Мещеряков В. «Индивидуалист»

Нас было четверо в купе вагона, и мы говорили об изобретениях. О чем только разговаривают случайные попутчики, когда поезд мчит, за окном - зимние сумер­ки, а впереди - длинный вечер! Мы потолковали о погоде: об особо морозных зимах, потом - о зимах, напротив, мягких. Подходящей темой для дальнейшей беседы мог бы стать хоккей или футбол, но так уж получилось, что разговор зашел об изобретениях.

- Техника в наше время, - сказал я, - делает чудеса. Взять, к примеру, радио­приемники: есть размером со спичечный коробок, не больше.

- Старо! - откликнулся один из собе­седников. - Это когда еще было-то! А я вот слышал такое: луч, понимаете ли, изобретен, им хлеба косят. Прила­живают аппарат на трактор, пониже, чтобы под самый корень брало, и лучом косят. Как бритва действует. Чистая работа!

- Луч Лазаря, - уверенно пояснил дру­гой. - Француз есть такой, по фамилии Лазарь. Наши изобрели луч-то. Но прошля­пили, патента вовремя не взяли. А Запад идею перехватил. Лазарь этот подсуетил­ся - я, мол, изобрел...

- А то вот еще новый материал разра­ботан, - сказал тот, который про луч начал. - Забыл, как называется. Сейчас этих названий пропасть: нейлон, нитрон, поро­лон, разве упомнишь? Нить из этого ма­териала сделали, толщиной в человече­ский волос. Обратите внимание: в чело­веческий волос! Н-да... Стали, значит, ис­пытывать на прочность. Подвесили кило­граммовую гирю - держит. Подвесили гирю в десять килограммов - держит, в центнер - держит. Тонну подвесили - и тонну держит. Десять тонн - держит! Это надо же! Народ со всех сторон сбежался глядеть... Ну, крупнее гири, чем в десять тонн, не нашлось в ту пору. Сам изоб­ретатель руками развел: «Не ожидал я, - говорит, - братцы, такой прочности». Чем у них там дело кончилось, не знаю. А в человеческий волос толщиной нить-то!

- А я вам скажу, - подал голос чет­вертый из нашей компании, до того вре­мени молчавший, - чтобы изобретать, тоже надо голову иметь на плечах.

- Это вы в каком смысле? - спросил я.

- А в том смысле, чтобы не было обидно людям. Это - главное. Вот про нить рассказал товарищ. Ясно:        вещь полезная, нужная. Скажем, леску рыбо­ловную сделать, особо прочную... Кому от этого может быть обидно? Никому. Вот бы и изобретали люди с таким расче­том, чтобы, значит, обиды не было.

- Извините, странно вы как-то рассуж­даете, - сказал я. - При чем здесь обида? Ведь речь идет о творческих достижениях, о прогрессе, о пользе для общества!

- А бывает и так, что обществу-то никакой пользы, - стоял он на своем.

Мы переглянулись. И спросили:

- Очевидно, имеете в виду какой-нибудь конкретный случай?

- Именно. Могу про этот случай рассказать.

Времени у всех было более чем доста­точно, предстоял длинный вечер, мы стали слушать.

- Увлекаюсь я подледной ловлей, - начал он степенно. - Езжу, знаете ли, по субботам и воскресеньям на водохрани­лище. Надо сказать, улова большого у нас там не бывает. Да и рыба мелковата. Просидишь полдня над лункой - ну, мо­жет, с килограмм окуньков да ершей на­ловишь. Если попадется иной раз плотва в полкило весом - это событие! А чтобы по-настоящему крупную рыбу поймать - нет, ни разу не поймал, честно говоря. То есть, случалось у нас там рыболовам крупного судака или допустим, леща подцепить, но это такая уж редкость, что потом разговоров хватало до весны...

Он помолчал, мы терпеливо ждали.

- В прошлую зиму, - продолжил он рассказ, - появляется как-то раз на водохранилище незнакомый человек, вроде бы приезжий. Мы, конечно, сразу его заприметили - все друг друга в лицо знаем. И, кроме того, одет как-то стран­но для зимней рыбалки, легковато одет. Водохранилище, сами понимаете, - ме­сто открытое, тут ветры сильные дуют, да и морозно. Посиди-ка без движения в такой обстановке! Приходится надевать тулуп, шапку-ушанку, валенки. Некото­рые еще и палатку небольшую ставят на льду, над лункой своей, чтобы, значит, от ветра было потише. А этот, новень­кий-то, одет в пальтецо, на ногах - ботиночки, короче говоря, налегке пришел, как на бульвар. Нет, думаю, этак у тебя дело не пойдет. Пороху у тебя на четверть часа хватит, не больше. Продрогнешь и уйдешь домой - на том и рыбалка твоя кончится. Гляжу - про­вертел он коловоротом лунку недалеко от того места, где я сидел, и стал удочку налаживать. Ну, думаю опять, голубчик, ничего ты не поймаешь, потому что там, где ты устроился, рыба никогда не клюет.

Так это я подумал и опять своим делом занялся, слежу за кивком на своей удочке. Только не прошло и трех минут - улавли­ваю краем глаза какие-то резкие движе­ния в той стороне, где этот человек находился; глянул - батюшки! - вытас­кивает он на лед здоровенного судака... А это, доложу я вам, величайшая ред­кость - поймать крупную рыбу на нашем водохранилище. Конечно, повскакали мы все со своих мест, сбежались судака смот­реть. Один рыболов тут же его и взвесил на пружинных весах - кило шестьсот потянул судачок. Махина! Вы видели ког­да-нибудь судака весом в кило шесть­сот? - неожиданно обратился к нам рассказчик.

- Нет, - ответили мы, - не видели.

- Эт-то, знаете ли, зрелище а-а-ат-личное!             

Рассказчик задумался на некоторое вре­мя. Задумались и мы. Колеса постукива­ли на стыках рельсов, вагон мягко пока­чивало. Затем он продолжал:

- Вот, значит, поймал он того суда­ка. Решили мы - повезло. Бывает так: новенькому везет. Мы, конечно, поздрав­лять его, хвалить и все такое прочее. Но он держит себя так, будто, ничего особенного не произошло, посмеивается, опускает не торопясь снасточку в лунку и - можете себе представить?! - почти сразу же вытаскивает второго судака! Почти такого же здоровенного! Ну, тут уж мы прямо-таки рты разинули от удивле­ния. И смекнули теперь, что человек какой-то секрет знает. Стоим, молчим, ди­вимся. Смотрим, конечно, во все глаза, какая у него приманка, какая снасть. Оказывается, ничего необыкновенного. Обычная зимняя удочка, как и у всех нас, обычная снасточка с мертвой рыбкой...

А он уж тем временем в третий раз приманку опускает и говорит спокойно: «Сейчас еще одного поймаю - и доста­точно». И тут же третьего судака подцеп­ляет. Прямо, как в сказке... Потом по­ложил рыб в полиэтиленовый пакет и ушел.

Мы, ясное дело, сразу же стали в его лунку свои снасти наперебой запускать. Результат - ноль. Судаков нет. Исчезли, и все тут!

Рассказчик, видимо, взволнованный эти­ми воспоминаниями, расстегнул ворот ру­башки, плотно облегавший его толстую шею.

- Ладно. Через неделю опять этот незнакомец появляется на водохранили­ще. Мы его уже встречаем, как героя: обступили, наблюдаем, значит, за его дей­ствиями. Опять пробуравил он лунку, и повторилась та же петрушка: выло­вил он и на этот раз трех судаков. Тут уж мы приступили к нему с расспро­сами, как дети малые: расскажите да рас­скажите, как и что. А он смеется: «Уметь надо!». И толкует нам: «Человек до космических кораблей додумался. Стало быть, и в области рыбалки пора мозгами шевелить. Я пошевелил, и у меня получи­лось. Теперь вы пошевелите - и у вас получится».

Заметьте, прямых ответов на наши во­просы он не дал... Тут надо сказать, ради справедливости, что у многих рыбо­ловов есть свои маленькие секреты. Один, допустим, умеет выбирать место, где клев хороший. Другой знает, чем и как прикормить рыбу, третий наживку при­меняет особую... Конечно, у тех, которые секреты знают, рыба клюет лучше. И ник­то их за это не упрекает. Значит, имел приезжий этот человек полное право при­менять свои рыболовные секреты. Но, с другой стороны, - масштабы-то, масшта­бы какие! Это ведь не то, что я, скажем, одну щуку поймал, а ты - две. Мы ему как бы в шутку: «Вы у нас здесь всех судаков переловите». А он нам: «Их тут подо льдом тьма-тьмущая. Уметь надо взять их». И ушел опять с тремя суда­ками в пакете. Я тоже свои удочки потихоньку смотал и - за ним следом.

Рассказчик умолк на короткое время, взглядывая на нас испытующе. Как бы сомневаясь, стоит ли рассказывать дальше? Но, должно быть, рассудил он так: «Люди мы здесь собрались случайные. Придет завтра поезд на конечную стан­цию, разойдемся все четверо в разные стороны и вряд ли еще когда-нибудь встретимся». Так он, вероятнее всего, по­думал. И стал рассказывать дальше.

- Вижу, он к автобусной остановке направляется. Ну, а у меня, знаете ли, «Москвич», на нем езжу на рыбалку. Я - в «Москвич», догоняю этого челове­ка, останавливаюсь у обочины. «Садитесь, подвезу». «А, это вы», говорит. Узнал он меня, конечно. Едем. Дорогой я его спрашиваю в лоб: «Вы снасточку чем-нибудь смазываете?». «Да, - отвечает. - Не стану скрывать, разработал я особое вещество, которым приманиваю рыбу». Ну, а дальше, пока мы ехали, он мне целую лекцию прочитал.

У многих животных, говорит, очень силь­но развит нюх. Трудно, говорит, даже представить себе, до чего тонко они могут разные запахи улавливать. А у рыб, оказывается, нюх прямо-таки собачий. Вот этому самому Андрею Борисовичу (он так отрекомендовался) удалось изоб­рести вещество специально на судака. С вечера, говорит, сбрызгиваю веществом снасточки, а потом перед самым ужень­ем, уже на льду, еще разок, для боль­шей крепости. Освежаю как бы. А дальше все идет, как по писаному: стоит снасточ­ку опустить в лунку, как все судаки, которые находятся ниже по течению, устремляются к ней. Их, как магнитом, тянет, непреоборимо... А вообще-то, гово­рит, и на других рыб - на сомов, щук и так далее - можно найти рецепты. Но, говорит, задача эта - непростая, много времени потребовалось бы, чтобы, значит, все рыбье царство охватить, а с меня, мол, достаточно и судаков. Спра­шиваю его: «Вы что же - ученый, выхо­дит дело?». Смеется: «Нет, говорит, уче­ный из меня не вышел. Я, если можно так выразиться, химик-любитель».

Я тогда ему говорю: «Мил-друг, продай мне баночку того вещества, я тебе пол­сотенки рублей заплачу». То есть, я же понимаю, что не могу вот так взять и бряк­нуть: ты, мол, рецепт открой. У меня язык не повернулся бы на такое нахальство. Купить баночку вещества - другое дело. Я сразу смекнул: хорошо бы с таким че­ловеком дружбу... м-м-м... установить, а потом уж, в дальнейшем, он, глядишь, сам бы, по дружбе, этот рецепт мне сказал. Ну, и решил не скупердяйни­чать - полсотни рублей, согласитесь, на дороге не валяются.

Мы в один голос согласились с ним.

- Но, конечно, соображаю при этом: баночка, если она, скажем, из-под майоне­за, пусть даже не доверху наполненная, наверняка окупится - судаков-то много можно будет наловить... Слушайте дальше! Отвечает он мне: «Я бы, говорит, с удовольствием вам этого пахучего ве­щества дал, без всяких денег. Но я, гово­рит, боюсь, что если дам вам этого вещества, то через полгода в здешнем водохранилище и во всех окрестных водо­емах ни одного судака не останется». Так прямо в глаза и сказал! Обидно мне стало. Ах ты эгоист, думаю. Значит, от своего изобретения только сам хочешь пользу иметь, а людям - шиш! Но я стер­пел, виду не подал и прошу у него: «Дайте хоть самую малость»... «Нет, от­вечает, и малости не дам, потому что это вещество очень несложное, и вы, гово­рит, чего доброго, догадаетесь, как его приготовить. Все гениальное, говорит, про­сто». Видали! Изобрел человек что-то такое, что одни судаки едят, и уже себя в гении зачислил!

В голосе рассказчика зазвучали нотки неподдельного возмущения.

- И заметьте, с того момента, как я начал про дело с ним говорить, у него все смешки да хаханьки. Я к нему - серьезно, а он разговор как бы на шутей­ный лад сворачивает. Ну, думаю, неда­ром из тебя ученый не вышел. Ученого - его сразу видно. Вон у моего соседа двоюродный брат - ученый, иной раз к нему, к соседу-то, в гости приезжает. Доложу вам - большое удовольствие с таким человеком пообщаться. Обходи­тельность - вот что дорого. Он тебя и выспросит, и выслушает внимательно, и расскажет что-нибудь такое, из жизни физиков или, допустим, космонавтов. Уровень сразу чувствуется, уровень!.. А этот, Андрей Борисович-то, со своими хиханьками - несерьезный человек, сразу видно.

Понял я, что дело не сладилось. Дру­гой на-моем месте взял бы да и высадил его на полдороге. Но я ему худого слова не сказал, культурно довез до централь­ной городской площади. «До свиданья, - говорит, - дальше я уж на автобусе до­берусь». Ладно, думаю, в следующий раз, когда опять придешь на рыбалку, я твоему эгоизму дам укорот...

В рассказе, таким образом, наметилась конфликтная ситуация.

За окном было лунно и звездно. Из коридора доносилась бодрая музыка: это радиоузел поезда начал вечернее обслуживание пассажиров. Рассказчик го­ворил дальше:

- А надо вам сказать, что я не только рыболов, но еще и общественный рыбинспектор. И вот в следующее воскре­сенье приходит опять этот самый Андрей Борисович. И вылавливает, по своему обыкновению, трех судаков. А тут я - к нему. Предъявляю удостоверение: «Поз­вольте взвесить ваш улов». Сам думаю: ну, если судаки больше пяти килограммов по­тянут, сразу составлю акт, и будут у те­бя неприятности, дружок.

А он вроде бы даже не удивился нисколько моему требованию. «А, говорит, это вы. Взвешивайте, коли не лень». То есть, дерзко отвечает, с гонором... Жаль, на пружинных весах вышло даже меньше, чем норма,— четыре восемьсот. Но я не растерялся и говорю официаль­но: «Рыбу вашу я намерен конфиско­вать». Он отвечает: «Не имеете права, я закона не нарушил». «О том, говорю, имею я право или не имею, не вам су­дить. Вы, говорю, занимаетесь по сути дела не рыбалкой, а хищничеством. Хищническим отловом рыбы. Слыхали, спрашиваю, поговорку: без труда не вы­нешь рыбки из пруда? А вы, выходит дело, без труда эту рыбку-то вынимаете из нашего водохранилища. Вы приходите сюда, как все, ловите, как все на обычную приманку, без этих ваших фокусов-по­кусов - никто вам слова не скажет. А вести себя так, как вы ведете, рыболовы нашего города не позволят». Ну, а рыбо­ловы, конечно, уже столпились вокруг и, хотя помалкивают, но, чувствую, в душе не одобряют этого Андрея Борисовича: у них он тоже, как бельмо на глазу, со своими судаками-то...

Вот так я ему это объявляю, а сам, при­знаться, немного побаиваюсь (рассказчик раскатился коротким смешком). Сейчас, думаю, скажет, что я просил вещество-то продать, а теперь, мол, в отместку с ним счеты свожу. Я бы, конечно, ему тут же в ответ: «А кто слышал? Свидетели бы­ли?». И все. Ему крыть бы нечем. А все- таки на мою репутацию маленько бы тень... м-м-м... пала. Не зря ведь поговор­ка существует: злые языки страшнее пи­столета... Но он про разговор наш в «Моск­виче» даже не упомянул, а все твердил, что, видите ли, он закона не нарушил.

- Но он ведь и в самом деле закона не нарушил! - вырвалось у одного из нас.

- Правильно. Не нарушил. Но, согласи­тесь, он себя всему обществу противопоставил. Нельзя же было и дальше ми­риться с его распоясанностью.

- А ведь хуже для общества было бы, если б этот ваш Андрей Борисович свой рецепт всему белу свету рассказал. Тогда действительно всех судаков очень быстро переловили бы.

- Зачем всему белу свету объявлять? Этого и не требовалось от него. Поделил­ся бы своими... м-м-м... достижениями вот со мной, затем, скажем, через меня еще с двумя-тремя видными, солидными людьми - и достаточно. И уже он, этот изобретатель, не был бы эгоистом, по­скольку, значит, поделился своими дости­жениями с обществом - в лице некоторых его представителей. Которые, глядишь, оказали бы ему поддержку в случае чего. А то... Ну куда это годится? Один, как перст. Одиночка! Вот и восстановил против себя всех окружающих без исключения. Потому что людям обидно.

Рассказчик перевел дух и приступил к за­вершающей части повествования:

- Приманка, на которую вы ловите рыбу, - говорю я ему дальше, изобретателю-то, - наносит большой ущерб рыбному поголовью. Она, если вдуматься, вреднее остроги. А острога - орудие браконьера. Следовательно, предъявите, говорю, это ваше секретное вещество, которым вы снасточку пропитываете, оно тоже подлежит конфискации. Сам думаю: может, он испугается, и я этим вещест­вом разживусь. (Рассказчик опять пустил короткий смешок). Хорошо. Он, значит, не противоречит, усмехается и протяги­вает мне железную коробочку. Я с нетер­пением открываю - пусто! Подношу к но­су, нюхаю - ничего особенного не ощу­щаю. Но соображаю: кроме коробочки, должен быть у него при себе, допустим, пузырек с жидкостью или что там еще. Говорил ведь он, что перед самой ловлей приманку «освежает»... «Где же, спрашиваю, вещество-то?». «Вещества, отвечает, в данный момент в наличии не имеется, а рецепт я в голове держу и никому не намерен открывать». Такие вот дела... Ну ладно, я человек не злой, вижу, что от него все равно ничего путного не добь­ешься, говорю: «Так и быть, идите на все четыре стороны и больше не появляйтесь на нашем водохранилище, не то худо будет». Тем и кончилось. Ушел он, и боль­ше мы его не видели. Вот вам и изобре­тение! Вот вам и изобретатель!

- Скажите, вы и в самом деле у него рыбу конфисковали? - спросил я.

- Не то чтобы конфисковал, а попросту он ушел и судаков своих не взял. Понял он, что не следует ему со мной отно­шения обострять до предела. Ну, посколь­ку все происходило на глазах, так сказать, общественности, пришлось оприходовать судаков как бы актом и отвезти их в инспекцию...

- А я так думаю, - с жаром отклик­нулся тот из нас, который спутал лазер с Лазарем, - тут важно другое. Тут важно, что он, Андрей-то Борисович ваш, - головастый мужик, толковый. Вон ведь какую штуку сообразил! Ведь это ж, как в сказке: закидывай удочку и тут же вытаскивай рыбу, причем - какую хочешь! Нравится он мне, изобретатель этот, и все тут... Вот говорите, будто обиду от него люди получили. Какая же тут обида может быть? Зависть обыкновенная - как это он умнее нас оказался? А он, между прочим, не только ум, но и большую сознательность проявил. Другой бы на его месте очень просто спекулянтом мог стать - вещест­вом этим стал бы торговать или рыбой. А он - нет. Не по-тихому, на отшибе ловил, а приходил прямо на водохрани­лище, к вам. Смотрите, дескать, люди добрые, действую без утайки, у вас на глазах, закона не нарушаю насчет пяти килограммов... И то примите во внимание, что ловил он рыбу только по воскресень­ям, а не во все дни... Очень аккуратно держал себя человек, по совести держал, ответственно.

Что касается меня, то я решительно принял сторону рассказчика.

- Дело не в том, - сказал я, - что этот Андрей Борисович соблюдал законы и вылавливал не более трех судаков в день. А в том дело, что, действуя совершенно открыто, демонстративно, он наносил мо­ральный урон окружающим, возбуждал у них нездоровые чувства - обиду и зависть. И поэтому нетерпимость, про­явленная нашим уважаемым рассказчи­ком, по моему мнению, совершенно оправданна, хотя, конечно, картина нетер­пимости была бы более цельной, если бы ему удалось воздержаться от попытки ку­пить это вещество у изобретателя. Впро­чем, в данном случае можно сделать скид­ку на обыкновенную человеческую сла­бость. Как бы то ни было, такие, с позволения сказать, изобретатели, в сущности, ес­ли взглянуть на проблему глубже, являют­ся законченными индивидуалистами. При этом отнюдь не исключено, что в один прекрасный день такой вот Андрей Бори­сович вдруг не вздумает стать, так сказать, альтруистом и не доведет до общего све­дения свой рецепт. Тогда запасы судака, имеющиеся на сегодняшний день в прес­новодных водоемах, могут быть серьезнейшим образом подорваны... Следова­тельно, в интересах общества было бы держать этих одиночек-изобретателей под строгим надзором, а в ряде случаев – и в изоляции...

Мы заспорили.

В это время в купе заглянула провод­ница.

- Что это вы все тут сидите безвы­лазно, товарищи мужчины? - сказала она с легким неудовольствием в голосе. - Вагон-ресторан давно уж открыт! Про­гуляйтесь-ка туда, а я тем временем приборку здесь сделаю.

Мы пошли в вагон-ресторан...

1983 г.