Эверстов С.И. Рыболовство в Сибири: каменный век. Глава II. Рыболовство в неолите Сибири. 3. Прибайкалье и Забайкалье
Прибайкалье (территория современной Иркутской области) расположено в пределах южной окраины Среднесибирской плоской возвышенности. Речную сеть его составляют бассейны Ангары, Лены и Нижней Тунгуски. В него входит часть акватории Байкала. Огромные водные массы Байкала оказывают существенное влияние на климат окружающих территорий. Кроме того, Байкал является регулятором водного режима Ангары, важным промысловым водоемом, обладающим ценными породами рыб (омуль, хариус и др.). В озере водится нерпа. Леса изобилуют промысловыми животными
45
(лоси, маралы, косули и т.д.). На юге и юго-западе исследуемого региона имеются значительные участки лесостепи[1].
Прибайкалье (в том числе Верхнее Приангарье, юго-западное побережье Байкала и бассейн Верхней Лены) является наиболее изученным в археологическом отношении регионом. Здесь открыто большое количество стоянок, могильников и наскальных рисунков конца, каменного века и раннего этапа эпохи металла.
В культурных горизонтах поселений очень редко встречаются такие специфические рыболовные орудия, как костяные наконечники гарпунов, цельновырезанные из кости или составные рыболовные крючки и т.д. Наиболее частыми находками по сравнению с ними являются грузила для сетей. Для характеристики рыболовства в эпохи неолита и ранних металлов большую роль играют погребальные комплексы. В могильниках представлены в массовом количестве разнообразные по форме и конструкции рыболовные крючки, различные гарпуны и остроги. Имеются сообщения о присутствии в погребениях каменных грузил для сетей, сделанных из плоской речной гальки[2].
В инвентаре могильников Верхнего Приангарья и Верхней Лены найдено множество костяных и роговых наконечников гарпунов. Судя по этим находкам, употреблялись односторонне-бородчатые (I,1), двусторонне-бородчатые (I,2) и двухрядные (I,3) наконечники. Они характеризуются большой вариабельностью стоппор-линя, насада и размеров. По справедливому замечанию А.П. Окладникова[3], форма и размеры наконечников гарпунов зависят от способа добычи рыбы. Особое место среди гарпунов занимают орудия из китойских могильников (I,1В и I,2Д). Они отличаются от исаково-серовских и глазковских орудий наличием сквозного отверстия для крепления лесы на нижнем конце. Однако встречаются среди них наконечники без отверстия, но они сравнительно малочисленны.
В Прибайкалье в изучаемый период бытовали все типы костяных наконечников гарпунов, что свидетельствует о широком применении и эффективности этого вида орудий. Их размеры колеблются от 9 (хранится в ИрОМ, кол. № 1029-9) до 29,5 см[4]. По сравнению с неолитическими изделиями, глазковские наконечники гарпунов более массивны. Двухрядные наконечники (I,3) существовали в исаково-серовском этапе неолита. Обычно они изготовлялись из полых трубчатых костей[5] или из челюстей крупных животных[6]. Их длина — от 9[7] до 24,5 см[8]. Ареал китойского типа наконечников гарпунов с отверстием для лесы охватывает всю территорию Восточной Сибири, за исключением заполярной зоны.
46
Немалое распространение в неолитическое время и эпоху раннего металла получили рыболовные крючки. Среди них имеются цельновырезанные из кости (II,1Б), составные — из кости и камня (II,1—4, 6-9), а также металлические (II,10 и II,11).
Цельновырезанные из кости орудия найдены в могильниках серовского времени[9]. В отличие от крючков, обнаруженных в культурных горизонтах раннеголоценовых стоянок, неолитические крючки снабжены бородками у острия. Следовательно, бородки, как обязательный элемент орудия, появились только в неолитическое время, что, возможно, улучшило эффективность орудия.
Металлические изделия из бронзы или меди по конфигурации очень близки к цельновырезанным крючкам из кости.
Наиболее широкий ареал распространения имеют сложные составные рыболовные крючки. Составные части подобных орудий изготовлялись из кости или из камня и кости. Крючки из бронзы или меди сделаны из четырехгранных проволочек.
В исаково-серовском и китойском этапах одновременно в употреблении были крючки со вставным жальцем-острием и крючки с фронтальным креплением острия на стерженьке. Оригинальные крючки (II,2Б и II,2Е) обнаружены в Верхоленском могильнике[10]. Крючки подтипа II,2Б за пределами Верхоленского могильника до сих пор не зафиксированы. Стерженьки подтипа II,2Е, изготовленные исключительно из рога, имеют утолщенную нижнюю часть (набалдашник). От нее идет отделенный уступами тонкий суживающийся книзу на клин собственно стерженек. В основании стерженька высверлено широкое отверстие, предназначенное для крепления жальца-острия. Максимальная длина стерженьков 8,5 см, минимальная — 6,4 см[11]. У восьми стерженьков из погребения № 33 сохранились острия из кости, вставленные в отверстия. В свою очередь последние, по описанию А.П. Окладникова[12], массивные, овальные в поперечнике, расширенные и утолщенные на верхнем конце, со скошенным специально для закрепления в отверстии стерженька верхним утолщенным концом. Погребения, где были зарегистрированы крючки подтипа II,2Е, исследователем датированы серовским этапом неолита[13]. Стерженек идентичного устройства найден и в погребении №30, датированном им же исаковским этапом.
Аналогичный стерженек составного рыболовного крючка обнаружен в неолитическом погребении № 2 могильника на Шаманском мысу на Байкале[14].
В Верхоленском могильнике в погребении №19 также обнаружен костяной стерженек (II,3Ба), который имеет на одном конце расширенную головку. По форме он напоминает каменные стерженьки крючков из погребений китойского типа на Ангаре[15].
47
Таким образом, неолитические составные крючки из кости сохранились только в Верхоленском могильнике, за исключением двух стерженьков-близнецов, найденных на стоянке Монастырский камень на Ангаре[16]. Возможно, в Приангарье составные крючки из кости почти не употреблялись, но там в большом количестве обнаружены каменные стерженьки рыболовных крючков. Они встречены не только в неолитических могильниках, но и на стоянках того времени. Среди них имеются каменные стерженьки бокового (II,6А; II,6Б; II,6В) и фронтального (II,7; II,8) креплений острия, а также стерженьки с отверстием для вставного острия (II,9А; II,9Б; II,9В).
Бочонковидный, так называемый «байкальский», тип (II,8Ва) зафиксирован в ранненеолитическом культурном слое на стоянки Усть-Белая на Ангаре. Он характеризуется кольцевидными нарезками на концах и коротким продольным желобком на одном конце для крепления острия из кости[17]. Длина его 9,3 см, наибольшая ширина — 3,8 см, толщина — 2,6 см. Крючок данного типа в неолитическое время распространения не получил. В глазковском этапе он вновь появляется, но в виде грузика для утяжеления орудия. Вместе с описанным выше стерженьком обнаружен другой подтип орудия (II,8Аа). Он имеет вид массивного длинного стержня, выпуклого с одной стороны и плоского с другой, снабженного на концах неглубокими боковыми пазами: на верхнем конце их по четыре, на нижнем — по пять. Длина 14,5 см, ширина 3 см[18].
В неолитическую эпоху на западном побережье Байкала продолжал бытовать зародившийся еще до неолита изогнутый вид стерженька «байкальского» типа в утолщенном варианте (II,7Аа). Он сосуществовал со стерженьками прямого типа (II,6А).
В Верхнем Приангарье длительное время, в течение всего неолита, существовал китойский тип рыболовного крючка, который является индикатором одной конкретной этнической общности. Как видно из типологической таблицы, данный тип отличается широкой вариабельностью формы головки. Подобные стерженьки найдены в могильнике на острове Ольхон на Байкале[19]. Кроме того, встречаются изделия, близкие по форме китойским стерженькам (II,8А; II,8Б), но лишенные полулунной головки, вместо которой они снабжены зарубками или насечками.
С составными крючками связаны жальца-острия. Они употреблялись в качестве острий к стерженькам в неолитическое время. Особенно разнообразны острия китойских крючков. Среди них имеются и острия с бородками. Преобладающее количество их имеет кривое тело, что, возможно, соответствовало нормальному углу подсечки, от которого зависела уловистость. Они изготовлялись из кости, клыков и когтей хищных животных. В употреблении были также когти хищных птиц и клыки кабарги[20].
48
Прибайкальские охотники-рыболовы применяли три способа крепления жальца к стерженьку: 1) с помощью специального отверстия; 2) боковой; 3) фронтальный. Из них чаще всего применялся способ фронтального крепления. Боковой способ был распространен на побережье Байкала, зато там не зарегистрирован способ крепления острия с помощью отверстия.
Как указано выше, самые древние каменные грузила для рыболовных сетей обнаружены в раннеголоценовых культурных горизонтах стоянок Улан-Хада на Байкале[21] и Макарово IIна Верхней Лене[22]. Неолитические племена продолжали развивать сетевое рыболовство. Однако наблюдается консервативность неолитических рыболовов данного региона в отношении формы грузил. Судя по находкам на стоянках, употреблялись грузила с искусственными выемками на боках или на концах (III,1Б). Остальные типы грузил, как желобчатые (III,2A; III,2Б; III,2В), глиняные (III,5; III,6; III,7) и грузила с отверстием (III,3А; III,3Б) не встречаются. В то время, по всей вероятности, существовали естественно-выемчатые (III,4) и кибасы (III,8А; III,8Б). На прибайкальских стоянках поплавки от сетей не сохранились.
Таким образом, в археологических материалах зафиксированы бесспорные следы рыболовства у неолитических племен Прибайкалья. По ним можно восстановить существовавшие способы рыболовства. Обитатели били рыбу гарпунами, ловили ее крючками и сетями (неводами). Основная масса поселений и могильников располагалась по берегам и приустьевым мысам рек[23]. Люди селились также на берегу озера Байкал[24]. Местоположение стоянок и могильников у воды способствовало развитию рыболовства.
О роли рыболовства в древнем хозяйстве прибайкальских племен также свидетельствуют находки многочисленных скульптурных изображений каменных, костяных[25] и глиняных рыб[26]. Часть из них, по утверждению С.В. Студзицкой[27], выполняла производственную функцию, а часть — культовую. Конечно, обе функции были предназначены для удовлетворения человеческих потребностей. К.Маркс в работе «Критика политической экономии»[28] относил искусство к «практически-духовному» виду деятельности.
Петроглифы Прибайкалья освещают в основном охотничью сторону жизни племен, тем не менее на наскальных рисунках Ангары[29], Байкала[30] и Верхней Лены[31] встречаются изображения рыб.
Кроме того, имеются изображения рыб на внешней поверхности тулова глиняного сосуда, найденного при раскопках неолитической стоянки на террасе правого берега Ангары, в 1,5 км выше пос. Большая Речка, в 53 км выше Иркутска, где рыбы показаны плы-
49
вущими друг за другом на фоне процарапанного изображения сети с ромбическими ячейками[32].
В погребениях встречаются костяные поделки рыб, не являющиеся орудиями рыбного промысла. В устье р. Китой, в местности «Ярки», в погребении № 1 наряду с другими предметами найдена костяная ложечка с ручкой в виде рыбки[33]. Одно костяное изделие, очертания которого напоминают удлиненную заднюю часть рыбы, извлечено из погребения №1 у дер. Распутино на Ангаре[34]. Все эти факты свидетельствуют о большой роли рыбной ловли в экономике прибайкальских племен, но чтобы более определенно знать, какое место занимало рыболовство в экономической жизни неолитических племен Прибайкалья, необходимо сделать сравнительный анализ охотничьего и рыболовного инвентаря из погребений.
Наиболее полное представление о материальной культуре дают находки из неолитических могильников, которыми насыщен данный регион. В последнее время часть исследователей пришла к выводу, что китойский этап неолита Приангарья сосуществовал с исаково-серовским этапом[35]. Каждый этап отличается от другого своими специфическими типами изделий. Как показывает обзор материалов неолитических могильников, погребальный инвентарь содержал орудия охоты, рыболовства и собирательства, а также предметы бытового и культового назначения.
Для того, чтобы иметь представление о хозяйственной жизни китойцев, — рассмотрим материалы нескольких ангарских погребений. В устье р. Китой, в местности «Ярки», из погребения №6 наряду с другими предметами было извлечено 29 костяных наконечников гарпунов, 7 стерженьков составных рыболовных крючков, применявшихся для промысла рыбы, и 5 каменных наконечников стрел для охоты на диких зверей[36]. В китойском могильнике в погребении № 19 было найдено 59 стерженьков крючков, 3 костяных наконечника гарпуна и только 5 экземпляров наконечников стрел[37], в погребении № 16 у левой локтевой кости погребенного лежало 33 каменных стерженька, у правой локтевой кости также были обнаружены подобные изделия, а из охотничьего вооружения — 7 каменных наконечников копий[38]. В Приольхонье наиболее выразительным памятником китойцев является погребение № 3 (1972 г.) на Шаманском мысу, датированное 6550±35 лет[39]. Здесь обнаружено вместе с другими изделиями из камня 2 наконечника стрелы, 2 скребка, нож, ножевидная пластина, отщеп. Кроме этого, однолезвийный вкладышевый клинок, 2 костяных отжимника, костяная ложка и другие поделки, скопление различных стерженьков и жалец составных крючков китойского типа и 3 костяных наконечника гарпуна плохой сохранности[40]. К этому следует добавить изделие из рога с четырьмя выступами на концах, отнесенное А.К. Конопацким к рыболовной снасти[41].
50
Приведенные примеры показывают явное преобладание рыболовных орудий над охотничьими. Кроме того, в китойских могильниках найдены костяные и каменные изображения рыб[42]. Отсюда ясно видно, что люди китойской культуры занимались рыболовством больше, чем охотой. У них развивалось сетевое рыболовство.
Наличие рыболовной сети и обилие индивидуальных орудий рыболовства, топография стоянок и могильников — все это свидетельствует о высоком уровне развития рыболовства. Надо полагать, промысел рыбы не являлся сезонным занятием. Разнообразие и обилие рыболовных орудий указывает на специализацию рыбного промысла.
Большое развитие крючковой снасти и колющих орудий с костяными и каменными рыбками-приманками наталкивает на мысль, что китойцам был известен подледный лов рыбы. К этому следует добавить находки в китойских погребениях массивных костяных острий[43]. Видимо, их могли использовать в качестве пешней для долбления лунок. Подобные ледовые пешни существовали у эскимосов в XIXв.[44] В зимнее время часть китойцев, возможно, откочевывала недалеко, где добывали крупных и мелких зверей для обеспечения своих потребностей, как это делали индейцы-рыболовы Лабрадора[45].
Каменные охотничьи изделия китойцев ничем не уступают по своей обработке и отделке исаково-серовским. По мнению Г.М. Георгиевской[46], каменные наконечники стрел у них отличаются значительным разнообразием, что говорит о расцвете охотничьего занятия. Здесь следует упомянуть находки из погребения № 6 китойского могильника, насыщенного не только рыболовными орудиями, но и охотничьими. Там было найдено 43 стержня-грузика рыболовных крючков, 32 наконечника стрелы, нефритовый топорик, вкладышевый нож и т.д.[47]
Не менее интересны находки из погребений китойского типа скульптурных изображений головы лося. Аналогичные изделия обнаружены в могильнике «Циклодром» в двух погребениях №4 и №10[48] и в могильнике на Усть-Белой[49]. Подобные парциальные изображения лосей китойцев А. П. Окладников[50] связывает с наскальными рисунками Ангары и Верхней Лены, где он видит прямую «связь петроглифов с портативной скульптурой древнего Прибайкалья, преимущественно эпохи неолита, а точнее — китойского этапа». Отсюда видно, что охота у китойцев являлась важным типом хозяйства, но ведущей его отраслью было рыболовство.
Несколько иная картина наблюдается на материалах исаково-серовских могильников. В большинстве погребений отсутствовали орудия рыболовства. Интересен тот факт, что даже в таком крупном могильнике, как Пономаревский, состоявшем из 27 погребений,
51
практически отсутствовали рыболовные орудия[51], за исключением одного кривого костяного стерженька из рога, который является частью рыболовного крючка[52]. Основными находками здесь являются орудия охоты, среди которых доминируют наконечники стрел. В одном из погребений (№ 9), относящемся к исаковскому времени, наряду с другими изделиями лежало 48 каменных наконечников стрел[53].
В наиболее архаичных погребениях исаково-серовского этапа редко встречаются рыболовные орудия индивидуального пользования. Они зарегистрированы в погребении № 30 Верхоленского могильника, которое датировано А.П. Окладниковым[54] исаковским временем. Здесь наряду с каменными и костяными изделиями найден стерженек составного рыболовного крючка с отчетливо выделенной головкой, двусторонне-бородчатый наконечник гарпуна и заготовка односторонне-бородчатого наконечника гарпуна[55].
Рыболовные орудия (в основном костяные наконечники гарпунов) встречаются в захоронениях серовского времени. Однако они единичны и немногочисленны.
Из погребений № 1, 2 и 12 серовского могильника извлечено всего четыре наконечника гарпунов[56], в погребении №5 найден один цельновырезанный из кости рыболовный крючок[57]. В погребении № 1 оригинальный двухрядный наконечник гарпуна сопровождался 43 каменными наконечниками стрел, вкладышевыми кинжалами, наконечником копья, каменными ножами и т.д.[58] В погребении № 2 наряду с 2 экз. наконечников гарпунов обнаружены 41 каменный наконечник стрелы, 2 костяных наконечника стрел, наконечники копий, дротики и другие изделия[59]. В погребении №12 наконечник гарпуна найден вместе с 16 наконечниками стрел и другими каменными и костяными изделиями[60]. В остальных погребениях серовского могильника рыболовные орудия отсутствовали.
Фауна данного могильника изучена Н.М. Ермоловой[61]. Согласно ее списку, в серовской группе погребений найдены кости таежных крупных и мелких животных, таких как лося, изюбра, косули, медведя, рыси, бобра, кабана[62]. Кроме того, в погребениях № 5 и 6 имеются кости крупной птицы — лебедя[63]. Костяные наконечники гарпунов (8 экз.) были обнаружены в погребениях №7, 12, 13, 17-20 могильника Братский Камень[64].
Итак, материалы исаково-серовских могильников на Ангаре показывают спорадическую встречаемость рыболовных орудий и резкое преобладание охотничьего инвентаря. Отсюда следует, что в Ириангарье для исаково-серовских племен охота была первостепенной в экономической жизни.
На Верхоленском могильнике зафиксированы две группы захо-
52
ронений — неолитическая и раннеметаллическая. В свою очередь, неолитическая группа имеет характерные признаки исаковского, серовского и китойского этапов.
Неолитический комплекс представлен многочисленным каменным, костяным и глиняным инвентарем. Среди вещей выделяются охотничьи и рыболовные предметы. К последним относятся костяные наконечники односторонне-бородчатых — I,1Ааб′; I,1Ваа′; I,1Вба′[65], двусторонне-бородчатых — I,2Даа′; I,2Дав′; I,2Дба′; I,2Дв[66] и уникальных двухрядных гарпунов — I,3Б[67], а также рыболовные крючки оригинальной конструкции — II,1Ба; II,2Ба; II,2Бб; II,2Бв; II,2Еа; II,2Eб; II,2Ев; II,3Ба[68]. Найдено большое количество рубящих орудий[69], крайне необходимых не только охотнику, но и рыболову, для изготовления лодок, запоров и т.д.
В целом неолитический инвентарь Верхоленского могильника показал комплексное охотничье-рыболовческое хозяйство. Должно быть, подобному ведению экономики обитателями способствовала окружающая природная среда Верхней Лены.
Северо-Западное побережье Байкала и о. Ольхон были обитаемы еще в палеолите[70]. Здесь найдено множество стоянок раннеголоценового времени[71]. Насыщенность этой части побережья памятниками прошлого, как пишет исследователь данного участка А.К. Конопацкий[72], объясняется наличием удобных подступов к воде, мелководных и наиболее подходящих для рыболовства заливов, бухт и заводей.
Среди памятников встречаются многослойные стоянки, такие как Улан-Хада[73], Итырхей[74], Тышкинэ IIи III[75], Берлога[76] и т.д., свидетельствующие о непрерывности заселения людьми этих излюбленных мест. На о. Ольхон открыты и раскопаны могильники и отдельные погребения от неолита до железного века включительно[77].
Что касается хозяйственной деятельности населения, то на
53
стоянках имеются следы не только охоты, но и рыболовства. Однако следует отметить, что в культуросодержащих горизонтах стоянок неолитического времени редко встречаются остатки рыболовных орудий (каменные грузила, наконечники гарпунов, рыболовные крючки) и кости рыб. Это объясняется, скорее всего, плохой сохранностью последних. Тем не менее изредка встречаются ямы с обожженными костями рыб[78]. В культурных слоях многих неолитических и раннеглазковских поселений Байкала встречены кости нерпы[79]. Встречаются кости крупных таежных животных, которые являлись основным сырьем для изготовления костяных орудий.
Следует отметить, что на стоянках очень редко находят каменные наконечники стрел. Так, например, на стоянке Улан-Хада наблюдается почти полное отсутствие последних[80], а на Лысой Сопке на один наконечник стрелы приходится около десятка стерженьков рыболовных крючков[81]. Обычными находками являются сетевые грузила[82].
Таким образом, по данным археологических исследований, на побережье оз. Байкал и на о. Ольхон существовали охота на диких зверей, нерпу и рыбная ловля. Последняя преобладала, о чем свидетельствуют размещение поселений на берегах заливов, бухт и заводей, удобных для рыболовства, большая мощность культурных горизонтов, указывающая на долговременность обитания людей на стоянках, редкость находок наконечников стрел и частые находки остатков рыболовных орудий (грузил, наконечников гарпунов и крючков).
Эти же факты являются одновременно показателями если не оседлого образа жизни, то полуоседлого. В культурных слоях стоянок зафиксированы остатки кострищ и очагов[83], а также кости животных[84]. Обилие костей животных в культурных горизонтах стоянки Тышкинэ IIна о. Ольхон наталкивает на мысль, что население жило оседло.
В рыболовном промысле населения оз. Байкал огромную роль, по всей вероятности, играл омуль. По наблюдению М.М. Кожова[85], косяки омуля еще ранней весной подо льдом подвигаются к берегам обширных мелководных районов. При этом омуль в мае-июне в поисках корма подходит близко к берегам и становится доступным для лова закидными и ставными неводами. Только к концу июля омуль отходит от берегов. В августе формируются крупные косяки половозрелых омулей, которые подвигаются к устьям рек и идут вверх по рекам к нерестилищам. Осенью они скатываются вниз по реке. В августе-сентябре и до глубокой осени на Байкале обитатели могут промышлять сигов, которые в это время также группируются в косяки и идут к местам икрометания. В это
54
время население могло заниматься заготовкой рыбы на зиму. В связи с этим следует упомянуть, что некоторые современные народы Сибири (в частности, якуты) осенью, когда рыба собиралась косяками, начинали ее лов. При этом, заметив косяк издалека, рыбаки подплывали на лодке прямо к нему и черпали его сачком до тех пор, пока не нагрузят лодку, и так несколько раз в день. Пойманную рыбу выкладывали в специальные короба из жердей (полевые собрания автора).
На стоянках часты находки костей нерпы. По предположению Л.П. Хлобыстина[86], охота на нерпу появилась еще в палеолитическое время. Касаясь зимнего лова нерпы на Байкале, исследователь связывает его с появлением гарпуна в серовском этапе неолита Прибайкалья. Однако, по данным археологии, на Байкале не наблюдается специализированной охоты на этих животных. Видимо, обитатели охотились на нерпу только в зимнее время, подкарауливая ее у продушин. Для этого не обязательно было иметь гарпун. По описанию В.Ф. Зуева[87], ненцы в XVIIIв. промышляли тюленей простым способом. Для этого им достаточно было иметь доску с ремнем для закрывания продушины при появлении из нее тюленя и палку или нож для умерщвления добычи. По всей вероятности, аналогичный способ существовал и в неолитическое время. Однако подобный прием охоты на тюленей мог быть только побочным занятием населения.
В заключение следует отметить: основой хозяйства у прибайкальских племен становились те ресурсы, которые обеспечивали население необходимыми продуктами с меньшими затратами энергии. Рыболовство стало первостепенным занятием у китойцев Верхней Ангары и обитателей северо-западного побережья оз. Байкал, включая о. Ольхон, где рыба была наиболее доступным продуктом. Исаковцы и серовцы занимались охотой на крупных животных. Обитаемый ими участок был менее богат рыбой, чем Верхнее Приангарье и оз.Байкал.
* * *
Забайкалье — горная область, расположенная к востоку от оз. Байкал. Для рельефа характерно чередование хребтов и межгорных котловин, вытянутых на северо-восток. Забайкалье расположено в зоне тайги, которая на юге сменяется лесостепями и степями, частично заходящими из Монголии. Кроме типичных для степей грызунов, встречаются представители лесной фауны — косуля, лось, белка, бурундук и другие. Горная тайга господствует в Забайкалье. В ней обитают лось, кабарга, изюбр, медведь. Имеются и гольцы — безлесные вершины и склоны гор, поднимающиеся выше 2000 м. Фауна гольцов бедна. Встречаются северные олени, горные козлы, бараны.
В Забайкалье проходит часть главного водораздела между бассейнами Северного Ледовитого и Тихого океанов. Большинство рек — горные. Озера немногочисленны. Наиболее крупные из них — Байкал, Торейские, Баунтовские, Еравнинские, Гусиное.
55
Заселение Забайкалья происходило в палеолите[88]. В неолите человек заселил всю территорию региона[89]. Неолитические памятники представлены поселениями, могильниками, отдельными погребениями и петроглифами.
Судя по археологическим материалам, неолитические и энеолитические обитатели занимались охотой, рыболовством и сбором дикорастущих растений. Наряду с указанными видами хозяйственной деятельности, с середины неолита на территории Восточного Забайкалья прослеживаются следы производящего хозяйства. Впервые появляются орудия, связанные с обработкой земли и продуктов земледелия. Кроме того, найдены кости домашних животных[90]. С некоторым запозданием, в период, переходный от каменного века к раннему металлу, аналогичное комплексное хозяйство приходит в Западное Забайкалье[91].
Остатки рыболовных орудий говорят о занятиях рыболовством. Найденные на более поздних неолитических и энеолитических стоянках орудия почти не встречаются в ранненеолитических памятниках. Они представлены наконечниками гарпунов, деталями рыболовных крючков и каменными грузилами сетей.
Обнаруженные на территории Забайкалья наконечники гарпунов представляют односторонне- (I,1) и двусторонне- (I,2) бородчатые орудия (см. табл. 2). В Западном Забайкалье подобные изделия обнаружены в могильниках и в культурных горизонтах поселений. Наиболее ранние из них встречены на ранненеолитической стоянке Мухино[92]. Пять изделий из рога известны из Нижнеберезовской стоянки, в 8 км от Улан-Удэ. Три из них извлечены из культурного слоя, а два найдены еще до раскопок в осыпающихся бортах стоянки. Длина целых изделий колеблется от 16 до 24 см. Для крепления наконечника к древку насад снабжен вырезом — I,1Бд[93]. Что касается датировки данной стоянки, то она интерпретируется исследователями по-разному[94].
56
Наконечники гарпунов, обнаруженные в поздненеолитических погребениях № 3, 6 и 13 могильника Бухусан на берегу оз. Исинга представлены тремя подтипами одного типа — I,1Аа′; I,1Ваа′; I,1Вба′; I,1Bбб′[95]. Длина их варьирует от 12,1 до 26,3 см[96]. Некоторые из них имеют до 8 бородок[97].
Несколько наконечников гарпунов извлечены из энеолитического могильника близ дер. Фофаново. Среди них имеются односторонне- и двусторонне-бородчатые изделия. Некоторые изделия — I,1Бва′ и I,1Бвб′ — снабжены четырьмя бородками. Насад их оснащен сильно выступающим стоппор-линем[98]. Наконечники с отверстием на насаде — I,1Ваб′ и I,1Ввб′ — снабжены двумя-тремя бородками[99]. Двусторонне-бородчатые наконечники принадлежат к подтипам I,2В и I,2Д. Одно орудие — I,2Вба′ — оснащено противолежащими выступами-крылышками[100]. Наконечник подтипа I,2Д с симметрично расположенными восемью бородками является одним из крупных изделий, длиной, судя по масштабу, 23,2 см[101].
В Восточном Забайкалье наконечники гарпунов обнаружены в Шилкинской пещере и в погребении у железнодорожной станции Сретенск.
В культурном горизонте Шилкинской пещеры найдено 16 наконечников гарпунов[102], представленных двумя типами: I,1 и I,2. Односторонне-бородчатые наконечники представляют два подтипа: I,1А и I,1В. Подтип I,1А — это небольшие, небрежно оформленные орудия. Их бородки колеблются от 2 до 5 (I,Ааб), а длина — от 5,3 до 11,6 см[103]. Изделия подтипа I,1В в трех подвариантах: аа′, ад′ и ае′ — отличаются тщательной обработкой. Клювообразные бородки варьируют от двух до семи. Длина их очень разнообразна — от 9,2 до 22,3 см[104]. Двусторонне-бородчатые наконечники имеют попеременно расположенные бородки. Длина целых экземпляров (I,2Bбa′) — 11,4 и 12,4 см[105].
Обнаруженные у г. Сретенска изделия, судя по сохранившимся целым наконечникам, относятся к одному подварианту — I,1Ааа′. У них бородки оформлены аккуратно, количество их достигает семи[106].
Наконечники гарпунов известны из энеолитических погребений в местности Онкули на берегу р. Баргузин — 1Баа′ и I,1Бвв′[107]. По сообщению В.А. Чижова[108], наконечники гарпунов обнаружены в могильнике у с. Молодовск. Надо полагать, что в Забайкалье в неолитическое время гарпуны были одним из самых распространенных рыболовных орудий.
В Забайкалье встречены рыболовные крючки как цельновырезанные из кости, так и составные. Цельновырезанные орудия известны в двух экземплярах. Один из них обнаружен в культурном слое Нижне-Березовской стоянки. Жальце-острие и головка не сохранились. Цевье утолщено. Длина сохранившейся части 6,4 см[109].
57
Несколько иную форму имеет крючок из Шилкинской пещеры (ПДВ): цевье коленчатое, а жальце на внутренней стороне оснащено двумя бородками. Для удобства крепления верхний конец снабжен мелкими насечками. Длина 3,7 см[110].
Составные крючки представлены несколькими подтипами. В комплексе предметов Шилкинской пещеры имеется коленчатый (II,2Дд) вариант стержня рыболовного крючка. Верхняя часть плавно заужена, на ее выпуклой стороне имеются две округлые дырочки, соединенные желобком для утопления шнурка. На широком конце изделие снабжено отверстием для жальца-острия. Длина стержня по хорде 6,7 см, а острия — 2,6 см[111].
Оригинальный стерженек рыболовного крючка извлечен из погребения № 13 Бухусанского могильника. Он состоит из двух частей — верхней и нижней. Верхняя его часть изготовлена из кости, нижняя — из рога[112]. У последней на одном конце просверлено овальное отверстие для вставного жальца-острия. Обе части соединяются плоскими кососрезанными языковидными концами, по-видимому, при помощи клея нитяной обвязкой. Изделие относится к варианту II,2Ег. Находка первоначально интерпретирована исследователями как составная игла для плетения сетей[113], а затем основой составного рыболовного крючка[114].
В этом же погребении найден стерженек крючка[115]. Один конец снабжен тремя кольцевидными ободками для лесы. Другой конец не сохранился. Цевье к обеим концам сильно сужается. Изделие относится к варианту II,3Аб.
Кроме того, в комплексе находок из Нижне-Березовской стоянки имеются каменные стерженьки рыболовных крючков фронтального крепления. Первый из них массивный. Оба конца плавно сужены, одна половина шире, чем другая. Щечные грани рассечены короткими насечками[116]. Орудия относятся к варианту III,8Аб.
В погребениях энеолитического времени наряду с костяными[117], каменными стерженьками[118] встречаются и металлические[119].
Стерженьки рыболовных крючков обнаружены на стоянке Посольская[120].
Наряду с наконечниками гарпунов и рыболовных крючков, на стоянках неолита и энеолита встречаются грузила для сетей. Подавляющее большинство их обнаружено в Западном Забайкалье. Заслуживают внимания грузила со стоянки Посольская, встреченные там в трех раскопках. На раскопке IIIзафиксированы две ямы со скоплением значительного количества галек. В одной яме их вместе с заготовками грузил найдено 18 экземпляров, во второй — 21[121]. Среди них можно выделить три
58
типа: III,1; III,2 и III,4. Грузила типа III,1 представлены всеми подтипами: III,1 (А, Б, В, Г, Д). Некоторый интерес представляют два последних изделия. Грузило варианта III,1Га сделано на сравнительно длинной продолговатой плоской гальке. По две выемки выбиты на его продольных сторонах[122]. У подтипа III,1Д первоначально выбитые с двух сторон выемки преднамеренно дополнительно затуплены точечной выбивкой.
Грузил с опоясывающимися желобками (III,2А, и III,2Б) небольшое количество. Все они оформлены точечной выбивкой. Поперечные желобки у некоторых экземпляров глубокие и сделаны с большой тщательностью[123], у других они обработаны частично[124].
В коллекции имеются естественно-выемчатые грузила — III, 4. Судя по находкам, для грузил выбирались наиболее удобные для крепления к нижнему подбору сети камни. Среди них фигурируют галечные грузила[125].
Среди каменных грузил Посольской стоянки имеются мелкие и крупные экземпляры. Размеры одного из мелких изделий 5,4×4,5 см. Крупные грузила, изготовленные из гальки или плиток, отличаются своей массивностью. Одно из галечных грузил имеет длину 8,6 см, ширину — 7,5 см и толщину — 3 см.
На остальных поселениях Забайкалья зафиксированы единичные грузила и отсутствуют их скопления. Грузила с боковыми выемками известны из стоянок Нижнеберезовская и в устье р. Громатухи при впадении ее в р. Ингоду[126], в Шилкинской[127] и Егоркиной пещерах[128] и на стоянке Лысая Гора[129]. Исследователи сообщают также о находках галек-грузил из неолитических стоянок Хилка и Чикой[130]. Кроме того, в местности Ярцы-Байкальские в одном из квадратов неолитического слоя встречено скопление из 32 хорошо окатанных галек[131]. Возможно они использовались в качестве грузил.
На берегу оз. Иргень, наряду с фрагментами неолитической керамики и каменным инвентарем того же времени, обнаружены два грузила с противолежащими боковыми выемками. Оба отличаются своими крупными размерами. Одно из них изготовлено из гальки длиной 15 см, другое — из каменной плитки прямоугольной формы длиной 10,5 см[132].
Интересен факт нахождения грузила из энеолитического погребения №8 Фофановского могильника[133].
Желобчатые грузила известны, кроме Посольской, из стоянок
59
Нижне-Березовской[134] и Дуройской на Аргуни[135].
Имеется также сообщение о находках грузил из галек в пятом культурном слое поселения Нижняя Джилинда Iна Витиме вместе с каменным инвентарем неолитического облика[136].
Наряду с вышеупомянутыми рыболовными орудиями найдены фигурки рыбок-приманок. Одна из них извлечена из культурного горизонта Посольской стоянки, две другие обнаружены на стоянке у Лысой Горы[137]. Обломок рыбовидной приманки из кости найден в Шилкинской пещере[138].
Одним из достоверных свидетельств рыболовства в неолите и в эпоху раннего металла является ихтиологический материал. В западном Забайкалье кости рыб зарегистрированы на Мухинской[139], Нижнеберезовской[140], Посольской стоянках и на озерном поселении Харга I[141], соответственно характеризующих три этапа неолита, от раннего до позднего. Рыбья чешуя и кости в культурных слоях поселений, за исключением Мухинского, зафиксированы скоплениями, притом, преимущественно в хозяйственных ямах. На поселении Харга Iвсе хозяйственные ямы были заполнены остатками рыб[142]. Кроме того, рыбьи кости встречены в неолитическом погребении № 13 Бухусанского могильника[143]. В раскопе Посольской стоянки обнаружено погребение собаки, засыпанной сверху рыбьими костями.
В Восточном Забайкалье кости рыб сохранились на стоянках Арын-Жалга на Ононе[144], Совхоз Iна Ингоде[145], Дурой на Аргуни[146] и в Шилкинской пещере[147], относящихся к будаланскому и амоголонскому этапам неолита. Кости крупной рыбы были обнаружены в погребении близ села Баян у г. Сретенска[148].
Обзор забайкальских археологических материалов эпох неолита и ранней бронзы показал, что на озерных стоянках, за исключением стоянки Харга I, ихтиофауна не сохранилась, хотя экономическая жизнь древних племен неразрывно была связана с озером.
На территории Забайкалья, судя по археологическим данным, рыболовство развивалось неравномерно. На ранненеолитическом чиндантском этапе неолита обитатели Восточного Забайкалья занимались исключительно охотой на степных и лесостепных животных[149]. Следы рыбной ловли обнаружены на стоянках среднего, будаланского, этапа неолита. Наиболее яркую картину экономической жизни будаланцев дают материалы стоянки Арын-Жалга. На ней собран разнообразный фаунистический материал, в котором доминируют кости косули. Остальные животные представлены костями кулана, лошади, бизона,
60
сайги, изюбра, лося, северного оленя, т.е. животными лесного и степного ландшафтов[150]. В заполнении хозяйственных ям, кроме остеологического материала, встречены кости рыб, принадлежащие сому, серебристому карасю и другим[151]. К сожалению, не найдены рыболовные орудия, хотя сохранность костей была удовлетворительной. Из культурного слоя были извлечены даже такие мелкие бытовые предметы, как иглы из рыбьих костей[152]. Судя по материалам данной стоянки, охота явно преобладала над другими хозяйственными занятиями. Рыболовство играло лишь вспомогательную роль. Рыбу ловили, видимо, ловушками типа морд или корчаг из прутьев.
Как указано выше, на некоторых памятниках Восточного Забайкалья обнаружены рыболовные орудия. Для ловли рыбы специально изготавливались костяные или роговые наконечники гарпунов, цельновырезанные из кости и составные рыболовные крючки, грузила из галек для сетей. Большой интерес представляет поздненеолитическое погребение у села Баян недалеко от г. Сретенска, погребальный инвентарь которого содержал кости рыб, что свидетельствует о большой роли рыбы у населения. По сообщению исследователей, жители Шилкинской пещеры добывали 13 видов рыб[153]. По их предположению, для промысла некоторых видов рыб могли быть использованы различные ловушки типа вершей.
Как отмечают исследователи, к будаланскому этапу относится зарождение новых видов хозяйственной деятельности — производящей экономики[154]. С этого времени у восточно-забайкальских племен хозяйство становится многоотраслевым. При этом исследователи совершенно справедливо считают, что основным составным компонентом хозяйства была охота[155]. Однако при оценке хозяйства финального (амоголонского) этапа неолита они слишком принизили роль рыболовства, сведя его до минимума[156]. А ведь вышеописанные находки в основном относятся к данному периоду. Кроме того, рыбная ловля не потеряла своей подсобной роли в эпоху бронзы. Обитатели того времени в могилы своих сородичей клали наряду с бытовыми предметами рыболовные крючки[157], костяные наконечники гарпунов[158] и кости рыб[159].
Надо полагать, что с появлением скотоводства и мотыжного земледелия в Восточном Забайкалье, рыболовство приобрело сезонный характер, так как первобытные скотоводы откочевывали от летних пастбищ на зимние.
В Западном Забайкалье неолитические и энеолитические поселения зарегистрированы преимущественно по берегам богатой рыбными ресурсами Селенге и ее притокам, а также по берегам озер. Здесь же были места захоронений. По словам Л.Г. Ивашиной, «геог-
61
рафическое расположение поселений и могильника на берегах озер связано с характером хозяйства — рыболовством — жившего здесь в древности населения»[160]. При этом исследователь отмечает, что большинство вешей из неолитических погребений Бухусанского могильника являются орудиями рыболовства[161].
Как известно, на территории региона рыболовные орудия были знакомы еще позднепалеолитическим обитателям (Ошурково). Онивстречены также среди инвентаря ранненеолитических памятников (Мухинская). Но их найдено крайне мало. Возможно, это связано со слабой изученностью ранних памятников или с плохой сохранностью изделий.
Со среднего, березовского, этапа неолита наблюдается интенсивное развитие рыболовства. В конце неолита данная отрасль хозяйства становится ведущей. Это явление отмечено многими исследователями[162]. Обнаруженные рыболовные орудия (наконечники гарпунов, различного рода крючки, рыбки-приманки) свидетельствуют о специализированном рыболовстве. У большинства поселений этого времени зафиксированы хозяйственные ямы, в которых, наряду с костями зверей, встречались скопления из костей и чешуи рыб. Стоянки Березовская[163] и Харга I[164]содержали только кости рыб. Интересно отметить, что на стоянке Харга Iпри обилии ихтиофауны не найдено ни одного рыболовного орудия. По-видимому, рыбу промышляли ловушками типа вершей при помощи запорных устройств.
Забайкальские неолитические племена, по всей вероятности, были знакомы со средствами передвижения по воде. Среди наскальных изображений встречаются изображения лодок с людьми[165].Изображения рыб (осетра или стерляди) имеются на писанице в бухте Ая[166].
Изображения рыбы встречаются на бытовых предметах. Интересен факт нахождения в неолитическом погребении возле с. Дунда-Киреть на р. Хилок ложки из роговой пластины. Ее форма в целом напоминает фигуру рыбы. Ручка ее заканчивается раздвоением в виде рыбьего хвоста[167].
Об охоте на диких животных и водоплавающих птиц свидетельствует остеологический материал. Подсобную роль в древней экономике играло собирательство.
Интересными являются данные о фиксации на территории Забайкалья наряду с костями диких животных и ихтиофауны костей одомашненных животных: лошадей, коров, свиней и собак. Как уже было указано, раздробленные кости этих животных найдены на стоянке Арын-Жалга с каменным инвентарем и керамикой будаланского этапа неолита[168]. Кости одомашненных животных обнаружены на стоянках р. Селенги[169] и на озерной стоянке Харга I[170].
62
Как указывалось выше, одомашнивание животных могло давать населению не только мясные продукты и шкуры для бытовых целей, но и волосы, из которых можно плести сетные орудия для ловли рыбы. Подобное качественное изменение сырья для изготовления сетей и сачков, по-видимому, резко повысило производительность рыбного промысла в Забайкалье. Возможно, этим объясняется многочисленность нахождения в культурных слоях поселений позднего неолита и энеолита каменных грузил для сетей и хозяйственных ям со скоплениями ихтиофауны, что не наблюдалось на стоянках предшествующих этапов каменного века. Волосяные сети гарантировали круглогодичный промысел рыбы, наиболее надежный источник существования.
Первобытное скотоводство в забайкальских природных условиях, вероятно, было ненадежным средством существования, так как скот содержался в основном на подножном корму и зависел от капризов зимнего сезона. Рыболовство надежно дополняло пищевые ресурсы населения.
В связи с интенсивным развитием рыболовства и мотыжного земледелия западно-забайкальские племена перешли к оседлому образу жизни. В многоотраслевом хозяйстве рыболовство занимало одно из ведущих мест.
В целом, в Восточном Забайкалье рыболовство в неолите и энеолите развито было менее, чем в Западном. Основная причина подобного явления, возможно, объясняется сравнительной скудностью рыбных запасов верховьев рек амурского бассейна.
63
[1] См.: Иркутская область: Краткий экономико-статистический сборник. — Иркутск, 1953. — С. 9-13; Восточная Сибирь. Экономико-географическая характеристика. — М., 1963. — С. 610-618.
[2] Хороших П.П., 1966, с. 89; Герасимов М.М., Черных Е.Н., 1975, с. 32
[3] Окладников А.П., 1978, с. 86
[4] Окладников А.П., 1978, с. 86, табл. 40,1
[5] Там же, с. 64, 86, табл. 19, 5; 45, 3; 127, 9; 136, 2
[6] Он же, 1976, с. 17-18, табл. 5
[7] Он же, 1978, с. 23, табл. 45, 3
[8] Он же, 1976, с. 17
[9] Окладников А.П., 1976, с. 25, табл.17, 3; 1978, с. 38, табл. 70, 9
[10] Окладников А.П., 1978, с. 7, табл. 2, 1, 4; с. 27, табл. 53, 2; с. 86-87, табл. 70, 4; 113, 6; 114, 2
[11] Окладников А.П., 1978, с. 56, табл. 107, 3; с. 58, табл. 113 и 114; с. 37
[12] Окладников А.П., 1978, с. 87
[13] Там же, с. 103
[14] Конопацкий А.К., 1982, с. 48-49, табл. ХLII, 1-3
[15] Окладников А.П., 1978, с. 87, табл. 54, 7
[16] Окладников А.П., 1976, с. 121-122, табл. 139, 2
[17] Савельев Н.А., Медведев Г.И., 1973, с. 58, рис. 2, 3
[18] Там же, рис. 2,2
[19] Конопацкий А.К., 1982, с. 91, табл. XXXVI
[20] Окладников А.П., 1950в, с. 368;. Хороших П.П., 1966, с. 88; Конопацкий А.К., 1982, с. 45
[21] Хлобыстин Л.П., 1964, с. 26-31
[22] Аксенов М.П., 1974, с. 101
[23] Окладников А.П., 1976, с. 6
[24] Свинин В.В., 1971, с. 61-77; Конопацкий А.К., 1982, с. 3-114
[25] Окладников А.П., 1950в, с; 241-250, рис. 72-78; Студзицкая С.В., 1976, с. 74-89
[26] Окладников А.П., 1950в, с. 258, рис. 72
[27] Студзицкая С.В., 1976, с. 88
[28] Маркс К., «Критика политической экономии», т. 46, ч. 1, с. 38
[29] Окладников А.П., 1966б, рис. 32,33, табл.110,1
[30] Он же, 1974б, с.36,37; Окладников А.П., Молодин В.И., Конопацкий А.К., 1980, с. 3-40
[31] Воропинов B.C., 1958, с. 244, рис. 1, 6
[32] Хороших П.П., 1960, с. 228-229, рис. 1, 1
[33] Окладников А.П., 1974а, с. 59, рис. 1
[34] Окладников А.П., 1976, с. 102, табл. 118,2
[35] Георгиевская Г.М., 1979, с. 14
[36] Окладников А.П., 1974а, с. 61
[37] Там же, с. 56
[38] Там же, с. 55
[39] Конопацкий А.К., с. 72, 92
[40] Там же, с. 42-48, табл. XXXI-XXXVI
[41] Там же, с. 46, табл. XXIX, 3
[42] Окладников А.П., 1974а, с. 42-44, табл. 10; 13, 10; 21; 23; 24; 25; 31, 7; 38, 2; 40, 2; Хороших П.П., 1966, рис. 5, 1, 3-11; 9, 1, 2
[43] Окладников А.П., 1974а, табл. 11, 1, 9; 19, 5; 21, 1; 24, 1, 6; 31, 10; 32, 7; 37, 1; 58, 1; 65, 1; 73, 1; Конопацкий А.К., табл. XXXI
[44] Окладников А.П., Береговая Н.А., 1971, с. 49, табл. VI, 15
[45] Аверкиева Ю.П., 1974, с. 51
[46] Георгиевская Г.М. , 1979, с. 10
[47] Окладников А.П., 1974а, с. 51-52
[48] Там же, с. 42-45, табл. 13, 3; 17, 2
[49] Георгиевская Г.М., 1974, с. 111
[50] Окладников А.П., 1975б, с. 7
[51] Окладников А.П., 1974а, с. 63-114
[52] Там же, с. 68
[53] Там же, с. 112
[54] Окладников А.П., 1978, с. 103
[55] Там же, с. 49-50, табл. 89, 2; 91, 3; 90, 2
[56] Окладников А.П., 1976, с. 17-18, 20, 59
[57] Там же, с. 25
[58] Там же, с. 16-18
[59] Там же, с. 18-21
[60] Там же, с. 51-61
[61] Ермолова Н.М., 1966
[62] Ермолова Н.М., 1966, с. 85
[63] Там же, с. 86
[64] Окладников А.П., 1976, с. 129, 135, 136, 140, 143, табл. 145, 3; 154, 3; 160, 5; 161, 2; 163, 2; 165, 2
[65] Окладников А.П., 1978, с. 14, 19, 54, 61, табл. 19, 4; 20, 1; 35, 5; 102, 7, 8; 123, 4
[66] Там же, с. 19, 25, 50, 61, 86, табл. 36, 1; 40, 1; 50, 9; 91, 3; 122, 3
[67] Там же, с. 21, 64, 67, табл. 45, 3; 127, 9; 136, 2
[68] Там же, с. 7, 19, 27, 28, 38, 49, 56, 58, 65, табл. 2, 1, 4; 35, 1; 53, 1-3; 54, 7; 70, 3, 4, 7, 9; 89, 2; 108, 5; 113, 1-3, 6, 7; 114, 1-4; 115; 129, 3
[69] Там же, 74-75
[70] Конопацкий А.К., 1982, с. 19-26
[71]ХлобыстинЛ.П., 1964а, с. 25-32; 1965, с. 252-296; СвининВ.В., 1966, с. 50-69; 1971, с. 61-77; 1976а, с. 167-179; 1976б, с. 154-166; КонопацкийА.К., 1982, с. 26-54; ГорюноваО.И., 1978, с. 70-89; ЯрославцеваЛ.Г., 1979, с. 32-33; ГенераловА.Г., ЯрославцеваЛ.Г., 1980, с. 112-113; ГорюноваО.И., ЯрославцеваЛ.Г., 1982, с. 37-54
[72] Конопацкий А.К., 1982, с. 5
[73] Окладников А.П., 1950в, с. 98-104; Хлобыстин Л.П., 1964а, с. 25-32; 1965, с. 262-272
[74] Горюнова О.И., 1978, с. 70-89
[75] Генералов А.Г., Ярославцева Л.Г., 1980, с. 112-113; Ярославцева Л.Г., 1979, с. 32-33; Горюнова О.И., Ярославцева Л.Г., 1982, с. 37-54
[76] Горюнова О.И., 1982, с. 174-191
[77] Панковская Г.И., 1977, с. 38-40; Базалийский В.И., Свинин В.В., 1978, с. 38-39; Базалийский В.И., .1979, с. 33-35; Конопацкий А.К., 1982, с. 34-63
[78] Генералов А.Г., Ярославцева Л.Г., 1980, с. 113
[79] Хлобыстин Л.П., 1963, с. 12-19; 1964б, с. 35-37; Конопацкий А.К., 1982, с. 14
[80] Хлобыстин Л.П., 1965, с. 277
[81] Свинин В.В., 1966, с. 58
[82] Он же, 1971, с. 67
[83] Окладников А.П., 1950в, с. 98-101; Конопацкий А.К., 1982, с. 27, 30-35; Горюнова О.И., Ярославцева Л.Г., 1982, с. 39-46
[84] Конопацкий А.К., 1982, с. 26-32; Горюнова О.И., Ярославцева Л.Г., 1982, с. 39-45
[85] М.М. Кожов, 1968, с. 66
[86] Хлобыстин Л.П., 1964б, с. 35-37
[87] Зуев В.Ф., 1947, с. 80
[88] Кириллов И.И., 1979, с. 9-27; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с.7-58; Константинов М.В., 1980, с. 16-24
[89] Кириллов И.И., 1979,. с.27-45; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с.59-173; Ивашина Л.Г., 1979б, 156 с.; Гришин Ю.С., 1981, с.35-98
[90] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 149-154
[91] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 133
[92] Окладников А.П., 1975а, с. 10
[93] Гришин Ю.С., 1981, рис. 11; 13-15; Ивашина Л.Г., 1979б, с. 36-41, рис. 20
[94] Г.П. Сосновский отмечал идентичность материалов, извлеченных из горизонтов и датировал энеолитом (Гришин Ю.С., 1981, с. 61). Затем стоянку исследовал Э.Р. Рыгдылон. По материалам своих раскопок он (1950, с. 280-288) относил ее к неолиту. Позднее стоянка обследована А. П. Окладниковым. Он выявил двухслойность памятника. Нижний слой датирован им II тыс. до н.э. (1950а, с. 85-90). По Ю.С. Гришину (1981, с. 61), памятники стоянки содержат материалы будаланского и доронинского этапов неолита. Ивашина Л.Г. (1979б, с. 40-41), в результате типологической характеристики предметов из стоянки, пришла к мнению, что часть предметов, в том числе и наконечники гарпунов, относится к нижне-березовскому этапу западно-забайкальского неолита.
[95] Ивашина Л.Г., 1979б, рис. 58; 59, 1; 66, 75, 2
[96] Там же, с. 75
[97] Там же, с. 76, рис. 58,1
[98] Герасимов М.М., Черных Е.Н., 1975, рис.10,2,3
[99] Ивашина Л.Г., 1979б, рис. 6,2,4
[100] Там же, рис. 6,3
[101] Там же, рис. 6,1
[102] Окладников А.П., 1960, с.38
[103] Там же, рис.16,2, 3, 6,7; 22,3
[104] Там же, рис.16,1,5;18,3;22,6;23,1
[105] Там же, рис. 22,1,4
[106] Гришин Ю.С., 1981, с.90, рис.25, 1-5
[107] Хамзина Е.А., 1982, рис.12,1,2
[108] Чижов В.А., 1976, с.45
[109] Ивашина Л.Г., 1979б, с.75
[110] Окладников А.П., 1960, с.36, рис. 21, 4
[111] Там же, с.36, рис.21,6
[112] Ивашина Л.Г., Климашевский Э.Л., 1976, с.187, рис.2, 1
[113] Там же, с.187
[114] Ивашина Л.Г., 1979б, с.91
[115] Ивашина Л.Г., Климашевский Э.Л., 197б, с.189, рис.7,5
[116] Ивашина Л.Г., 1979б, с.36, рис. 19,8
[117] Ивашина Л.Г., 1979б, с.86, рис.73, 2-4; Герасимов М.М., Черных Е.Н., 1975, рис.10, 6-8, 12, 18, 21
[118] Ивашина Л.Г., 1979б, с.87-88
[119] Герасимов М.М., Черных Е.Н., 1975, с. 32, рис. 8, 4
[120] Ивашина Л.Г., 1979б, с 19-20
[121] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 19-20
[122] Хранится в отделе истории, археологии и этнографии БИОН БФ СО АН СССР, кол. №1113.
[123] Хамзина Е.А., 1982, рис. 15
[124] Хранится в отделе ИАЭ БИОН БФ, кол. №1225.
[125] Там же, кол. №839
[126] Гришин Ю.С., 1981, с. 54,63
[127] Окладников А.П., 1960, с. 30, рис. 14,4
[128] Рябкова Е.А., 1982, с.48
[129] Хамзина Е.А., 1982, с. 43
[130] Стромилова Н.Н., Константинов М.В., Семина Л.В., 1976, с. 38
[131] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 18
[132] Ларичев В.Е., Рижский М.И., 1966, с. 111, рис. 5, 2; 10
[133] Герасимов М.М., Черных Е.Н., 1975, с. 32
[134] Гришин Ю.С., 1981, с. 63
[135] Там же, с. 71, рис, 13, 2
[136] Трифонов А.П., 1979, с. 30
[137] Хамзина Е.А., 1982, с. 43,47, рис. 15
[138] Окладников А.П., 1960, с. 40-41, рис. 24,2
[139] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 41
[140] Окладников А.П., 1951б, с.36; Ивашина Л.Г., 1979б, с. 40
[141] Ивашина Л.Г., 1979б, с.20,129
[142] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 129
[143] Там же, с. 20, 94, рис. 47,9
[144] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 91
[145] Кириллов И.И., 1970, с.188
[146] Гришин Ю.С., 1973, с.82
[147] Лебедев В.Д., Цепкин Е.А., 1960, с. 72-80
[148] Гришин Ю.С., 1972, с. 107
[149] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 141
[150] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 91
[151] Там же, с. 90-91
[152] Кириллов И.И., 1973, с. 57
[153] Лебедев В.Д., Цепкин Е.А., 1960, с. 79
[154] Кириллов И.И., 1981, с. 29-32; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 153
[155] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 149
[156] Там же, с. 162
[157] Гришин Ю.С., 1981, с. 127, 142; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, табл. XII, 7
[158] Гришин Ю.С., 1981, с. 198
[159] Там же, с. 143
[160] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 101
[161] Ивашина Л.Г., 1975, с. 135
[162] Окладников А.П., 1951б, с.131; Ивашина Л.Г., 1979б, с. 129
[163] Окладников А.П., 1951б, с. 36
[164] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 129
[165] Окладников А.П., Мазин А.И., 1976, табл. 12; 19, 5; 35, 7; 41, 1; 42, 1; 43, 3-4; 59, 2
[166] Окладников А.П., 1974б, с. 37, табл. 22
[167] Коновалов П.Б., 1975, с. 144
[168] Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с.153
[169] Окладников А.П., 1951а, с.445-446
[170] Ивашина Л.Г., 1979б, с. 133