О рыбном промысле на Цзайсане и на Черном Иртыше: отрывки из путешествия К.В. Струве и Г.Н. Потанина по поручению Императорского Русского географического общества

I.

Мая 5-го дня наш караван пришел на урочище Могилки на Нижнем Иртыше, в 20 верстах ниже истока. Здесь находился главный стан Цзайсанских рыбопромышленников, а по внешнему виду этого стана, можно было судить о несовершенстве здесь рыбнаго промысла. Стан этот находился под присмотром г. Еремина и состоял менее, чем из десятка землянок, одного довольно-грязнаго коша, в котором он сам жил, и палатки, или лучше паруса, натянутаго в виду двускатной крыши. На берегу под открытым небом валялась посуда, кадь для соленья искры, сито, решето; тут-же были устроены столы для пластания осетров; впрочем пластанье при нас происходило и просто на полу. Несколько выше также под открытым небом стояли ящики с солью. Словом стан не имел вида постояннаго жилища.

Во время пребывания на Могилках мы старались познакомиться с рыболовством на озере Цзайсане.

21

Рыбный промысел на озере Цзайсане, его истоке и притоках, составляет оброчную статью Сибирскаго казачьяго войска, а так как Китайцы считают озеро своим, то для избежания споров, их задабривали подарками, ценою примерно на 150 руб. в год.

Организация лова со времени его открытия подвергалась разным изменениям.

В настоящее время все рыболовныя места, занятыя прежним войсковым промыслом, сданы в трех-летнюю аренду компании казаков: Плотникова, Мальцева и Загвоздина, за 4,200 руб. серебр., с уступкою им 2,000 пудов соли, которую войско получает даром из Коряковскаго озера. Г. Еремин, бывший уже 8 лет смотрителем войсковой рыбалки, оставлен и теперь смотрителем; такое продолжительное управление промыслом коротко познакомило его с Цзайсанским рыболовством и мы воспользовались его разсказами для следующаго очерка этого промысла.

Войсковая рыбалка, сдаваемая арендаторам, обхватывает в настоящее время Нижний Иртыш от истока до устья Нарыма: (при станице Красные-ярки, самом верхнем русском поселении на Иртыше), озеро Цзайсан за исключением западнаго его берега от Волчьяго мыса до истока, принадлежащаго к Кокбектинской станице, и наконец Черный Иртыш до устья Бурчума. Сами арендаторы непосредственно производят лов только в Нижнем Иртыше у Могилок и на Каракасе, в Цзайсане — против истока Нижняго Иртыша и вверх по этому последнему; берега же озера и Нижн. Иртыш, от Могилок до устья Нарыма, они сдают уже от себя в аренду, или отдельным лицам, или артелям.

Мы здесь представим общий доход с озера Цзайсана, определенный частью по сведениям, взятым из Войсковаго Правления, частью собранным нами у Цзайсанских рыболовов.

22

 

I. На Нижнем Иртыше.

а) На Нижнем Иртыше от урочища Могилок до устья Нарыма[1].

1) Грязнушка, немного выше устья Нарыма.

2) У чистаго яру.

3) Верхнебатовская.

4) Щебеньки.

5) Широковская.

6) Быструшка, ниже Курчума.

7) Под дикой забокой.

8) Майорская.

9) Куличье.

10) Кузнецкая, 5 верст ниже Могилок.

Эти десять рыбалок сданы компанией арендаторов во вторыя руки за цену от 5 до 100 рублей каждая; полагая каждую средним числом только в 30 рублей; с 10-ти рыбалок будет всего арендной платы 300 рублей серебром.

б) На урочищах Могилках и Каракасе, арендаторы сами, посредством 18 рабочих под надзором г. Еремина, производили лов красной рыбы, на Могилках — ходовой, на Каракасе — жировой. На месте мы не могли получить сведений об улове на этих рыбалках, но так как здесь исключительно ловилась красная рыба во время войсковаго казеннаго рыболовства, то мы цифру улова всей красной рыбы, добытой в последпий год этого рыболовства, приняли за соответствующий улову на двух этих урочищах.[2]

23

Вот сведения, взятыя из войсковаго правления, об улове красной рыбы, за три последния года войсковаго казеннаго рыболовства:

 

 

1858 г.

1859 г.

1860 г.

Красной рыбы

1212 пуд.

1826 пуд.

1177 пуд.

Темек

106 «

123 «

99 «

Головизн

97 «

104 «

99 «

Балыков

60 «

66 «

59 «

Икры паюсной

41 «

75 «

48 «

зернистой

20 «

25 «

11 «

мешечной

10 «

9 «

8 «

Клею рыбьяго

3—10 ф.

2 п. 20 ф.

2 п. 28 ф.

Визиги

2—3 «

1 «23 «

1 « 23 «

Жиру рыбьяго

34—32 «

« « 18 «

44 « « «

 

Если взять из этих трех лет самый умеренный по улову, именно 1860 год, то валовый доход с урочищ: Могилок и Каракаса, будет равняться сумме 6,000 рублей серебром[3].

 

II. Озеро Цзайсан.

Летом 1863 года.

1) Мыс Бархот сдан компанией арендаторов в другия руки трем крестьянским артелям, состоящим из 45 человек; каждый заплатил в аренду по 28 руб., следовательно все вместе 1,260 руб. серебром. В прошлом году эти артели добыли по 25 пуд красной рыбы и 70 пуд нельмы на брата — всего 1,125 пуд красной рыбы и 3,150 пуд нельмы.

24

2) Близь озера Джеман-куль, между Бархотом и Бакланьим мысами — артель из 13 человек.

3) Бакланий мыс сдан Кокбектинскому казаку Березовскому за 200 руб. сер.; с ним артель.

4) Мыс Топольный сдан артели крестьян из деревни Прапорщиковой за 200 руб.

5) Мыс Дресвяный (к зап. от Топольнаго) сдан артели из той же деревни за 200 р. с.

6) Мыс Волчий, отдан из полу-артели из деревни Глубокой.

7) В прошлом лете была артель и на Голом мысе.

 

Зимой 1862—1863 г.

1) В течение зимы на Цзайсане бывает еще зимний лов, размеры котораго едвали уступают летнему. По самой средине озера вдоль его, от устья Чернаго Иртыша до истока Иртыша, Кокбектинские казаки делают проруби и ставят в них сети; в 1861 году, по отобранным от них местным станичным правлением показаниям, Кокбектинские казаки добыли красной рыбы 616 пудов, нельмы 652 п. и простой 794 пуда. Зимой по обеим берегам зимуют киргизы; все они также производят лов, хотя и дурными снарядами; по мнению г. Еремина, киргизов, рыболовствующих зимой, бывает до 1,000.

 

III. Черный Иртыш.

На Черном Иртыше ловится преимущественно нельма, во время ея вессенняго подъема и осенняго спуска по реке. Прежде при казенном рыболовстве, производился только осенний лов; тогда рыболовный сезон делился так: весной был лов красной рыбы в истоке Нижняго Иртыша, и осенью лов нельмы в Черном Иртыше. Арендаторы разделили ве-

25

сеннюю рыболовную партию на две, и чрез это получили возможность производить и весенний лов нельмы в Черном Иртыше. Осенью, как при прежнем казенном рыболовстве, так и при нынешнем, рыболовныя партии поднимались ежегодно по Черному Иртышу до впадения Бурчума и возвратившись в сентябре к устью Чернаго Иртыша, делали в 15 верстах этого устья запор через всю реку, которым и задерживали спускающуюся нельму. В нынешнее лето, кроме того, что арендаторы производили сами лов рыбы в устье Чернаго Иртыша, они допустили из-полу четыре крестьянския артели. Кроме того, здесь же занимается ловлей киргиз рыбопромышленник Данияр Мендыбаич, с которым мы познакомились в последствии во время нашего пребывания на Черном Иртыше. В прошлое лето Данияр поймал нельмы весной 3,000 штук, осенью до 5,000 штук, арендаторы по словам Данияра поймали в течении лета 5—6 т. да осенью на 19,000 руб., ассигнациями. Таким образом, улов нельмы на Черном Иртыше, можно будет изобразить в следующей таблице:

 

В штуках:

 

Данияром

В 1862 г. арендаторами и русскими артелями.

Весной

3,000 шт.

5,000 штук

Осенью

5,000 «

на 19,000 руб. ассигнац.

 

В пудах[4].

 

В 1860 г. во время казеннаго рыболовства.

Данияром

В 1862 г. арендаторами и русскими артелями.

Весной

457 пуд.

300 пуд.

500 пуд.

Осенью

853 «

1,000 «

6,786 «

26

В деньгах[5].

Весною

пуд.

300 руб.[6]

1,250 руб.[7]

Осенью

«

800 «

10,180 »

 

Следовательно весь валовой доход арендаторов от нельминнаго лова в Черном Иртыше будет:

От 500 пуд. собственнаго весенняго лова — 1,250 руб. сер.

От 6,786 пуд. собственнаго осенняго лова — 10,180 руб. сер.

От весенняго лова Данияра с уплатою ему 240 руб. сер. — 450 руб. сер.

От осенняго лова Данияра с уплатою ему 1,000 руб. сер. — 700 руб. сер.

Всего — 12,580 руб. сер.

 

Вот краткий перечень всех этих изчислений.

1) Десять рыбалок на Нижнем Иртыше от уроч. Могилок до впадения Нарыма — 300 руб. сер.

2) Весенний лов красной рыбы на Могилках и Каракасе — 6,000 руб. сер.

3) Мыс Бархот — 1,260 руб. сер.

4) Мыс Бакланий — 200 руб. сер.

5) Мыс Тополевый — 200 руб. сер.

6) Мыс Дресвяный — 200 руб. сер.

7) Лов нельмы в Черном Иртыше — 12,600 руб. сер.

8) Взыскано штрафу с Кокбектинских казаков за контрабандную рыбу — 200 руб. сер.

27

9) Волчий мыс, отданный на лето артели из полу — 000 руб. сер.

10) Пошлины, взысканной с Кокбектинцев, доверенным от арендаторов за зимний лов на Волчьем мысе по 1 января 1863 года[8] — 000 руб. сер.

Всего валоваго дохода — 20,960 руб. сер.

Полагая расход арендаторов на наем рабочих, содержание карбазов, сетей, неводов и проч.[9] — 3,000 руб. сер.

Арендной платы, за вычетом за 2,000 пуд. соли, по 58 коп. пуд[10] — 3,040 руб. сер.

Всего расхода — 6,040 руб. сер.

Остается чистаго дохода — 14.920 руб. сер.

 

Кроме этого дохода, доставленнаго Цзайсанским рыболовством компании арендаторов, им еще пользуются:

1) Жители Кокбектинской станицы, ловящие в течении весны в заливе Клы, а зимой под льдом по средине озера Цзайсана. Доход их по Кокбектинским ценам можно определить в 3,000 руб. сер.

28

2) Киргизы, как верноподданные, так и неверноподданные, производят ловлю на Цзайсане только зимой в числе 1,000 человек — 0000 руб. сер.

 

Считая артели средним числом каждую в 15 человек, на одном озере Цзайсане, было в нынешнее лето более 200 русских человек; мы еще не считаем тех рыболовов, которые занимаются своим промыслом вниз от Могилок.

По этому Цзайсан можно называть вполне русским озером.

По словам г. Еремина, в Цзайсане водятся: осетры, стерляди, нельмы, щуки, караси, лини, сорожник. Стерлядей считают здешние рыболовы три сорта: обыкновенная стерлядь, цзайсанка и головашка, обе последния водятся преимущественно в Черном Иртыше, изредка однакожь попадаются и в Нижнем. Цзайсанки крупнее обыкновенных и отличаются загнутым к верху носом; особенность же головашек состоит только в более жестком мясе. Так как в нынешнее лето был неулов стерлядей на Цзайсане, то мы и не могли сами поверять на деле эти описания. Осетры, также по словам г. Еремина, двух сортов: именно в Черном Иртыше попадаются осетры с более темной шкурой. Осетры в Нижнем Иртыше бывают по 5 пуд, в Черном попадаются и по 7 пуд; стерляди — цзайсанки, бывают по пуду.

Цзайсанская красная рыба выходит из озера бросать икру в Нижний и Верхний Иртыш, так что во время нерста, она по первой спускается по течению, а по второй идет против течения. Как далеко простирается путь ея по Нижнему Иртышу, г. Еремин не мог мне сказать. Ход ея в Нижний Иртыш свидетельствуется тем, что в зимнее время, в Нижнем Иртыше, на лучших местах рыбалок на Каракасе и Могилках, нельзя поймать ни одной красной рыбы, а весной она появляется сначала у Каракаса, который выше, и потом уже у Могилок; и потому чтоб не испугать ее преждевре-

29

менными препятствиями и дать ей втянуться в реку, на Каракасе весной не выставляется рыболовных снарядов; до первых чисел июня лов производится у Могилок и только потом уже рыболовные снаряды переносятся на Каракасе[11].

Величина периода, с которым соединяется ход рыбы, бывает различна; раз только (в 1858 г.) г. Еремин помнит что осетры шли в короткий срок, в две недели, и он наловил в это время бочек сорок; по большей части лов ходовой рыбы распределяется на большую часть времени. Кроме этих периодически нашествующих осетров, в Нижнем Иртыше, есть осетры—туземцы, которые вероятно проводят здесь и лето и зиму, и ход которых труднее определить.

Осетры эмигранты известны на языке здешних рыболовов под именем ходовых осетров, а туземцы — под именем жировых. Ходовая рыба ловится вся на Могилках, на Каракас же рыболовная деятельность переносится по окончании хода, так что здесь ловится только жировая рыба.

Нельма встречается только в Цзайсане и в Верхнем Иртыше, в Нижнем же не встречается. Весной она поднимается из Цзайсана в Черный для нерста и спускается в последних числах сентября; этот последний ея обычай, дает повод арендаторам устраивать в Черном Иртыше запор, верст за 15 выше устья; у запора она задерживается и вычерпывается неводами.

Рыболовные снаряды, употробляемые арендаторами, следую-

30

шие: перетяги, сети, и невода. Перетяги употребляются только на Нижнем Иртыше.

В мае у Могилок рабочие арендаторы разделены были на 5 станов; против каждаго из них были поставлены перетяги в несколько рядов; на самом Нижнем, где был стан самаго г. Еремина, они стояли в 5-ть рядов; на других станах по 6-ти и 9-ти рядов. Перетяга состоит из ряда кольев, околоченных поперег всей реки, от одного берега до другаго, и соединенных между собою канатом, к которому на известных разстояниях прикреплены уды. Мы не будем подробно описывать этого снаряда, общеупотребляемаго и в других частях Империи, и только сообщим то, что в них может быть местной особенностью.

Уды, употребляемые арендаторами, не проволочныя, а кованыя; для ковки нанимаются русские кузницы в ближайших станицах, а также и Киргизские. Острие уды имеет 1 вершок 2 доли длины; длина всей уды 3 вершка, в корпусе уды против острия делается выгиб, такой, что в пространство между острием и корпусом приходилось два с половиною пальца; чтоб определить это разстояние, корпус уды, направленной дугой к верху, приставляется внутренней стороной к боку мизинца; острие должно упереться с средину средняго пальца.

Бабашки т. е. наплавни, делаются из коры осокори, растущей на Катуни; осокоревыя предпочитаются тополевым по своей легкости, каждое лето заготовляется арендаторами по порядку до 8,000 бабашек, которыя стоят им с подвозом до Устькаменогорска по 3 руб. сер., за тысячу. Бабашка прикрепляется к загибу крючка, посредством поводка в 2½ вершка длины, узлом—силком; поводок уды прикрепляется к хребтине, т. е. к канату, опущенному на дно реки, посредством петли. Длина уды с поводком 12 вершк., (поводок 9 вершков — уда 3 вершка); разстояние, на каком уды прикрепляются к хребтине, полагается в 5 вершков.

31

Следовательно сумма длины двух уд, будет равняться 24 вершкам, т. е. почти в 5 раз больше разстояния хребтины; такой густой снаряд очевидно должен производить поголовное опустошение в рядах эмигрирующих осетров и действительно очень часто по нескольку уд вцепляются в одного осетра, и во время хода большинство осетров остается на удах передней перетяги; до задних же достигают редкие экземпляры.

Правда, что такое опустошительное производство не нарушает ни чьих частных прав — потому что вся войсковая рыбалка всецело отдана одной компании рыбопромышленников, следовательно они же обладатели рыбнаго богатства и в той части Иртыша, которая заключается между Могилками и устьем Иртыша, а едвали Цзайсанские осетры спускаются ниже этого последняго места. Но эти хищнические размеры уничтожения икряной рыбы, безусловно стесняющие естественную производительность рыбных пород, могут привести в упадок рыбное богатство Цзайсана, если не будут приняты меры для охранения его, и если безконечное усердие рыбопромышленников не будет ослаблено введением в Цзайсанском рыболовстве правил, предложенных г. Бэром на счет разстояний и длины уд, величины ячей в сетях и непрерывности запоров.

Весь завод арендаторов состоит из 20,000 уд и до 50 сетей. Сети ставятся в Цзайсане и по луговым озерам Иртыша. Невода употребляются на Черном Иртыше для нельмьяго лова; ячеи их делаются в 1 вер., иначе будтобы по словам г. Еремина, нельма прорывая и соединяя 4 ячеи в одну, может легко уйти; из этого однакож видно, что сумма четырех ячей должна быть нормальной величиной ячей для здешняго невода и что нынешний частый невод без пользы захватывает много мелкой рыбы. Нельма ловится неводами от устья Чернаго Иртыша до устья Бурчума, для чего арендаторы поднимаются вверх по реке. Выше Кобы в весеннее

32

время случалось вынимать из одной тони по 3,000 штук, большею же частью в одной тони попадаются от 50 до 300 штук.

На Могилках мы не застали ни одного арендатора; Загвоздин и Мальцев были в то время уже в устье Чернаго Иртыша. Туда они ушли, чтоб ловить нельму во время весенняго подъема ея; рыболовством у Могилок заведывал г. Еремин; он кажется находится в части с арендаторами и был очень им полезен по своей опытности. Во время нашего пребывания на Могилках мы не могли не заметить, с какой сердечной заботливостью хлопотал он на берегу Иртыша, надсматривая лично над распарыванием осетров и солением икры. Нужно впрочем заметить, что здешнее производство очень не совершенно и образцом ему служит тоже остающееся в первобытном состоянии рыболовство Бийское. И орудия для ловли (не только устройство их, но даже материалы, как например: для бабашек) и способ соления икры — принесены на Цзайсан из Бийска.

До г. Еремина здесь не делали паюсной икры; Еремин же делает ее следующим образом: сначала свежую икру протирают на решете, сыплют в кадку с тузлуком (разсолом) и несколько времени мешают разсол, чтоб поднять соль со дна кадки, потом собирают икру ситом в рогожу, и этот рогожный капсюль с икрой прессуется до трех раз в прессе допотопнаго устройства, для стягивания котораго требуется три человека; и который при том жмет капсюль не равномерно — один бок всегда прессуется сильнее другаго.

Такого же первобытнаго устройства и мельница, на которой посредством рук человеческих, мелется у арендаторов соль. Соль употребляется Коряковская и получается арендаторами из Семипалатинскаго магазина ежегодно в количестве 2,000 пудов по 2 коп. за пуд, т. е. по казенной стоимости, а не 65 коп. за пуд, как она, обыкновенно продается в

33

частныя руки. Это право, как мы уже ранее говорили, перешло к арендаторам от войска вместе с рыбалкой.

Балыков до настоящаго времени арендаторы не делали; в это лето они заложили их только в первый раз. Продукты своего производства арендаторы сбывают не далее как в Устькаменогорске и Семипалатинске.

 

Вечером 7 мая во время нашей стоянки у Акмоллы на северном берегу Цзайсана, в наш караван пришел крестьянин; он принадлежал к одной из рыболовных артелей, стоявших на мысе Бархоте, ходил по какому-то делу от артели к г. Еремину, и теперь возвращался на Бархот. Он шел уже второй день, и пробирался все подле берега камышами, чтоб не наткнуться на партию киргизских воров; подошедши в камыше к нашему каравану, он не прежде решился выступить из него, как убедившись вполне, что в караване говорят русским языком. Он очень обрадовался русским людям и казаки угостили его своим ужином. От него мы поживились следующими известиями об рыболовстве на Бархоте.

Всего на Бархоте находится 45 человек; они разделены на три артели; арендной платы за мыс приходится по 28 рублей серебром с человека, все три артели платят аренду 1260 руб. серебром. Лов на Бархоте бывает весенний и осенний; в начале мая артели спускаются в карбазах с наловленной рыбой в Устькаменогорок и возвращаются только осенью. Дня через два Бархотския артели собирались уже отправиться домой. Весенняя рыба сушится и в таком виде сплавливается в карбазах. В каждой артеле по одному неводу и 30 сетей; каждый член артели должен доставить в артель 2 сети и делянку в 15 сажен длины; из последних потом сшивается невод. Дель сами вяжут: ячей у неводов по 4 перста, у сетей по 8 перстов. Сети ставятся параллельно с берегом, по 10 в одну перетягу, в 1-й версте раз-

34

стояния от берега; пересматривают два раза в день — утром и вечером. Неводят в темныя ночи, вытаскивают невода не воротом, а лямкой, для чего употребляется по 10 человек; в течении ночи до свету — не успевают закинуть более 4-х неводов.

В прошлое лето эти артели наловили рыбы: весной по 45 пуд на человека (25 п. красной и 5 нельмы), да осенью по 55 пуд. Нельма в прошлое лето ловилась больше осенью, потому что весной поздно пришла к Бархоту, когда артели уже снялись; нынешней же весной, лов ея был удачен; во время лома Цзайсана нельма бросалась за чебаком на берег и ее наловили тут до 300 пуд (до 3000 штук).

Осетров в нынешнее лето ловилось менее против прошлаго, за то много наловили стерлядей — между тем как на Могилках нынешнее лето, по словам г. Еремина, отличалось совершенным отсутствием стерлядей. Кроме того, здесь ловятся тальмени (по 2—3 пуда штука), щуки, лини, караси, окуни и язи; окуней и язей артельщики не берут и бросают назад в воду, щук и линей сушат для продажи; сухая нельма и тальмен продается в деревнях около Устькаменогорска по 3 руб. сереб.; линь по 1½ руб.; сухая щука по 1 рублю[12] серебром. Щуку берут только бергалы, т. е. рабочие на горных казенных промыслах, а остальную раскупают Поляки, т. е. жители раскольнических деревень при подошве Севернаго Алтая[13].

В последствии мы сами посетили две артельныя рыбалки: одну у озера Джеман-куль, другую на мысе Бархот. Обе оне состоят из паруса, обращеннаго в палатку и сушилень, на которых сушатся лини и щуки. На Бархоте оставался

35

караульщиком один старик; артель была на рыбалке; хотя рыбалки и жалуются на обиды от киргизов, но все они не имеют вида неприязненных действий, и рыбаки безбоязно оставляют весь свой скарб и улов при одном караульщике.

Данияр Мендыбаич, имя котораго мы уже упоминали, — сын беглаго русскаго солдата, поселившагося на Черном Иртыше для рыболовства. Отец его умер уже давно, завещавши похоронить себя на Иртыше у Могилок, где каждое лето бывают русские люди.

В долине Чернаго Иртыша очень много укрывается беглых русских. Работники на стану у Еремина провожали нас смеясь: «к своим едете на Черный-то Иртыш.» При том русских женщин, преимуществеино казачек, здесь едвали не более, чем мужчин. Причиной побегов женщин служит особенность казачьяго быта и грубое обращение казаков с своими женами. Казаки уходя в киргизскую степь на службу, оставляют своих жен в одиночестве, более чем два года; обыкновенно они нанимают работников из киргиз, для тяжелых работ по хозяйству. В течение этого долгаго времени, нетерпеливыя женщины нарушают брачныя обязательства и сближаются с своими работниками; их ждут вечные побои, если незаконная связь разрешится плодом; тогда единственное средство — отдаться работнику на всю жизнь, и на Иртыше не редки случаи романических побегов казачек в степь перед возвращением мужей из отрядов. Для примера мы приведем разсказ русских рыболовов о казачке Марье Васильевне, из станицы Секисовской, живущей с своей семьей на Черном Иртыше, в верстах 30-ти от устья. В то время, как муж был в отряде, Марья Васильевна привязалась к своему работнику киргизу; у казаков и при мужьях часты такия отношения их женщин к работникам; очень часто случается слышать, что в семье богатаго казака которая нибудь из дочерей неравнодушна к

36

работнику. К возвращению мужа из отряда, Марья Васильевна с ужасом заметила, что она становится беременною; её ждали вперед вечные побои и преждевременная смерть. Вероятно, работник был человек решительный и с добрым сердцем и предложил ей бегство на Черный Иртыш, эту обетованную землю всех неужившихся с Сибирским обществом. Марья Васильевна выбрала лучшее из своих ящиков; снарядила плуг, который мог пригодиться в новом отечестве, работника отправила вперед (будто разчитала его и уволила) и чтоб замаскировать свое бегство, наделала горшков и поехала продавать их в пограничный город Устькаменогорск; в деревне Согре она переоделась в киргизское платье, надела штаны и головной киргизской убор; между тем ея любовник выхлопотал в Устькаменогорске пропуск за границу; в городе они соединились, переправились на степную сторону и укочевали на Черный Иртыш, где и теперь говорят наслаждаются спокойным семейным счастием.

Мендыбай был также русский эмигрант и сохранил на новой своей родине любовь к русской культуре; он остался и в среде кочеваго народа страстным рыболовом и своих новых соотечественников научил лучшим приемам; он оставил двух сыновей: Данияра (Данила) и Давида Мендыбаичей, которые унаследовали отцовский промысел и занимаются только им исключительно. Рыболовство нигде не входит в состав киргизской культуры, кроме бассейна Цзайсана; в других частях степи киргизы иногда забавляются рыбной ловлей, но не только эта ловля не составляет предмета сбыта, даже в пищу эта рыба употребляется только изредка. И производится эта забава не особыми орудиями, а просто палкой, рубахой, циновкой и чем попадется. Здесь же рыба иногда составляет существенную часть киргизскаго стола в течении нескольких месяцев и даже сбывается в большом количестве арендаторам войсковой рыбал-

37

ки. Здешние киргизы имеют и рыболовные снаряды: невода, сети и крючья. Первообраз этих снарядов заимствован разумеется у русских, и это кажется вторая местность в Сибири после верхних частей Амура, где инородцами усвоена русская рыболовная культура. Впрочем рыболовство не есть здесь главный промысел; оно как и земледелие, подчинено скотоводству. Побуждаемые нуждами последняго к кочевой жизни, киргизы производят лов в тех рыбных местах, куда бывают завлечены потребностями скотоводства. Так например, Кожембеты ловят рыбу в истоке Колджира в течении тех летних месяцев, которые они проводят на озере Маркà, к зиме же они спускаются только до нижняго этажа южнаго Алтая до Букумбайских гор, а потому иные могут участвовать в зимней ловле на озере Цзайсане и на Черном Иртыше; на оборот — другие киргизы, зимующие на Цзайсане, занимаются ловлей только в течении зимы, летом же оставляют этот промысел, удаляясь с своими табунами на субалпийския поля Алтая.

Один только Данияр Мендыбаич занимается рыбопромышленностью исключительно; в то время, как все киргизския волости уходят в горы и на Цзайсане и Черном Иртыше наступает сезон жаров, комаров и безлюдия, Данияр Мендыбаич, один с своим аулом, состоящим юрт примерно из 20, остается на устье Чернаго Иртыша и занимается рыбной ловлей. У Данияра Мендыбаича до 10 сетей, 1000 уд, невод в 100 сажен и карбаз в 200 пуд клади, купленный им у русских рыболовов на 800 пелем. Дель он покупает у русских, новый невод по рублю серебром сажень; держанный по 1 руб. ассиг. за сажень; удочки (каршак по киргизски) покупает он по 6 руб. сереб. за 1000. Работники — киргизы, не умеющие плавать и смотреть сети, нанимаются к нему за один баран в месяц, умеющие — 3 барана в месяц и на два месяца одежду: халат, рубашку, штаны и сапоги. В прошлое лето, один Данияр Мен-

38

дыбаич наловил весной до 3,000 штук, да осенью до 5,000 штук. Добытую рыбу Данияр сдает арендаторам, в силу заключеннаго контракта, нельму — весною сухую по 80 коп. пуд, осеннюю сырую, по 1 руб. серебром пуд; осенняя нельма после распластки складывается слоями прямо на дно карбаза, пересыпается в нем солью и в таком виде отправляется в Устькаменогорск. Неимение местной соли и невозможность непосредственных сношений с Устькаменогорском, ставит Данияра Мендыбаича в экономическую зависимость от русских арендаторов; доставляя ему соль, арендаторы умели сделать из Данияра не более, как подрядчика рыболовной артели. В Чугучак, Данияр Мендыбаич ездил только раз, 6-ть лет назад. Он возил туда рыбий клей и вязигу, 5-ть карлыков[14] (2 больших осетровых и 3 малых стерляжьих), он продавал за дабу или кирпич чаю; сноп вязиги[15] за 3 дабы, пуд красной рыбы за 5—6 даб.

По словам Данияра, в Черном Иртыше водятся: осетры, стерлядь, костерь, нельма, ускучь, тальмень, налим, щука, язь, линь, окунь, чебак и пискарь.

В Карасу, т. е. отрывке рукава Чернаго Иртыша, у котораго мы стояли, киргизы из нашего каравана набили саблями и палками до 50 штук щук.

Хайрюзов в Черном Иртыше нет, но они водятся в озере Марка и в Колджире.

 

II.

Город Кокбекты, исходный пункт нашего путешествия, как русская колония в степи, заслуживает некотораго внимания. Он состоит из станицы, нескольких домов разно-

39

чинцев и укрепления. Жителей в нем в 1862 году считалось 2,146 душ обоего пола, дворов 312, одна каменная церковь, одна мечеть и станичная школа с 88-ю учащимися. Дома все деревянные; лес здесь впрочем дорог и на топливо употребляется таволожник (Spiraea hypericifolia), который в безчисленном количестве покрывает окрестныя степи горы. Несмотря на благоприятныя физическия условия для развития благосостояния в этой колонии, в ней существуют искуственныя условия, запрещающия колонистам пользоваться своим положением. Действительно широта, близость богатства Цзайсана и соседство приисков должны бы вызвать в Кокбектах экономическую деятельность и поставить этот город впереди движения местной культуры; на самом деле — Кокбекты бедное безжизненное поселение без хлеба, без скота, едва питающее само себя, без всякаго влияния на окрестную промышленность у киргиз.

Причина такого омертвения заключается во-первых в скученности населения, во-вторых в запрещении лова рыбы на Цзайсане.

При основании наших колоний в киргизской степи, принята система крупных колоний, от чего значительныя массы населения сгруппировывались в нескольких только пунктах, отделенных друг от друга пустынями. Каждая из этих колоний имела вид земледельческаго округа, сжатаго в стенах своего города, потому что все население занималось обработкою почвы и оно же должно заниматься (по крайней мере в будущем) городскими ремеслами. Главное неудобство, вытекавшее отсюда, заключалось в ограниченности хлебопахатнаго нареза; еслиб можно было привести в сравнение какой-нибудь участок хоть из Бийскаго округа с населением в 2,000 душ обоего пола, т. е. с равным населением Кокбектинской станицы, то наверно первый оказался бы в несколько раз более владений Кокбектинской станицы. А если взять во внимание то обстоятельство, что в Киргизской степи

40

хлебопахатныя места распределены спородически, оазами, что кроме годности почвы, здесь для успеха земледелия требуется еще новое условие — удобства для орошения, то разумеется, что земледельческие округа в киргизской степи должны быть еще обширнее. Из этого следует, что крупныя колонии в Киргизской степи более не уместны, чем где нибудь.

Мы не имеем данных о поземельном богатстве Кокбектинской станицы, но мы можем предполагать недостаточность удобных для хлебопашества земель из того, что Кокбектинская станица почти всегда прикупала хлеб в Устькаменогорске или у Киргиз, и если сама когда сбывала в Устькаменогорск, то только в прежнее время, во время незначительнаго населения в станице, или во время богатых урожаев; следовательно нормальный урожай можно считать недостаточным для удовлетворения местной потребности. До какой степени настоящее земледелие неудовлетворительно, видно из следующаго разсчета.

В 1861 году было собрано хлеба:

 

Ярицы 170 четв. 1,700 пуд.

Пшеницы 822 — 8,220 —

Итого: 9,920 пуд.

 

Жителей в том же году считалось 2,169 душ обоего пола; если на душу положить по пуду муки в месяц, что очень умеренно, особенно если мука пшеничная и при том питающиеся ею не имеют приварка (а мы ниже увидим, что многие его не имеют), то на 2,169 душ обоего пола годичный запас должеи простираться до 26,000 пудов, т. е. почти втрое более, чем собственное земледелие доставляет.

Но если б поземельный надел и доставлял 26,000 пуд. муки, потребной по нашему разсчету для утоления голода населения Кокбектинской станицы, то все-таки необходим еще излишек, сбывая который в Устькаменогорск, Кокбектинские казаки могли бы приобретать одежду, стекло, железо и проч.

41

Но так как земледелие не доставляет такого излишка, то Кокбектинское население и вынуждено искать его в других родах промышленности. Таким промыслом, покрывающим расходы на мануфактурныя произведения, служит для Кокбетинских казаков корчемное производство рыболовства в озере Цзайсане и за тем разные случайные и не общие промыслы — извоз, стирка белья, наем в работники и проч.

Так как Загвоздину и К° не только было отдано до сих пор исключительное право на пользование озером Цзайсаном, но вместе с тем этой компании предоставлена и монополия торговли Цзайсанской рыбой на Иртыше, то Кокбектинцам запрещен вывоз рыбы на линию. Но так как последним предоставлен в пользование залив Клы, то Кокбектинцы ловят зимой по всему Цзайсану и под именем Кылинской рыбы вывозят ее в Кокбекты. Арендаторы основывают свое право на монополию рыбной торговли на том будто в залив Клы красная рыба не заходит. Впрочем сами же арендаторы начинают уверять, что в Клах ловится красная рыба, коль скоро зайдет речь об отдаче Кокбектинцам не сомненно богатаго драгоценными породами рыбы Волчьяго мыса. На оборот и Кокбетинцы различно уверяют, то что красная рыба заходит в Клы, то не заходит, смотря потому, какое из этих обстоятельств благоприятствует решению дела в их пользу. Так для нас это обстоятельство и остается не решенным. Во всяком случае Клы рыболовны только ранней весной; в начале июня, когда мы возвратились из своего путешествия, в Клах уже не было рыбы; зимой же Клы промерзают до дна и только местами под льдом остаются озерины с загнившей с осени водой, в которых нельзя лошади напоить, не только искать в них рыбы.

Корчемное рыболовство в Цзайсане сопряжено с большим риском и доставляет станице ничтожный доход, по нашему исчислению не более 3,000 руб. сереб. Вывод этот

42

основан на следующих данных, заимствованных из составленнаго в станичном Правлении списка о рыбе, добытой кокбектинскими казаками в Цзайсане в зиму 1861—1862 года.

 

Добыто Кокбектинскими казаками в зиму 1861—1862 года.

В Устькаменогорске и вообще на линии.

Продано в Кокбектах.

В Сергиополе и Копаде.

Красной

617

93

178

161

Нельмы

652

127

142

76

Простой

794

130

221

94

Принимая средния цены, существовавшия в Кокбектах, Сергиополе и цены контробандной рыбы в Устькаменогорске[16], весь доход Кокбектинцев от продажи красной рыбы и нельмы будет простираться до 1,600 руб. серебром. Полагая же количество проданной рыбы уменьшенным в показаниях на половину, мы будем иметь на покрытие издержек на мануфактурные товары не много более 3,000 руб. серебром. Следовательно на двор (которых в 1861 году было 312), приходится только 10 руб. серебром. Этими деньгами далеко не возможно без нужды покрыть издержки на содержание двора, на который здесь приходится 6 душ обитателей. Кроме того, что капитал, доставляемый этим промыслом, ничтожен, промысел этот, как запрещенный, подвергается еще большему риску; многие казаки, попавшись арендаторам с корчемной рыбой и обобранные ими, раззорились окончательно. Вместо того, чтоб устроить на Цзайсане стражу и посредством ея предупредить корчемство, арендаторы прибегали к другому средству пополнения своих убытков, не только более дешевому, но и еще очень выгодному: они

43

обнадеживали Кокбектинских рыболовов на словах и даже письменно безпрепятственным пропуском рыбы в Устькаменогорск за известную пошлину; но при ввозе рыбы в улицы этого города, они конфисковали рыбу без всякаго вознаграждения, и не только красную, но и белую. Таким образом арендаторы, успокоив Кокбектинцев своими обещаниями, сумели превратить их в безплатных поставщиков рыбы в своя ледники.

И так, хлебопашество не удовлетворяет местным потребностям в пище; корчемство рыбы, этот неверный источник, также не удовлетворяет потребности в мануфактурных изделиях; очевидно, что эти обстоятельства должны вести хозяйство в Кокбектинской станице отрицательным путем; неурожаи же производят в нем истинныя опустошения. Тогда целыя десятки семейств лишаются последней своей собственности. Чтоб вернее судить о степени бедности Кокбектинской станицы, мы приводим результаты посещений одного члена экспедиции, который на удачу в одно утро (4 июля) осмотрел пятнадцать хозяйств. В некоторых избах оказалось по две, по три, даже по четыре семьи, живущими вместе; в некоторых хозяйствах было так мало утвари, что её всю можно было переписать в несколько минут; в одной избе найдено двое мужчин, живущих без женщин; их обстановка особенно поражала своим безсемейным, казарменным характером; печь была не закрыта и не топлена; кузов от телеги заменял кровать; обитатели этой лачуги сами исполняли все женские работы, варили пищу, стирали белье и проч. на оборот, в других избах женщины, оставленные мужьями, ушедшими в отряд, исполняют мужские работы, ездят за дровами, рубят их и проч. Многие отправили своих жен и детей, всех или только половину, на родину, на Кузнецкую линию и разторгнутых таким образом семейств здесь очень много; эти люди питаются одним хлебом, большею частию ржаным; если случается пшеничная мука, то де-

44

лают лапшу на воде без мяса; приварка у них никакого нет; если нет лапши, то единственную пищу этих бедных людей составляет чай с ржаным хлебом; чай разумеется низших сортов, кирпичный (80—90 к.) атбаш (50 к. с. за фунт), а иногда так корни и листья диких растений, как напр. корни шиповника, солодки, листья белоголовника (Spiraea Ulmaria) и бадана (последний покупается в Устькаменогорске по 20 коп. фунт). Эти люди не в состоянии покупать муку иначе, как фунтами, они не знают, будут ли завтра сыты; во многих домах найдено в запасе не более 10 фунтов муки. 140 семейств не имеет ни лошади, ни коровы; этот недостаток скота отзывается и на земледелии; при паханьи в одну соху складываются по два, по три и даже по четыре казака. При всей этой бедности впрочем, везде, кроме избы, в которой не было женщины, было опрятно и чисто, так что обитателей этих жилищ нельзя упрекнуть в лености. Полы всегда вымыты и покрыты, если не обрывками войлоков, то хоть старыми юбками; кут, полати и кровать и печь занавешаны рюшевыми и ситцевыми занавесками, всегда чисто вымытыми. Во многих домах вовсе не было кровати, но платье и подушки были сложены аккуратно в углу и прикрыты войлоком. Ни в одной избе не было празднаго человека.

После этой картины должно показаться вполне извинительным бегство 77-ми семейств из Кокбектов на места их прежняго заселения.

Мерою к улучшению состояния станицы может служить во первых дозволение жителям этой станицы разселиться в окрестностях; несколько лет назад около 70 семейств Кокбектинцев подавали прошения о дозволении переселиться на р. Каинды, где в настоящее время существует уже деревня из нескольких изб чела-казаков; на пикетах Себинском и Урунхайском прежде было по несколько изб поселившихся тут казаков, которым было приказано потом пе-

45

реселиться в Кокбекты; на подобныя стремления к выселению следует смотреть, как на указания, делаемыя самой народной жизнию о своих нуждах.

Кроме того, что местность, на которой стоят Кокбекты, не в состоянии содержать ея двухтысячное население, эта местность и не имеет условий для развития в будущем из этого города промышленнаго и торговаго центра Цзайсанской котловины. Условиями же такими несомненно обладает чела-казацкая деревня Мечеть, в 40 верстах от Кокбектов на северовосток на р. Букони, в 15 верстах от ея устья. Эта деревня теперь заключает уже до 30 домов, имеет мечеть и лежит на караванном пути из неверноподданных волостей Ак Найманов, Тортогулов, Кужембетев и Киреев в Семипалатинск, по которой прогоняется много баранов; для переправы последних на устье Букони устроено нашим почтенным спутником Таною три парома. В соседство этой деревни было бы полезно выселить часть Кокбектинской станицы.

Другая мера состоит в таком изменении системы извлечения войсковаго дохода из Цзайсанскаго рыболовства, при котором бы Кокбектинцы могли принять деятельное участие в этой промышленности. В прошлое трехлетие 1861—1864 г. Цзайсан, Черный и Нижний Иртыш были сданы войсковым правлением в аренду трем казакам: Плотникову, Загвоздину и Мальцову. Такая система, скопляя весь чистый доход с озера в руках трех лиц, способствует образованию капиталистов на счет рабочаго народа, который теперь за ничтожную плату продает свой труд арендаторам потому, что не владеет капиталом, на который бы он снял озеро за себя. Впрочем рабочий народ и мог бы снять озеро, еслиб оно отдавалось частями; и действительно арендаторы, как уже сказано раньше, поотдавали множество мысов и рыбалок во вторую аренду артелям или за плату или из-полу; но рабочий народ не может снять за себя все озеро

46

разом, он не в состоянии организовать такой обширной ассосиации, которая бы вышла на торги в состязание с капиталистами.

Войсковое правление, после невыгоднаго казеннаго рыболовства, избрало другую систему, ближайшую к прежней по степени своей нерациональности. Цзайсан в течении трех последних лет походил на богатый золотой прииск, но мало известный, на который слепая судьба навела 3 человек и обогатила их. По нашим разсчетам арендаторы должны получить в год, при умеренном улове 15,000 р. сер. чистаго дохода, следовательно в три года у них должен образоваться капитал в 45,000 рублей серебром.

Из этого уже видно, как бы полезно было сдавать эту оброчную статью частями, а не в целом составе. Кроме того, что войсковая казна получит себе ту ренту, которую получали прежде арендаторы за рыбалки, переданныя ими во вторыя руки, при этой сдаче могут легко принять участие в рыболовстве, в качестве антрепренеров, а не наемщиков, многия крестьянския артели и в том числе и Кокбектинская станица. А чрез это 15,000 рублей стали 6ы расходиться в крестьянском населении, а не скоплятьса в руках одного или нескольких.

Чтоб доход с отдельных рыбалок делился экономно между войсковой казной и самими работниками, чтоб в ущерб и той и другим не входило в этот дележ лицо совершенно лиишее — арендатор, наниматель работников — необходимо, чтоб рыбалки сдавались только артелям, а отнюдь не частным лицам. Самая лучшая организация рыболовства, безопасная и от казнократства чиновников и от эксплуатации рабочих арендаторами, могла бы устроиться следующим образом: по предварительному учету должен быть определен постоянный оброк для каждой отдельной рыбалки; за

47

тем эти рыбалки должны быть розданы артелям, которыя считаются крепкими — каждая полученной в свое пользование рыбалке; члены же артели имеют права выхода из артели и входа по согласию с артелью; таким образом свобода лица нисколько не стесняется этой организацией. Например, положим мыс Бакланий определен в 200 руб. сер., он сдан артели св. Онуфрия; артель св. Онуфрия пользуется этим мысом вечно; ее составляют мужики: Сидор, Иван и проч., всего 15 или 40 мужиков, смотря по внутренним обстоятельствам артели. Сидор, Иван могут нынче быть в составе артели, а на будущий год оставить ее, до этого войсковому начальству нет дела; оно ведет свои счеты только с артелью св. Онуфрия, которая должна ежегодно выплатить войсковой казне 200 рублей, а с кого, с Сидора или Ивана пойдут эти деньги, ему все равно.

При такой организации богатством Цзайсана могут воспользоваться бедные люди, напротив при допущении конкуренции частных лиц, капиталисты изгонят и нынешния артели с берегов Цзайсана и обратят артельщиков в своих наемщиков. Такая организация не монополизирует Цзайсанскаго рыболовства за казаками, не устраняет от Цзайсанскаго рыболовства крестьянскаго населения из под Устькаменогорска, которое не смотря на запрещение, но благодаря индифферентизму арендаторов, принимало главное участие в рыболовстве летом 1863 года. Кроме этих хороших условий, эта организация имеет еще и другия, исключительно только с ней соединенныя; так например, только при ней возможно устроить взимание оброка после производства, а не до производства, что очень важно для бедных еще артелей, не скопивших капитала. На мысе Бархоте один крестьянин нам очень разумно сетовал на то, что арендаторы заставляют вносить арендную плату вперед за год, до улова, а не после улова; рабочая артель с трудом может обзавестись

48

сетями, неводами, карбазом; это снаряжение артели будет стоить до 330 рублей сер., по следующему разсчету:

2 карабаза по 60 р. — 120 руб. сер.

2 паруса по 15 р — 30 » »

30 сетей по 3 р — 90 » »

Невод в 200 сажень — 120 » »

Итого — 360 руб. сер.

 

Но кроме этих 360 руб. сер., на снаряжение артель должна еще сколотить 200 руб. сер., для уплаты в аренду, следовательно она не прежде может привести в движение свои силы, как имея в руках 560 р. с. А если бы оброк взимался после улова и выручки за продажу рыбы, т. е. уже по приобретении капитала от произведеннаго труда, тогда и те артели, которые имеют вдвое менее капитала, могли бы принять участие в рыболовстве и озеро Цзайсан сделалось бы доступнее. Нечего и говорить, как легко было бы крестьянам выплачивать аренду после продажи добытой рыбы. Не имение капитала у артелей служит важным затруднением в развитии Цзайсанской рыбопромышленности, а это затруднение и может только устраниться посредством предлагаемой организации, ибо при ней может быть допущено взимание оброка не ранее, как после продажи рыбы, т. е. между войсковой казной и рабочей артелью может возникнуть кредит, потому что артель св. Онуфрия не преходящая, не разлетающаяся после каждаго рыболовнаго сезона, а вечная, безсмертная: ей можно поверить в долг.

Наконец эта организация представляет еще другую выгоду и едвали не самую важную: эти постоянныя артели, обезпеченныя в своем продолжительном существовании, будут без боязни обзаводиться обширным хозяйством и более совершенными машинами, чем допотопный пресс и соляная мельница г. Еремина: оне заведут на берегах Цзайсана тони

49

с воротами для вытаскивания неводов, погреба, пристани, зимовки и проч., и положат начала оседлой жизни на Цзайсане. Эти постоянныя артели можно сделать орудием русской колонизации и притом более прочной, менее антрепренерской, чем рыболовная колонизация по берегам Азовскаго и по северо-западным берегам Каспийскаго моря.

50

[1] Сведения эти получены от г. Еремина.

[2] Действительно во время казеннаго рыболовства, лов производился только на двух урочищах, у Могилок и на Каракасе и потом вдоль по Черному Иртышу; у Могилок и на Каракасе ловилась только красная рыба, а на Черном Иртыше только нельма; остальныя рыболовныя места оставались без употребления, следовательно мы вправе принять улов напр. хотя 1860 г. за улов на уроч. Могилках и Каракасе.

[3] Цена красной рыбы: осетрины и темек в Устькаменогорске 3 р. сер. пуд; в Кокбектах 2 р. 50 к. 2 руб., на Цзайсане 1 р. сер., стерлядей в Устькаменогорске 3 р. сер. в Кокбектах 2 р. на Цзайсане 1 р. с; остальныя цены Устькаменогорския: головизны 2 р. сер. пуд; паюсной икры 16 р. пуд; зернистой 6 р. пуд. балыков 16 р. клея 40—60 коп. ф., вязиги 35—40 к. ф. жиру 4 руб. пуд.

[4] При сдаче рыбы Данияром, арендаторы принимали за пуд весенней сухой нельмы по 10, а весенней сырой по 5.

[5] Так как Данияр оценил этот улов по местным ценам, т. е. по 80 коп. за пуд осенней нельмы, то улов на 19,000 р. ассигнац. будет равнятся 6,786 пудам.

[6] Весною сухую Данияр сдавал арендаторам за 1 р. сер.; осенью сухую по 80 к. сер. пуд.

[7] Этот улов обценен Устькаменогорскими ценами: весенняя сухая по 2 р. 50 коп. пуд, осенняя сырая по 1 р. 50 к. сер.

[8] Этих сведений мы немогли получить.

[9] Расход арендаторов можно предположить следующий:

10-ть карбазов, по 60 р. с. каждый, все на 600 р. с. за 3 года — 200 р. с.

К ним 10 парусов по 15 р. с. — 150 р. с.

50 сетей по 3 руб. сеть — 150 р. с.

2 невода в 200 саж. на 120 р. невод — 240 р. с.

20,000 уд по 1 к. уда, всех на 200 р. за три года, а за год — 70 р. с.

Тридцать рабочих, по 50 р. сер. в лето — 1,500 р. с.

Всего — 2,310 р. с.

[10] Арендаторы получили от войска 2,000 пудов соли, с условием заплатить за нее в казну по 2 к. сер. за пуд вместо продажной цены в 60 копеек.

[11] По словам г. Еремина, эта предосторожность необходима при пугливости осетров. Раненый об уду осетр уже нейдет в низ, хотя бы и не вынерстился и возвращается тотчас в Цзайсан, что бывает иногда видно по бабашке, которую он увлекает за собой. Это последнее обстоятельство также указывает на страну, на которой он пришел. (бабашкой здесь называется наплавок из древесной коры, привязываемой к уде).

[12] Сухих нелем почти в пуд по 11 и 12штук; линей по 20 и 30 штук в пуд.

[13] т. е. потомки переселенных с Ветки после втораго выгона. Журавлев: «Ист. свед. о стриг.» 224; Филарет: «Ист. Рус. Церкви» период V, 107; Макарий: «Ист. Раск.», 336. Ред.

[14] Кусок клею, полученной из одной рыбины.

[15] Сноп вязиги вяжется из 10—15 стерлядей, или из 5—6 осетров.

[16] Цены в прошлую зиму были следующия: в Кокбектах красная от 2 р. с. до 1 р. 80 к. с., нельма от 1 р. до 60—50 к. с., в Сергиополе красная от 4 р.—3 р. 50 к. с. до 1 р. 50 р. с., нельма 2 р. с., в Устькаменогорске цена контробандной рыбы была на красную 2 р. 50 к.—2 р. с, на нельму 1 р. 50 к. с.

 

ПУБЛИКАЦИЯ:О рыбном промысле на Цзайсане и на Черном Иртыше: отрывки из путешествия К.В. Струве и Г.Н. Потанина по поручению Императорского Русского географического общества // Записки Императорского Русского географического общества. СПб., 1864. С. 21-50.