Герд А.С. Формирование народного ихтиологического знания на Крайнем Севере европейской части СССР

Исследование становления народного знания на разных этапах его ареально-хронологического развития позволяет определить, где, когда и в каких этносоциальных условиях формируются новые навыки. Лексика — один из основных источников такого исследования. Именно лексика, и прежде всего лексика предметная, отражающая многовековой опыт трудовой деятельности человека и эволюции народного мышления, позволяет увидеть те реалии, предметы и явления, которые проникали в традиционную культуру данного народа на разных этапах его исторического развития.

Общее число лексических заимствований может, в свою очередь, определить, является ли данная конкретная отрасль знания заимствованием или нет.

Анализ эволюции знания или предметной области, проводимой по данным лексики с учетом фактов археологии, этнографии, антропологии, музыковедения позволяет наметить основные исторические этапы формирования такого знания. При этом крайне важно определить, какое знание на каждом историческом этапе является в данном ареале старым, а какое вновь приобретенным.

Основой анализа здесь является метод ареально-типологического моделирования народного знания в форме систем, лексико-семантических групп и их фрагментов, широко применяемый сейчас в прикладной лингвистике, он может использоваться и для моделирования логико-понятийных систем в области исторической этнографии.

В то же время такой анализ можно вести, только опираясь на достаточно полные своды, реестры понятий и слов их выражающих и притом зафиксированных с относительно равной степенью полноты для всех народов, проживающих в данном ареале.

Так, например, установление путей формирования ихтиологического знания у русских в Обонежье, 3аонежье и Пудожье

 

86

 требует весьма полного привлечения не только собственно русских данных, но и соответствующих материалов по карелам и вепсам. Одной из немногих таких предметных областей, где мы располагаем максимально полными сводками как этнографических, так и лингвистических данных, является рыболовство.

Выявив этапы становления народного ихтиологического знания в Причудье, Поволховье, Приладожье и в Заонежье[1], в настоящей статье мы рассматриваем эволюцию и соотношение старых и новых компонентов русского народного знания о рыбах на Белом море, в низовьях р. Мезени, Печоры, Оби.

Свое знание о таких видах рыб, как осетр, сельдь, лосось, лещ, карась, язь, голавль, елец, плотва, гольян, линь, голец, окунь, судак, ерш, бычок, вьюн, щука славяне принесли около VIII в. н. э. сначала в Поволжье и Приильменье, а позднее, начиная с XI—XII вв., с потомками новгородских словен, — на Онежское озеро и на Белое море[2]. Все эти названия рыб имеют в восточнославянских диалектах праславянские или локально-праславянское происхождение.

В широкой зоне между р. Паровой, Причудьем и р. Великой на западе, р. Волховом, Мстой и Ловатью на востоке восточные славяне в VIII—IX вв. от прибалтийско-финских народов, населявших эти районы с III тыс. до н. э., впервые узнали таких рыб, как кумжа, таймень, сиг, палья, ряпушка, рипус, корюшка, корех, хариус[3]. Все эти слова в русских диалектах восходят к прибалтийско-финскому субстрату. Отсюда, из бассейнов рек, впадающих в Чудское озеро, в Ильмень, из южного Приладожья и уже позднее, в XI—XII вв., принесли они знания об этих рыбах сначала на Онежское озеро, а отсюда и на Белое море[4].

Несмотря на то, что не все виды пресноводных рыб, которых восточные славяне узнали раньше в среднем и верхнем Поднепровье, в Приильменье и Приладожье, встречаются на Крайнем Севере, все же знание о них не утрачивалось; они веками поддерживались традициями быта, торговли, лова в более южных районах Севера, употреблением в фольклоре, в памятниках древней письменности.

С приходом в XII—XIII вв. на Белое море восточные славяне научились различать местные разновидности рыб. Так, названия давались по времени лова: двинская заледка (входя-

87

щая в реку сразу после вскрытия), покровка, листопадка, летняя, яровая, чистая, межень, осень; по месту лова — поньгома, кемь, варзуга, кандалуха, кола; по весу, размеру: закройка (весом до 7 фунтов), коповичок (мелкая), тинда (мелкая), вальчак (отнерестившаяся); сельди — по времени лова: варвареньская (промышляемая около 6—19 декабря), веденьевская (промышляемая в ноябре), весенняя, галадья, егорьевская (вылавливаемая около 23 апреля), жарова, жарковская (летнего улова), заледка (появляющаяся у берегов в мае, сразу после вскрытия льда), иванка, ивановская (крупная сельдь, появляющаяся у берегов в начале июня), михайловская (сельдь, появляющаяся у берегов в сентябре), осенняя, покровка, покровская сельдь, успенская сельдь.

Обычно семантический признак «время улова» сочетается с признаком «размер»: сельди раннего улова, обычно мелкие, летнего и раннего осеннего — крупные.

Богатая гамма различий возникла в народном сознании и по признаку «место лова сельдей» — беломорка, кандалуха, кандалакшская, онежская, соловецкая, сорокская сельдь.

На Белом море потомки новгородцев стали называть разновидности корюшки: мелкая — голыш, по цвету — зеленокорый корех, чернокорый корех; пальи — рауда; сигов — ушник; леща — сугава; трески — пертуй; пертуя, кабадей, сайка; наваги — голодайка; корюшки — корос; бычка — широколобки — керча, керчак, ревча, ревчак; синей зубатки — вдовица синюха, пестрая зубатка.

Северорусы впервые познакомились на Белом море с такими рыбами, как навага, треска, палтус, камбала, мойва, пикша, пинагор, сайда. Этих рыб они узнали скорее всего от саамов; такие слова, как и слова вальчаг, рауда — саамские по происхождению в севернорусских диалектах[5]. Здесь же славяне впервые освоили лов чисто северных рыб — морской зубатки, маслюка, бельдюги.

Итак, беломорская система русского народного ихтиологического знания ориентировочно к нач. XVI в., т. е. ко времени уже определенной освоенности Беломорья, включала в себя следующие знания:

1) исторически праславянские, восточнославянские; 2) приобретенные ранее от прибалтийско-финских народов в р-нах Поволховья и Приладожья; 3) приобретенные и дифференцированные на Онежском оз.; 4) сформировавшиеся на Белом море знания об ихтиофауне.

Северорусы, придя позднее, в XV—XVI вв. на р. Мезень и Печору, от коми-зырян узнали таких рыб, как пелядь, чир, нель-

88

ма. Здесь же под влиянием таких народов, как коми, ханты, манси, ненцы, научились выделять следующие разновидности семги: голка (появляющаяся около 10—15 августа), преображенская голка (входящая в Печору около 6 августа), успенская голка (входящая в Печору около 15 августа), спасовская (входящая в Печору около 1 августа), тальма (молодь); крупного лосося — казак, корюшки — нагыш; пескаря — вандыш (мелки), заусай, ряпушки — зельдь, саурей, сельги, сельчи (мелкая), нельмы — сявка. Слова саурей, сельчи, сявка проникли в русские говоры низовой Печоры из ненецких диалектов. Здесь дифференциация народного знания шла также по линии уточнения таких признаков рыб, как время лова, размер, вес.

Наконец, перейдя Северный Урал, северорусы на нижней Оби освоили лов таких ценных рыб, как муксун, пыжьян, сырок. (Приобретение знаний об этих рыбах и способах их лова происходили в тесном контакте с хантами и манси. Слова ...муксун, пыжьян, сырок проникли в русские диалекты, скорее всего, по Оби из хантыйских диалектов[6]. Однако русские могли познакомиться с такими рыбами, как муксун, пыжьян и ранее (или параллельно) — через торговлю ими в Великом Устюге, Тотьме, Сольвычегодске. В приходно-расходных книгах XVII в. этих мест не раз встречаются такие названия рыб.

В низовьях Оби русские не только познакомились через хантов, манси, ненцев с новыми видами рыб, но и детализировали свое знание о разновидности пыжьяна — полкуре, о мелком муксуне — колезне, мелком хариусе — крылатке. Здесь, в низовьях Оби, под влиянием ненцев-долган русские начали выделять мелкие формы молодого сибирского осетра — карыш, костер.

Таким образом, система русского народного ихтиологического знания в низовьях р. Мезени, Печоры, Оби включала в себя:

а) знание, исторически праславянское, восточнославянское;

б) знание, приобретенное в районах Поволховья и Приладожья;

в) знание беломорское (именно низовья Мезени и Печоры во многом заселялись морским путем с Белого моря через устья рек);

г) новое знание, сформировавшееся здесь, на Мезени, Печоре, Оби, во многом под влиянием коми-зырян, ненцев, ханты, манси.

В целом формирование народных ихтиологических знаний на Крайнем Севере Европейской части СССР протекало в тесной взаимосвязи и взаимоконтактах со всеми народами, населяющими эту территорию в XI—XVI вв.

89

[1] Герд А. С. Лингвистические аспекты ареально-типологического моделирования народного знания // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Л. (в печати).

[2] Источники настоящей статьи: Герд А. С. Проблемы формирования научной терминологии (на материале русских названий рыб): Автореф. дис... докт. филологич. наук. Л., 1968; Линдберг Г. У., Герд А. С. Словарь названий пресноводных рыб СССР на языках народов СССР и европейских стран. Л., 1972.

[3] Примеры здесь и далее расположены в зоосистематическом порядке.

[4] Подробнее о добеломорском этапе формирования русского народного ихтиологического знания см. сн. 1.

[5] На Мурмане северорусы впервые познакомились с настоящей морской акулой. См.: Герд А. С. Читая новый этимологический словарь русского языка (акула) // Этимологические исследования по русскому языку (под ред. Н. М. Шанского. М., 1972. Вып. 7. С. 63—69.

[6] Герд А. С. Из истории трех слов русской речи (муксун, мунду, кондевка) // Там же. М., 1968. Вып. VI. С. 41—45.

ПУБЛИКАЦИЯ: Герд А.С., 1990. Формирование народного ихтиологического знания на Крайнем Севере европейской части СССР // Современное финноугроведение. Л. С. 86-89.