Мещеряков В. «Индивидуалист»
Нас было четверо в купе вагона, и мы говорили об изобретениях. О чем только разговаривают случайные попутчики, когда поезд мчит, за окном - зимние сумерки, а впереди - длинный вечер! Мы потолковали о погоде: об особо морозных зимах, потом - о зимах, напротив, мягких. Подходящей темой для дальнейшей беседы мог бы стать хоккей или футбол, но так уж получилось, что разговор зашел об изобретениях.
- Техника в наше время, - сказал я, - делает чудеса. Взять, к примеру, радиоприемники: есть размером со спичечный коробок, не больше.
- Старо! - откликнулся один из собеседников. - Это когда еще было-то! А я вот слышал такое: луч, понимаете ли, изобретен, им хлеба косят. Прилаживают аппарат на трактор, пониже, чтобы под самый корень брало, и лучом косят. Как бритва действует. Чистая работа!
- Луч Лазаря, - уверенно пояснил другой. - Француз есть такой, по фамилии Лазарь. Наши изобрели луч-то. Но прошляпили, патента вовремя не взяли. А Запад идею перехватил. Лазарь этот подсуетился - я, мол, изобрел...
- А то вот еще новый материал разработан, - сказал тот, который про луч начал. - Забыл, как называется. Сейчас этих названий пропасть: нейлон, нитрон, поролон, разве упомнишь? Нить из этого материала сделали, толщиной в человеческий волос. Обратите внимание: в человеческий волос! Н-да... Стали, значит, испытывать на прочность. Подвесили килограммовую гирю - держит. Подвесили гирю в десять килограммов - держит, в центнер - держит. Тонну подвесили - и тонну держит. Десять тонн - держит! Это надо же! Народ со всех сторон сбежался глядеть... Ну, крупнее гири, чем в десять тонн, не нашлось в ту пору. Сам изобретатель руками развел: «Не ожидал я, - говорит, - братцы, такой прочности». Чем у них там дело кончилось, не знаю. А в человеческий волос толщиной нить-то!
- А я вам скажу, - подал голос четвертый из нашей компании, до того времени молчавший, - чтобы изобретать, тоже надо голову иметь на плечах.
- Это вы в каком смысле? - спросил я.
- А в том смысле, чтобы не было обидно людям. Это - главное. Вот про нить рассказал товарищ. Ясно: вещь полезная, нужная. Скажем, леску рыболовную сделать, особо прочную... Кому от этого может быть обидно? Никому. Вот бы и изобретали люди с таким расчетом, чтобы, значит, обиды не было.
- Извините, странно вы как-то рассуждаете, - сказал я. - При чем здесь обида? Ведь речь идет о творческих достижениях, о прогрессе, о пользе для общества!
- А бывает и так, что обществу-то никакой пользы, - стоял он на своем.
Мы переглянулись. И спросили:
- Очевидно, имеете в виду какой-нибудь конкретный случай?
- Именно. Могу про этот случай рассказать.
Времени у всех было более чем достаточно, предстоял длинный вечер, мы стали слушать.
- Увлекаюсь я подледной ловлей, - начал он степенно. - Езжу, знаете ли, по субботам и воскресеньям на водохранилище. Надо сказать, улова большого у нас там не бывает. Да и рыба мелковата. Просидишь полдня над лункой - ну, может, с килограмм окуньков да ершей наловишь. Если попадется иной раз плотва в полкило весом - это событие! А чтобы по-настоящему крупную рыбу поймать - нет, ни разу не поймал, честно говоря. То есть, случалось у нас там рыболовам крупного судака или допустим, леща подцепить, но это такая уж редкость, что потом разговоров хватало до весны...
Он помолчал, мы терпеливо ждали.
- В прошлую зиму, - продолжил он рассказ, - появляется как-то раз на водохранилище незнакомый человек, вроде бы приезжий. Мы, конечно, сразу его заприметили - все друг друга в лицо знаем. И, кроме того, одет как-то странно для зимней рыбалки, легковато одет. Водохранилище, сами понимаете, - место открытое, тут ветры сильные дуют, да и морозно. Посиди-ка без движения в такой обстановке! Приходится надевать тулуп, шапку-ушанку, валенки. Некоторые еще и палатку небольшую ставят на льду, над лункой своей, чтобы, значит, от ветра было потише. А этот, новенький-то, одет в пальтецо, на ногах - ботиночки, короче говоря, налегке пришел, как на бульвар. Нет, думаю, этак у тебя дело не пойдет. Пороху у тебя на четверть часа хватит, не больше. Продрогнешь и уйдешь домой - на том и рыбалка твоя кончится. Гляжу - провертел он коловоротом лунку недалеко от того места, где я сидел, и стал удочку налаживать. Ну, думаю опять, голубчик, ничего ты не поймаешь, потому что там, где ты устроился, рыба никогда не клюет.
Так это я подумал и опять своим делом занялся, слежу за кивком на своей удочке. Только не прошло и трех минут - улавливаю краем глаза какие-то резкие движения в той стороне, где этот человек находился; глянул - батюшки! - вытаскивает он на лед здоровенного судака... А это, доложу я вам, величайшая редкость - поймать крупную рыбу на нашем водохранилище. Конечно, повскакали мы все со своих мест, сбежались судака смотреть. Один рыболов тут же его и взвесил на пружинных весах - кило шестьсот потянул судачок. Махина! Вы видели когда-нибудь судака весом в кило шестьсот? - неожиданно обратился к нам рассказчик.
- Нет, - ответили мы, - не видели.
- Эт-то, знаете ли, зрелище а-а-ат-личное!
Рассказчик задумался на некоторое время. Задумались и мы. Колеса постукивали на стыках рельсов, вагон мягко покачивало. Затем он продолжал:
- Вот, значит, поймал он того судака. Решили мы - повезло. Бывает так: новенькому везет. Мы, конечно, поздравлять его, хвалить и все такое прочее. Но он держит себя так, будто, ничего особенного не произошло, посмеивается, опускает не торопясь снасточку в лунку и - можете себе представить?! - почти сразу же вытаскивает второго судака! Почти такого же здоровенного! Ну, тут уж мы прямо-таки рты разинули от удивления. И смекнули теперь, что человек какой-то секрет знает. Стоим, молчим, дивимся. Смотрим, конечно, во все глаза, какая у него приманка, какая снасть. Оказывается, ничего необыкновенного. Обычная зимняя удочка, как и у всех нас, обычная снасточка с мертвой рыбкой...
А он уж тем временем в третий раз приманку опускает и говорит спокойно: «Сейчас еще одного поймаю - и достаточно». И тут же третьего судака подцепляет. Прямо, как в сказке... Потом положил рыб в полиэтиленовый пакет и ушел.
Мы, ясное дело, сразу же стали в его лунку свои снасти наперебой запускать. Результат - ноль. Судаков нет. Исчезли, и все тут!
Рассказчик, видимо, взволнованный этими воспоминаниями, расстегнул ворот рубашки, плотно облегавший его толстую шею.
- Ладно. Через неделю опять этот незнакомец появляется на водохранилище. Мы его уже встречаем, как героя: обступили, наблюдаем, значит, за его действиями. Опять пробуравил он лунку, и повторилась та же петрушка: выловил он и на этот раз трех судаков. Тут уж мы приступили к нему с расспросами, как дети малые: расскажите да расскажите, как и что. А он смеется: «Уметь надо!». И толкует нам: «Человек до космических кораблей додумался. Стало быть, и в области рыбалки пора мозгами шевелить. Я пошевелил, и у меня получилось. Теперь вы пошевелите - и у вас получится».
Заметьте, прямых ответов на наши вопросы он не дал... Тут надо сказать, ради справедливости, что у многих рыболовов есть свои маленькие секреты. Один, допустим, умеет выбирать место, где клев хороший. Другой знает, чем и как прикормить рыбу, третий наживку применяет особую... Конечно, у тех, которые секреты знают, рыба клюет лучше. И никто их за это не упрекает. Значит, имел приезжий этот человек полное право применять свои рыболовные секреты. Но, с другой стороны, - масштабы-то, масштабы какие! Это ведь не то, что я, скажем, одну щуку поймал, а ты - две. Мы ему как бы в шутку: «Вы у нас здесь всех судаков переловите». А он нам: «Их тут подо льдом тьма-тьмущая. Уметь надо взять их». И ушел опять с тремя судаками в пакете. Я тоже свои удочки потихоньку смотал и - за ним следом.
Рассказчик умолк на короткое время, взглядывая на нас испытующе. Как бы сомневаясь, стоит ли рассказывать дальше? Но, должно быть, рассудил он так: «Люди мы здесь собрались случайные. Придет завтра поезд на конечную станцию, разойдемся все четверо в разные стороны и вряд ли еще когда-нибудь встретимся». Так он, вероятнее всего, подумал. И стал рассказывать дальше.
- Вижу, он к автобусной остановке направляется. Ну, а у меня, знаете ли, «Москвич», на нем езжу на рыбалку. Я - в «Москвич», догоняю этого человека, останавливаюсь у обочины. «Садитесь, подвезу». «А, это вы», говорит. Узнал он меня, конечно. Едем. Дорогой я его спрашиваю в лоб: «Вы снасточку чем-нибудь смазываете?». «Да, - отвечает. - Не стану скрывать, разработал я особое вещество, которым приманиваю рыбу». Ну, а дальше, пока мы ехали, он мне целую лекцию прочитал.
У многих животных, говорит, очень сильно развит нюх. Трудно, говорит, даже представить себе, до чего тонко они могут разные запахи улавливать. А у рыб, оказывается, нюх прямо-таки собачий. Вот этому самому Андрею Борисовичу (он так отрекомендовался) удалось изобрести вещество специально на судака. С вечера, говорит, сбрызгиваю веществом снасточки, а потом перед самым уженьем, уже на льду, еще разок, для большей крепости. Освежаю как бы. А дальше все идет, как по писаному: стоит снасточку опустить в лунку, как все судаки, которые находятся ниже по течению, устремляются к ней. Их, как магнитом, тянет, непреоборимо... А вообще-то, говорит, и на других рыб - на сомов, щук и так далее - можно найти рецепты. Но, говорит, задача эта - непростая, много времени потребовалось бы, чтобы, значит, все рыбье царство охватить, а с меня, мол, достаточно и судаков. Спрашиваю его: «Вы что же - ученый, выходит дело?». Смеется: «Нет, говорит, ученый из меня не вышел. Я, если можно так выразиться, химик-любитель».
Я тогда ему говорю: «Мил-друг, продай мне баночку того вещества, я тебе полсотенки рублей заплачу». То есть, я же понимаю, что не могу вот так взять и брякнуть: ты, мол, рецепт открой. У меня язык не повернулся бы на такое нахальство. Купить баночку вещества - другое дело. Я сразу смекнул: хорошо бы с таким человеком дружбу... м-м-м... установить, а потом уж, в дальнейшем, он, глядишь, сам бы, по дружбе, этот рецепт мне сказал. Ну, и решил не скупердяйничать - полсотни рублей, согласитесь, на дороге не валяются.
Мы в один голос согласились с ним.
- Но, конечно, соображаю при этом: баночка, если она, скажем, из-под майонеза, пусть даже не доверху наполненная, наверняка окупится - судаков-то много можно будет наловить... Слушайте дальше! Отвечает он мне: «Я бы, говорит, с удовольствием вам этого пахучего вещества дал, без всяких денег. Но я, говорит, боюсь, что если дам вам этого вещества, то через полгода в здешнем водохранилище и во всех окрестных водоемах ни одного судака не останется». Так прямо в глаза и сказал! Обидно мне стало. Ах ты эгоист, думаю. Значит, от своего изобретения только сам хочешь пользу иметь, а людям - шиш! Но я стерпел, виду не подал и прошу у него: «Дайте хоть самую малость»... «Нет, отвечает, и малости не дам, потому что это вещество очень несложное, и вы, говорит, чего доброго, догадаетесь, как его приготовить. Все гениальное, говорит, просто». Видали! Изобрел человек что-то такое, что одни судаки едят, и уже себя в гении зачислил!
В голосе рассказчика зазвучали нотки неподдельного возмущения.
- И заметьте, с того момента, как я начал про дело с ним говорить, у него все смешки да хаханьки. Я к нему - серьезно, а он разговор как бы на шутейный лад сворачивает. Ну, думаю, недаром из тебя ученый не вышел. Ученого - его сразу видно. Вон у моего соседа двоюродный брат - ученый, иной раз к нему, к соседу-то, в гости приезжает. Доложу вам - большое удовольствие с таким человеком пообщаться. Обходительность - вот что дорого. Он тебя и выспросит, и выслушает внимательно, и расскажет что-нибудь такое, из жизни физиков или, допустим, космонавтов. Уровень сразу чувствуется, уровень!.. А этот, Андрей Борисович-то, со своими хиханьками - несерьезный человек, сразу видно.
Понял я, что дело не сладилось. Другой на-моем месте взял бы да и высадил его на полдороге. Но я ему худого слова не сказал, культурно довез до центральной городской площади. «До свиданья, - говорит, - дальше я уж на автобусе доберусь». Ладно, думаю, в следующий раз, когда опять придешь на рыбалку, я твоему эгоизму дам укорот...
В рассказе, таким образом, наметилась конфликтная ситуация.
За окном было лунно и звездно. Из коридора доносилась бодрая музыка: это радиоузел поезда начал вечернее обслуживание пассажиров. Рассказчик говорил дальше:
- А надо вам сказать, что я не только рыболов, но еще и общественный рыбинспектор. И вот в следующее воскресенье приходит опять этот самый Андрей Борисович. И вылавливает, по своему обыкновению, трех судаков. А тут я - к нему. Предъявляю удостоверение: «Позвольте взвесить ваш улов». Сам думаю: ну, если судаки больше пяти килограммов потянут, сразу составлю акт, и будут у тебя неприятности, дружок.
А он вроде бы даже не удивился нисколько моему требованию. «А, говорит, это вы. Взвешивайте, коли не лень». То есть, дерзко отвечает, с гонором... Жаль, на пружинных весах вышло даже меньше, чем норма,— четыре восемьсот. Но я не растерялся и говорю официально: «Рыбу вашу я намерен конфисковать». Он отвечает: «Не имеете права, я закона не нарушил». «О том, говорю, имею я право или не имею, не вам судить. Вы, говорю, занимаетесь по сути дела не рыбалкой, а хищничеством. Хищническим отловом рыбы. Слыхали, спрашиваю, поговорку: без труда не вынешь рыбки из пруда? А вы, выходит дело, без труда эту рыбку-то вынимаете из нашего водохранилища. Вы приходите сюда, как все, ловите, как все на обычную приманку, без этих ваших фокусов-покусов - никто вам слова не скажет. А вести себя так, как вы ведете, рыболовы нашего города не позволят». Ну, а рыболовы, конечно, уже столпились вокруг и, хотя помалкивают, но, чувствую, в душе не одобряют этого Андрея Борисовича: у них он тоже, как бельмо на глазу, со своими судаками-то...
Вот так я ему это объявляю, а сам, признаться, немного побаиваюсь (рассказчик раскатился коротким смешком). Сейчас, думаю, скажет, что я просил вещество-то продать, а теперь, мол, в отместку с ним счеты свожу. Я бы, конечно, ему тут же в ответ: «А кто слышал? Свидетели были?». И все. Ему крыть бы нечем. А все- таки на мою репутацию маленько бы тень... м-м-м... пала. Не зря ведь поговорка существует: злые языки страшнее пистолета... Но он про разговор наш в «Москвиче» даже не упомянул, а все твердил, что, видите ли, он закона не нарушил.
- Но он ведь и в самом деле закона не нарушил! - вырвалось у одного из нас.
- Правильно. Не нарушил. Но, согласитесь, он себя всему обществу противопоставил. Нельзя же было и дальше мириться с его распоясанностью.
- А ведь хуже для общества было бы, если б этот ваш Андрей Борисович свой рецепт всему белу свету рассказал. Тогда действительно всех судаков очень быстро переловили бы.
- Зачем всему белу свету объявлять? Этого и не требовалось от него. Поделился бы своими... м-м-м... достижениями вот со мной, затем, скажем, через меня еще с двумя-тремя видными, солидными людьми - и достаточно. И уже он, этот изобретатель, не был бы эгоистом, поскольку, значит, поделился своими достижениями с обществом - в лице некоторых его представителей. Которые, глядишь, оказали бы ему поддержку в случае чего. А то... Ну куда это годится? Один, как перст. Одиночка! Вот и восстановил против себя всех окружающих без исключения. Потому что людям обидно.
Рассказчик перевел дух и приступил к завершающей части повествования:
- Приманка, на которую вы ловите рыбу, - говорю я ему дальше, изобретателю-то, - наносит большой ущерб рыбному поголовью. Она, если вдуматься, вреднее остроги. А острога - орудие браконьера. Следовательно, предъявите, говорю, это ваше секретное вещество, которым вы снасточку пропитываете, оно тоже подлежит конфискации. Сам думаю: может, он испугается, и я этим веществом разживусь. (Рассказчик опять пустил короткий смешок). Хорошо. Он, значит, не противоречит, усмехается и протягивает мне железную коробочку. Я с нетерпением открываю - пусто! Подношу к носу, нюхаю - ничего особенного не ощущаю. Но соображаю: кроме коробочки, должен быть у него при себе, допустим, пузырек с жидкостью или что там еще. Говорил ведь он, что перед самой ловлей приманку «освежает»... «Где же, спрашиваю, вещество-то?». «Вещества, отвечает, в данный момент в наличии не имеется, а рецепт я в голове держу и никому не намерен открывать». Такие вот дела... Ну ладно, я человек не злой, вижу, что от него все равно ничего путного не добьешься, говорю: «Так и быть, идите на все четыре стороны и больше не появляйтесь на нашем водохранилище, не то худо будет». Тем и кончилось. Ушел он, и больше мы его не видели. Вот вам и изобретение! Вот вам и изобретатель!
- Скажите, вы и в самом деле у него рыбу конфисковали? - спросил я.
- Не то чтобы конфисковал, а попросту он ушел и судаков своих не взял. Понял он, что не следует ему со мной отношения обострять до предела. Ну, поскольку все происходило на глазах, так сказать, общественности, пришлось оприходовать судаков как бы актом и отвезти их в инспекцию...
- А я так думаю, - с жаром откликнулся тот из нас, который спутал лазер с Лазарем, - тут важно другое. Тут важно, что он, Андрей-то Борисович ваш, - головастый мужик, толковый. Вон ведь какую штуку сообразил! Ведь это ж, как в сказке: закидывай удочку и тут же вытаскивай рыбу, причем - какую хочешь! Нравится он мне, изобретатель этот, и все тут... Вот говорите, будто обиду от него люди получили. Какая же тут обида может быть? Зависть обыкновенная - как это он умнее нас оказался? А он, между прочим, не только ум, но и большую сознательность проявил. Другой бы на его месте очень просто спекулянтом мог стать - веществом этим стал бы торговать или рыбой. А он - нет. Не по-тихому, на отшибе ловил, а приходил прямо на водохранилище, к вам. Смотрите, дескать, люди добрые, действую без утайки, у вас на глазах, закона не нарушаю насчет пяти килограммов... И то примите во внимание, что ловил он рыбу только по воскресеньям, а не во все дни... Очень аккуратно держал себя человек, по совести держал, ответственно.
Что касается меня, то я решительно принял сторону рассказчика.
- Дело не в том, - сказал я, - что этот Андрей Борисович соблюдал законы и вылавливал не более трех судаков в день. А в том дело, что, действуя совершенно открыто, демонстративно, он наносил моральный урон окружающим, возбуждал у них нездоровые чувства - обиду и зависть. И поэтому нетерпимость, проявленная нашим уважаемым рассказчиком, по моему мнению, совершенно оправданна, хотя, конечно, картина нетерпимости была бы более цельной, если бы ему удалось воздержаться от попытки купить это вещество у изобретателя. Впрочем, в данном случае можно сделать скидку на обыкновенную человеческую слабость. Как бы то ни было, такие, с позволения сказать, изобретатели, в сущности, если взглянуть на проблему глубже, являются законченными индивидуалистами. При этом отнюдь не исключено, что в один прекрасный день такой вот Андрей Борисович вдруг не вздумает стать, так сказать, альтруистом и не доведет до общего сведения свой рецепт. Тогда запасы судака, имеющиеся на сегодняшний день в пресноводных водоемах, могут быть серьезнейшим образом подорваны... Следовательно, в интересах общества было бы держать этих одиночек-изобретателей под строгим надзором, а в ряде случаев – и в изоляции...
Мы заспорили.
В это время в купе заглянула проводница.
- Что это вы все тут сидите безвылазно, товарищи мужчины? - сказала она с легким неудовольствием в голосе. - Вагон-ресторан давно уж открыт! Прогуляйтесь-ка туда, а я тем временем приборку здесь сделаю.
Мы пошли в вагон-ресторан...
1983 г.