Эверстов С.И. Рыболовство в Сибири: каменный век. Глава II. Рыболовство в неолите Сибири. 4. Якутия. Таймыр. Континентальная Чукотка

 Якутия расположена на северо-востоке Сибири. В ее территорию входят бассейны рек Лены, Анабара, Оленека, Яны, Индигирки, Алазеи и Колымы. На севере она омывается морем Лаптевых и Восточно-Сибирским морем. Свыше 40% территории Якутии находится за Полярным кругом. Около 80% территории входит в зону тайги. В таежной зоне обитают лоси, косули, медведи, волки, лисицы, боровая птица, в тундровой — дикие северные олени, песцы, в арктической — белые медведи, крупные морские животные. Летом с юга прилетают многочисленные птицы. Область богата рыбой. В составе ихтиофауны пресных водоемов выявлено 53 вида рыб[1].

Как показали археологические исследования, в верхнем палеолите племена дюктайской культуры заселяли территорию изучаемой области вплоть до 71° с.ш.[2] В раннем голоцене процесс заселения продолжали обитатели сумнагинской культуры[3]. Наиболее интенсивное освоение этого края наблюдается в неолитическое время носителями сыалахской, белькачинской и ымыяхтахской культур. Относящиеся к данной эпохе памятники представлены многочисленными стоянками, наскальными рисунками, жертвенниками,

63

а также могильниками и отдельными погребениями[4].

Судя по археологическим остаткам, основу хозяйства неолитических обитателей Якутии составляли охота на диких животных, рыбная ловля и собирательство. Свидетельством рыболовства у неолитических племен Якутии являются остатки рыболовных орудий и ихтиофауна. Рыболовные орудия представлены наконечниками гарпунов, составными рыболовными крючками и грузилами для рыболовных сетей.

Костяные наконечники гарпунов, в обломках или в целом виде, обнаружены на стоянках Куллаты на Лене[5], Суруктаах-Хайа на Мархе[6], Белькачи I[7]и Сюрях-Арыы[8] на Алдане, Тангха, Кюнкю II[9]и Хайыргасна Амге[10], Чюльбю на Учуре[11] и на Сюльдюкаре в долине верхнего Вилюя[12]. Один наконечник гарпуна обнаружен у с. Немюгюнцы[13] на левом берегу Лены в 80 км выше г. Якутска.

Куллатинские наконечники гарпунов обнаружены в обломках. Бородки орудий расположены на одной стороне[14]. Среди них имеется фрагмент базы. Судя по ней, часть орудий относилась к варианту I,1Баб′.

Обнаруженные в местности Суруктаах-Хайа наконечники ымыяхтахской культуры представлены двумя вариантами — I,1Вга′ и I,1Вгб′. У одного, четырехбородчатого, длина 13,8 см[15], у другого, шестибородчатого — около 15 см[16].

Среди орудий из стоянки Белькачи Iимеются целые и обломанные экземпляры. В ранненеолитическом слое VIстоянки (сыалахская культура) сохранились многобородчатые изделия, относящиеся к варианту I,1Баа′ и I,1Баб′. Одно изделие, длиной 17,3 см, имеет следы бородок[17], а другое, длиной 20 см — шесть[18]. Изделие из челюсти животного, с плохо сохранившимися бородками, имеет длину 16,8 см[19]. В этом же комплексе орудий находится наконечник длиной 15,6 см с тремя бородками. База орудия плоская и клиновидная. Она рассчитана на плотное закрепление в древке. Изделие, несомненно, служило наконечником остроги.

Обнаруженный на стоянке Сюрях-Арыы четырехбородчатый наконечник относится к подварианту I,1Ааа′. Судя по рисунку, бородки его клювовидные[20]. На неолитической стоянке Тангха Iнайдена верхняя половина гарпуна с тремя бород-

64

ками[21]. В слое III, содержащем остатки сыалахской ранненеолитической культуры, находился обломок двусторонне-бородчатого наконечника (I,2). Нижняя половина его не сохранилась. Подобное изделие на территории ранее не встречалось. У него шесть попеременно расположенных бородок, которые напоминают прямоугольный треугольник с длинной гипотенузой и коротким катетом-основанием. Найденные в смешанном неолитическом слое IIобломки баз имеют в основании сквозные отверстия для крепления шнурка (I,1Ваа′ и I,1Ввв′). У одного экземпляра сохранились две массивные бородки. На стоянке Чюльбю найден фрагмент односторонне-бородчатого орудия. На тонком карандашевидном стволе выступает клювовидная бородка (хранится в лаборатории археологии ИЯЛИ ЯФ СО АН СССР). Обломок аналогичного гарпуна был извлечен из неолитического слоя IIIстоянки Куллаты[22].

На стоянке Сюльдюкар найден гарпун с обломанным острием. Он извлечен из смешанного культурного горизонта III, относящегося к неолиту. Сохранившиеся три бородки крупные — I,1Ааб′[23]. Его длина 12,7 см. Этот наконечник — единственный экземпляр, найденный в бассейне Вилюя.

Обнаруженное в Немюгюнцах семибородчатое орудие (I,1Бга′) отличается хорошей сохранностью[24]. От острия до нижней бородки наблюдается постепенное расширение тела. Вся поверхность отшлифована. Верхняя плоскость выступа (стоппор-линя) срезана прямо. Длина орудия 25,8 см (хранится в ЯОКМ). По сообщению А.П. Окладникова[25], фрагменты костяных наконечников обнаружены на стоянке Малая Мунку на Средней Лене.

Все эти данные свидетельствуют о том, что у неолитических племен Якутии использовались для рыбной ловли все три типа наконечников. Но двусторонне-бородчатых и двухрядных изделий здесь мало зафиксировано.

Не меньший интерес представляет костяное изделие, извлеченное из IVкультурного слоя стоянки Таланда II, относящегося к белькачинской культуре[26]. По своей форме оно напоминает зубцы острог из стоянки Усть-Белая в Приангарье, датируемой 8960±60 лет[27]. Насад его затесан клинообразно. Острие подверглось тщательной обработке. Длина 18,6 см.

Рыболовные крючки обнаружены в Онньесском и Хайыргасском неолитических погребениях на р. Амге (левый приток Алдана).

Онньесское погребение относится к белькачинской неолитической культуре[28]. Извлеченные из него рыболовные крючки относятся к одному типу в трех вариантах: II,2Дб; II,2Дв и II,2Дг. Стерженьки асимметрично овалоидной формы изготовлены из уплощенной трубчатой кости крупного животного. Каждый из них снабжен отверстиями для жальца и шнурка, а также канавками для утопления шнурка. Стерженьки в

65

профиль слегка изогнуты. Длина первого — 6,8 см, второго — 8,6 см, третьего ‑ 9,4 см, наибольшая ширина соответственно — 1,5 см, 2,4см и 2 см. Жальца их сделаны из клыков или когтей хищника. Эти крючки аналогичны находкам из Бухусанского могильника в Западном Забайкалье (II,2Да) и Шилкинской пещеры (II,2Дд) в Восточном Забайкалье.

На стоянке Ымыяхтах вместе с каменным инвентарем и вафельной керамикой был найден маленький костяной стерженек правильной цилиндрической формы[29]. Данное изделие интерпретировано А.П. Окладниковым как составная часть рыболовного крючка[30].

Находки из погребений Онньеса и Хайыргаса свидетельствуют о том, что неолитические обитатели употребляли составные рыболовные крючки. Но на стоянках аналогичные изделия до сих пор не зарегистрированы. Зато не являются редкостью грузила для рыболовных сетей. Каменные грузила, относящиеся к различным неолитическим культурам, обнаружены на ленских стоянках Малая Мунку[31], Ымыяхтах[32] и Давыдово[33], алданских стоянках — Алысардаах[34], Усть-Тимптон[35], Сумнагин I[36], Белькачи I[37], Буор-Хайа и Чабда[38], майских стоянках — Хахарь I[39], олекминских стоянках — Джикимда и Чыпчаал II[40], на вилюйской стоянке Таланда II[41].

Ряд грузил найден в четких стратиграфических условиях. Так, на стоянке Белькачи Iв VII(сыалахском) культурном слое обнаружено грузило из кварцитовой продольно рассеченной гальки треугольной формы с двумя боковыми выемками по краям и углублением на одной плоской стороне для удобства крепления к нижнему подбору сети (III,1Бб). Длина его 8,9 см, ширина основания 5,5см[42]. В VIранненеолитическом культурном слое этой стоянки лежали два грузила из глинистого известняка[43]. На одном из них выбиты три выемки (III,1Ва). Длина — 6,6 см, ширина — 6 см[44]. В Vслое (белькачинском) стоянки Белькачи Iобнаружено пять грузил[45]. Четыре из них изготовлены из плоских галек глинистого известняка, пятое — из куска крупнозернистого песчаника. Они оснащены двумя боковыми выемками (III,1Ба и III,1Бб). Длина их колеблется от 5,4 см до 8,9 см, ширина — от 5 см до 7,2 см[46]. Одно грузило найдено в слое III, принадлежащем к ымыяхтахской культуре[47].

Грузила, извлеченные из культурного слоя II(ымыяхтахский слой) многослойной стоянки Усть-Тимптон, сделаны из разных по-

66

род камня[48]. Одно из них с противолежащими искусственными выбоинами на продольных сторонах изготовлено из гальки (III,1Бб), другое — из каменной плитки (III,1Ба), обработанной дополнительно. Длина первого — 6см, второго — 8,2 см, ширина соответственно 3,8 см и 7,8 см.

На стоянке Таланда IIиз культурного горизонта IIс остатками ымыяхтахской культуры извлечено галечное грузило асимметрично-овальной формы[49]. У него выемки выбиты на длинных продольных сторонах (III,1Бб).

Неолитические рыболовные грузила изготавливались из речных галек, каменных плиток или обломков породы. Они оформлялись с помощью искусственных выемок. На стоянках со смешанным культурным слоем обнаружено большое количество грузил. К примеру, на стоянке Алысардаах вместе с сетчатой, шнуровой, вафельной и гладкостенной керамикой обнаружено 36 грузил из галек[50]. Все они снабжены двумя искусственными выбоинами на продольных сторонах (III,1Б). Из них только одно грузило имеет три выбоины (III,1В).

Что касается размеров грузил, зафиксированных на территории Якутии, то они разные. Самое маленькое грузило найдено на стоянке Хахарь I. Оно сделано из овальной плоской диабазовой галечки. На длинных сторонах ее путем оббивки нанесено по одной симметричной выемке для крепления. Длина его 3,6 см, ширина — 3 см[51]. Крупное грузило встречено вместе с ымыяхтахскими остатками на многослойной стоянке Сумнагин I. Оно изготовлено на плоском диабазовом валуне овальной формы. В средней части обеих длинных сторон выбиты симметричные выемки. Длина его 20,5 см, ширина — 16,5 см[52].

Судя по размерам грузил, можно предполагать, что изготавливались малые и большие рыболовные сети. На стоянке Таланда IIв поздненеолитическом культурном слое IIIрядом с кострищем обнаружены 13 мелких округлых галечек из кварцита и халцедона, располагавшихся компактной массой. Не исключено, что они могли быть остатками кибасов. В пользу этого предположения свидетельствуют три найденных берестяных поплавка. Последние зафиксированы в культурном слое впервые. Таким образом, можно предположить, что на протяжении всего неолита бытовало сетевое рыболовство.

Среди кухонных остатков неолитических стоянок встречаются рыбьи кости, но они слишком фрагментарны и очень плохой сохранности. По этой причине большинство находок не поддается определению. Кости рыб определены из нескольких стоянок. Остатки рыб из культурных слоев стоянки Белькачи Iпринадлежали осетру и ленку[53], стоянки Куллаты — осетру, щуке, карасю и другим рыбам[54], стоянки Бурулгино — осетру, нельме, щуке и чукучану (определение д.б.н.

67

Ф.Н. Кириллова). На стоянке Таланда IIрыбьи кости и чешуя обнаружены во всех неолитических культурных горизонтах[55].

Большой интерес представляет находка из культурного слоя стоянки Ымыяхтах. На одном из фрагментов вафельной керамики с расслоившейся поверхностью сохранились следы обожженных рыбьих чешуек. Обитатели стоянки добавили в качестве наполнителя в глиняное тесто сосуда рыбью чешую[56].

Следует отметить, что рыболовные орудия на стоянках не встречены севернее 64°с.ш.

Для того, чтобы показать место рыболовства в комплексном присваивающем хозяйстве, следует рассмотреть данные некоторых стоянок неолитической эпохи. Подавляющее большинство неолитических стоянок не содержит остатков ихтиофауны.

На стоянке Белькачи Iраспределение костных остатков животных по различным слоям показало, что ихтиофауна составляет 2,5% от всего количества костей[57]. В ранненеолитических слоях (VIи VII) найдено 3 грузила, 13 наконечников гарпунов, 11 наконечников стрел, 36 ножей из камня и их заготовок, 26 резцов, 4 вкладыша[58]. В средненеолитических горизонтах (IVи V) обнаружено 10 грузил, 30 наконечников стрел, 72 резца, 18 каменных ножей, 46 скребков, 34 вкладыша и много других изделий[59]. В поздненеолитическом горизонте (слой III) зафиксировано 1 грузило, 3 наконечника стрелы, 28 скребков, 8 ножей, 5 резцов и т.д.[60]

В общей сложности на 14 рыболовных грузил и 14 наконечников гарпунов и их обломков приходится 46 наконечников стрел, 60 каменных ножей и их заготовок, 78 скребков, 103 резца, 52 вкладыша, 15 тесал и их обломков. Отсюда видно, что у обитателей стоянки охотничье занятие преобладало над рыболовным.

Интересные данные наблюдаются на стоянках Куплаты, Ымыяхтах и Таланда II. В них встречены единичные наконечники стрел. На этих поселениях обнаружено большое количество рыбьих костей по сравнению с остеологическим материалом[61]. В Куллатах, кроме рыбьих костей, были найдены кости птиц, а из млекопитающих — кости косули, лося, северного оленя, марала, медведя и т.д.[62]

Следует сказать, что рыболовство в неолите имело сезонный характер. Зимний подледный лов рыбы в Якутии, тем более в эпоху неолита, исключен. Объясняется это, во-первых, тем, что велика мощность льда. По данным термодинамических исследований, в Центральной Якутии толщина льда реки Лены колеблется от 1,25 м до 2 м и озер — до 1 м[63]. В Верхоянском районе средняя толщина льда на оз. Дюпдары составляет 1,21 м, в низовьях Лены и Кюсюра — более 2 м[64]. А интенсивность нарастания льда на Лене и озерах, по многолетним данным, в октябре в сутки у г. Ленска 1,5 см, у Саныяхтаха —2 см,

68

у Табаги — 1,6 см, у Сангар — 2,1 см, у Кюсюра — 1,6 см[65].

Судя по этим данным, уже в ноябре реки и озера Якутии покрываются льдом большой толщины, которую нелегко пробивать костяной пешней. Во-вторых, в зимних условиях севера ловля рыбы невозможна по причине непрочности и морозонеустойчивости орудий лова, особенно сетевых, которые изготавливались из волокон трав или лубяного волокна тальника. Как указывалось выше, подобные орудия при извлечении из воды немедленно замерзают и при складывании разрушаются.

В каменном веке Якутии подледный лов рыбы, возможно, практиковался только осенью. Между тем интересное сообщение оставил русский натуралист, исследователь Сибири и Дальнего Востока XIXв. Р. Маак. По его наблюдениям, места на озерах для весенней ловли рыбы готовятся еще с осени. Когда озеро покроется льдом, на самых глубоких местах сверху льда накладывают довольно толстый слой небольших срубленных деревьев, обычно ельника, с целью скопления на одном месте более толстого слоя снега, так как места на озере, закрытые снегом и деревьями, не так сильно промерзают и лед на защищенных местах бывает тоньше[66]. Здесь следует учесть одно обстоятельство: у якутов были превосходно сделанные из железа пешни-ледоколы. Однако вряд ли возможен был этот способ в каменном веке, когда уровень техники был слишком низок.

На рассматриваемой территории, по-видимому, рыболовство развивалось неравномерно. Наиболее развито оно было в южных районах. Весной, во время вскрытия рек, люди собирались в удобных для рыбной ловли местах и занимались здесь ею до поздней осени, как это делали таежные юкагиры XIXв.[67] У последних производственный годовой цикл членился на несколько сезонов. В студеные зимние месяцы (ноябрь, декабрь, январь) юкагиры жили оседло, питаясь осенними и летними запасами рыбы и мяса. В феврале-марте покидали свои зимники. Кочевая жизнь длилась до ледохода. Во время кочевий охотились на диких оленей, лосей, зайцев, куропаток, а весной — на птиц. Зимне-весеннее межсезонье было самым трудным периодом в их жизни. Очевидно, аналогичная картина жизни была и у неолитических племен. Они также испытывали голод и нужду в зимне-весеннее время. Недаром, в культурном слое поздненеолитической стоянки Ымыяхтах были обнаружены следы каннибализма[68].

Что касается развития рыболовства у неолитических племен северной части территории Якутии, там до сих пор не зарегистрированы орудий рыболовства, но встречены остатки ихтиофауны[69]. Остеологический материал на стоянках представлен костями северных оленей и лосей, а на обнаруженных наскальных рисунках не было зафиксировано сюжетов, связанных с рыбной ловлей[70].

На Таймыре за последние десятилетия открыто немало стоянок

69

голоценового времени[71]. Еще в 40-х гг. нашего столетия на основе хатангских древних находок А.П. Окладников[72] высказал мнение, что древнее население Восточного Таймыра этнически близко населению бассейна Лены. Этот вывод подтвержден широкими археологическими исследованиями Л.П. Хлобыстина. По его наблюдениям[73], первыми пришельцами полуострова были обитатели сумнагинской культуры. С этого времени до конца каменного века родственные племена бассейна Лены и Таймыра не прерывают связи[74]. Их памятники содержат в основном остатки охотничьего вооружения и раздробленные кости диких северных оленей. Только в одном случае зафиксированы плохо сохранившиеся кости рыб[75]. Последние могли быть свидетельством того, что охотники на северных оленей спорадически занимались рыбной ловлей.

Исследователи отмечают, что до недавнего времени на севере зимой рыбной ловлей население почти не занималось, рыбу ловили главным образом летом[76]. Кроме того, имеется сообщение о том, что запасов рыбы не делали чукчи и ловили ее только во время ожидания «хода» оленей[77]. По сведениям некоторых исследователей, «обитатели приморских стран все лето питаются линными птицами и дикими оленями»[78].

По всей вероятности, аналогичное отношение к рыбной ловле было у первобытных заполярных племен. Им не были известны гарпуны и рыболовные крючки. Они могли ловить рыбу простейшими ловушками, сплетенными из тальника. Для этой цели поперек речки или проток, возможно, устанавливали заколы, заездки, как это делали юкагиры-омоки на Алазее[79]. Один из древнейших способов добычи рыбы по сохранившимся воспоминаниям юкагиров описал В.И. Иохельсон[80]. Предки юкагиров изготавливали изгородь из ивовых прутьев, нечто вроде невода. Один конец этой изгороди укрепляли на берегу, а свободный подтягивался к берегу, когда в этом неводе скапливалась рыба. Кроме того, по наблюдению исследователя, «рыбу юкагиры промышляли тальниковыми неводами, мордами особого устройства, похожими на лежачие корзины, и перегораживанием рек. ... подледного промысла юкагиры не знали, сетей не было»[81].

Не менее интересное сообщение оставил советский языковед и этнограф Э.К. Пекарский. По его словам, в местности «Туруйа оспуоса» на Лене невод для ловли стерляди, тайменя и нелемки изготовлялся из белоталового лыка[82].

70

У заполярных эвенов существовали два способа ловли рыбы[83]. Первый способ: устраивается котец перегораживанием реки вертикально воткнутыми палками. Попавшуюся в котец рыбу вытаскивали орудием, специально изготовленным из рога северного оленя крючком-багром (мээкун). Второй способ: когда на реке вода сильно падает, рыболов подыскивает глубокие ямы-омуты и перегораживает их камнями. Когда в ямах скапливалась рыба, ему оставалось только вытаскивать ее крючком-багром. Как утверждает информатор, в таких омутах и зимой можно забагрить рыбу.

Таким образом, можно предположить, что в каменном веке на севере Якутии и Таймыра рыболовство имело лишь подсобное значение подобно загонной охоте на линных птиц и собирательству. Основой существования населения была охота на диких животных в лесотундре и тундре.

Интересно отметить, что до сих пор не обнаружены следы охоты на морских животных у неолитических обитателей арктической зоны Якутии и Таймыра. Известно, что моржи в наше время зимуют в полыньях и разводьях вблизи Восточного Таймыра и Новосибирских островов. Там же расположены их береговые залежки[84].

В археологических материалах прослеживается влияние приленских культур на культуры континентальной части Чукотского полуострова[85]. По наблюдениям исследователей, в указанном регионе неолитические стоянки приурочены к богатым рыбой озерам и рекам и к путям миграции диких северных оленей[86]. Основным занятием неолитического населения была охота на оленей. Что же касается рыболовства, то его следы очень редко обнаруживаются на стоянках. Грузила от сетей зафиксированы на древней стоянке возле лагуны Лахтина вблизи пос. Беринговский на морском побережье[87] и у Седьмого причала[88]. На стоянке на берегу оз. Чирового, наряду с другими находками, извлечены костяные зубцы острог и глиняная печь стационарного типа для копчения рыбы[89].

На Чукотском полуострове кости рыб зафиксированы только на Вакаревской стоянке вместе со шнуровой керамикой и другими находками[90].

Сетевое рыболовство в эпоху неолита не получило широкого распространения. Возможно, существовало запорное рыболовство, но оно носило вспомогательный характер. Охота была наиболее надежным средством существования. По этнографическим данным, в удачный год юкагиры на семью добывали до 100 диких оленей, 5-7 лосей. Можно предполагать, что подобная жизнь была у неоли-

71

тических людей внутриконтинентальной Чукотки. Это видно из того, что на стоянках данного региона находят скопления раздробленных костей оленей и кучи их рогов.

Несколько иная картина наблюдается в материальной и духовной культурах прибрежных обитателей моря. По мнению Н.Н. Дикова[91], арктическое побережье полуострова было заселено первобытным человеком во IIтыс. до н.э. Основным занятием обитателей был зверобойный промысел. Наряду с ним, важное место в хозяйстве занимала охота на оленей и белого медведя. Хозяйственная деятельность прибрежных охотников-зверобоев отражена на Пегтымельских петроглифах, которые датированы исследователем концом II — началом Iтыс. до н.э.[92] Выбитые на плоскости скалы изображения показывают охоту на северного оленя на плаву и на суше, а также охоту на морских животных, в том числе на китов[93]. Здесь же исследованы три древние пегтымельские охотничьи стоянки и пещера со следами пребывания человека более позднего времени[94]. На стоянках обнаружены каменные листовидные ножи, наконечники стрел, скребки, ножевидные пластины и отщепы. Кроме этих предметов, найдены многочисленные расколотые и обожженные оленьи кости, скопления оленьих рогов. Об охоте на морских животных свидетельствуют изделия из моржового клыка.

По всей вероятности, в то время население арктического побережья удовлетворялось добычей на суше диких оленей и в море — морских животных. Из этнографических данных известно, что до недавнего времени основу пищевого рациона береговых чукчей составляло мясо морского зверя, в значительном количестве жир и около двадцати видов съедобных растений[95]. Кроме того, на Чукотке местное население полноценно использовало всю тушу моржа. С одной туши снималось, помимо мяса, до 200-300 кг сала и 150-250 кг шкуры. Шкуры моржа употреблялись в пищу в свежем, вяленом и чаще квашеном виде[96]. Судя по изображениям водоплавающих птиц на Пегтымельских петроглифах[97], обитатели побережья в конце лета охотились на линных птиц. Обращает внимание то, что здесь нет никаких свидетельств рыбной ловли. По-видимому, промысел рыбы не имел хозяйственного значения из-за изобилия мяса крупных сухопутных и морских животных.

По наблюдениям канадских натуралистов, для обитателей Крайнего Севера рыбы не считалась полноценной пищей. Северо-американские эскимосы избегали питаться рыбой именно по этой причине[98]. Здесь уместно упомянуть, что в древних жилищах Баранова мыса свидетельств о рыболовстве также не было. По сообщению Г. Майделя, чукчи, живущие на берегу Ледовитого океана, рыболовством не занимались вовсе[99].

Таким образом, на Чукотке существовали внутриконтинентальная культура охотников на сухопутных животных и культура охот-

72

ников-зверобоев. Однако культура последних возникла в самом конце неолитической эпохи, и если рыболовство у первых играло лишь подсобную роль, то у вторых оно не получило развития.

Таким образом, мы можем сделать следующий вывод: для сыалахцев, белькачинцев и ымыяхтахцев таежной зоны северо-востока Сибири рыболовство имело также, как и охота на лесных животных, огромное хозяйственное значение. Здесь существовало хорошо организованное сезонное рыболовство. В приполярных и заполярных районах рыбным промыслом охотники занимались летом во время хода и нереста рыбы в спокойных заливах и протоках при помощи запорных устройств.

73

[1] Кириллов Ф.Н., 1977, с. 77

[2] Мочанов Ю.А., 1977, с. 5-97, 223-240

[3] Там же, с. 98-212, 241-253

[4] Окладников А.П., 1945; 1946б; 1949; 1950б; 1955а; Окладников А.П., Запорожская В.Д., 1972; Окладников А.П., Мазин А.И., 1976, 1979; Moчанов Ю.А., 1969; Федосеева С.А., 1968; Мочанов Ю.А., Федосеева С.А., Алексеев А.Н. и др., 1983; Сборники: 1970, 1975, 1980

[5] Окладников А.П., 1950б, с. 54, 78

[6] Он же, 1955а, с. 102

[7] Мочанов Ю.А., 1969, с. 71

[8] Кякшто Н.Б., 1933, с. 78

[9] Козлов В.И., 1980, с. 56, 58-59

[10] Федосеева С.А., 1960, с. 86-90

[11] Эртюков В.И., 1982

[12] Антипина Н.В., 1982

[13] Троев П.С., 1972

[14] Окладников А.П., 1950б, табл. VII, 1-4; XXXII, 6-9; XXXVI, 10

[15] Кочмар Н.Н., 1982

[16] Окладников А.П., 1955а, рис. 30, 2

[17] Мочанов Ю.А., Федосеева С.А., Алексеев А.Н. и др., 1983, табл. 145,8

[18] Там же, табл. 145,7

[19] Там же, табл. 145,9

[20] Кякшто Н.Б., 1933, с.78

[21] Козлов В.И., 1980, табл. II, 20

[22] Окладников А.П., 1950б, табл. XXXVI, 10

[23] Антипина Н.В., 1982, с. 7

[24] Троев П.С, 1972

[25] Окладников А.П., 1955а, с. 84

[26] Федосеева С.А., 1980а, с. 53, табл. III, 8

[27] Медведев Г.И., Георгиевский A.M., Михнюк Г.Н. и др., 1971, с. 33-90, табл. 12, 1; 30, 1; 32, 3

[28] Козлов В.И., 1980, с. 59-61, табл. IV, 8-10

[29] Окладников А.П., 1950б, с. 35, табл. III, 15

[30] Окладников А.П., 1955а, с. 94

[31] Окладников А.П., 1955а, с.84

[32] Федосеева С.А., 1980б, с.87

[33] хранится в лаборатории археологии ИЯЛИ ЯФ СО АН, кол. №738

[34] Мочанов Ю.А., 1969, с.171

[35] Федосеева С.А., 1980б, с.25

[36] хранится в лаборатории археологии ИЯЛИ, кол. №8990

[37] Мочанов Ю.А., 1969, с.56, 70, 91, 107

[38] Мочанов Ю.А., Федосеева С.А., Алексеев А.Н. и др., 1983, с.60

[39] Федосеева С.А., 1975а, с.65, рис. III,4

[40] Мочанов Ю.А., Федосеева С.А., Алексеев А.Н. и др., 1983, с. 85

[41] Федосеева С.А., 1980а, с.53

[42] Мочанов Ю.А., 1969, табл. 17, 3

[43] Там же, с. 70

[44] хранится в лаборатории археологии ИЯЛИ, кол. №11032

[45] Мочанов Ю.А.,1969, с. 90

[46] Там же, с. 90, табл. 30, 2, 3, 5, 7

[47] Там же, с. 111

[48] Федосеева С.А., 1980б, с. 95, рис. 11, 14, 18

[49] Федосеева С.А., 1980а, с. 53, табл. III, 3

[50] Мочанов Ю.А., Федосеева С.А., Алексеев А.Н. и др., 1983, с. 40

[51] Федосеева С.А., 1975а, с. 65, рис. III, 4

[52] Федосеева С.А., 1980б, с.14, рис.5,6

[53] Егоров О.В., 1969, с. 203

[54] Окладников А.П., 1955а, с. 91

[55] Федосеева С.А., 1980а, с. 53-54

[56] Окладников А.П., 1950б, с. 137

[57] Егоров О.В., 1969, с. 203

[58] Мочанов Ю.А., 1969, с. 52, 64, 70

[59] Там же, с. 81, 90, 103, 107

[60] Там же, с. 114-115

[61] Окладников А.П., 1955а, с. 96; Федосеева С.А., 1980а, с. 53-54

[62] Гарутт В.Е., 1950, с. 178

[63] Файко Л.И., 1975, с. 56

[64] Там же, с. 57

[65] Там же

[66] Маак Р., 1883, с. 177, 232

[67] Юкагиры. Историко-этнографический очерк, с.35

[68] Окладников А.П., 1955а, с.96

[69] Федосеева С.А., 1980б, с.128, 147; Окладников А.П., 1946б, с.25, 92

[70] Эверстов С.И., 1980, с. 3-8

[71] Окладников А.П., 1947в, с. 38-45; Хлобыстин Л.П., 1968, с. 153-155; 1969, с. 141-142; 1972, с. 99; 1973а, с. 163; 1973б, с. 15; Он же, Студзицкая С.В., 1976, с. 62-67

[72] Окладников А.П., 1947в, с. 38-45

[73] Хлобыстин Л.П., 1972, с. 99; 1973а, с. 163; 1973б, с. 15

[74] Хлобыстин Л.П., 1973а, с. 163-165; 1969, с. 142; Он же, Студзицкая С.В., 1976, с. 62-67

[75] Хлобыстин Л.П., 1968, с. 154

[76] Чекановский А.Л., Венгловский С.И., 1876, с. 166; Попов Г.А., 1928, с. 11; Юкагиры. Историко-этнографический очерк, с. 35

[77] Верин Л.Н., Зотов Г.В., Лахин Л.А., Цепляева Н.С., 1976, с. 44

[78] Хитров Д., 1856, с. 69-70

[79] Попов Г.А., 1928, с. 11

[80] Юкагиры. Историко-этнографический очерк, с. 39

[81] Иохельсон В.И., 1898, с. 261

[82] Э.К. Пекарский, 1959, ст. 1632

[83] Полевое собрание автора в 1978 году. Информатор Едукин Егор Васильевич, 1936 года рождения, уроженец Аллаиховского района Якутской АССР, село Чокурдах.

[84] Успенский С.М., 1958, с. 223

[85] Диков Н.Н., 1974, с. 29; 1977а, с. 121, 122, 144, 146; Дикова Т.М., 1976, с. 12

[86] Диков Н.Н., 1974, с. 30; 1969, с. 67-68

[87] Диков Н.Н., 1977а, с. 158, табл. 120, 3, 5

[88] Там же, с. 158; 1969, с. 45

[89] Диков Н.Н., 1969, с. 68

[90] Диков Н.Н., 1977а, с. 122

[91] Диков Н.Н., 1974, с. 46

[92] Диков Н.Н., 1971, с. 68

[93] Там же, с. 10-27

[94] Там же, с.36-41,42,43

[95] Симченко Ю.Б., 1976, с. 82

[96] Успенский С.М., 1958, с. 224

[97] Диков Н.Н., 1971, с. 82

[98] Верещагин Н.К., 1971, с.155

[99] Майдель Г., 1925, с. 26