Семенов-Зусер С.А. Рыбный рынок в Херсонесе

Как известно, одним из наиболее важных предметов экспорта древних колоний Северного Причерноморья после хлеба и рабов служила рыба[1]. О наличии рыбного промысла, размерах обрабатывающего производства, способах улова и орудиях хозяйства рассказывают древние авторы. Об этом же свидетельствуют многочисленные и разнообразные памятники материальной культуры.

Начиная с VII в. до н.э. все побережье Черного моря, особенно северо-западная его часть, покрылось множеством факторий и эмпорий, получивших впоследствии известность главным образом добычей рыбы. Обычно в устьях рек возникали эмпории, служившие опорными пунктами для рыбных торговых магистралей и складами, где заготовлялась в разных видах рыба для экспорта.

Первой такой небольшой станцией на берегу Понта во Фракии, в удобной, хорошо защищенной бухте, куда заходили суда, возвращаясь из северных колоний в метрополию, была фактория Delkos, одноименная с находившимся рядом озером[2]. В этом же

237

Delkos’е грузилась рыба особой ценной породы, так называемая δέλxανος. Следующим, более крупным поселением (άποιxία) и в то же время значительным рыбным пунктом служила Аполлония[3] (в нынешней Болгарии) на островке «Святой Кириак», как это утанавливают последние археологические исследования. Аполлония, в свою очередь, выделила для себя колонию Анхиале[4], занявшую положение узлового центра для сушки и заготовки рыбы. Идущие в северном направлении эмпории Месембрия[5], Одесс[6], (на месте нынешней гавани болгарского города Варны), Каллатис[7] (современная Мангалия в Добружде), Истрия[8] со своими выселками славились ловлей стерляди и речной пресноводной рыбы, подвергавшейся обработке для экспорта. Тира[9] (ныне город Аккерман) как мощная рыбная фактория, далее колония Ольвия[10] и близлежащее рыбацкое поселение Березань[11], являвшиеся подобием форпоста для экономики иторговли западной Скифии, своей рыбной промышленностью приобрели немаловажное значение в античном мире.

Не меньшее значение в древности имели рыбные промыслы и на южном побережье Черного моря, как например, Синопа[12] и ее колония Трапезунт – милетские рыбные станции, возникшие весьма рано еще до установления колонизаторами правильных торговых рейсов. Однако юго-восточная торговая магистраль в VI в. до н.э. теряла свое хозяйственное значение и должна была уступить первое место другому морскому пути, северо-западному, более выгодному и доступному для торговой экспансии и неограниченных возможностей обогащения. Античные колонизаторы и эмпоры держались прибрежных районов моря и рек, ведущих в глубь страны, по которым транспортировались туземный хлеб, скот, рыбы, шкуры и меха и особенно рыба – соленая и копченая, преобладавшая среди предметов экспорта.

Согласно древним источникам, понтийская рыба по своему количеству, а еще более по качеству, с самого начала заняла одно из первых мест среди конкурировавших с ней рыбных продуктов Средиземноморского бассейна. Так например, поэт Ге-

238

сиод называет Боспор богатым вяленой и сушеной рыбой ό ταριχόπλεως βόσπορος[13]. В связи с обилием рыбы в Боспоре, пишет известный ритор IV в. Либаний[14], эти места посещались купцами и любителями этого вида продовольственных товаров. Рыба носила название, ταρίχη πεντιхα[15], τάριχοι ποντιхοί[16]. Поэт Антифан[17] расхваливает маринованного осетра под названием τάριχος άνταιαϊος. Историки, поэты, гастрономы оставили много указаний о важности и значении черноморской рыбы в мировой торговле. Целые монографии были посвящены рыбному делу, так например, Αλιευτιхά Оппиана[18], поэта III в., или, скажем, сочинение знаменитого Архестрата (IV в. до н.э.)[19] Ήδυπάθεια, в котором много внимания уделено понтийской рыбе. По свидетельствам Аристотеля, Страбона, Плиния, Афинея, черноморская рыба, в частности тунцы (θυννίδεζ), питала значительную часть населения берегов Понта и служила ценным предметом экспорта. Бесчисленные корабли, груженные понтийской соленой рыбой, ожидали своей очереди для входа в гавани Афин и прочие города античного мира[20]. Демосфен в речи против Лакрита[21] свидетельствует о вывозе соленой рыбы из Пантикапея в Феодосию, а из Феодосии в Афины и т.д. О рыбе, как о весьма любимой пище у скифов, сообщает поэт Антифан[22].

Известно, что большую роль играла рыба как продукт питания римской армии. Доставлялась она преимущественно из припонтийских колоний, что можно усмотреть хотя бы из сообщения Тацита о поставках провианта для армии в связи с экспортом Боспора[23]. Значительно ранее τάριχος ποντιхός являлась самой доступной и дешевой пищей в собственной Греции[24].

Веским доказательством широкого употребления рыбы населением Причерноморья могут служить монеты в форме рыбок (дельфинки) в Ольвии[25].

Изображение пеламиды как добычи морских птиц часто встречается на реверсе различного достоинства монет в Ольвии, Синопе и других местах[26]. Существовали специальные рыбные блюда[27], рисунки на всевозможных предметах, надписи на мо-

239

нетах, клейма и эмблемы рыб на весовых знаках[28], как, например, в Ольвии OV, что некоторыми читается как ӨΥΝΝΟΙ или ΟΥΡΑΙΑ[29]. Как известно, рыба одно время была предметом культа, и ей придавалось магическое значение[30]. Таким образом, все вместе говорит об исключительной важности этого объекта торговли[31]. Об огромных заготовках рыбы для экспорта свидетельствуют открытия рыбозасолочных ванн на территории древних поселений Мирмекии, Тиритаки[32], Пантикапея, Херсонеса[33] и, несомненно, также в Ольвии. К этому можно добавить находки огромного количества пифосов, амфор, специально предназначенных для соления рыб. Десятки тысяч центнеров такой рыбы, как тунцы, пеламиды, хамса, ‑ обычный годовой улов причерноморских станций. Для добычи такого количества рыбы должны были существовать особые ловецкие кадры, мастерские по изготовлению неводов, тара для экспорта, суда для транспорта и т.д. Весьма возможно, что άειναύτα – морские корпорации, состоявшие из собственников кораблей и возникшие в метрополии причерноморских колоний в Милете[34], являлись теми крупными организациями, которые руководили всей массовой рыбной промышленностью. Нет сомнения, что наряду с рыбным промыслом такую же рол играли соляные промыслы, доставлявшие соль, необходимую в рыбном деле[35].

Как мы уже указывали, крупный рыбный центр в Причерноморье, после Меотиды и Боспора на Востоке, Ольвии на западе, представлял собою Херсонес в Тавриде. В экономике Херсонеса рыбная торговля всегда играла выдающуюся роль и особенно процветала в период римского влияния, когда римские купцы старательно выкачивали отсюда богатства страны.

240

Главным поставщиком рыбы являлась тихая Балаклавская бухта (λιμήν Συμβόλων). Здесь нужно отметить, что херсонесцы наряду с ловлей рыбы занимались добыванием соли из окрестных озер. Засолочный промысел приобрел значительные размеры в более поздние времена в результате огромного спроса на утонченные блюда из рыбы, и Херсонес превратился в место экспорта соленой и сушеной рыбы, особенно рафинированных рыбных соусов, преимущественно для вывоза за границу.

 

Рис. 1. Резка тунца. Чернофигурная экохойя из Рульги в Берлинском музее (из Otto Keller, Die antike Tierwelt, 1913, B. II, стр. 351, фиг. 121)

Важнейшим видом экспортной рыбы служили тунцовые – θυννίδες (Thynnus vulgaris), хотя родиной их являлось Средиземное море[36]. Вслед за тунцовыми по значению шли осетровые (Acipenseridae), которыми славились речные пункты. Геродот рассказывает[37], что в Борисфене (Днепре) «ловятся для соления большие рыбы без позвоночника, называемые осетрами». О таких же осетрах в Дунае говорит Афиней[38], цитируя стихи Сопатра Пафийского: «он получил осетра, которого кормит великий Истр» (Дунай). Близ Пантикапея ловили осетров и по сообщению Страбона[39], причем величиной они были с дельфина. К осетровым также принадлежали стерлядь, севрюга, белуга, по Элиану – όξύρυγχος, объекты улова и торговли в колониях[40].

Однако наибольшее значение на рыбном рынке имели тунцы, пеламида, анчоусы (хамса).

как доказано ихтиологами, в частности М. Тихим[41], древние не ясно представляли себе семейства рыб и часто смешивали тунца, пеламиду и скумбрию, считая их теми же тунцами, но получившими различные названия в зависимости от возраста и размеров, что совершенно неверно. Миграцию рыбы и случайное появление тех или других видов следует объяснять изменением течения вод, орографией дна и климатическими колебаниями.

241

Как предмет экспорта большое значение имели керченская сельдь (σхπέρδης), кефаль (хεστρεύς) и особенно султанки (краснобородки – μύλλοι).

Много внимания древние авторы уделяли консервированию и солению рыбы. Это и понятно: крупные уловы рыбы и перевозки ее на дальние расстояния требовали умения сохранять этот легко портящийся продукт в соленом или сушеном виде.

Больших рыб обычно очищали от внутренностей и резали на длинные куски, которые затем подвергались продолжительной сушке[42], своего рода вялению. Это деше-

 

Рис. 2. Рыбное блюдо из Керчи (Из OttoKeller, DieantikeTierwelt, 1913, B. II, стр. 350, фиг. 120)

вый способ приготовления. Другим, более дорогим, способом было соление; для этого применялись особого рода чаны или цистерны, наполняемые рассолом, где и хранили рыбу.

Помимо цистерн, значительное количество рыбы солили в особых глиняных сосудах – пифосах и специальных амфорах, носивших различные названия: хεράֽμα ταριχηρά[43], ταρίχους хεράֽμα у греков, vas salsamentarium[44] у римлян.

Лучшую рыбу перекладывали пахучими листьями и заливали различными рассолами, тузлуком[45]. Мелкая рыбка – скумбрия, анчоусы и др. – шла в засолку целиком. Крупную рыбу – тунцов, осетров и т.п. – всегда солили, отделяя жирные части от тощих. К примеру, куски спинной мякоти солились отдельно от жирных частей тешки[46].

243

Одной из выгодных отраслей рыбного производства в причерноморских колониях, в частности в Херсонесе, являлось производство рыбных соусов, известных под различными названиями, а чаще всего – liquamen[47]; экспорт их занимал видное место во всей внешней торговле Черного моря. Соус сохранялся и транспортировался в амфорах, которые отличались значительно меньшими размерами, нежели сосуды, служившие тарой для вывоза tarichos[48]. Эти амфоры заливались тузлуком.

Афинские комики изощряли свое остроумие, высмеивая любителей рыбы и припонтийских соусов[49]. Писатели-гастрономы, как Архестрат, Оппиан, Ксенократ и многие другие, составили целые каталоги съедобных рыб. Специальным словом τò όψον (obsonium)[50] обычно обозначалась растительная или животная пища, приготовленная на огне, а так как рыба вместе с хлебом служила основной пищей у афинян, то словом τò όψον, имевшим значение и лакомого блюда, часто называли и самую рыбу или подливу, или вообще приправу к ней. Так, Плутарх (Qu. conv. IV, 4, 2) говорит, что «хотя приправ и (было) много, но рыба заслужила право называться όψον исключительно или, по крайней мере, по преимуществу». Название obsonium – рыбная пища – существовало и у римлян. В прямом смысле слово obsonium означало приправу к соленой рыбе. Термин τò όψον («лакомое блюдо» или приправа к соленой рыбе) дает основание предполагать, что это название могло относиться к рыбным соусам. Из таких соусов наиболее известны γάρος (garum), muria, которые в несколько измененном виде продолжают существовать и поныне, особенно в Турции.

Многочисленные находки предметов рыболовства: бронзовые крючки (άγхιστρον) для ужения, грузила всяких форм и веса, глиняные кольца, остатки сетей и пр., служат наглядным дополнением наших сведений из истории рыбного промысла в причерноморских колониях, в частности в Херсонесе. А наличие цистерн, пифосов и других сосудов и предметов обихода помогает установить объем и характер этого производства. Местом оптовой и розничной продажи служила особая площадь с ларьками (forum piscatorium) или рыбные ряды. Такие площади обычно находились в отдаленных от центра кварталах или у самых городских ворот, как, например, в Афинах. Иногда в Афинах рыбный рынок кратко называли ίχθύς,[51], но чаще всего ίχθυοπωλεϊον (ίχθυόπωλις)[52].

О таком ίχθυόπωλις в Ольвии говорится в известном Протогеновском декрете[53].

Продавцы рыб назвались ίχθυοπώλαι[54], торговцы соленой рыбой – ταριχοπώλαι[55], заготовители ταριχη‑ταριχεύται[56], а лица, импортировавшие рыбу, главным образом с берегов Черного моря, имели особое название – ταριχηγοί[57]. Смотрителями рынков

243

являлись агораномы, эдилы и так называемые όρсνόμсι – надзиратели, регулировавшие цены преимущественно на рыбных рынках[58].

Свидетельством существования такого рыбного рынка в Херсонесе отныне может служить открытая в Историко-археологическом музее Харьковского государственного университета мраморная плита с древнегреческой надписью.

Памятник обнаружен нами еще в 1941 г. при приеме и разборе музейных экспонатов и передан для обстоятельного исследования научному работнику Д.Л. Гринману[59]. Но вспыхнувшая Великая Отечественная война помешала своевременно опубликовать этот замечательный эпиграфический документ. Вскоре после занятия Харькова немецкими захватчиками Историко-археологический музей университета со всеми ценными научными экспонатами и богатейшей в Союзе нумизматической библиотекой был захвачен, а затем сожжен гитлеровскими вандалами. После освобождения города от оккупантов научные работники Харьковского исторического музея извлекли из пепла и руин уцелевшие остатки экспонатов древней материальной культуры. В процессе самоотверженной работы бригаде сотрудников удалось извлечь и настоящую плиту. Она оказалось разбитой на две части и испорченной огнем, но тем не менее в удовлетворительном состоянии.

Размеры сохранившейся плиты (обеих половин) в верхней части 0,26 м, в нижней – 0,21 м; высота – 0,125 м. У правого края, примерно на уровне 4-й строки надписи, а также в верхней части, на расстоянии 0,17 мм от правого края, находятся укрепления плиты. На обороте плиты имелась надпись, наведенная черной краской, ‑ «Херсонес», ныне, под влиянием огня, исчезнувшая. Эта надпись единственно устанавливала место происхождения плиты, которая не имела паспорта, и неизвестно, при каких обстоятельствах очутилась в музее. Части слов и буквы на лицевой стороне плиты не везде полностью или достаточно сохранились и потребовали для своего восстановления ряда конъектур и дополнений.

Надпись, состоящая из шести строк, относится к разряду так наз. tituli aedificiorum (надписи строителей). Первая строка начинается с обычной трафаретной формулы άγαθη τύχηι, характерной для посвятительных надписей.

Как известно, все подобного рода формулы располагались большей частью наверху посредине, так что первоначально плита должна была иметь размеры 0,395 х 0, 190 м.

Плита, вероятно, помещалась в нише стены сооружения, относящегося, как мы увидим далее, к рыбному рынку. Она была прикреплена четырьмя лапками в гнездах, из которых сохранились лишь два гнезда.

Как увидим дальше, надпись, повидимому, относится к первой половине II в. н.э. Это дает право реконструировать вторую строку: Өεαγέ]νης Διογένους (должностное лицо). Теаген, сын Диогена, упоминается в IOSPE, I2, 359 (129/130 г.), 361 (возможно, и 386).

В третьей строке …νομησας почти с полной уверенностью восстанавливается άγορανομήσας, т.е. «исполнив должность агоранома», смотрителя рынка.

Самое ценное в этой надписи – четвертая строка, прекрасно сохранившаяся в своей главной, определяющей части. Дополнив утраченное слово ίδίων как продолжение έx τών из третьей строки, мы читаем: «из собственных [средств построил] – òψόπ(ω)λιν.

Определение последнего слова вызвало занчительные трудности, прежде всего тем, что во второй части слова вместо омеги стоит омикрон. Слова òψόπολις с омикро-

244

ном во второй части в греческом языке не существовало. Что же касается òψόπωλις, то это слово встречается только один раз у Плутарха Ttimol., 14).

Таким образом, в нашей надписи будем читать òψόπ(ω)λις, место, где продают приправу, т.е. рыбу, а вместе с ней лакомые рыбные соусы. В связи с этим нам представляется правильным перевести òψόπωλις – «рыбный рынок», а еще лучше – «торговый ряд по продаже соусов». Как нами указано выше, в Ольвийском декрете в честь Протогена[60] говорится о рыбном рынке ίχθυοπώλιον; это название должно было применяться во всех припонтийских городах, в частности и в Херсонесе. И, если в данном случае применяется вместо ίχθυοπώλιον другое слово – òψόπωλις, то мы вправе полагать, что здесь мы имеем дело скорее с понятием рынка по продаже в подлинном вмысле ŏψον (obsonium), игравшего значительную роль в городской торговле.

Пятая или шестая строки содержат указание эпонима – жреца[61], при котором совершилась постройка рынка.

Таким образом, надпись со всеми дополнениями представляется в следующем виде:

 

Рис. 3

’Αγ]αθήι

Өεαγέ]νης Διογένους

άγορ]ανομήσας έx τών

ίδίων τ]ην òψόπ(ω)λιν

ίερατεύοντος Διο

……Φι]λαδέλφου

«С добрым счастьем

Теаген, сын Диогена,

Исполнивший должность агоранома из

собственных … <средств построил>рынок

для продажи рыбы

при жреце Дио…

…… сыне Филадельфа».

Начертания букв на плите (например, «ми» близкой к минускальной форме, появляющейся со второй половины I в. н.э.; буквы «пси» - углообразная форма, вошедшая в обращение с 115 г. н.э.; украшения шрифта, так наз. apices, которые выходят из употребления к концу II в. н.э.) дают право датировать надпись второй половиной II в. н.э.[62].

245

Ценность открытой плиты велика. Для греческого языка она, вторично после Плутарха, свидетельствует о наличии слова òψόπωλις, а в лапидарных надписях это слово появляется впервые. Еще большее значение приобретает надпись как документ, помогающий уяснить историю и экономику юга СССР в древности, в частности Херсонеса. Она устанавливает существование не только рыбного рынка в Херсонесе, но, что особенно важно, самостоятельного рыночного места – òψόπωλις где, вероятно, главным образом продавали рыбу, а в более узком смысле – рыбные соусы, т.е. garum и muria.

Во время расцвета Римской империи (II в. н.э.), в период экспансии римского торгового капитала на восток и военной оккупации северного Причерноморья[63], понтийские колонии, в частности Херсонес, широко эксплоатировались римскими купцами. Объектом исключительного внимания Рима на Черном море в этот период становится Херсонес, который превращается в крупный промышленный округ с разнообразными видами производства, в первую очередь продовольствия. «В это время, ‑ пишет директор Херсонесского музея археолог Белов[64], ‑ ведется интенсивное городское строительство: возводятся крупные общественные здания, украшавшие город; восстанавливаются оборонительные стены, строится большое количество цементированных цистерн, предназначенных для засолки рыбы, расширяется торговля. В это время обогащается, главным образом, знатная аристократия, крупные торговцы, владельцы промышленных предприятий (напр. связанных с ловлей и засолкой рыбы), землевладельцы и др.»

Территория юга СССР в древности являлась житницей, важным источником снабжения продовольствием столиц и городов античного мира, как это прочно устанавливается многими и разнообразными памятниками. Понтийским хлебом кормилась значительная часть населения Греции. С северных берегов Черного моря вывозились в различные области Греции и Рима рабы, скот, соль и конкурировавшая со всеми видами экспорта рыба. Наряду с ними выступает новый вид экспортируемого продукта – «консервированные» соусы, нашедшие вскоре столь широкий сбыт, что потребовалось учреждение специального рынка, торгового ряда, каким является òψόπωλις, построенный Теагеном, сыном Диогена, в Херсонесе.

246

[1]Polyb. IV, 38. Исчерпывающая литература, где рассмотрены высказывания древних авторов о понтийской рыбе, приведена у Koehler, «Τάριχοςourecherchessurl’histoireetlesantiquitésdesPêcheriesdelaRussieMéridionale», «Mémoiresdel’AcadémieimpérialedessciencesdeSt. Peterb.», VISérie, t. I, 1832, стр. 347 сл.; OttoKeller, DieantikeTierwelt, 1913, tII, 332 сл.

[2] Название приморского города Delkos сохранилось по нынешний день. См. Oberhummer, Delkos, RE, IV, стр. 2447; С.А. Семенов-Зусер. Торговый путь к Ольвии, «Ученые записки Харьковск. ун-та», 1940, т. 19.

[3] Her. IV, 90; Skyl. 67; Strabo VII, 6, 1; Hirschfeld, Apollonia, RE, II, 113-114. Bilabel, Die jonische Kolonisation, 1920; V. Parvan, La penetration hellénique, «Bullet. de la section historique», t. X, Acad. Roum., 1923, стр. 23: отчет о раскопках Degrand’а, см. в CRAI, 1905, стр. 300.

[4] Strabo VII, 6, I; Bilabel, ук. соч., стр. 15; Hirschfeld, Anchiale. RE, I, стр. 2103.

[5]Her. IV, 93; StraboVII, 6,1; Г. Кацаров, Находки в Месембрии, ИАД, 1911, II, стр. 264 сл.

[6]Strabo VII, 6, 1.

[7] Saucic-Sâveanu, Callatis, Fouilles et recherches de l’année 1924. Сборн. Dacia, Recherches et découvertes archéologiques en Roumanie, 1925, II, 104 сл.; Bilabel, ук. соч., 17 сл.

[8] Her. II, 33; Strabo VII, 6, 1; Plin. NHIV, 44; О связи Истрии с Ольвией см. Her., IV, 78; Bilabel, ук. соч., Histria (Istros), стр. 44; Семенов-Зусер, Торговый путь… стр. 98

[9] Bilabel, ук. соч., стр. 23 сл.; Minns, Scythians and Greeks, 1913, стр. 445 сл.; V. Parvan, La penetration… Браун, Розыскания в области гото-славянских отношений, 1899, стр. 209.

[10] В. Латышев, Исследования об истории и государственном строе города Ольвии, 1887; Б.В. Фармаковский, Ольвия, «Экскурсионный вестник», 1915; Э. Диль, Ольвия, «Гермес», 1914; Л.М. Славин, Ольвия, Видав. АН УРСР, 1938; Bilabel, ук. соч., стр. 23 сл.

[11] «ОАК 1904-1910 гг.»; Э. Штерн, Отчет о раскопках на о-ве Березань лето 1913 г., Одесса, 1914; О.А. Артамонова, Древнейшее поселение на о-ве Березани, вып. V, КС ИИМК, 1940, стр. 49 ср.

[12] Bilabel, ук. соч., стр. 8, 30, 137, 139; D. Robinson, Inscriptions from Sinope, AJA, IX, NN 8, 9, 12.

[13] Hesiod y Athen., III, 84; ср. Koehler; ук. соч., стр. 358; Ф. Мищенко, Торговые отношения Афинской республики с царями Боспора, «Университетские известия», Киев, 1878, № 7, стр. 480.

[14]Libanius, Epistolae, LXXXIV, стр. 45.

[15] Strabo III, 2, 6; Plin. NII, XXXII, 146.

[16]Athen., III, 89.

[17]Antiphan y Athen.,VII, 21.

[18] Oppianus Αλιευτιхά, I, 595—613; IV, 504—515; Латышев, Scythica et Caucasica, I, стр. 581—582.

[19] Archestr. y Athen., VIII, 284; Латышев, SC, I, 625; см. G. Schmidt, Exegetica, ЖМНП, 1896, т. VII.

[20] O. Keller, Die antike Tierwelt, t. II, 1913, стр. 384.

[21] Demosth., c. Lacr., § 34; Латышев, SC, I, 368.

[22]Athen., III, 88.

[23]Tacit., Annal., XIII, 39.

[24] Плавт, Пленники, 850—851; O. Keller, ук. соч., стр. 336; по своей дешевизне tarichos служила такой же пищей для греческих воинов во время походов. Аристофан, Ахарняне, 1100; ArrianySuidas, s. v. τάριχεύειν. Отец знаменитого философа Биона, уроженца Ольвии, являлся продавцом tarichos (Диоген Лаертский, 14,7, 46; Латышев SC, I, 633; Suidas, s.v. ’′ Αλхων).

[25] В.В. Голубцов, Монеты Ольвии… , гл. I «Ольвийские рыбки», ИАК, 1914, вып. 51, стр. 67 сл.

[26] O. Keller loc. cit.; ср. М. Тихий, Анчоус Херсонеса Таврического, «Вестник Рыбопромышленности», XXXII (1917), №1—3, стр. 6.

[27] М.И. Ростовцев, Античная декоративная живопись на юге России, 1913, стр. 69, 510; B. Pharmakovsky, Archäolog. FundeimJahre 1912; «Arch. Anz.,», 1913, №2, стр. 179, рис. 8; ib., 1911, стр. 205, рис. 17; Стефании, ОАК, 1876, прилож. 164 и сл.; среди находок последнего времени в Херсонесе имеется обломок большого рыбного блюда с изображением крупной рыбы; на двух обломках других блюд представлены ерши и султанки; Г.Д. Белов, Отчет о раскопках Херсонеса за 1935—36 гг., ГИЗ, Крым, 1938, стр. 237.

[28] Б.Н. Граков, Древнегреческие керамические клейма с именами астиномов, М., 1929.

[29] Кусок хвоста от соленой рыбы

[30] М.И. Ростовцев, Представление о монархической власти в Скифии и на Боспоре, ИАК, 1913, вып. 49, стр. 45 и сл. Сколь важное значение имела рыба в древности, можно судить уже по тому, что рыбу приносили в жертву и сжигали в честь героев. Так, по мнению Ростовцева («Антич. декор. живоп. на юге России», 1913, стр. 64), находки фрагментов рыбных блюд в погребении Васюринской горы на Тамани убеждают нас в наличии подобного рода обряда жертвоприношения и сжигания рыб в честь героев на территории античного Причерноморья.

[31]Plut., Quaest. Graecae, 32; Zimmern, The Greek Commonwealth, 1915, стр. 144; E. Ziebarth, Beiträge zur Geschichte des Seeraubs und Seehanels im alten Griechenland, 1929, стр. 44 сл.; С.А. Семенов-Зусер, Торговыйпуть,… стр. 83; ср. Rostovzew, Iranians and Greeks, 65.

[32] В.Ф. Гайдукевич, Боспорские города Тиритака и Мирмекий на Керченском полуострове, ВДИ, 1937, №1, стр. 216 сл.; он же, О местоположении древней Тиритаки, «Материалы и исследования по археологии СССР», 1941, №4, стр. 85 сл.

[33] К.Э. Гиневич, «Херсонесский сборник», 1927, т. II, стр. 185; Г.В. Белов, ук. соч., стр. 78‑79; 263 сл.; он же, Раскопки в северной части Херсонеса в 1931‑1933 гг., «Материалы и исследования по археологии СССР», 1941, №4, устанавливают ряд больших цистерн; все они служили для засолки рыбы, преимущественно хамсы. На дне одной из таких цистерн был найден слой остатков хамсы толщиной в 0,25‑1,00 м.; Белов, ук. соч., стр. 206, прим. 1; там же, стр. 222.

[34] Plut. Quaest. Graecae, 32; Zimmern, The Greek Commonwealth, 1915, стр. 144; E. Ziebarth, Beiträge zur Geschichte des Seeraubs und Seehanels im alten Griechenland, 1929, стр. 44 сл.

[35] Maurice Besnier, Sal, Daremberg-Saglio, t. IV, 1909, стр. 1009.

[36]Keller, ук. соч., стр. 382.

[37] Her. IV, 53; ср. Mela, II, 6; Athen. VII, 21.

[38] Athen. III, 88, 119a; Латышев, S.C., стр. 624.

[39]Strabo VII, 3, 18.

[40] Бурачков, Общий каталог монет…», 1884; Keller, ук. соч.

[41] М. Тихий, ук. соч., стр. 6.

[42]Koehler, ук. соч.

[43]Geoponica, XIII, 8, 12.

[44]Columella, II, 10, 6.

[45]Koehler, ук. соч., стр. 373; М. Турпаев, очерки по истории посола рыбы в древний период, «Рыбное хозяйство СССР», 1935, №4, стр. 45.

[46] М. Турпаев, ук. соч., стр. 44.

[47]Liquamen получил свою известность главным образом в византийский период, см. Koehler, ук. соч., стр. 399; Тихий, ук. соч., стр. 20.

[48] Такие амфоры представлены на стенной живописи в Помпеях (см. MuseoBorbonico, т. VI); подобного рода находки амфор отмечены в раскопках Ольвии, Херсонеса, Керчи.

[49] Comicorum atticorum fragmenta, ed T. Kock, II; G. Lafaye, Piscatio (y Daramberg-Saglio).

[50] G. Lafaye, ук. соч., стр. 89.

[51] Henry Thédenat, Macellum y Daremberg et Saglio, 1904, т. III, стр. 1457 сл. Одновременное употребление названий forum и macellum вытекает из текстов Тита Ливия XXVI, 37 и XXVII, 1, где одно и то же понятие обозначено словами forum и macellum; см. II. Thédenat, La Forum Ro naine, 1904, стр. 4, прим.

[52] Аристофан, Осы, 78.

[53]IOSPE, I2, №, 32.

[54]Poll. VII, 26; Athen. IV, 224; в Пергаме называли их όψαριοπώλαι. Lafaye, ук. соч., 1905, IV, стр. 493, прим. 20.

[55]Athen. III, p. 118 e.

[56]Her. II, 89.

[57]Athen.III, p. 120 b.

[58]Athen. VI, p. 228 b.

[59] Рукопись последнего хранится в кабинете древней истории и археологии Харьковского государственного университета. Автор ее, молодой талантливый ученый, погиб от рук фашистских палачей в 1941 г. на Тракторном заводе в г. Харькове. Мы в значительной степени следуем его чтению.

[60]IOSPE, I2, №32.

[61] Глагол ίερατεύω часто встречается в херсонесских надписях (IOSPE, I2, №412, 418, 424, 430).

[62]Wilh. Larfeld, Griechische Epigraphik, 3, 1914, 271 (IG, III1, 1085), 273 (IG, III1, 621), 270.

[63] М.И. Ростовцев, Военная оккупация Ольвии Римлянами, ИАК, 1915, вып. 58, стр. 1 сл.; он же, К истории Херсонеса в эпоху ранней Римской империи, «Сборник в честь Уваровой», 1916; он же, Римские гарнизоны на Таврическом полуострове, ЖМНП, 1900 №3; К. Гриневич, Херсонес Таврический, 1928, стр. 8 сл.; В.Н. Дьяков, Таврика в эпоху римской оккупации, Ученые записки Моск. гос. педаг. ин-та им. В.И. Ленина, т. XXVIII, вып. I, 1942 (здесь дана обширная историография).

[64] Г.Д. Белов, Отчет о раскопках Херсонеса за 1935‑36 гг., 1938, стр. 270.

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Семенов-ЗусерС.А. Рыбный рынок в Херсонесе // Вестник древней истории, № 2 (20). М.-Л., 1947. С. 237-246.