Анфимов Н.В. Рыбный промысел у меотов

В эпоху раннего железа меотские племена являлись основным на­селением бассейна р. Кубани в ее нижнем и среднем течении, а также Восточного Приазовья. Основу хозяйства у меотов составляли земледе­лие и скотоводство. Довольно большой удельный вес в экономике имел также рыбный промысел. Особенно он был развит у племен, живших по восточному побережью Меотиды. Занятию рыболовством здесь благо­приятствовали физико-географические условия. [1] Поселяясь по берегам Кубани, лиманов и протоков Приазовской низменности, меоты широко использовали естественные богатства водоемов.

Античные авторы неднократно отмечали богатства Понта и Меоти­ды рыбой. Перу Архестрата (IV в. до н. э.) принадлежало специальное сочинение о боспорской рыбе («Записки о боспорской соленой рыбе»),[2] к сожалению, не сохранившееся и известное по упоминанию у других авторов. Важные сведения о рыболовстве в этом районе имеются также у Страбона. Так, при описании восточного побережья Меотиды, он со­общает, что «при плавании вдоль берега первым от Танаиса, на рассто­янии восьмисот стадиев, будет так называемый большой Ромбит, в кото­ром есть множество пунктов ловли рыбы, идущей на соление. Затем, на расстоянии еще восьмисот стадиев, — меньший Ромбит и мыс также с рыбными ловлями, но меньших размеров. Одни имеют... раньше ост­ровки пунктами отправления, а на малом Ромбите работают сами мео­ты».[3] Судя по расстоянию, приводимому Страбоном, малый Ромбит, где «работают сами меоты», может быть отождествлен с р. Кирпили и рай­оном нынешнего г. Приморско-Ахтарска, где имеются многочисленные меотские городища, причем на одном из них были обнаружены мощные прослойки рыбьих остатков.[4] Страбон рассказывает также о ловле ры­бы в Боспоре Киммерийском и в Понте. Описывая силу морозов «около устья Меотиды» и говоря о замерзании Боспора, Страбон отмечает, что «рыба, застигнутая во льду, выкапывается так называемой гангамой, особенно же осетры, величиною почти равные дельфинам».[5] Что за ору­дие лова гангама, мы не знаем. В литературе по этому поводу выска­зывались разные предположения. Некоторые считают, что гангамой могла быть острога, другие — невод. Рассказывая о ловле пела­мид в Понте, Страбон отмечает, что «родится она в болотах Меотиды».[6] О том, что пеламида водится в Меотиде, мы находим сведения и у Ксенократа (автора I в. н. э.).[7] У Стефана Византийского под сло­вом «меоты» сказано, что «есть и некая рыба μαιώτης».[8] Наконец, у Николая Дамаского, жившего в I в. до н. э., в «Своде старинных обы­чаев» мы читаем, что «синды бросают на могилы столько рыб, сколько врагов убил погребаемый».[9] Этим, в основном и исчерпываются сведе­ния античных авторов о рыбном промысле на Меотиде.

Больше данных о рыболовстве у меотских племен содержат мате­риалы археологических исследований меотских городищ. На всех горо­дищах, где велись раскопки, а также в подъемном материале, как пра­-

117

вило, всегда встречались остатки рыб в виде костей, жаберных щитков, чешуи, жучков от осетровых и др. На некоторых городищах (Чумяный редант, Семибратнее городище) прослеживались довольно мощные про­слойки рыбьих костей и чешуи. Кроме того, при раскопках были най­дены также и орудия лова: в подавляющем большинстве это глиняные рыболовные грузила от сетей и рыболовные крючки.

Имеющийся в нашем распоряжении ихтиологический материал пол­ностью еще не обработан, ввиду чего при характеристике видового со­става вылавливаемой в древности рыбы мы ограничиваемся, в основ­ном, материалами трех районов: низовья Кубани (Семибратнее городи­ще), Приазовская низменность (городища Чумяный редант, Мертвый редант и Ново-Джерелиевское третье) и Средняя Кубань (Елизаветин­ское городище и, отчасти, Старо-Корсунские первое и второе, Воронеж­ское третье, Ладожское седьмое, Кавказское шестое). Материалы Семи­братнего городища обработаны Л. Д. Вороненковой, материалы Ели­заветинского— Г. В. Никольским, остальных памятников — В. Д. Ле­бедевым и Ю. Е. Лапиным.[10]

Ихтиологический материал Семибратнего городища происходит из слоев V—II вв. до н. э. (раскопки 1949—1952 годов; раскоп «Е» вдоль восточной крепостной стены и западный раскоп). Определению подвергались 2057 экз. различных костей рыб, жучков и чешуи (из них 718 экз. чешуи). Выявлены следующие виды рыб: осетр, севрюга, судак, щука, сазан, вырезуб, жерех, линь, лещ и сом.[11] Наибольший процент (52%) приходится на судака; на втором месте стоит сазан. Необходимо отметить, что вылавливаемый здесь в древности сазан был относительно крупных размеров — отдельные экземпляры достигали в длину 80—82 см. Сазан, вылавливаемый синдами у Семибратского городища, по своим размерам ближе всего найденному у Фанагории, которого В. Д. Лебе­дев относит к «крупному лиманному сазану».[12] Из карповых кроме са­зана второстепенную роль в промысле играли лещ и вырезуб. Такие ры­бы, как жерех и линь, встречены в единичных экземплярах.

На третьем месте в количественном отношении после судака и са­зана стоят осетровые. Из осетровых определены два вида: осетр и сев­рюга; последняя преобладает. Некоторое промысловое значение имел также сом (12 экз., что составляет 1%), являющийся самой крупной из пресноводных рыб бассейна Кубани. Кроме того, в небольшом количе­стве, как показывают материалы, добывалась щука (7 экз., что состав­ляет 0,6% по отношению к общему числу рыб). Таким образом, основ­ное значение в промысле имели судак и сазан. На Семибратнем горо­дище и на меотских городищах Приазовья ни разу не были встречены остатки тарани, которая в XIX — начале XX в. являлась одной из важ­ных промысловых рыб.

Интересные данные мы получаем при сопоставлении видового со­става промысловых рыб Подонья (по раскопкам в Танаисе) и Семи­братнего городища. В обоих пунктах видовой состав почти одинаков, за небольшим исключением, зато удельный вес в промысле отдельных ви­дов рыб не всегда совпадает. Так, в Танаисе основу рыбного промысла составляли осетровые (белуга, стерлядь, осетр, севрюга), сом и карпо­-

118

вые, среди которых наибольшее значение имел сазан. Судак также играл существенную роль в уловах того времени, но в процентном от­ношении был на четвертом месте. На Семибратнем же городище судак являлся главным объектом промысла, составляя половину всех вылавли­ваемых рыб, а осетровые занимали третье место, причем таких видов, как белуга и стерлядь, не было встречено ни разу. Сом, если и имел не­которое промысловое значение, то составлял всего только 1 % во всем улове. Правда, для Северного Прикубанья значение сома намного воз­растает. В обоих рассматриваемых пунктах такие виды рыб, как выре­зуб, жерех, большой роли в уловах не играли; щука, по-видимому, явля­лась случайным объектом промысла. Выше уже отмечалось, что тарань в Прикубанье и Восточном Приазовье, в отличие от Танаиса, пока не обнаружена. В Танаисе, так же как и на Семибратнем городище, добы­вались рыбы только крупных размеров, и мелкие рыбы в уловах со­вершенно отсутствуют. Е. А. Цепкин считает, что это «свидетельствует о специализации рыболовства как одной из важнейших отраслей эко­номики древнего Танаиса».[13]

Вторым районом, откуда поступили ихтиологические материалы, подвергшиеся определению и специальному исследованию, являются меотские городища Приазовья. Два из них — Мертвый редант (г. При­морско-Ахтарск) и Чумяный редант (хут. Ново-Некрасовский) распо­ложены на берегах лиманов близ Азовского побережья, третье — городище № 3 ст. Ново-Джерелиевской находится на правой террасе р. Кир­пили.[14] На городище Чумяный редант в слое II—I вв. до н.э. прослежи­валась довольно мощная прослойка (толщ. 20 см) рыбьих остатков — костей, чешуи, жучков осетровых. На остальных городищах рыбьи ос­татки происходят из поверхностных сборов и вернее всего относятся к верхним культурным слоям, которые датируются рубежом нашей эры и первыми ее веками. На всех трех городищах встречены остатки осетро­вых — севрюги и осетра, причем здесь, так же как и на Семибратнем городище, преобладает севрюга. Ее длина 118—120 см. Наиболее мно­гочисленным в находках с Ново-Джерелиевского третьего городища и Чумяного реданта является судак, который здесь был главным объектом промысла. Средняя длина вылавливаемого в то время судака равня­лась 50—50,4 см. В уловах жителей поселения Чумяный редант преоб­ладали рыбы длиною от 49 до 54 см, на городище № 3 ст. Ново-Джере­лиевской — от 45 до 55 см. На городище Чумяный редант были найде­ны, кроме того, пять экземпляров костей сазана и один — щуки от рыбы длиною 67,5 см. При разведочных раскопках, проведенных в по­следние годы на Роговском втором городище, находящемся на левом берегу р. Киприли напротив ст. Ново-Джерелиевской в слоях первых веков, было встречено большое количество рыбьих остатков, представ­ленных в основном осетровыми и судаком, которые найдены приблизи­тельно в равных количествах, и значительно меньше — сазаном.

Среднее Прикубанье представлено ихтиологическим материалом только Елизаветинского городища. Происходит он, в основном, из рас­копок В. А. Городцова 1935-1936 гг.; несколько экземпляров - из подъ­емного материала. Культурные слои Елизаветинского городища дати­-

119

руются второй половиной IV—I в. до н. э. Наибольший процент в уло­вах жителей Елизаветинского городища составляли сазан и сом, на третьем месте стояли осетровые, значительно меньше вылавливался су­дак. Средняя длина сазана из Елизаветинского городища равнялась 53,3 см, что больше средней длины современного сазана Кубани и Азовского моря. В Фанагории средние размеры вылавливаемого сазана были выше — 66,8 см. Вероятно, в Фанагории добывался более крупный ли­манный сазан, тогда как в Кубани вылавливался более мелкий, речной. Сом, добываемый жителями Елизаветинского городища, был, как пра­вило, крупный: средняя длина его равнялась 195 см (средний возраст до 14 лет). Осетровые представлены севрюгой (средний размер 107 см), которая преобладает, и осетром. Судак встречен в единичных экземпля­рах, размеры его колебались от 34 до 87 см.[15]

Ихтиологический материал большинства меотских городищ Сред­него Прикубанья (Краснодарского, Пашковских четвертого и шестого, Старо-Корсунских первого и второго, Воронежского третьего, Ладож­ского седьмого и др.) до сих пор не подвергся специальному исследо­ванию. Но и на этих городищах встречались остатки осетровых, сазана и сома, причем на отдельных памятниках осетровые явно преобладали. Так, при раскопках на Старо-Корсунском первом городище (раскоп II, 1971 и 1974 гг.) в ямах были обнаружены мощные прослойки остатков осетровых (жучки, колючие лучи грудных плавников и др.). Жучки осет­ровых встречались также во всех слоях памятника. На Краснодарском и Пашковском городищах преобладали остатки сазана. На Кавказском шестом городище, расположенном восточнее г. Кропоткина, рыбьих ос­татков почти не встречено, за исключением одной находки — остатков сазана. Не найдено здесь также и рыболовных грузил. Это указывает на то, что рыболовство в данном районе не имело промыслового значе­ния в отличие от западной части Среднего Прикубанья и особенно ни­зовий Кубани. Объяснение этому надо искать в физико-географических условиях. Река Кубань становится здесь более мелководной, в конце лета и в осенне-зимние месяцы сильно пересыхает. В связи с этим менялась ихтиофауна, и осетровые, в частности, дальше этого пункта па р. Кубани не поднимались.[16]

Таким образом, находки ихтиофауны на городищах Прикубанья дают представление о рыбном промысле и видовом составе промысло­вых рыб. Последний менялся в зависимости от местных географических условий. В низовьях Кубани и в Приазовской низменности, изобиловав­шей протоками, ериками и опресненными лиманами, основное промыс­ловое значение имел судак, который в уловах стоял на первом месте, осетровые и сазан, а также лещ, линь, жерех, вырезуб, хотя эти четыре вида не играли существенной роли. Щука добывалась в очень незначи­тельном количестве и, по-видимому, являлась относительно случайным объектом промысла. На Средней Кубани значение судака резко пада­ло. Основными промысловыми видами здесь являлись сазан, осетровые и сом, причем последний, как правило, крупных размеров.

Большой интерес представляет изображение рыбы на большом се­роглиняном кувшине II—I вв. до н. э. из ст. Воронежской.[17] Оно было

120

нанесено на верхнюю часть сосуда до обжига по сырой глине. Мастер изобразил крупную рыбу с удлиненным веретенообразным телом, вытя­нутой головой и четырьмя боковыми плавниками и хвостовым. Глаза сильно утрированы и даны в виде крупных кружков по сторонам головы; тело заштриховано косыми линиями. Несмотря на схематизм и некото­рую условность, можно думать, что мастер стремился изобразить осетра (рис. 1).

 

 Рис. 1. Изображение рыбы на сосуде из ст. Воронежской

При промысле рыбы меоты применяли как сетяные орудия лова типа неводов, сетей и др., так и крючковую снасть. Свидетельством это­му являются многочисленные находки глиняных рыболовных грузил и крючков. Грузила встречаются повсеместно. Типичной формой явля­ется довольно массивное глиняное трапецевидное грузило с овальным или круглым отверстием в верхней утолщенной части (рис. 2, а). На не­которых экземплярах по верхнему краю отверстия прослеживаются сле­ды трения веревок (рис. 2, б). Грузила эти, будучи по форме однотип­ны, в деталях и размерах несколько различаются. Некоторые грузила от долгого употребления сильно окатаны и сглажены. Встречаются как сероглиняные, так и красноглиняные грузила. Изготовлялись они, по-видимому, на каждом поселении, о чем говорят частные находки брако­ванных грузил. На Старо-Корсунском втором городище была открыта гончарная печь I в. н. э., частично загруженная рыболовными грузи­лами.

Грузила эти подвешивались к большим сетям типа невода. У неко­торых грузил по верхнему ребру идет продольный желобок. На Красно­дарском городище в районе КРЭС (Краснодарской электростанции) было найдено 32 грузила, лежавших рядом. Они соприкасались отвер­стиями, т. е. были как бы надеты на одну веревку. Возможно, это остаток свернутой сети. При раскопках Елизаветинского городища (1935 г.) дважды были встречены скопления грузил: в одном случае — 11, в дру­гом — 14. С того же городища происходят два грузила с тамгообразны­ми знаками, нанесенными по сырой еще глине (рис. 2, в). С Краснодар­ского городища в районе КРЭС происходит грузило с меткой в виде треугольника, нанесенного по верхнему срезу утолщенной части.

121

Трапецевидные грузила характерны для меотской культуры и встре­чаются на всех городищах Восточного Приазовья и Прикубанья от ее устья до нынешнего г. Усть-Лабинска, в том числе и на городищах За­кубанья. Восточнее Усть-Лабинска трапецевидные грузила, как правило, не встречаются (можно указать только на одну находку такого грузи­ла — на Ладожском седьмом городище, находящемся в 20 км восточнее Усть-Лабинска).

На восточных правобережных городищах (восточнее Усть-Лабин­ска) были распространены рыболовные грузила несколько иного типа. Они меньше, их форма ближе к прямоугольной, у них два отверстия, причем диаметр отверстий меньше, чем у трапецевидных грузил. По верхнему ребру, как правило, идет продольный желобок, он обеспечи­вал более плотное прикрепление грузила к сети (рис. 2, г).

  

Рис. 2. Грузила. А – из городища № 3 ст. Воронежской; б – из Краснодарского городища; в – из Елизаветинского городища; г – из городища № 7 ст. Ладожской

Иная форма и величина рыболовных грузил на восточных городи­щах, возможно, объясняется тем, что р. Кубань в районе ст. Ладожской и выше по течению мелководнее, чем на западном участке своего сред­него течения, особенно в осенний период, и имеет много перекатов.

122

В этих условиях большие трапецевидные грузила были менее удобны. На западных городищах (Старо-Корсунском пер­вом, Усть-Лабинском третьем) были встречены только единичные экземпляры рыболовных гру­зил с двумя отверстиями (в слое II в. н. э.).

 

Рис. 3. Крючки из Елизаветинского городища. А – железо; б - бронза

Для рыболовства могли использоваться и некоторые глиняные конусовидные грузики, ко­торые обычно считаются ткацкими. Среди них встречаются отдельные сильно окатанные экзем­пляры, причем, как правило, с одной стороны, что могло произойти только от длительного пре­бывания в реке с сильным течением. Д. Б. Шелов допускает возможность использования в рыбо­ловстве некоторых глиняных пирамидальных грузиков, найденных в Танаисе.[18] Н. А. Онайко, исследуя пирамидальные грузила из раскопок Фанагории, приходит к выводу, что основная масса их служила грузилами для рыболовных сетей.[19]

Из орудий рыболовства, как выше было указано, кроме грузил встречаются рыболовные крючки. Они сравнительно крупных размеров, верхний конец у них расплющен, изготовлены они из бронзы и железа (рис. 3). Крючки были найдены: на Красно­дарском городище близ мясокомбината (два железных),[20] на Елизаве­тинском городище (бронзовые и железные), на Семибратнем (бронзо­вый). Один бронзовый крючок такого же типа хранится в краснодар­ском музее (место находки не известно). Крючки служили для ловли крупной рыбы, главным образом осетровых, сома и др. Рыболовные крючки являются сравнительно частой находкой на античных поселе­ниях Таманского и Керченского полуостровов.[21] Большие бронзовые и железные крючки были встречены и при раскопках Танаиса.[22]

Меоты не только потребляли в большом количестве рыбу, о чем говорят частые находки рыбьих остатков и мощные прослойки их на городищах, но и возили ее в консервированном виде.[23] О важном значении рыболовства можно судить также и по тому, что рыбу при­носили в жертву, придавали ей магическое значение. В доисламской религии у адыгов, потомков меотов, существовал бог Кодеш, которого адыги представляли себе в виде рыбы.[24]

[1] Борисов В. И., Капитонов Е. И. Азовское море. Краснодар, 1957, с. 18—19.

[2] ВДИ, 1947, № 3, с. 240.

[3] Страбон, XI, 2, 4. — ВДИ, 1947, № 4, с. 210—211.

[4] Анфимов Н. В. Меотские поселения Восточного Приазовья. — КСИИМК, вып. XXXIV. М., 1950, с. 85—96.

[5] Страбон, VII, 3, 18; ВДИ, 1947, № 4, с. 201.

[6] Страбон, VII, 3, 2; ВДИ, 1947, № 4, с. 207.

[7] Ксенократ, XXIV; ВДИ; 1947, № 4, с. 273.

123

[8] Стефан Византийский. Описание племен. — ВДИ, 1948, № 3.

[9] ВДИ, 1947, № 4, с. 176.

[10] Вороненкова Л. Д. К вопросу о рыболовстве у синдов (по материалам Семибратнего городища), рукопись; Лебедев В. Д., Лапин Ю. Е. К вопросу о рыболовстве в Боспорском царстве. — МИА, № 33. М., 1954, с. 209—213; Николь­ский Г. В. К познанию ихтиофауны р. Кубани. — Бюллетень Московск. общ-ва испытат. природы. Отделение биологии, 1937, т. 46, №2, с. 121 —124.

[11] Вороненкова Л. Д. Указ. соч.

[12] Лебедев В. Д., Лапин Ю. Е. Указ. соч., с. 207.

[13] Цепкин Е. А. Новые материалы к истории рыбного промысла в Танаисе. — КСИА, вып. 124. М., 1970, с. 115—117.

[14] Анфимов Н. В. Меотские поселения...

[15] Лебедев В. Д., Лапин Ю. Е. Указ. соч., с. 210—212.

[16] Там же, с. 207, 212.

[17] Анфимов Н. В. Новые материалы по меото-сарматской культуре Прику­банья. — КСИИМК, вып. 46. М., 1952, с. 79.

[18] Шелов Д. Б. Танаис и Нижний Дон в III—I вв. до н. э. М., 1970, с. 186.[19] Онайко Н. А. О фанагорских грузилах. — МИА, 1956, № 57, с. 154 сл.

[20] Беренштам В. Л. Дневник археологических работ, веденных на Кавказе в 1879 г. V АС в Тифлисе. Труды подготовительного комитета, т. 1. М., 1879, с. 302 — 303.

[21] Кругликова И. Т. Боспор в позднеантичное время. М, 1966, с. 176.

[22] Шелов А. Д. Указ. соч., с. 186.

[23] ВДИ, 1947, № 3, с. 240.

[24] Люлье Л. Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов. Черкессия. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1927, с. 28.

124

ПУБЛИКАЦИЯ: Анфимов Н.В. Рыбный промысел у меотов // Историческая этнография: традиции и современность. Проблемы археологии и этнографии. Межвузовский сборник. СПб., 1983. Вып. II. С. 117-124. 

 Скачать статью в PDF