Дружинин А.В. История о сапогах, пойманных на удочку

 

Беги, беги, злосчастный! тебе нет спокойствия, нет уютнаго прибежища в сих негостеприимных местах!

 

Подивившись на обоих друзей здравия, которым, по всей вероятности, предстояло уходить себя еще до осени, мы подвинулись далее и увидели новую сцену. Две телеги, нагруженныя стульями и разною утварью, стояли около одной небольшой дачи, из которой продолжали выносить мебель. На одну телегу между прочим нагромождена была красивая лодка. Около возов суетился господин лет сорока, в белом пальто, с угрюмой и озлобленной физиономией.

— Скорей, скорей! повторял он безпрестанно. — Не хочу ни минуты оставаться здесь долее!

— Это чтó? спросил я моего приятеля. — Этот господин, кажется, перебирается уже с дачи — в июне месяце!

— Ты не ошибся, отвечал Шайтанов. — С ним случилась престранная история, которую можно назвать историей о сапогах, пойманных на удочку.

— Это очень интересно. Разскажи, пожалуста.

— Дело вот в чем. Этого господина зовут Груздевым. Он страстный рыболов. Удочки у него такия красивыя, всех сортов: и донныя, и с поплавками, и с жерлицами. Переехал он сюда еще в начале мая и с той поры каждый день проводил на рыбной ловле; заедет на середину реки, станет на якорях, и то-и-дело таскает преогромных щук, окуней, лещей, даже не раз вытаскивал лососок — вот таких, по аршину: так по крайней мере он разсказывал. Вставал ранехонько, так-что мы даже удивлялись, когда он успевает высыпаться. Только и толкует про свои удочки, про разныя наживки, жерлицы, черви-токари, красные черви... ну, заслушаешься! Послушать его, бывало, так зависть берет. «Чтó вы, говорит, только бьете баклуши, шатаясь взад и вперед по деревне, да не даете проходу горничным, или спите, забившись в свои конуры. Это ли сельская жизнь? Вот я»... и пойдет разсказывать, каких дивных рыб он вытащил в тот или другой день. А в заключение созовет всех своих знакомых и угощает «площами собственнаго лова». Рыба всегда у него действительно была превосходная, и пиры задавал он отличные раза по два в неделю. Я тоже на них бывал и не раз дивился, как это он таскает таких огромных щук и лещей, тогда как нам нейдет на удочку ничего, кроме дрянных окунишков. Вот раз поехали мы в лодке — видим: стоит наш Груздев на якорях, на самой середине реки. Полдюжины удочек в разных направлениях торчат над водой.

— Хорошо ли клюет? кричим.

Ответа нет.

— Каково ловится?

Тоже молчание. Подъехали мы ближе и видим: спит наш Груздев богатырским сном, примостившись в своей лодочке. Мы захохотали — не слышит! подъехали к самой лодке, заглянули в сачок — ничего! «Так вот как он удит, ай да рыболов!» подумал я и предложил компании сыграть с ним штуку. С одним из наших были запасные сапоги — на случай если вымочатся, так чтобы передеться и сухим выйти на берег. Счастливая мысль меня осенила.

— Пожертвуй, говорю приятелю, сапогами!

— А чтóж будет?

— А вот увидишь.

Вытащил я одну удочку. Проткнул сапог крючком, да еще узлом захлестнул и по прежнему закинул лесу в воду и укрепил палку точно так, как у него было. Потом вытащил другую удочку и сделал тоже с другим сапогом. Потом мы отъехали подальше, так чтобы ему нас не было видно, и стали наблюдать. Нескоро он проснулся. Потянул одну удочку – видит сапог! потянул другую – опять сапог! Чтó уж он тут подумал – не знаю; только он долго старался отпутать крючки, да напрасно: я их захлестнул мертвой петлей, а изорвать свои удочки ему видно жаль было, — так он и подъехал к берегу с сапогами. Мы поскорей выбрались на берег и ждем. Вышел наш Груздев, привязал лодку, взвалил удочки с сапогами на плечи и пошел деревней. Нам того и надо было. Мы поскорей мигнули проходящим и многим разсказали, в чем дело. Зрелище было великолепное. С тех пор нет бедному Груздеву проходу. Кто ни встретит его, всякий подсмеивается, заводит речь о сапогах; иные даже уверяли, что он кормит своих гостей ухой из сапогов. Долго отшучивался Груздев, наконец терпение его лопнуло, он перебранился со всеми и вот теперь уезжает с дачи. Говорят, он бы съехал еще на прошлой неделе, да не было денег расплатиться с рыбаком, у котораго набрал он пропасть рыбы, когда подчивал нас «плодами своей ловли».

Когда Шайтанов кончил эту назидательную историю, было уже довольно поздно, и, поиграв с полчаса в горелки с горничными девушками, которые порядочно нас поколотили, мы отправились домой.

 

1850 г.

 

 Глава из романа «Сентиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам».