Морозова Н.А., Новиков Ю.А. «Отец рыбак, и сын в воду смотрит…» (рыболовный промысел у старообрядцев Западного Причудья)

 

В 2007 г. в Тарту был опубликован сборник фольклора староверов Эстонии «Чудное Причудье»[1], подготовленный к печати авторами этих строк, проиллюстрированный уроженцем Причудья, председателем Союза старообрядческих общин Эстонии и Общества культуры и развития староверов Эстонии Павлом Григорьевичем Варуниным. Через несколько месяцев вышло в свет отдельное издание книги на эстонском языке; песенно-стихотворные тексты в нем опущены из-за трудности перевода[2]. В сборник включено более 750 фольклорных текстов разных жанров — от волшебных сказок и духовных стихов до заговоров, девичьих гаданий и детских считалок; все тексты опубликованы впервые. Чуть больше половины из них записано составителями летом 2006 г., остальные отобраны из фондов Литературного музея имени Ф.-Р. Крейцвальда в Тарту (записи 1930—1960 гг.). За последнее время это третье издание, посвященное истории и традиционной культуре староверов Западного Причудья[3].

Предлагаем вниманию читателей заметки о рыболовном промысле местных жителей.

 

Массовая миграция русских на западное побережье Чудского озера связана с расколом в русской церкви. Первые общины и храмы староверов появились здесь в конце XVII — начале XVIII в., большинство из них существует и в наши дни. Старообрядческие селения тянутся вдоль озера на несколько десятков километров — от городка Муствсэ (Чёрный Посад) на севере до д. Варнья на юге. Границы между ними порой можно определить только по дорожным указателям. Местные балагуры объясняют это происками нечистой силы. Нес, дескать, черт над Чудским озером русских и эстонцев; первых бросил горстью на побережье, потому-то их деревни расположены так кучно, а эстонцев рассеял по лесным хуторам.

В этой шутке есть доля истины. Судя по тому, что конфигурация старообрядческого анклава не меняется здесь на протяжении 250—300 лет, в Эстонии не было вторичной миграции староверов вглубь страны, что способствовало закреплению и сохранению многих особенностей традиционной материальной и духовной культуры. Но, с другой стороны, русские переселенцы приходили на обжитые места, поэтому пахотной земли у них почти не было (полгектара на семью считается нормой). Им приходилось приспосабливаться к безземелью, осваивать и развивать нетрадиционные отрасли хозяйства[4]. В эстонско время (в годы первой Эстонской республики между двумя мировыми войнами) женщины не только вели домашнее хозяйство, но и выращивали на продажу цикорий, позднее — лук, помидоры, огурцы и другие овощи. Мужчины активно занимались отходничеством. Но главную роль в хозяйственном укладе старообрядцев с давних пор играет промысловое рыболовство. Численный состав звеньев и артелей, маршруты их передвижения, набор снастей зависят от того, в какое время года выходят на промысел и какие породы рыбы являются главным его объектом. В бедных семьях в озеро ходили и женщины. Тягу к рыболовству многие склонны рассматривать как особенность русского национального характера. Наши собеседники не раз говорили о соседях-эстонцах: «Они хотели на земле работать, да. Они не хотели в озеро ездить, не любили. Это не их профессия была».

Труд и быт рыбаков сопряжен с лишениями и риском для жизни, а «госпожа удача» капризна и непостоянна. Быть может, именно поэтому у них так много всевозможных оберегов, примет и запретов. Своенравное Чудское озеро здесь уважительно именуют морем; в старину на носу каждой лодки в качестве оберега прибивали небольшую иконку. Главным покровителем рыбаков, спасителем/помощником на воде издавна слывет Микола-Угодник. Дни годовых праздников, Ильинскую пятницу (пятницу перед Ильиным днем) рыбаки предпочитали проводить на берегу — по всеобщему убеждению, они неблагоприятны для рыбной ловли, а порой даже гибельны для промысловиков. Самым опасным, громовым и дождливым, считается праздник Казанской Богородицы. В этот день в озеро лучше не выходить («Бог накажет, в рай не пустит»). Это поверье подкрепляют рассказами о бедах и несчастьях.

И сегодня стараются избежать плохой встречи, предпочитая обойти стороной человека с дурной репутацией или даже возвратиться домой при его виде — всё равно удачи не будет. Любопытно, что встречи с женщинами не считаются опасными, как в некоторых других регионах; важно только, чтобы они не шли с пустыми ведрами. Одну из наших рассказчиц сосед-рыбак даже почитал за счастье встретить по пути к озеру. Уходить на рыбную ловлю надо тихо, без споров и ругани. Выход артели в озеро сопровождался магическими действиями. Перед выходом на промысел старались никому ничего не давать, выпивали немного спиртного, а остатки выплескивали на тенета (сети). На озере запрещается поминать зайца — в сетях будет пусто, свистеть — вызовешь сильный ветер, переворачивать хлеб верхней коркой вниз — может перевернуться лодка. Оригинальны местные названия ветров: мокрик, теплик, суглавень, возгливый, стачень, меженец и др. Самая дурная репутация у западного ветра: «он и из горшка унесёт рыбу». До сих пор в Западном Причудье бытует поверье, что некоторые старики знали заговоры, с помощью которых могли усмирить надвигающийся смерч.

Местные староверы во все времена отличались трудолюбием, обстоятельностью, строгим соблюдением устоявшихся правил и обычаев. Но при необходимости они проявляли поразительную изобретательность и смекалку, находили гениально простые решения хозяйственных и социальных проблем. Показательна в этом плане продуманная до мелочей, проверенная многими поколениями организация артельного подледного лова рыбы, до недавних пор являвшегося основным источником доходов большинства семей.

В полном соответствии с известной русской пословицей На другом берегу всегда рыбы больше бывалые промысловики утверждают, что в Чудском озере рыба лучше ловится у восточного, Русского берега. Зимой рыбаки обычно не

32

 

alt

«Каракатица». Пос. Калласте. 2008 г.

 

возвращались на ночлег домой и проводили на льду по 6—7 дней кряду, так как излюбленные места ловли находились к 20—25 км от эстонского берега. Чтобы не заблудиться на ледовых просторах, от каждого крупного поселения торили в снегу широкую дорогу, обставляли ее вешками из еловых веток, на дощечках помечали километры и те места, где надо сворачивать в сторону.

Для переездов и ночлега использовали лубы́/лубья́ — поставленные на полозья утепленные деревянные вагончики. В них были нары и железная печка; спали как на лежанках, так и прямо на полу вокруг печки. Поскольку в большое зимнее звено входило 12—14 человек, с собой брали только самое необходимое, включая дрова и сено для лошадей. Даже для самовара не всегда находилось место, довольствовались чаем из котла. Дорожа каждой минутой светлого времени, обеденных перерывов не делали, на ходу подкрепляясь взятыми из дома бутербродами. Но зато вечером можно было вдоволь похлебать наваристой артельной ухи из свежей, трепещущей рыбы. Лошадей на ночь ставили за луб,заботливо укрывая от ветра заставой из плотной ткани. Староверам-рыбакам, почти не имевшим пахотной земли, было невыгодно держать лошадей круглый год, и они нашли остроумный выход из положения. На зиму покупали коня в одном из соседних эстонских хуторов, а весной продавали его тем же крестьянам. Некоторые лошади много лет «кочевали» из одних и тех же эстонских семей в русские и обратно. Они не только транспортировали лубы, но и вытаскивали тяжелые сети за привязанные к ним гужи.

 

alt

Вид на пос. Калласте (русское название — Красные Горы). Фото 1929 г., получено от П. Г. Варунина

 

alt

«Вороний камень» в д. Варнья (русское название — Воронья). 2008 г.

 

alt

Причал в д. Варнья. Старая лодка, превращенная в цветочную клумбу. 2008 г.

 

В век моторов для поездок к промысловым угодьям начали использовать мотоциклы, автомашины и даже лентовые (гусеничные) трактора. Случалось, что они проваливались на рубцах — в тех местах, где смерзался недавно разорванный лед. Предприимчивые староверы и здесь нашли нестандартное решение. Кто-то увидел в телепередаче «Это вы можете» сюжет о сельском умельце, который создал простенький, но надежный вездеход, поставив мотоциклетный мотор на тракторные колеса. Новинку тотчас приняли на вооружение, модернизировали с учетом своих потребностей. Сейчас во многих дворах можно увидеть гибридное «чудо техники» — элегантные иномарки, к которым прилажены колеса от тракторов или самолетов (их добывают на «авиационном кладбище» в окрестностях Тарту). Этих монстров называют

33

каракатицами или каракатами. Им не страшны снежные заносы, коварные рубцы, трещины и промоины. Даже если под такой машиной проломится лед, благодаря огромным колесам она остается на плаву. Мощные фары позволяют передвигаться и в темное время суток. В автомобильном салоне держат простейшие навигационные приборы, радиоприемники и даже малогабаритные телевизоры. Рыболовные снасти и пойманную рыбу загружают в кузов (если в машине один-два рыбака) или в прицеп. Своим «железным коням» рыбаки нередко дают звучные имена, раскрашивают кузова во все цвета радуги. Каждую весну в Западном Причудье устраивают фестиваль каракатиц, демонстрируя их великолепные ходовые качества, оригинальный дизайн. Завершается этот импровизированный праздник награждением победителей и общинной трапезой с обязательной ухой и чаепитием.

Распорядок дня на промысле, распределение обязанностей между членами зимнего звена регламентируется сводом неписаных правил, унаследованных от предков и проверенных временем. Рыбацкая артель — это единая команда, в которой каждый должен хорошо «знать свой маневр», иначе удача отвернется от всех. Важно было не только быстро и умело выполнять свои обязанности, но и ничего не забыть на берегу — от свечки и компаса до приправ для ухи или специального цапеля (длинного кола с крюком для освобождения сетей, зацепившихся за подводные камни и коряги). Состав бригад обычно менялся только в связи с естественной сменой поколений; за ними закреплялись постоянные места промысла. Особое внимание уделялось психологической совместимости членов артели. У одного из потомственных рыбаков из деревни Кикита было 9 сыновей — они и составили основу рыболовецкой бригады; в помощники приглашали всего двух-трех проверенных в деле односельчан. На промысле непререкаемым авторитетом пользовался же́рник/же́рстник — он выбирал место для ловли, опускал в прорубь сеть и направлял ее подо льдом. Ему помогали поддава́ло («хто поддаёт сеть эту всю»), подтяга́лы («кто тянул эту сетку»). Самую тяжелую, но не требующую особого опыта работу — рубить тю́шки/чушки (лунки) во льду — выполняли молодые парни, пехлецы́. Толщина льда была больше метра, а тюшек надо было пробить не один десяток.

Выручку от продажи улова делили на паи́; дополнительную долю получали владельцы лошадей, сетей, луба, кря́сел (саней, в которые загружали снасти и пойманную рыбу). Сами рыбаки редко занимались продажей; лишь некоторые из них летом на велосипедах объезжали окрестные хутора и меняли рыбу на муку, зерно, мясные и молочные продукты. А зимой их ждали на берегу нетерпеливые перекупщики (в основном из числа более зажиточных односельчан); порой они выезжали на озеро, чтобы опередить потенциальных конкурентов. Перекупщики отправлялись в Тарту и другие города, где перепродавали рыбу местным торговцам. А рыбаки после короткого отдыха вновь выезжали на озеро.

Свои традиции сложились у тех, кто ловит щук на крюки (разновидность общеизвестных жерлиц). Лунки пробивают по кругу, метрах в пятидесяти одна от другой; как правило, звено из нескольких человек ставит до двухсот крючьев. Двигаясь от лунки к лунке, крюковщики проверяют снасти и в любую непогоду без проблем возвращаются к своему временному жилищу. Кроме щук в Чудском озере ловят ряпушку, сига, судака, окуня, снетка. Налимов местные жители не считают промысловой рыбой: «Прило́в был. Ловишь другую рыбу, попадается и эта. Уха хорошая, особенно печень у налима». Чтобы привлечь его к насадке, к леске привязывали металлические пластинки или небольшие звоночки. Когда подергивали удилище, под водой раздавался мелодичный звон — «налим идёт на это тогда».

Лубы́, промысловое снаряжение и рабочую одежду рыбаки, как правило, изготовляли собственноручно. Лишь лодки предпочитали заказывать мастерам из соседней эстонской деревни Омеду. В последнее время начали покупать готовое японское полотно для того, чтобы шить из него ставные невода для ловли ряпушки, которая пользуется репутацией царской рыбы. Поплавки для сетей, как и во многих регионах России, делают из свернутых в трубки кусочков бересты. В качестве грузил раньше использовали небольшие камешки, привязанные веревками к нижней тетиве. Но они очень часто цеплялись друг за друга, проскальзывали даже в самые мелкие ячеи и путали сети. На смену им пришли металлические кольца из толстой проволоки (не железной, поскольку она быстро ржавеет). Для изготовления колец смастерили специальный ворот из обрубка дерева, вставленного в металлическую трубу. Кольца получаются идеально ровными, одинаковыми по весу; они не проходят в ячею сети, что заметно облегчает работу со снастями, особенно в морозные дни. Валенкам рыбаки предпочитают кожаные сапоги — на тоне всё время приходится иметь дело с мокрыми сетями, шестами, да и под снегом нередко скапливается вода. Для защиты от дождя и ветра сами шили плащи из плотной ткани («ма́нтель такой, кожа́н»), несколько раз пропитанной олифой.

Летом озеро не баловало хорошими уловами, поэтому промысловую добычу рыбы сводили к минимуму. В межвоенные годы большинство рыбаков переключалось на отходнические работы: староверы из причудских деревень славились как умелые строители и печники. А те, кто душой прикипел к рыболовному промыслу, летом отправлялись на далекое Ладожское озеро добывать сигов; иногда в этих поездках участвовали и женщины. Плыли в ладьях-пятернях — больших парусных лодках с экипажами из пяти человек (две пары гребцов на каждой из двух скамеек и рулевой). Пороги объезжали, погрузив лодки на телеги. Заботиться о продаже улова и здесь не приходилось — предприимчивые местные дельцы скупали рыбу прямо на озере. На заработанные деньги в северной столице покупали одежду, хозяйственную утварь, гостинцы для близких и другие «городские» товары. До революции устойчиво держалась традиция привозить из Петербурга старообрядческие иконы и дарить их местным храмам. Это воспринималось как благодарность небесным силам за покровительство в дальней поездке и своеобразный аванс на будущее.

Во всех странах Балтии староверы с большим почтением относятся к Илье-пророку, подчеркивают его строгость, неподкупность и справедливость. Это не мешает бытованию добродушно-комических анекдотов о нем. В Литве старообрядцы, занимающиеся в основном земледелием и животноводством, посмеиваются над тем, что глуховатый Илья превратно понял распоряжение Бога и дал дождь не там, где люди просят, а там, где сено косят; не там, где пыль, а там, где он уже был[5]. Жителей Западного Причудья осадки волнуют куда меньше, чем удача на рыбалке. С этой темой и связан юмористический

34

рассказ о том, как св. Илья и удильщик не поделили большую рыбину: «Мужик идёт на рыбалку; ну, зимой. А ловили секу́шкой; ну, счас называют "блесна", а в то время — "секуша". Идёт и думает: "Эх, поймать бы хорошую рыбину! Продал бы, говорит, и Илье на свещу́, свечу поставил". Садится, начинает теперь ловить, и поймал хорошую рыбину, чувствует, что идёт рыба. "Нет, — говорит, — Илья! Это уж мне на табак, а ты там можешь быть и так". И рыба оторвалась, всё... "Илья, — говорит, я ж пошутил, а ты, — говорит, — и взаправду рыбину забрал..."» (М.Б. Будашов, Калласте, 2006 г.).

Наряду с традиционными ритуальными молодежными бесчинствами известны и такие, которые обусловлены особой ролью рыболовного промысла. Затащили однажды на Старый Новый год маленькую лодку (кю́нник) на крышу дома, накрыли ею трубу. Утром хозяева затопили печку, «а дым-то весь в середину». Шутка понравилась; потом начали водружать лодки на бани и другие строения. В ночь на Ивана Купалу по всему побережью полыхали праздничные костры, в которых сжигали не только строительный мусор, сучья и хворост, но и обломки старых лодок. А втихую погоду огнище гнетили в середине большой ладьи и пускали ее по озеру. На о. Пийрисаар этот обряд прикрепился к Петрову дню, местному престольному празднику. Старые лодки иногда затаскивают во дворы, засыпают землей и разбивают в них цветники.

 

Фото Н.А. Морозовой

35

[1] Морозова Н., Новиков Ю. Чудное Причудье. Фольклор староверов Эстонии. Тарту, 2007.

[2] Isevärki Р. Eesti vanausuliste folkloorist ja pärimuskultuurist / Пер. — M. Kõivapuu, Z. Lampmann. Tartu, 2008.

[3] Очерки по истории и культуре староверов Эстонии. Тарту, 2004; Староверы Эстонии: Краткий исторический справочник. Тарту, 2006.

[4] Имеющиеся в нашем распоряжении фольклорные записи позволяют судить об особенностях хозяйственного уклада, жизни и быта староверов Западного Причудъя начиная с конца XIX в. Более ранняя реконструкция на основе этих материалов невозможна.

[5] По заветам старины. Мифологические сказания, заговоры, поверья, бытовая магия старообрядцев Литвы / Изд. подгот. Ю.А. Новиков. СПб., 2005. № 30, 31.

 

 

ПУБЛИКАЦИЯ:  Морозова Н.А., Новиков Ю.А. «Отец рыбак, и сын в воду смотрит…» (рыболовный промысел у старообрядцев Западного Причудья) // Живая старина, № 2. М., 2009. С. 32-35.