запад-юго-восток. Площадь мыса составляет около 0,7 га.

Первые сведения о городище у с. Глинское приведены в работе В.Г. Ляскоронского (Ляскоронский, 1907, с. 180–182, рис. 36). В дальнейшем работы на территории комплекса и в окрестностях имели преимущественно разведывательный характер. В разное время здесь работали И.И. Ляпушкин, А.П. Кучера, О.В. Сухобоков, а также полтавские исследователи (Ляпушкин, 1947; Кучера, Сухобоков, 1971, с. 14–15; Древнерусские …, 1984, с. 169–170; Гавриленко, Ткаченко, 1994. Арк. 1, 2; Гавриленко, 1997. Арк. 8).

Стационарные археологические исследования комплекса проводились в 1997–1999 гг. экспедицией Центра охраны и исследований памятников археологии под руководством А.Б. Супруненко (Кулатова, Гейко, Злотницька та ін., 1998, с. 91–92; Золотницька, Супруненко, 1999, с. 188–211; Мироненко, 1998, с. 113–114; Гейко, 1999). В 2006 г. в округе комплекса проводились спасательные археологические иследования на одном из селищ-сателитов – Глинское IV (Шерстюк, 2007).

В 2011 г. раскопки на памятнике возобновил Глинский отряд Охранной архелогической экспедиции ЦОИПА совместно с Полтавской архелогической экспедицией ДП НИЦ «ОАСУ» ИА НАН Украины, при содействии Института керамологии – отделения Института народознавства НАН Украины (начальник экспедиции – Ю.А. Пуголовок). Целью этих работ стали спасательные исследования на разрушенных участках посада в ур. Леваднюкова Гора. На протяжении нескольких полевых сезонов исследовано около 70 м2, получен выразительный архелогический материал. Там были обнаружены остатки жилищно-хозяйственной застройки и несколько захоронений женщин и детей, датированных концом ХІІІ – XIV вв. (Пуголовок, 2012; 2012а; 2014; 2014а; Котенко, Пуголовок, 2013, с. 121–125).

Материалы и методы. Неотъемлемой составляющей современных археологических исследований является использование различных методов естественных наук в археологии. Прежде всего, результаты анализов такими методами существенно пополняют данные о «естественной» составляющей жизни и быта древнего населения. Основой для этого исследования являются археоихтиологические остатки (остатки рыбы: чешуя, кости). Материалы для анализа получены двумя способами. В ходе археологических исследований, благодаря тщательной работе было отобрано незначительное количество ихтиологических материалов. В 2014 г., для расширения источниковедческих возможностей также введен общеизвестный, но до сих пор малоупотребительный метод выборочной промывки

337

культурного слоя. С целью получения этой информации нами была проведена выборочная промывка образцов почвы из объекта 2 (полуземлянки). Просмотрено около семи стандартных ведер почвы (около 70 дм3). Результатом стали рыбьи кости и чешуя. Забор материала провел С.А. Горбаненко. Материал определен путем сравнения костных фрагментов и чешуи с экземплярами современных и субфоссильных видов рыб из сравнительной остеологической коллекции Е.Ю. Яниш. Реконструкция размеров осуществлена по методике В.Д. Лебедева (Лебедев, 1960). Точное определение возраста рыб проведено путем подсчета годовых колец на чешуе и позвонках. Систематика и видовые названия рыб приведены по определителю-справочнику Ю.В. Мовчана (Мовчан, 2011). Определение материалов осуществила Е.Ю. Яниш.

Археоихтиологические данные дают возможность частично реконструировать особенности хозяйственной деятельности человека. Кроме видового состава ихтиофауны за исследуемый период, в результате анализа ихтиологических материалов получаем информацию об основных промысловых видах рыб, средств их получения, реконструкции основных морфометрических параметров, а также доли рыб в рационе жителей исследуемых поселений. Кроме того, некоторые виды рыб являются индикаторными, при наличии которых в определенных случаях можно реконструировать гидрографические и климатические условия на момент функционирования конкретного поселения.

Дополняют данные об уровне рыбной ловли в целом незначительные археологические материалы.

Природные ресурсы. Окружающая среда, а особенно наличие водных ресурсов, играла важную роль при подборе места основания того или иного поселения. В случае со средневековой поселенческой структурой близ современного с. Глинское, можно констатировать изменение речного русла Ворсклы и ее притоков. Современное русло Ворсклы находится на расстоянии около 4 км от городищ, а в непосредственной близости от них – старица Соломьяник. Однако, есть все основания предполагать, что в прошлом, во времена активной жизни на этих территориях, гидрографическая сеть была более благоприятной для ведения рыбной ловли.

В пользу этого предположения свидетельствует ряд фактов. Во-первых, в пойменной части между современным и старым руслом расположено большое количество мелких поселений эпохи бронзы – римского времени, а также едва ли не первое для региона открытое поселение роменской культуры, расположенное на левом берегу Ворсклы. Говорить о его специализацию пока рано, однако вероятно, оно было одним из поселков-спутников и имело сезонный характер, о чем к примеру свидетельствует слабая насыщенность роменского культурного слоя остеологическими остатками. Во-вторых, уверенность в существовании отличной от современной гидросети предоставляют картографические материалы. Так, визуальный анализ карт местности по крайней мере конца 1850-х гг. свидетельствует о том, что Ворскла вплотную подходила к комплексу, образуя разветвленную систему рукавов и притоков (рр. Глинская, Рубежная, Куствица, Быстрая и др.), которые были связаны с основным руслом Ворсклы (рис. 1, г). К тому же и в самом селе, вокруг городищ В.Г. Ляскоронский заметил разветвленную систему ручьев и озер (Ляскоронський, 1907, рис. 36). Подобная ситуация наблюдалась и в 1930-х гг. Однако, в 1980-х гг. местность уже изменилась: заметно новое русло Ворсклы и новый гидроним для старого русла: Соломьяник, исчезают мелкие притоки (рис. 1, д). Такая гидрографическая сеть существует по сей день. Поэтому, можем предполагать, что изменения в речной системе (образование нового русла Ворсклы) состоялись в период между 1940-ми и 1980-ми гг. Что вполне соответствует наблюдениям специалистов за изменениями русла равнинных рек: они постоянно меняют свое русло в пределах долины: за период 25–100 лет русло может переместиться на всю ширину долины (Болдаков, 1951, с. 9–18).

Характер течения реки реконструируется на основании анализа фаунистических речных комплексов: р. Ворскла неподалеку от поселения была относительно прозрачной и имела небыстрое течение, а также содержала достаточное количество кислорода в воде для проживания оксифильных видов рыб (см. ниже). Характеристику реки как типично равнинной (с медленным течением) опосредованно подтверждают определения остатков бобра среди археозоологических материалов.

Археоихтиологический материал. Объем выборки остатков животного происхождения из объекта 2 за 2014 г. составляет 564 экз.[1]. В ходе раскопок 2013 г. найден единый экземпляр чешуи окуня (возраст рыбы – 6 лет).

Часть материала значительно фрагментирована, что существенно затрудняет определение до вида, а в ряде случаев и до ряда. При подсчетах одна кость рыбы считается эквивалентной одному экземпляру, поскольку было доказано, что больше, чем одна кость от одной рыбы сохраняется крайне редко (Лебедев, 1960).

338

В исследуемом материале массовые останки принадлежат рыбам (150 костей и 361 чешуя). Из них 80 фрагментов (15,7 % от общего количества остеологических материалов этого объекта) составили неопределимые до вида кости. Естественная сохранность материала составила 4 балла по 5-балльной шкале (по методике Е.Е. Антипина (Антипина, 2004)).

Остеологические материалы этого памятника относятся к категории «кухонных остатков», о чем свидетельствует видовой и анатомический состав исследованных фрагментов. Как правило, следы разделки на костях, следы огня и погрызы собаками или грызунами также подтверждают принадлежность костей к этой категории. В этом случае следы внешнего воздействия на кости не выявлены.

Всего определено девять видов, принадлежащие к четырем отрядам (табл. 1): отряд осетровые (Acipenseriformes): стерлядь (Acipenser ruthenus); отряд карповые: сазан (Cyprinus carpio), плотва (Rutilus rutilus), густера (Blicca bjoerkna), лещ (Abramis brama); отряд окуневые (Perciformes): судак (Stizostedion lucioperca), окунь (Perca fluviatilis), ерш обыкновенный (Gymnocephalus cernuus); отряд щукообразные (Esociformes): щука (Esox lucius).

Таблица 1 – Видовой состав рыб (абсолютное количество определенных костей)

П р и м е ч а н и е. Без скобок указано количество костей, в скобках – чешуи

Ерш, хотя и является достаточно распространенным видом, в археологических материалах встречается редко, учитывая незначительные размеры его костей и чешуи. Наличие вида в остеологических материалах в данном случае, вероятно, является результатом промывки почвы, которая позволяет обнаружить самые незначительные фрагменты и фиксировать наличие видов, которые при традиционных в археологии способах отбора материала не попадают в поле зрения археозоологов.

В ходе исследований установлено, что в материале преобладают фрагменты посткраниального скелета рыб (РCRA) над краниальными (CRA) в соотношении 3,2 : 1 (табл. 2), при этом 70,5 % РCRA костей составляют позвонки, жаберные дуги и ребра, которые невозможно определить до вида. При анализе представленности видов нами определены 6 видов по костям краниума, 6 по костям посткраниального скелета, 5 видов определены по чешуе (окунь, лещ, сазан, судак, ерш). При этом один вид (сазан) определен лишь по чешуе, севрюга – только по краниальной кости, густера – только по посткраниальным костям.

Таблица 2 – Возрастной состав рыб

В предыдущих исследованиях для Северного Причерноморья (Яниш, Антипина, 2013) нами было выявлено, что кости краниума и посткраниума у осетровых и костных рыб сохраняются по-

339

разному, соответственно при подсчетах соотношения этих групп при больших выборках необходимо принимать во внимание только кости головы. Для малых выборок такой закономерности не обнаружено. Полученные результаты подтверждают, что при малых выборках для определения максимального количества видов необходимо использовать все имеющиеся фрагменты (табл. 3).

Таблица 3 – Соотношение количества остеологических остатков костистых рыб CRA и РCRA частей скелета, и чешуи

CRA

РCRA

Чешуя

Кости

Виды

Кости

Виды

Кости

Виды

17

6

52

6

361

5

Наличие костей как краниального, так и посткраниального скелетов свидетельствует об обработке рыбы непосредственно на поселении (в жилище). Также преобладание позвонков и ребер от костных рыб подтверждает лучшую сохранность этих элементов скелета по сравнению с костями головы.

По абсолютному количеству остатков в материале на первом месте ерш (n = 130), потом идут судак (n = 105), сазан (n = 94) и окунь (n = 73). Все остальные виды представлены единичными экземплярами (рис. 2). Также мы учли единую чешую окуня, найденную в 2013 г. на Глинском поселении.

Интересно, что на памятнике массовый вид – ерш обыкновенный. На других археологических памятниках, исследованных нами, а также по литературным данным, среди рыб мелкого размера, как правило, доминировал окунь.

Кроме того, нами определен возраст рыб по чешуе, а также в тех случаях, когда это было возможно, по позвонкам (табл. 2). Как видно из таблицы, в основном встречаются остатки трехлетних особей (n = 157), далее по количеству идут двух- (n = 81) и четырехлетние (n = 57) экземпляры.

Таким образом, для окуня количество половозрелых особей составило 97,9 %, для сазана, леща и щуки – по 100,0 %, для судака – 69,5 %, для ерша – 86,5 %. Поскольку большинство видов рыб исследуемого региона составляют половозрелые в возрасте более 3 лет (Мовчан, 2011), процент взрослых особей из неопределимых равен 46,2 %. Соответственно, процент молодых в целом по коллекции составил 23,5 %. Основную часть материала составляют остатки половозрелых особей, но доля молодых рыб также существенна. В материалах из других памятников, исследованных нами, как правило, преобладали взрослые особи.

В ряде случаев это можно объяснить тем, что мельчайшие кости, при отсутствии промывки почвы, не попадали в поле зрения исследователей. Но и по ряду памятников, где материал отбирали с помощью промывки, процент взрослых рыб также был большим. Кроме того, в прошлом рыбы были более тугорослыми, но при этом достигали больших размеров (Лебедев, 1960), что было связано с качеством кормовой базы и гораздо меньшим давлением со стороны человека, чем сейчас. Мы считаем, что при таких условиях местному населению, с точки зрения затрат энергии и времени, выгоднее было специализироваться на добыче рыб среднего и большого размеров, что и подтверждают находки на других памятниках. Избирательность ловли может обеспечиваться выбором орудий и собственно методов ловли (для сетей – размер ячеек, для крючковых орудий – размер крючка и т. д.).

Как гипотезу мы рассматриваем значительный процент остатков молодых неполовозрелых рыб на памятниках средней полосы (при условии, что материал собран корректно и выборка репрезентативна), как опосредованное подтверждение дефицита пищевых ресурсов на поселении – например, неурожай, падеж скота, пожары, военные конфликты и т. д., приведшие к тому, что население вынуждено было использовать все доступные пищевые ресурсы.

Сравнение с другими памятниками подтверждает, что при благоприятных условиях, как правило, стремились выловить крупнейшие особи, а для этого использовали крючки крупного размера и сетки со средним и большим по размеру глазком.

Выборка костей, с которых можно снять промеры, небольшая, но для некоторых экземпляров определенных видов нами реконструированы средняя длина тела, масса и возраст (табл. 4).

Таблица 4 – Основные параметры рыб, реконструированные путем экстраполяции данных

340

Как видно из табл. 2 и 4, основную часть изученных рыб составляют половозрелые особи,

преимущественно мелких и среднего размера. Присутствие в материале только двух особей крупного размера (лещ – 46,1 см и щука – 59,3 см) косвенно указывает на то, что рыбы маленького размера были выловлены целенаправленно, а не были приловом при ловле крупных рыб, и значительный процент неполовозрелых особей не является исключительно погрешностью сбора материала в ходе исследований. Видовой и возрастной состав указывает на круглогодичный вылов рыбы, но при этом наиболее интенсивный в летний и осенний периоды года.

Определенные нами виды принадлежат к четырем фаунистическим комплексам (по Г.В. Никольскому): верхнетретичному, или пресноводному амфибореальному (судак, сазан, стерлядь); понтическому пресноводному (лещ), а также бореальному равнинному (щука, плотва, окунь, ерш) и понто-каспийскому пресноводному (густера). Фаунистические комплексы имеют свою генетическую и экологическую специфику (Никольский, 1951), соответственно анализируя специфику видов, входящих в фаунистический комплекс, можно установить условия, при которых происходило его формирование (Никольский, 1950; 1951), а изучение динамики ареала рыб, принадлежащих к различным фаунистическим комплексам, позволяют реконструировать изменения климата в прошлом.

В состав бореального равнинного комплекса входят виды, приспособленные к жизни в стоячих и проточных водоемах равнин бореальной зоны. В целом виды, не входящие в этот комплекс, менее оксифильные, чем виды понтического пресноводного комплекса (такие виды, как линь, карась приспособлены к жизни в водоемах с малым количеством кислорода), среди которых нет видов, приспособленных к жизни в воде с недостаточным количеством кислорода.

Виды понтического пресноводного комплекса, преимущественно проживающие в относительно прозрачных водах (как в медленно текущих, так и в стоячих) в целом распространены несколько южнее, чем виды бореального равнинного комплекса. Кроме того, они представлены эвригалинными видами, что обусловлено значительными изменениями степени солености Черного моря (Степанов, Андреев, 1981), которые неоднократно происходили в течение голоцена в результате изменения уровня воды (голоценовые регрессии и трансгрессии).

Представители верхнетретичного комплекса – в основном жители равнинных рек с небыстрым течением, а также озер. Среди видов этого комплекса есть как оксифильные (осетровые, судак), так и приспособленные к жизни в воде с небольшим содержанием кислорода (сазан) (Никольский, 1951).

Таким образом, на основании характеристик фаунистических комплексов и видового состава рыб из материала Глинского комплекса можем предположить, что в конце XIII – XIV в. р. Ворскла неподалеку от поселения содержала достаточное количество кислорода в воде для проживания оксифильных видов, была относительно прозрачной и имела небыстрое течение. Для более глубоких выводов ныне недостаточно материала.

Видовой состав рыб в остеологическом материале является типичным для современной ихтиофауны малых и средних рек Украины бассейна Днепра. Из других археологических памятников, расположенных возле притоков Днепра, также известны находки этих видов рыб. Для сравнения нами использованы результаты раскопок в первую очередь памятников, которые также относятся к бассейну Днепра. Обзор данных по материалам предыдущих археологических культур приведен в работе А.В. Кузы (Куза, 1970). В связи с тем, что за 2–3 века, как правило, состав ихтиофауны резко не меняется (если не происходят значительные катаклизмы), а основные виды совпадают с определенными нами, считаем, что и за исследуемый период эти виды были обычными и распространенными и имели существенное значение в жизни местного населения. Эти выводы также подтверждаются данными по рыбной ловле жителями Донецкого (Шрамко, Цепкин, 1963) и Полтавского (Лебедев, 1960, с. 306–311) городищ в VIII–XIII вв., где в остеологических материалах представлены те же виды.

При сравнении с другими памятниками Древней Руси обнаружен аналогичный видовой состав рыб (Мальм, 1956; Яниш, 2014), но большинство археоихтиологических исследований были проведены для археологических памятников с территорий, относящихся к бассейнам Балтийского и Каспийского морей, а не Черного, как Днепр. Поэтому для определения распространенности видов у Глинского поселения некорректно сравнивать результаты с данными этих памятников, хотя хронологически они и близки.

Рыболовные орудия. По исследованиям специалистов, которые в научной литературе стали общепринятыми (Куза, 1970, с. 136; Чернецов, Куза, Кирьянова, 1985, с. 226–228, табл. 89; Кулаков, 2010, с. 266 и др.), по назначению и способу использования рыболовные орудия делятся на четыре основные группы: колющие орудия, крючковые снасти, сети, запорные системы. С Глинского, учитывая довольно незначительные объемы исследований, происходит довольно репрезентативная коллекция изделий из металла (в основном железа, одно изделие – из медного сплава). Также теоретически можно говорить о возможности существования глиняных грузил для сетей; непосредственно на проанализированном комплексе они не найдены, но широко известны из других хронологически и территориально близких

341

памятников. Так, по сообщению А.Б. Супруненко, подобное изделие было обнаружено рядом, в ходе исследований 1997 г., на Большом городище в ур. Крепость.

С памятника происходит два обломка остей (острог), которые принадлежат к колющим орудиям. Первый обнаружен в заполнении объекта 1 (2011 г.) (рис. 3, 6) (Пуголовок, 2012, рис. 1, 18); второй – в ходе исследований 2014 г. в культурном слое (рис. 3, 7) (Міждисциплінарні …, 2015, с. 112, 113, рис. 4, 1). Размеры фрагментов такие (см): длина – 6,3, 12,0; диаметр – 0,7–0,8, 0,6; максимальная ширина (крючка) – 1,2, 1,3 соответственно. Если по фрагменту орудия из объекта 1 невозможно четко сказать, к какому именно типу остроги он принадлежал (рис. 3, 6), то обломок, обнаруженный в 2014 г., по изгибу с уверенностью можно определить как фрагмент многозубой ости (рис. 3, 7). Последние, по наблюдениям исследователей, внедрялись в обиход во второй половине ХІІ – в начале ХІІІ в. (Чернецов, Куза, Кирьянова, 1985, с. 226–228, табл. 89).

Специалисты определяют все древнерусские остроги как типичные орудия озерно-речной ловли. Как правило, острогой или гарпуном рыбу ловят на мелководье, результативно – весной, во время нереста, и осенью. Такое орудие лова с уверенностью можно причислить к средствам индивидуальной ловли. Кроме того, его массивность указывает на значительные размеры рыбы, которую им добывали. Из представителей ихтиофауны Ворсклы, которые могли быть выловлены этими орудиями, это щука, сом, лещ и сазан; их промысел подтвержден определениями материалов из объекта 2. Из видов, не зафиксированных в остеологическом материале может быть жерех (Aspius aspius). По наблюдениям специалистов, этнографическим данным и, собственно, положением вещей в настоящее время, такое орудие косвенно свидетельствует о регулярном вылове рыбы среднего и большого размеров, перечисленных выше видов.

Вторая группа принадлежит к крючковым снастям. За время исследований на памятнике обнаружена также серия заготовок и изделий, связанных с индивидуальным рыболовством. Так, в верхней части заполнения объекта 1 (2011 г.) были найдены два обломка проволоки, округлые в сечении, один конец у которых загнут, а другой расклепан. Их размеры таковы: длина 4,0 и 3,9, диаметр – 0,3 и 0,2 см соответственно. Изготовлены из железа и медного сплава (рис. 3, 1, 2) (Пуголовок, 2012, рис. 1, 10, 11). Их форма и размеры, позволяют интерпретировать эти находки как заготовки для изготовления рыболовных крючков. Особенностью, которая указывает на такую трактовку этих изделий является расклепанный противоположный зубцу конец. Такая черта характерна для крючков второго типа по типологии В.И. Маслова и Мальм (Мальм, 1956, с. 117, рис. 4, 5).

В заполнении объекта 1 найдены также два крючка, сделанных из округлой в сечении проволоки (рис. 3, 3, 4) (Пуголовок, 2012, рис. 1, 16, 17). Их размеры: длина – 2,5 и 3,1; диаметр – 0,2 и 0,3 см соответственно. У одного из них сохранилось ушко для подвешивания (рис. 3, 4). По выше указанной типологии этот крючок следует отнести также к типу 2 (Мальм, 1956, с. 117, рис. 4, 5). Еще один крючок обнаружен в ходе исследований 2014 г. Его размеры: длина – 10,6, диаметр – 0,6 см (рис. 3, 5) (Міждисциплінарні …, 2015, с. 112, 113, рис. 4, 2). Вероятнее всего, данное изделие относится к типу 1, характерной чертой которого является заостренный загнутый конец без зубца (Мальм, 1956, с. 117, рис. 4, 1). Даже при сравнении размеров вышеописанных орудий, легко убедиться, что древние рыбаки подходили дифференцированно к вылову различных видов рыбы.

В раннеславянские и особенно древнерусские времена разнообразнейшие типы крючков размерами от 2 до 25 см были в широком употреблении (см., напр.: Мальм, 1956, с. 116–118, рис. 4; Куза, 1970; Чернецов, Куза, Кирьянова, 1985, с. 226–228, табл. 89; Бєляєва, Кубишев, 1995, с. 70–71, рис. 53, 3, 4; Ситий, 1995; Капустін, 2013, рис. 4, 2, 5, 7, и др.).

Таким образом, и по археологическим находкам с уверенностью можем утверждать, что жителям древнего Глинского были хорошо известны приемы индивидуального лова, объектами которого становились особи средних и крупных размеров, существование которых подтверждено археоихтиологическими анализами (см. выше). Но среди проанализированных остеологических остатков значительное количество репрезентировано мелкими представителями ихтиофауны. Очевидно, что ранее проанализированные орудия были непригодными для вылова такой рыбы.

Поэтому логично предположить использование таких орудий, как сети (ставни, бредни), а также верши и другие запорные системы, от которых археологических свидетельств остается крайне мало (Куза, 1970). Сейчас едва ли не единственным археологическим подтверждением существования плетеных средств массового лова рыбы для Глинского является упоминавшаяся выше находка глиняного грузила внушительных размеров из Большого городища в ур. Крепость. Такие грузила могли использовать на большом количестве вариаций сетей; простейшей из них является однорядная сеть, оснащенная поплавками из легких органических материалов сверху (рис. 3, 8). К сожалению, в условиях современной лесостепи такие и подобные органические материалы сохраняются крайне редко. Поэтому до сих пор известно лишь несколько находок, происходящих из памятников, расположенных на значительных территориях Восточной Европы, в основном – древнерусского времени. Находки разного рода изделий из дерева, коры и т. д. (часть из которых могла выполнять роль поплавков), известны на Киевском Подоле

342

(Гупало, Толочко, 1975, рис. 21), Берестя (Лысенко, 1985, с. 367–368, рис. 249–250), из слоев Х–ХV вв. Древнего Новгорода (Колчин, 1968, с. 104, табл. 7).

Способы ловли рыбы не ограничиваются вышеперечисленными вариантами. Так, по этнографическим материалам известны и другие простые способы (см., напр.: Зеленин, 1991, с. 100–106; Полесье …, 1988, с. 148–155, и др.). Д.К. Зеленин сообщал, что на речках с небольшим течением рыбаки могли устраивать изы (заборы), или заколы. Первыми перекрывали все русло реки; другие использовались лишь под берегом (прибрежники), их ставили не на всю ширину реки, а лишь на 10–20 м от берега. Их изготовление довольно простое: в одну линию вонзались деревянные шесты и скреплялись между собой. Таким образом создавалась преграда, из-за которой рыба не могла спастись (Зеленин, 1991, с. 103–104, рис. 29). Конечно, такие и подобные способы ловли рыбы не оставляют никаких археологических свидетельств, поэтому о них можно говорить чисто теоретически.

По полученным данным понятно, что древние поселенцы целенаправленно использовали ресурс рыбной ловли максимально полно. Это свидетельствует о возможных неблагоприятных факторах в жизни местного населения (прежде всего в ведении сельского хозяйства: неурожаи, падеж скота и т. п.), при которых максимально используются альтернативные источники питания. Ввиду того, что на современном этапе развития методов археологических исследований тотальный забор биологических образцов практически невозможен, по ним невозможно также установить и соотношение биомассы, получаемой от разных отраслей хозяйственной деятельности. Однако этнографические материалы частично проясняют этот вопрос. Так, долю рыбы в рационе питания населения Европейской части России в конце XIX в. сравнивают примерно с половиной мясной продукции, получаемой от КРС. Однако исследовательница этого вопроса В.А. Мальм подчеркнула, что на количество рыбы в рационе могла влиять христианизация с обязательными постами (Мальм, 1956, с. 117). Если все же принять во внимание такое соотношение, можем предположить, что рыба составляла около 1/4 доли пищи животного происхождения[2].

Выводы. Таким образом, ловля рыбы была хорошо известна жителям Глинского древнерусского поселения. Средства ловли и основные промысловые виды подобны найденным на других памятниках Южной Руси, а также предыдущих, роменской и боршевской археологических культур. В XIII–XIV вв. р. Ворскла неподалеку от поселения содержала достаточное количество кислорода в воде для проживания оксифильных видов, была относительно прозрачной и имела небыстрое течение. Вылов рыбы продолжал занимать важное место в обеспечении местного населения едой, наряду с другими присваивающими формами, а также сельским хозяйством. Видовой и возрастной состав рыб указывает на круглогодичный отлов рыбы, интенсивный в весенний (нерестовый) и осенний периоды года. Значительный процент молодых особей может косвенно указывать на дефицит пищевых ресурсов на поселении. Для выявления мельчайших остеологических остатков и чешуи желательно использовать промывку почвы, что позволяет зафиксировать наличие видов, которые не попадают в поле зрения специалистов при использовании обычных методов сбора материала.

Также, очевидно, были «голодные» годы, подтверждением и отображением которых и есть остатки мелкой рыбы. Такие «голодные годы» были характерным явлением для северных территории Киевской Руси, тогда как для Киевщины, от правления Святополка и практически до монгольского нашествия летописи практически не упоминают недороды зерновых или высокую стоимость хлеба (Пашуто, 2011. Прилож.). А для середины XIII –второй половины XIV в. исследователи отмечают ухудшение климатических условий для территории Киевской Руси, проявившихся в повышении внутриклиматической изменчивости (Бараш, 1989, с. 40). Для Восточной Европы XIII в. есть сведения о 44 неурожаях и 31 голодном год (Бараш, 1989, с. 93). Относительно XIV в., агроклиматическая ситуация, по мнению исследователей, для территории Руси была неблагоприятной в связи с переходом к малому ледниковому периоду. В связи с чем количество неурожаев и голодных лет увеличилось практически вдвое (Бараш, 1989, с. 128–29).

343

Рис. 1. Место расположения Глинского археологического комплекса: а – карта-схема Левобережья Днепра; б – Полтавская обл.; в – на местности (по: (maps.yandex.ua)); г – середина ХІХ в.; д – конец ХХ в.

344

Рис. 2. Соотношение видов рыб, по количеству материала. Сокращения: G. c. – Gymnocephalus cernuus (ерш); S. l. – Stizostedion lucioperca (судак); C. c. – Cyprinus carpio (сазан); P. f. – Perca fluviatilis (окунь); E. l. – Esox lucius (щука); A. b. – Abramis brama (лещ); R. r. – Rutilus rutilus (плотва); B. b. – Blicca bjoerkna (густера); A. r. – Acipenser ruthenus (стерлядь)

Рис. 3. Орудия рыболова: 1, 2 – заготовки для крюков; 3-5 – крючки; 6, 7 – обломки остей (1-4, 6 – объект 1, 2011 г.; 5 – культурный слой, 2014 г.; 7 – объект 2, 2014 г.); 8 – вариант реконструкции простейшей однорядной сети для рыболовства (а – поплавки из легкого плавучего материала; б – сеть; в – грузила)

345

Список сокращений

АВУ – Археологічні відкриття в Україні.

АДУ – Археологічні дослідження в Україні.

АЛЛУ – Археологічний літопис Лівобережної України.

ИИМК РАН – Институт истории материальной культуры Российской академии наук.

КСИИМК – Краткие сообщения Института истории материальной культуры.

МГУ – Московский государственный университет.

МИА – Материалы и исследования по археологии СССР.

НА ІА НАН України – Науковий архів Інституту археології Національної академії наук України.

ПАЗ – Полтавський археологічний збірник.

СА – Советская археология.

САИ – Свод археологических источников.

Тр. … АС – Труды … археологического съезда.

Тр. ГИМ – Труды Государственного исторического музея.

ЦОДПА – Центр охорони та досліджень пам’яток археології.

Список литературы

  1. Антипина Е.Е. Археозоологические исследования: задачи, потенциальные возможности и реальные результаты // Новейшие археозоологические исследования в России: К столетию со дня рождения В.И. Цалкина / Отв. ред.: Е.Е. Антипина, Е.Н. Черных. – М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 7–33.
  1. Бараш С.И. История неурожаев и погоды в Европе (по XVI в. н. э.). Л.: Госметиоиздат, 238 с.
  2. Бєляєва С.О., Кубишев А.І. Поселення Дніпровського Лівобережжя X–XV ст. (за матеріалам поселень поблизу сіл Комарівка та Озаричі). К.: Наукова думка, 1995. 110 с.
  3. Болдаков Е.В. Жизнь рек. М.; Л.: Гостехтеориздат, 1951. Вып. 28. 64 с.
  4. Гавриленко І.М. Звіт про розвідки пам’яток археології в окрузі Більського городища в заплаві р. Ворскли, Котелевський і Зінківській райони Полтавської області 1996 р. // НА ІА НАН України. 1996/81.
  1. Гавриленко І.М., Ткаченко О.М. Розвідки у Середньому Поворсклі 1994 р. // НА ЦОД-ПА. Спр. 55.
  1. Гейко А.В. Звіт про археологічні дослідження у басейні р. Ворскли у 1998 р. // НА ІА НАН України. 1998/100.
  1. Гупало К.М., Толочко П.П. Давньокиївський Поділ у світлі нових археологічних досліджень // Стародавній Київ / Відп. ред.: П.П. Толочко. К.: Наукова думка, 1975. С. 40–79.
  2. Древнерусские поселения Среднего Поднепровья. Археологическая карта / М.П. Kучера, О.В. Сухобоков, С.А. Беляева и др. К.: Наукова думка, 1987. 196 с.
  3. Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М.: Наука, 1991. 512 с.
  4. Золотницька Т.М., Супруненко О.Б. Глинський курганний некрополь // ПАЗ–1999: зб. наук. ст. до 1100-ліття м. Полтави за результатами археологічних досліджень / Відп. ред.: О.Б. Супруненко. Полтава, 1999. С. 188–211.
  1. Капустін К.М. Асортимент залізних виробів середини ХІІІ – XIV ст. з «Малого» Городського городища // Археологія. 2013. № 3. С. 100–108.
  2. Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия. М.: Наука, 1968. 184 с. (САИ. Вып. Е-1–55).
  1. Котенко В.В., Пуголовок Ю.О. З досвіду проведення науково-рятівних досліджень Глинського археологічного комплексу // Старожитності Лівобережного Подніпров’я. Київ; Полтава, 2013. С. 120–125.
  2. Куза А.В. Рыболовство у восточных славян во второй половине I тысячелетия н. э. // МИА. 1970. № 176, С. 132–137.
  1. Кулаков А.А. Рыбный промысел у населения Хазарского каганата (по материалам памятников Нижнего Дона) // Боспор Киммерийский и варварский мир в период античности и средневековья: Ремесла и промыслы. Керчь, 2010, с. 266–269 (Боспорские чтения. Вып. XI).
  2. Кулатова І.М., Гейко А.В., Золотницька Т.М., та ін. Дослідження Глинського археологічного комплексу // АВУ 1997–1998 рр. К., 1998. С. 91–92.

346

  1. Кучера М.П., Сухобоков О.В. Звіт про роботу Лівобережного розвідзагону Інституту археології АН УРСР за 1971 р. // НА ІА НАН України. 1971/17а.
  1. Лебедев В.Д. Пресноводная четвертичная ихтиофауна европейской части СССР. М.: Изд-во МГУ, 1960. 404 с.
  1. Лысенко П.Ф. Берестье. Минск: Наука и техника, 1985. 400 с.
  2. Ляскоронский В.Г. Городища, курганы и длинные (змиевые) валы по течению рр. Псла и Ворсклы // Тр. XIII АС в Екатеринославе, 1905 г. М., 1907. Т. I. С. 158–198.
  1. Ляпушкин И.И. Археологические памятники эпохи железа в бассейне среднего течения р. Ворсклы (г. Полтава – с. Бельск) // КСИИМК. 1947. Вып. XVII. С. 122–132.
  2. Мальм В.А. Промыслы древнерусской деревни. II. Рыболовство // Очерки по истории русской деревни X–XIII вв. М., 1956, с. 116–129 (Тр. ГИМ. Вып. 32).
  1. Мироненко К.М. Розвідки в південній окрузі великого укріплення Більського городища та на Нижньому Пслі // АВУ 1997–1998 рр. К., 1998. С. 113–114.
  2. Міждисциплінарні дослідження Глинського археологічного комплексу в 2014 році / Ю.О. Пуголовок, Я.В. Володарець-Урбанович, С.А. Горбаненко, М.С. Сергєєва, Є.Ю. Яніш // Археологічні дослідження Більсьского городища – 2014. Київ; Котельва, 2015. C. 107–128.
  1. Мовчан Ю.В. Риби України. Київ: Золоті ворота, 2011. 420 с.
  2. Никольский Г.В. Частная ихтиология. – М.: Совет. наука, 1950. 436 с.
  3. Никольский Г.В. О методике зоогеографических исследований // Вопросы географии.
  4. Вып. 24, с. 263–274.
  5. Пашуто В.Т. Голодные годы в древней Руси // Пашуто В.Т. Русь. Прибалтика. Папство: избр. статьи. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011. С. 265–298 (Древнейшие государства Восточной Европы. 2008 г.).
  6. Полесье: Материальная культура / В.К. Бондарчик, И.Н. Браим, Н.И. Бураковская и др. К.: Наукова думка. 1988. 448 с.
  1. Пуголовок Ю.О. Дослідження на посаді Глинського городища // АДУ 2011. Київ; Луцьк, 2012, с. 370–371.
  1. Пуголовок Ю.О. Глинський археологічний комплекс: результати та перспективи досліджень // Феномен Більського городища: дослідження, збереження та популяризація найбільшої в Європі пам’ятки раннього залізного віку / Відп. ред: О.Б. Супруненко. Київ: Полтава: Техсервіс, 2012а. С. 75–80.
  2. Пуголовок Ю.О. Дослідження Глинського археологічного комплексу в 2013 р. // АДУ
  3. Київ, 2014. С. 213–214.
  4. Пуголовок Ю.А. Исследования комплекса памятников у с. Глинское Полтавской области в контексте популяризации археологического наследия // Актуальная археология 2. Археология в современном мире: в контакте и в конфликте / Отв. ред.: О.И. Богуслаский. СПб.: ИИМК РАН, 2014а. С. 51–56.
  5. Пуголовок Ю.О., Горбаненко С.А., Сергєєва М.С., Яніш Є.Ю. Палеоекологія околиць Глинського археологічного комплексу ХІІІ–ХІV ст. // Археологія. – В печати.
  1. Ситий Ю.М. Знахідки предметів рибальського промислу давньоруської доби на території Чернігівського Задесення // Архелогічні старожитності Подесення: Матеріали істор.-археол. семінару присвяч. 70-річчю від дня народж. Г.О. Кузнецова. Чернігів: Сіверянська думка, 1995. С. 130–132.
  2. Степанов В.Н., Андреев В.Н. Черное море (ресурсы и проблемы). Л.: Гидрометеоиздат, 160 с.
  3. Чернецов А.В., Куза А.В., Кирьянова И.А. Земледелие и промысли // Древняя Русь. Город. Замок. Село. М.: Наука, 1985. С. 219–242 (Археология СССР).
  4. Шерстюк В.В. Дослідження різночасового поселення Глинське 4 у Середньому Поворсклі // АЛЛУ. 2007. № 1–2. С. 13–31.
  5. Шрамко Б.А., Цепкин Е.А. Рыболовство у жителей Донецкого городища в VIII– XIII вв. // СА. 1963. № 2. С. 74–84.
  6. Яниш Е.Ю. Приложение 3. Результаты определения таксономической принадлежности остатков костей рыб из раскопок Животинного городища // Винников А.З. Юго-Восточная окраина славянского мира в VII – начале XIII вв. (Животинное городище на р. Воронеж). Воронеж: Кварта, 2014. С. 360–367.
  1. Яниш Е.Ю., Антипина Е.Е. Промысловые рыбы древней Ольвии (I–III вв. до н. э.) и ее окрестностей // Зоол. журн. 2013. Т. 92, № 9. С. 1190–2000.

347

[1] Из них 35 костей птиц, которые невозможно определить до вида. Кроме того, найдено 36 фрагментов скорлупы птичьего яйца, предположительно – курицы домашней небольших размеров. Еще 18 костей млекопитающих, среди которых один зуб свиньи домашней, еще один – мелкого рогатого скота.

[2] Такие подсчеты еще слишком гипотетические, чтобы выступать в качестве заключения; они могут лишь указывать на определенные тенденции. Подробнее расчеты доли пищи животного происхождения из Глинского см.: Пуголовок, Горбаненко, Сергєєва, Яніш, в печати. По поводу возможностей подсчета доли рыбы в пище, мнения авторов разошлись: С.А. Горбаненко и Ю.А. Пуголовок считают возможным, с учетом приведенных выше оговорок до нахождения более достоверных вариантов решения, экстраполировать этнографческие исследования В.А. Мальм, которая пишет о том, что доля рыбы в XIX в. может быть приравнеяня к половине от употребляемой говядины. Тогда как Е.Ю. Яниш считает, что для оценки роли рыбы в питании населения, даже с привлечением этнографических материалов, данных недостаточно. Впрочем, в необходимости дальнейших исследований мнения авторов сходятся.

ПУБЛИКАЦИЯ: Пуголовок Ю.А., Яниш Е.Ю., Горбаненко С.А. Рыбная ловля у населения среднего течения Ворсклы в ХІІІ-ХІV вв. (по материалам Глинского археологического комплекса) // Археология восточноевропейской лесостепи: материалы II-ой Международной научной конференции. Воронеж, 18-20 декабря 2015 года / отв. ред. к.и.н. А.М. Скоробогатов. – Воронеж: Воронежский государственный педагогический университет, 2016. – 452 с. С. 337-347.

Скачать статью в PDF