Мальм В.А. Промыслы древнерусской деревни. II. Рыболовство

В европейской части нашей страны, особенно на северо-западе, имеется много больших и малых рек и озер. В Х-ХIII вв. эти водоемы, благодаря большим лесным массивам, были многоводны и изобиловали рыбой. Естественно, что рыболовство было особенно развито на поселениях, лежащих вблизи больших рек с их притоками и озер.

Письменные источники ХII-ХV вв. выявляют районы наиболее развитого рыболовства: окрестности Торопца, Жижца с его озерами, долины рек Волхова, Ловати, Волги, Клязьмы, Нерли, озера Ильменя, Плещеева, Белоозера и другие. На карте «Поселения и курганные могильники северо-западной и северо-восточной Руси Х - первой половины ХIII вв.» хорошо видно, что вблизи этих водоемов были расположены многочисленные курганы и селища.

Почти всюду на поселениях как сельского, так и городского типа, а иногда и в курганных могильниках встречаются те или иные орудия рыболовства, а также костные остатки и чешуя рыб. К сожалению, еще не весь этот материал детально изучен. Но даже и неполный анализ костного материала все же дает известное представление о разнообразных рыбах, обитавших в реках северо-восточной и северо-западной Руси. Так, выявлены следующие виды рыб: щука, сазан, судак, сом, жерех, окунь, красноперка, вырезуб, плотва, карась, линь, синец, карп, чабак, стерлядь, севрюга, осетр и др. Изучение костей рыб представляет тем больший интерес, что в письменных источниках того времени их названия почти не встречаются. В грамоте Смоленского князя Ростислава Мстиславича 1150 г. упоминается осетр, взымавшийся в качестве дани с гор. Лучина[1], а в хождении Даниила карп или короп - «и есть же рыба един вельми и чюдна образом яко короп»[2]. В Никоновской летописи под 1216 г. говорится о карасе: «обычно бо есть свиниям во дебрям ходити и корасом в грязи валятися»[3] . Источники ХV-ХVI вв. дополняют эти данные. В них встречаются названия рыб: сиги, ерши, снетки, семга, лосось, тинда, лохи, выхолки, репукса, курва, моль, сельдь, треска, палтус, язь, хохли, лодуга,

116

лодужина, тарабора, кильчевщина, сабельщина, сопа, сырти и другие. Некоторые из упомянутых рыб в настоящее время неизвестны, может быть, они имеют теперь другие названия. Одно лишь можно утверждать, что ихтиофауна была разнообразна и не отличалась от современной.

Мясо рыбы, богатое белками, являлось важным продуктом питания наших предков. Известно, что еще в конце ХIХ в. количество рыбы, потребляемой населением европейской части России, составляло по весу почти половину потребляемого мяса крупного рогатого скота, а по содержанию белков - 43 процента от общего количества белков мясной пищи[4].

Лов рыбы мог производиться круглый год. Существовали различные орудия и способы рыбной ловли. При раскопках населенных пунктов и могильников встречаются крючки, блесны, остроги, грузила, поплавки и другие орудия. Самым распространенным способом индивидуальной рыбной ловли был крючковый, поэтому самой частой находкой из числа этих орудий и являются крючки. По материалу они разделяются на две группы: крючки железные и крючки из металлического сплава. Первых больше, чем вторых. Типологическое описание крючков дано В.И. Масловым в его монографии о рыболовстве ХI-ХIII вв. на Руси[5]. Эта работа основана на памятниках Приднепровья, преимущественно Княжей горы. Привлеченный нами материал поселений северо-восточной Руси позволяет говорить об однотипности крючков на всей территории древней Руси.

Первый тип - простые железные крючки, сделанные из четырехгранного стержня, один конец которого заострен без зубца и загнут, другой - отогнут под прямым углом на 0,5-1,5 см (Рис. 4-1).

Второй тип - крючки с лопаточкой и зубцом (Рис. 4-5); у такого крючка противоположный зубцу конец расплющен в виде лопаточки. Они сделаны из круглого ила прямоугольного стержня, сильно утончающегося в изогнутой части крючка. Стержень круглый или прямоугольный.

 Третий тип - железные крючки без зубца, с петелькой вместо лопаточки на противоположном конце (Рис. 4-2).

Четвертый тип - железные крючки с зубцом и петелькой (Рис. 4-3,4).

Пятый тип - крючки якорного типа, двухконечные и трехконечные. Они выковывались из одного прута, расщепленного в нижней части на два или три стержня, каждый из которых загнут крючком. Некоторые экземпляры этого типа делались без зубцов, другие с зубцами. Противоположный конец основного стержня загнут или под прямым углом, или петелькой.

117

Крючки из металлического сплава по форме не отличаются от железных. Некоторые крючки (Рис. 4-4) имели большие размеры, так как крупные экземпляры щук и сомов нередко достигали 2-2,5 метров в длину.

Ловля рыбы на крючки производилась разными способами. О пользовании удочкой говорится в житии Кирилла Белозерского (умер в 1427 г.) в рассказе о рыбной ловле его ученика Германа: «и которую рыбу повелеваше блаженный ловити, и тую ловяше, ничем же иным токмо удицей и от сея довольно бяше всем братиям к утешению, тогда бо неводом не ловяху»[6]. Более раннее упоминание уды относится к ХI в. Известно, что князь Ярослав, не ожидая нападения короля Болеслава, беспечно удил рыбу в Днепре, когда гонец принес ему весть об опасности[7].

 Судя по этнографическим данным, крючки могли использоваться для ловли рыбы и с помощью перемета. Веревку значительной длины с подвешанными к ней на некотором расстоянии друг от друга крючками протягивали поперек реки или пруда, применяя различные приемы ее укрепления. Плывущая рыба зацеплялась за подвешенные крючки, и при таком способе много рыбы бесполезно погибало.

Крючками ловили рыбу и с помощью поводка. Эта снасть, предназначенная для зимнего лова крупной рыбы и бытующая до наших дней, состоит из прочной нити - «поводка», к которому привязаны концы нитей с крючками, а на крючки насаживают живую приманку - мелких рыбок. Привязав конец поводка к шесту, его спускают в прорубь[8].

Существовали и другие способы ловли рыбы крючком. Среди материалов Х-ХIII вв. имеются находки «блесны», разновидности рыболовного крючка, предназначенной для ловли хищной рыбы. Блесна представляет собой пластинку из свинца или металлического сплава, похожую по форме на рыбу. Посредине пластинки впаян железный стержень, конец которого загнут и заострен, а часто снабжен еще и зубцом. В верхней части пластинки делается петля или отверстие для привязывания лесы (Рис. 4-7). При раскопках блесны встречаются значительно реже крючков, В настоящее время они используются преимущественно для спортивной рыбной ловли.

К категории колющих рыболовных орудий относятся остроги. Они найдены в Новгороде, Пскове, Старой Ладоге, Белоозере, Киеве, Вышгороде, Чернигове и других городах, а также на селищах и в курганах, например, в раскопках А.С. Уварова в одном из курганов близ с. Васильки Владимирской области[9], в кургане № 1 у села Гремячьего Калужской

118

 alt

Рис. 4. Рыболовные крючки и блесны

1 - Крючок без зубца с загнутым концом (местонахождение неизвестно);  2 - Крючок без зубца с петелькою из кургана близ д. Давыдково Владимирской обл.; 3 - Крючок с зубцом и петелькою из Старой Рязани; 4 - То же из Новгорода; 5 - Крючок с зубцом и лопаточкой с Княжой горы Киевской обл.; 6 - Крючок с зубцом, противоположный конец отломан из селища близ Богоявленского ручья Угличского района Ярославской обл.); 7 - Блесна свинцовая с железным зубцом Гродненской обл.; 8 - Блесна из металлического сплава Калужской обл.; 9 - Крючок типа кошки из  селища близ Богоявленского ручья, Угличского района Ярославской обл. (Государственный Исторический музей)

119

области, исследованном Н.И. Булычевым[10] в петербургских курганах, исследованных Л.К. Ивановским[11] и в других местах.

Остроги были однозубые, двузубые и трехзубые. С большим количеством зубьев в домонгольское время, очевидно, острог не употребляли. По способу скрепления с рукоятью можно выделить две группы: черешковые и втульчатые остроги.

Самым простым типом является одноконечная и однозубая острога, в виде прямого стержня, один конец которой заострен и снабжен зубцом, а другой забивается в древко (Рис. 5-3, 4, 6). Стержень выковывался прямоугольным или круглым, у некоторых острог конец его загнут под прямым углом (Рис. 5-5). Такая острога не вбивалась в древко, а накладывалась в специально сделанный выем, где и закреплялась обмоткой из просмоленной веревки или узкого ремешка. Были однозубые остроги и с коленчатым корпусом (Рис. 5-5). Форма и величина зубца у острог были различны. Наибольшую длину от вершины остроги до начала острия зубца имеют однозубые остроги из петербургских курганов. Разновидностью этого типа является острога с двумя боковыми зубцами.

Двузубые остроги выковывались из одного стержня, который затем раздваивался на два так, что один был продолжением основного стержня, а другой шел с изгибом параллельно первому (Рис. 5-1). Крючки на концах стержней иногда делались в одну и ту же сторону, а иногда в разные. Противоположный конец остроги у некоторых экземпляров бывает загнут крючком. Двузубая острога, так называемая сандовь, в настоящее время употребляется на Каспии для ловли сомов. На конце рукояти сандови имеется кольцо с бечевой, конец которой наматывается на руку или прикрепляется к лодке, чтобы не дать уйти пойманной рыбе. Среди русских древностей остроги с кольцами не встречались, но они известны в мордовских памятниках. В Лядинском могильнике Х-ХI вв. найдены остроги с кольцами не только двузубые, но и однозубые[12]. Таким образом, остроги типа сандови насчитывают более чем тысячелетнюю давность.

 Трехзубые остроги (Рис. 5-2) также выковывались из одного стержня, который затем расщеплялся на три: один прямой и два боковых изогнутых. Противоположный конец основного стержня загибался крючком. Все зубцы такой остроги большей частью направлены в одну сторону или два в одну, а третий в противоположную. Величина острог была различна. Многие из них достигали 26-30 см длины. Остроги использовались преимущественно для битья крупной рыбы - осетров, щук, сомов, окуней и др. Чтобы поразить рыбу, от рыболова, вооруженного острогой, требовалось большое уменье и ловкость удара. На основании этнографических данных можно заключить, что острота применялась в различные времена года. Весной, когда рыба массами шла к зарослям метать икру, ее били у берегов, выбирая наиболее крупную. Летом ловили преимущественно

120

alt

Рис. 5. Остроги

1,2 - Двузубая и трехзубая острога из Новгорода; 3 -  Однозубая острога из кургана близ д. Веськово Владимирской области; 4,6 - Однозубые остроги из курганов близ с. Княжево Ленинградской обл.; 5 - Однозубая острога из Калужской области. (Государственный Исторический музей)

121

ночами, в тихую ясную погоду, освещая воду, чтобы лучше было видеть спящую рыбу. Ловля рыбы при искусственном освещении носит название «лучения». О существовании этого приема на Руси известно из письменных источников. В жалованной грамоте Новгорода Палеостровскому монастырю (1415-1425 гг.) говорится, что вокруг Пальего и Грецкого островов, пожалованных монастырю, «Тонь не ловити, селянам с лучом не ездити»[13]. Били рыбу и осенью, по первому льду, и зимою при больших морозах, когда она от недостатка кислорода скапливалась в полыньях при ключах и в наиболее глубоких местах. Здесь специальным орудием пешней - пробивали проруби, в них устремлялась рыба и ее били острогами.

 alt

Рис. 6. Рыболовные грузила

Каменные: 1 - Белоозеро, 6 - Новгород., Глиняные: 2, 3, 4 - Белоозеро, 7 - селище близ д. Нестерово Ярославской обл.,  Комбинированные: 5 - Белоозеро.  Свинцовые: 8, 9 - с. Вищенки Черниговской обл. (Государственный Исторический музей)

 122

Пешня представляет собой деревянный шест с железным втульчатым четырехгранным наконечником с заостренным рабочим концом. Пешней не только пробивали лед, но и били крупную рыбу. Они найдены в славянских и в мордовских памятниках, особенно много в Лядинском могильнике Х-ХI вв. (близ г. Тамбова).

 alt

Рис. 7. Поплавки и иглы для вязавия сетей

1 - поплавок из сосновой коры - Новгород; 2- то же - Белоозеро; 3 - поплавок берестяной - Белоозеро; 4 - то же - Новгород; 5, 6 - иглы костяные для вязания сетей - Новгород.  (Государственный Исторический музей)

В большом употреблении в древней Руси были различного рода сетяные снасти, о чем свидетельствуют многочисленные находки грузил в культурных слоях поселений сельского и городского типа Х-ХIII вв. Грузила были глиняные, каменные, свинцовые и комбинированные (Рис. 6).

Глиняные грузила, обычно имевшие отверстие, делались в виде шара, плоского круга, яйцевидной формы, цилиндрической, в форме усеченного конуса или в виде двух усеченных конусов, соединенных вместе основа-

123

ниями. Иногда в качестве грузил использовались черепки посуды со специально просверленным отверстием для подвешивания.

Каменные грузила самой разнообразной формы и величины употреблялись для Неводов и сетей соответственного размера. Материалом для каменных грузил чаще всего служил белый известняк и другие мягкие породы камня, легко поддающиеся сверлению.

Реже применялись свинцовые грузила в виде небольших трубочек-цилиндриков или в виде усеченного конуса. Комбинированные грузила делались из бересты, камня и прутьев. Они состояли из кольца, согнутого из одного или нескольких прутьев; в середине кольца укреплялся камень, оплетенный берестой, и берестой же прикрепленный к кольцу, чаще всего в четырех местах. Подобные грузила были найдены в Новгороде и Белоозере, где в культурном слое хорошо сохраняются органические остатки.

Поплавки для сетей делали из легкой сосновой коры и из бересты. Первые делались в виде круга, диаметром 4-5 см, толщиной в 1 ,5-2 см, (Рис. 7-1, 2), или продолговатые, более широкие с одного конца и постепенно суживающиеся к другому. Отверстие в них расположено ближе к широкому концу; длина поплавков 6-7,5 см, толщина 0,3-0,6 см. Круглые поплавки были найдены в раскопках Белоозера, продолговатые - в раскопках Новгорода. Берестяные поплавки в виде треугольника или круга (Рис. 7-3, 4) в несколько слоев сложенной бересты прошивались по краям, а иногда и в средней части узким ремешком. На некоторых берестяных поплавках из новгородских раскопок процарапаны различные геометрические фигуры или буквы (Рис. 7-4). Вероятно, это знаки собственности, знаки владельца невода или сети, к которым привешивались поплавки. Комбинированные поплавки делались в виде круга из прутьев с перекрестием из бересты, употреблялись и деревянные поплавки.

Грузила и поплавки могли прикрепляться к сетям веревками из пеньки, льна или лыка. Грузила, особенно каменные - тяжелые, требовали более прочного крепления. Они привязывались ремешками, остатки которых сохранились в отверстиях многих грузил, найденных в Новгороде (Рис. 6-6).

Сети вязали специальными костяными и деревянными иглами. Такие иглы найдены в нижних слоях Старой Ладоги, датируемых VII-VIII вв., и в раскопках древнего Новгорода (Рис. 7-5, 6). Величина сетей зависела от того, на какую рыбу они были рассчитаны.

Какие же сетяные снасти были известны в древней Руси? В источниках ХI-ХII вв. упоминаются: невод[14], бредник[15], мережа[16],

124

в источниках ХIV-ХVI вв. сети, дели, сежи[17] и поплавной невод[18]. Некоторые из этих названий означали одну и ту же рыболовную снасть.

Сетяные снасти подразделяются на «объячеивающие» и отцеживающие. В объячеиваюших рыба запутывается при соприкосновении с сетью. К ним относятся сети, сежи, бредники, а к «отцеживающим», т. е. отделяющим рыбу от воды, принадлежат неводы, дели. Кроме того, имеются сетяные снасти - ловушки, из которых рыба не находит выхода. К такому виду снасти относятся разного вида мережи.

Особую группу рыболовных снастей составляют ловушки различного устройства из дерева, лозняка и т. п. Снасти из дерева, так же, как сетяные, не сохранились до наших дней, потому что их материал быстро поддается гниению. В большом употреблении были верши, морды - род корзин, сплетенных из лозняка с воронкообразным отверстием, в которое заплывала рыба, различные кошели и т. п.

Применялись также разные ловушки запорной системы. Запорные ловушки или котцы относятся к древнейшим средствам рыбной ловли, применявшимся еще в эпоху неолита[19]. Простейшее устройство запорной ловушки - это длинная, в виде клина, загородка, перегораживающая реку и обращенная вершиной вверх по течению. Заходя в этот клин, рыба застаивалась в нем и вылавливалась рыбаками с помощью каких-либо приспособлений, например саком.

Наиболее распространенным видом лова рыбы системой запора был в древней Руси так называемый ез (закол или кол), часто упоминаемый в источниках. Ез представлял собой заграждение реки переплетенным ивняком частоколом, в котором имелось отверстие для верши или кошеля, куда заходила рыба. Рыбу в езу ловили большей частью ночью. Сооружение его требовало значительных затрат и коллективного труда, так что владеть езом рыболовы могли только сообща. В большинстве случаев владельцами езов были князья, монастыри и другие феодалы.

К вспомогательным орудиям рыбного лова относятся известные по раскопкам Княжой горы специальные приспособления для вытаскивания запутавшихся мереж и сетей, зацепившихся за коряги вершей и т. п. Это двухконечный или трехконечный крючок с перевитым стержнем, заканчивающимся петлей (см. Рис. 4-9). Находки подобных орудий редки, тем более интересно, что такое орудие было обнаружено в 1955 г. при раскопках селища на правом берегу Волги близ Богоявленского ручья Угличского района Ярославской области[20].

125

Таким образом, приведенный нами археологический материал и письменные источники свидетельствуют о том, что население древней Руси было знакомо с разнообразными рыболовными орудиями и различными приемами рыбной ловли и что этот промысел был повсеместно распространен. Первоначально земля вместе с пашнями, лугами, лесами и водами находилась в собственности свободных крестьян-общинников, но постепенно эта собственность переходит в руки феодалов. В источниках ХI-ХII вв. имеется ряд указаний на насильственный захват общинных земель феодалами. Вместе с общинными землями в собственность феодалов переходят и места наилучших рыбных ловель, «ловищь» или «ловитв»[21] по древнерусской терминологии. В повести временных лет мы находим упоминание от Х в. о ловищах княгини Ольги: «...и ловища ее суть по всеи земли...»[22]. С течением времени ловища все больше сосредоточиваются в руках представителей господствующего класса, что осуществлялось путем захвата, купли и пожалований (последнее преимущественно монастырям). Письменные источники ХII в. и более поздние пестрят указаниями относительно княжеских и монастырских ловищ. Так, новгородский князь Всеволод Мстиславич (1125-1127 гг.) дал Юрьеву монастырю грамоту на Терпужский погост Ляховичи вместе с землею, людьми, лесами, бортями, «и ловища на Ловати, а по Ловати на низ по конец Водоса за рекою за Любытиною...»[23]. Из вкладной грамоты Варлаама около 1192 г. узнаем, что он передал Хутынскому монастырю «ловища рыбная» вместе с пашнями, огородами, лугами, селами и челядью[24]. Антоний Римлянин в конце ХII в. «при велицеи реки Волхове рыбную ловитву купи на потребу монастырю и межами отмежив»[25]. Факты передачи монастырям князьями и частными лицами своих земельных владений с селами, деревнями и промыслами становятся частым явлением и в последующий период ХIII-ХV вв. Именно о массовости передачи сообщает Новгородская IV летопись под 1352 г. «овии бо от богатства села девають церквам святым монастырем, друзии в озере ловища и исады»[26].

Рыбные ловища феодалов обслуживались населением окрестных деревень и сел. Одной из наиболее тяжелых и распространенных повинностей было «ез бити вишнеи и зимнеи»[27], то есть сооружать ез в реке или озере.Эта работа требовала большого количества рук и на продолжительное время. Так, по данным Белозерской писцовой (езовой) книги 1585 г. мы узнаем, что при сооружении царского Цилинского еза на реке Шеконе

126

трудились свыше 15 человек с мастером в продолжение месяца: «А ез бьют в весне на полой воде, как лед пройдет недели 4 и больше 15 человек и с мастером»[28]. В келарской книге Кирилло-Белозерского монастыря сделана запись «...на Звоском езу делати Каргобоцким плотникам шти человеком, звоским крестьянам 4 человеком»[29]. Для постройки большого еза нужно было много разнообразного лесного материала, на заготовку которого требовалось немало времени и труда многих крестьян. Из той же Белозерской писцовой книги известно, сколько материала пошло на Цилинский ез: «А в том езу двадцать восмь козлов: а выходит в тот ез лесу большего на козлы восемьдесять дерев семи сажен, да на переклады к навалу сто двадцать дерев двунадцати сажен, да на грузила и на суковатики среднего лесу девяносто дерев семи сажен, а в клетки выходит семдесят бревен дву сажен, а мелкого лесу на засовы тысяча четыреста пятьдесят жердей, а в паром выходит большего лесу пять колов четырнадцати сажен да два бревна семи сажен да шестнадцать тесин семи сажен, да стырь, да палица, да в воротех кладут на лето по три сежи... а лес добывают на езовое дело сами всею волостью в своих лесех»[30]. Приведенные данные относятся к ХVI в., возможно, что в более ранний интересующий нас период, езы были проще и не столь фундаментальные, но все же требовали совместного труда многих рук. Кроме сооружения езов, в отработочные повинности населения входило изготовление сетей, неводов и других рыболовных снастей. По уставной грамоте митрополита Киприана, где имеется ссылка на издавна заведенные монастырем порядки, монастырские крестьяне должны были плести из льна сети, «а лен даст игумен в села и они прядут сети и дели неводные наряжают». В Уставной грамоте смоленского князя Ростислава 1150 г., в числе повинностей натурой, поступавшей с г. Торопца, упоминается невод и бредник. Участие в рыбной ловле на рыболовных угодьях феодалов, как уже говорилось, также входило в обязанности зависимого населения. Ловили при помощи езов, сетей, неводов и другими способами.

На крестьян не только ложились различного рода отработочные повинности, но и повинность натурой, в том числе рыбой. Еще в ХV в. взимался оброк рыбою с отдельных местностей Новгородской земли. Так, с деревни на устье реки Охты владельцу шел доход деньгами и натурой, в том числе «двадцать сигов»[31]. Кроме того, жители селений, расположенных вблизи ловищ, обязаны были по требованию княжеских слуг выделять людей, для участия в рыбной ловле, давать неводы и другие рыболовные снасти, предоставлять постой и корма для княжеских рыболовов. О последних повинностях рассказывается в жалованной грамоте вел. князя Ивана Васильевича Спасо-Евфимиеву монастырю (после 1462 г.): «коли мой подлещик поедет на меня великого князя рыбы ловить, и он в монастырских озерах и в заводях на меня рыбы

127

не ловити, и невода у них и их людей монастырских на ловлю не емлют, так же в их пустыньке у Василия Святого не ставятся, ни кормов у них не емлют...»[32]. Хотя эта грамота и относится к ХV в, но повинности, перечисленные в ней, несомненно сложились значительно раньше. Так, из Договорной грамоты великого князя Андрея Александровича с Новгородом 1294-1304 гг., где имеется ссылка, что так было еще при отце и брате князя, известно, что трем княжеским ватагам, отправлявшимся на промыслы в море, погосты, расположенные в Двинской земле, обязаны были предоставлять корма и подводы[33].

Со своих рыбных ловель население давало в пользу князя часть добычи натурой. Из грамоты Смоленского князя Ростислава Мстиславича 1150 г. известно, что дань рыбою поступала из Торопца и Жижца в таком количестве, что десятую часть от получаемой рыбы князь отдавал епископу. Рыба из озер окрестностей Жижца и Торопца еще и в настоящее время славится своими исключительными вкусовыми качествами. Поэтому понятно, что именно из этих мест князья получали натуральные поборы рыбой. В состав «погородья», взимавшегося с волостного центра Торопца, входила рыба в количестве трех саней. Кроме Торопца повинность рыбой, составлявшей часть урока, взималась и с Лучина в количестве одного осетра - рыбы, высоко ценившейся в древней Руси. Специальные княжеские слуги - осетренники, езовники, рыболовы - ведали княжескими рыбными ловлями и сбором податей с рыбных ловищ частных лиц, а иногда и монастырей. Князья в договорах с Новгородом выговаривали право посылать своего осетренника в г. Ладогу. Нередко в пользу князя поступала десятая часть выловленной рыбы или ночь с еза, иными словами улов в езу за одну ночь; взималась часть рыбы с невода и т. п.

Рыбные ловища давали большие уловы. Особенно много рыбы вылавливалось при помощи езов-заколов. Из жалованной грамоты 1485 г. белозерскюго князя Михаила Андреевича мы узнаем, что князь жаловал монастырю на праздник Успенья 4 осетра, 120 стерлядей, 200 судаков а 200 лещей[34]. Этот дар был затем заменен одной ночью через год в Островском езу. Очевидно за одну ночь в езу можно было выловить примерно в два раза больше перечисленной рыбы, так как полученный монастырем новый дар едва ли был меньше первого, а ночью в езу монастырь мог пользоваться только через год.

Каким образом могли сохраняться такие большие рыбные запасы? Рыба могла заготовляться впрок в соленом, сушеном, вяленом и замороженном видах. В источниках нет прямых указаний по данному вопросу. Но имеются сведения, что в древней Руси солить мясо умели. Татищев приводит рассказ о том, как оставленный Святославом в Переяславце воевода Волк остался в городе и, собираясь бежать, «велел перерезать

128

всех коней и солить мясо»[35]. Вероятно в это время умели солить и рыбу. Во всяком случае знали, как впрок засаливать икру. В вопросах Кирика сказано: «в чистую неделю достоит мед ести пресный, квас житный, а икра по все говенье бельцем»[36]. В более поздних источниках ХVI- ХVII вв. уже встречаются указания на наличие соленой рыбы. Так, в порядной крестьян Ивана и Семена Петровых с Кирилловым монастырем на рыбную ловлю (после 1547 г.) означено, что они обязаны поставлять монастырю «по три бочки рыбы живопросольные, бочка щучины живопросольные... »[37].

Что касается сушения и вяления рыбы, то несомненно, что с этими способами население Руси было знакомо. В своих записях Вильгельм де Рубрук пишет, что на третий день пребывания в селении на берегу р. Танаида им дали «сушеной рыбы, которой там находится великое множество»[38]. В погребениях Борщевского городища (верховья Дона) были обнаружены остатки сушеной и вяленой рыбы[39]. Сушение и вяление рыбы при помощи огня и солнца было известно еще на ранних стадиях развития человеческого общества. Применялось несомненно и замораживание рыбы.

Рыба ловилась не только для собственного потребления, но и на продажу. Когда князь Ярослав со своими воинами на пути к Риге в 1228 г. расположился в Новгороде и его окрестностях, то все вздорожало на торгу, в том числе и рыба: «и въдорожиша все на торгу, и хлеб, и мясо, и рыбы и оттоле ста дороговь»[40]. Продавали рыбу штуками, мерою - коробом, кадей, бочкой, на глаз и т.п. К сожалению, цены на рыбу ранее ХVI века неизвестны.

129

[1] ПИКГ, стр. 159.

[2] И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. 1, Спб., 1893, ст. 1291.

[3] ПСРЛ, т. Х, Спб. 1885, стр. 73.

[4] Э.А. Гримм. Охотничьи, пушные и рыбные промыслы. «Производительные силы России»  Отдел V. Спб., 1896, стр. 1.

[5] «Рыбальська техника XI-XIII вв. на Приднепровi». Рукопись находится в архиве III археологического отдела ГИМ. Пользуемся случаем выразить глубокую благодарность В.И. Маслову, разрешившему нам использовать его неопубликованные материалы.

[6] П. Аристов. Промышленность древней Руси. Спб., 1866, стр. 24.

[7] Н.М. Карамзин. История Государства Российского, т. II, Спб., 1833, стр. 9.

[8] Н. Иваницкий. Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность. Живая старина, вып. 1, год восьмой, Спб., 1898 г., стр. 47.

[9] ГИМ, инв. № 55421.

[10] Н.И. Булычев. Журнал раскопок, 1898 г. по берегам Оки. М., 1899, стр. 17.

[11] ГИМ, инв. № 35322.

[12] ГИМ, инв. № 25280

[13] Грамоты Великого Новгорода и Пскова. № 90. М.-Л., 1949.

[14] ПСРЛ, т. II, Спб., 1908, стр.153. В 1065 г. «в то же времена быс детище вьвержено в Сетомле сего же детища выволокоша рыболове в неводе».

[15] ПИКГ, стр. 159. Уставные грамоты смоленской епископии Смоленского князя Ростислава Мстиславича и епископа Мануила 1150 г. «…а у Торопчи урока 40 гривен и 15 лисиц и 10 черных кун, невод, тре …ица, бредник…».

[16] Памятники старинной русской литературы под ред. Костомарова. Вып. 1, Спб., 1860, стр. 268. В повести об Антонии Римлянине говорится, что по совету Антония рыболовы «въвергоша мрежа в реку Волхов и извлекоша на брег множество много великих рыб… едва не протержеся мрежа…».

[17] ААЭ, т. 1, № 11, Спб., 1836. По уставной грамоте митрополита Киприана Константиновскому монастырю 1391 г. крестьяне должны были «а лен даст игумен в села и они прядут, сети и дели неводные наряжают». Там же, № 143 «а кто имеет рыбу ловити на моем озере на Переяславском и на Вексе неводом, или сетью. Или бредником».

[18] АЮ, т. I, № 71, XXXI, Спб, 1838. Новгородские купчие XIV-XV вв. «Се купил Иван игумен… пол села… и с поплавными неводами, рыба ловити…».

[19] В.В. Федоров. Рыболовные снаряды неолитической эпохи из долины р. Оки. СА. II. М.-Л., 1937.

[20] Раскопки ГИМ в 1955 г., инв. № 86201.

[21] Ловищами и ловитвами в древней Руси назывались не только места рыбной ловли но и охоты.

[22] ПСРЛ, т. 1, вып. 1, стр. 60.

[23] Грамоты Великого Новгорода и Пскова. № 80. М.-Л., 1949.

[24] Там же, № 104.

[25] Памятники старинной русской литературы под ред. Костомарова. Вып. 1, Спб., 1860, стр. 268.

[26] Исадами в Новгородской и Псковской землях назывались прибрежные поселки и рыболовные пристани. И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка, т. I, Спб, 1893, ст. 1111.

[27] ААЭ, т. 1, № 11. Уставная грамота митрополита Киприана. Спб., 1836.

[28] АЮ, т. I, № 230, 1838 г.

[29] Временник, XXII. Смесь, стр. 19.

[30] АЮ, т. I, № 230.

[31] Временник Москов. общества и древностей российских. М., 1881, XI, стр. 133.

[32] АИ, т. I, № 76, Спб., 1841.

[33] ААЭ, т. I, № 1, Спб., 1836.

[34] ААЭ, т. I, № 114.

[35] П. Аристов. Промышленность древней Руси. Спб., 1866, стр. 78.

[36] Там же, стр. 79.

[37] АЮ, т. I, № 176.

[38] Путешествие в восточные страны Вильгельма де Рубрука. Перевод А.И. Малеина. Спб., 1911, стр. 87.

[39] МИА № 8, стр. 58.

[40] ПСРЛ, т. III, Спб., 1841, стр. 43.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ААЭ – Акты, собранные археографической экспедицией Академии наук, Спб., 1836.

АИ – Акты исторические.

АЮ – Акты юридические.

ГИМ – Государственный Исторический музей.

МИА – Материалы и исследования по археологии СССР.

ПИКГ – Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. Сборник документов, подготовлен к печати Г.Е. Кочиным. М., 1936.

ПСРЛ – Полное собрание русских летописей.

СА – Советская археология.

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Мальм В.А. Промыслы древнерусской деревни. II. Рыболовство // Очерки по истории русской деревни X - XIII вв. Труды Государственного Исторического музея, вып. 32. М., 1956. С. 116 -129.