Голев Н.Д. О некоторых ономасиологических особенностях диалектных наименований одной тематической группы (на материале народных названий рыб)

 

Данная работа посвящена описанию ряда[1] специфических черт диалектных наименований рыб, обусловленных особым характером народной (обыденной) номинации. Основным аспектом нашего описания явилось выявление дифференциальных и интегрирующих признаков разно диалектных наименований. Такой подход, на наш взгляд, позволяет рассматривать их в целом как своеобразную номинативную подсистему общенародного языка, базирующуюся на едином номинативном континууме.

В работе мы исходили из следующего представления о процессе номинации. В обычных, естественных условиях номинация имеет две фазы: фазу окказиональной номинации и фазу узуализации. На первой из этих фаз еще не названный предмет именуется в разных ситуациях разными говорящими (а то и одним) по-разному с помощью всякого рода не-

59

устойчивых (не воспроизводимых) номинативных единиц: описательных, отождествляющих и словообразовательных. На фазе узуализации одно из этих названий выдвигается на первый план и становится лексической нормой.

Диалектные наименования в том виде, в каком их дают письменные источники[2], представляют собой результат узуализации разной степени: от говора одной деревни до повсеместного распространения.

Наиболее глубокие различия разнодиалектных наименований одного вида возникают в том случае, если в их основу кладутся разные признаки, например:

 

БЕЛОГЛАЗКА

Белоглазая плотва (В. Вол.)

Печеглаз (Южн.)

Сухоребрица (Твер.)

 

ВЕРХОВКА

Рогатка (Ока)

Синюшка (Пенз.)

Белая рыба (Урал, Кама и др.)

Быстрянка (Новг.)

 

ЧЕРНОСПИНКА

Астраханская селедка (н.т. Волги)

Веселая рыба (ср. теч. Волги)

Желтогубка (Астрахан.)

Пузанок (ист. без пометы)

 

ГОЛЕЦ

Голый вьюн (Твер.)

Подкаменный налим (в. т. Печоры)

Усан (Кама)

Леженек (Яросл.)

 

Данный факт давно известен и в большем числе примеров не нуждается. Остановимся на характере различий мотивировочных признаков, составляющих основное содержание внутренней формы разнодиалектных наименований рыб. Это могут быть совершенно разноаспектные признаки, характеризующие вид с разных сторон, как в приведенных выше примерах. Ср. также:

 

КАРАСЬ

Желтый карась, желтяк (Урал) — аспект «цвет»,

Круглый карась (ист. без помет) — аспект «форма»,

Тепловодный карась (Челяб.) — аспект «образ жизни»,

Лежак (Челяб.) — аспект «поведение».

60

Иногда мотивировочные признаки характеризуют один аспект, но их содержание тем не менее не пересекается, как, например, в названиях одного из видов сельди: ЖЕЛТОГУБКА, КРАСНОЩЕЧКА, ЧЕРНОСПИНКА (ихт.) или вьюн: КРАСНЫЙ ВЬЮН и ПОЛОСАТИК.

В ряде случаев мотивировка разнодиалектных наименований основана на противопоставленных в одном аспекте признаках. Интерес здесь представляет номинация по цвету рыбы. Ср. названия пескаря: СЕРЫЙ ЕЛЕЦ (Нижегор.), ПЕСКАРЬ-СИНЕЦ (Ока), ПЕСКАРЬ-ЧЕРНЫШ и БЕЛЫЙ БЫЧОК (ист. без помет); названия ручьевой форели: ПЕСТРУШКА (распр.), СИНЮШКА (ист. без пом.); названия верховки: БЕЛАЯ РЫБА (Кама и др.), СЕРЫЙ ЕЛЕЦ (Нижегор.), СИНЮШКА (Пенз.); названия карася: ЖЕЛТЫЙ КАРАСЬ (Урал), БЕЛЫЙ КАРАСЬ (Ворон.), КРАСНЫЙ КАРАСЬ (Урал.) и др. Причину подобных фактов следует, вероятно, искать в определенной десемантизации цветовых обозначений в данных сочетаниях (так, определения БЕЛЫЙ и КРАСНЫЙ в говорах часто по-разному характеризуют породы рыбы с точки зрения их ценности); может быть, сказывается популяция соответствующих видов в разных водоемах. К этому же типу следует отнести «привязывание» того или иного вида к разным местностям и условиям обитания. Здесь также возникает известная противоречивость. Так, для проходного сига зафиксированы следующие названия: МОРСКОЙ СИГ, ОЗЕРНЫЙ СИГ, НЕВСКИЙ СИГ; для сибирской ряпушки — ГОЛЛАНДСКАЯ СЕЛЬДЬ, МОРСКАЯ СЕЛЬДЬ, ОБСКАЯ СЕЛЬДЬ (Обь); аналогично для пыжьяна — МОРСКОЙ СИГ, ОБСКИЙ СИГ, СИБИРСКИЙ СИГ.

Во многих случаях в мотивировочных признаках разнодиалектных наименований наблюдается соприкосновение или пересечение содержания. Ср.: ЛЕЖЕНЬ, ЛЕЖАК и под. (распр.) и ПОЛЗУНОК (Симб.) — налим; БЫЧОК-ПЕСОЧНИК (Новг.) и БЫЧОК-ПОДКАМЕНЩИК (распр.) — подкаменщик; ЗЕЛЕНЫЙ БЫЧОК И ТРАВЯНОЙ БЫЧОК (распр.) — травяник. Более ясное пересечение обнаруживается в случаях типа ВЕРХОВОДКА (Орл.) и ВЕРХОПЛАВКА (Ленин.), БЫЧОК-ГОНЕЦ И БЫЧОК-КНУТ (ист. без пом.) — мартовик, КОЛЮЧКА (Амур.), КОЛКУША (Пск.), ОСТРЯК и РОГАТКА (ист. без пом.), ДЕРГУНЕЦ (Астр.), ОБМАНЩИЦА (Каз.) ‑ уклейка; АСТРАХАНКА (н. т. Волги), КАСПИЙСКАЯ ЖЕЛЕЗНИЦА (ист. без пом.) и ВОЛЖ-

61

СКАЯ СЕЛЬДЬ (ист. без пом.); КРАСУЛЯ (ср. т. ВОЛГИ) и ПЕСТРУШКА (Белое море) — ручьевая форель.

Во всех подобных случаях мы имеем дело по существу с одним мотивировочным признаком, но проявляется он в каждом названии по-своему.

Столь же многочисленны случаи полного тождества содержания мотивировочных признаков разнодиалектных наименований при различии в плане их выражения. Это прежде всего случаи использования синонимических средств выражения мотивировочного признака. Например: ЧЕРНОПУЗИК (Дон) и ЧЕРНОБРЮХ (в т. Камы); ШИРОКОЛОБКА (Урал) и ТОЛСТОГОЛОВИК (Пск.) — подкаменщик; БЕЛООК (ист. без пом.) и БЕЛОГЛАЗКА (распр. и ихт.) и ПОДПЛИТНИК (Пск.); КРАСНОКРЫЛКА (Пск.) и КРАСНОПЕРКА (распр.) ‑ плотва; ЖЕЛТЫЙ УСАЧ и ЗОЛОТОЙ УСАЧ (н. т. Амударьи); ВЕРТЕЛЬЩИК (Р. Ипуть), КРУЖЕЛЬЧИК (Урал), ЖИВЕЦ (Волхов) и ВЬЮН (распр.). Своеобразная синонимизация наблюдается в случаях: ЧЕРНОНОСИК и ЧЕРНОГУБКА, ДЛИННОРЫЛЫЙ СИГ и НОСАРЬ (н. т. Волги) — щиповка, КОНЬ (распр.) и КОБЫЛА (н.т. Волхова) — жерех, СУХОРЕБКА (Кур.) и КОСТЛЯВКА (Урал) — лещ. Возможность разного выражения одного мотивировочного признака связана не только с синонимическими средствами, но и с разными способами выражения: прямым, метафорическим, морфологическим. Ср. простые и метафорические названия: ГОЛОВАСТИК (Горьк.) и ПОВАРЕШКА-РЫБА (ср. т. Печоры) — подкаменщик; ВЕСЕЛАЯ РЫБА ‑ ВЕСЕЛКА (распр.) и БЕШЕНКА (ср. т. Волги) — черноспинка; ПЕСТРУШКА (Каз.) и СКОМОРОХ (Орл.) — гольян; КУСАКА-РЫБА (распр.) и ВОЛК-РЫБА (ист. без пом.) — щиповка; КОЛКУША (Пск.), КОСТЮШКА (зап.), КОСТЯНКА (Пск.), КОЛИЧКА (Амур), ИГЛА-РЫБА (Анадырь) — трехиглая колюшка; СЕКУША (Моск.) и САБЛЯ (распр.) — щиповка; ВЬЮН (распр.), ЖИВЕЦ (Волхов), ВОДЯНАЯ ЗМЕЯ и ВОДЯНАЯ ЯЩЕРИЦА (в. т. Вятки) – щиповка; ИГЛА-РЫБА (Волга) и СКОБА (Урал) — щиповка.

Морфологический способ связан преимущественно с выражением мотивировочного признака «малый размер» деминутивными префиксами и суффиксами, ср.: МАЛЫЙ ВЬЮН и ВЬЮНЧИК (Волга) ‑ щиповка.

Таким образом, в приведенных примерах мы можем наблюдать весь диапазон отношений мотивирующих слов по

62

значению от внеположенности и антонимии до абсолютной синонимии.

Далее линия сближения мотивирующих слов переходит на план выражения, когда вместе с общностью их значения обнаруживается и общность их звуковой оболочки. Приведем наиболее характерные примеры: 1. ГЛАЗАЧ (ист. без пом.) и ПУЧЕГЛАЗ (Орл.) ‑ синец; ГОЛОВАН (Горьк.) и ТОЛСТОГОЛОВИК (Пск.); УШИРЕНЬ (Пск.) и ШИРОКОЛОБКА (Урал.) — подкаменщик; ГОДНИК (Водлозеро), ГОДОВИК (Онеж. Озеро) и ПЕРВОГОДОК (Пск.) — мелкий окунь. 2. БЕЛЫЙ КАРАСЬ и БЕЛЯК (Урал.) — серебряный карась; КОРМОВОЙ СИГ и КОРМОВИК (Онеж. озеро); КРАСНОПЕРАЯ ПЛОТВА (Твер.), КРАСНОПЕРКА (Нижегор.) и КРАСНОПЕРКА (распр. и ихт.); ПЕСЧАНЫЙ СНИТОК (Черное море) и ПЕСЧАНКА (ист. без пом.); ГОРЬКАЯ РЫБА (р. Сура) и ГОРЬКУША (Смол.) — горчак; ПОДКАМЕННЫЙ НАЛИМ (в т. Печоры), ПОДКАМЕННИК (ист. без помет) — голец; 3. ГОЛОВАСТИК (Горьк.) и ГОЛОВАН (Горьк.); ПИСКУН (Волхов), ПИЩУХА (Амур) и ПИСКАВКА (Ворон.) — щиповка; КОСТЮШКА (зап.) и КОСТЯНКА (Пск.) — трехиглая колюшка; СОПЛИВИК (Урал.) и СОПЛИВИК (Смол.) — ерш. 4. СИНЯВКА (Орл.) и СИНЮХА (Урал) — синец; САБЛЮКА (Дон) и САБЛЯНИЦА (Волга) — чехонь; ГОРЧАК (распр.и ихт.), ГОРЧАНКА (Черное море) и ГОРЬКУША (Смол.); ОСТРЕЦ И ОСТРЯК (Пск.) — окунь.

Конечно, не все из этих примеров номинативных междиалектных различий имеют ономасиологическую природу, многие из них могли образоваться уже в процессе функционирования готового названия. Разграничить эти моменты в настоящее время не представляется возможным. С некоторой определенностью можно говорить о функциональной природе (т.е. варьировании) подобных различий в том случае, если они зафиксированы в одном ареале, скажем: ЧЕРЕМХОВЫЙ СИГ и ЧЕРЕМОШНИК (Вышний Волочек) — лещ; ЗОБАТЫЙ СИГ и ЗОБАЧ (Онеж. озеро) — онежский сиг; ПОЛОСАТИК и ПОЛОСАТЫЙ (кама) — вьюн; СОРОЖИНА (Обь, Иртыш) и СОРОЖНЯК (Обь, Иртыш); ГОРЬКУХА и ГОРЬКУШКА (Новг.) — плотна и т. п. Без сомнения, функциональный характер имеют многочисленные в анализируемой тематической группе фонетические и морфологические варианты.

Каким же образом возникают ономасиологические разли-

63

чия. В литературе этот факт, равно как и факт различий в содержании внутренней формы у слов разных языков, обозначающих тождественный предмет, чаще всего объясняется через известное положение о мотивировочном признаке как о случайном, бросающемся в глаза признаке: одним народам бросаются в глаза одни признаки, другим — другие. Более глубокие причины усматриваются в разнице условий, в которых протекал акт номинации у тех или иных народов или носителей того или иного говора, диалекта. Следует сказать, что подобные объяснения акцентируют внимание на окказиональной стороне номинации, не принимая в расчет процесса узуализации. Действительно, в актах окказиональной номинации действуют различные факторы ситуативно-субъективного характера, допускающие возникновение названий, основанных на случайно бросавшихся в глаза признаках. Не может ли броситься в глаза сразу признак всему народу или большому языковому коллективу? Ведь речь идет как раз об общепринятых наименованиях, закрепившихся в словаре данного языка или диалекта. Очевидно, что возникновению разных наименований в разных языковых коллективах способствует и процесс узуаливации. Не приходится сомневаться, что на уровне окказиональной номинации были «испробованы» названия с самой разной мотивировкой. Но только некоторые из них (чаще всего одно) становятся фактом словаря.

Каким же названиям отдается предпочтение? Некоторые лингвисты сомневаются в возможности положительного ответа на этот вопрос. Ср. высказывание П. Я. Черных: «Языковое общество чрезвычайно капризно. Сплошь и рядом ни словообразовательные способности сами по себе, ни авторитет писателя, ни симпатии властей не в состоянии бывают спасти от исчезновения то или другое новое слово, тогда как неуклюжие и неудобные слова упрочиваются в языке, входят в общее употребление»[3].

Механизм узуализации, т. е. вытеснения одним названием других, базируется, вероятно, на оценке отдельными носителями языка различных окказиональных названий как удачных или неудачных, правильных или неправильных и в силу этого принятия их или отвержения (осуществляется эта оценка скорее непроизвольно, чем осознанно). Правильным может признаваться наиболее частотное название (здесь действует принцип: все так говорят); частотность в свою очередь может зависеть от таких факторов, как авторитетность созда-

64

теля окказионализма или его распространителя (авторитет и сам по себе существенный критерий правильности); значительность (общеизвестность) событийных проводников, способствующих успешному проникновению окказионального слова в узус, например, легенды или анекдота, мотивирующих данное слово.

Несмотря на большую в ряде случаев решающую роль подобных ситуативно-субъективных факторов в узуализаци, было бы неверным отрицать воздействие объективных моментов, например, оценку правильности или удачности мотивировочного признака по отношению к сущности самого предмета. Его общезначимость, высокие отличительные способности (т. е. способность каждому бросаться в глаза) не могут не способствовать закреплению соответствующего названия в языке.

В этой связи существенное значение имеет понятие «принцип номинации», широко используемое сейчас в ономастике и диалектологии, правда, пока еще на эмпирическом уровне. Данное понятие обобщает наиболее характерные аспекты и признаки по которым происходит название, например, называние по цвету, функции, образу жизни. Выясняется, что в каждой тематической группе имеются «излюбленные способы обозначения», и они (тематические группы) заметно отличаются этим друг от друга. Сравним две смежные группы названий: названия рыб и птиц. Не требуется комментариев для объяснения большого удельного веса названий по «голосу» в группе наименований птиц и отсутствия таковых среди рыб. Резко контрастируют сравниваемые группы по отношению к прагматическим признакам. Названия рыб, отражающие их отношение к промыслу, к их использованию, обычны, тогда как в сфере названий птиц они единичны. Гораздо чаще встречаются названия рыб по локальному признаку: (АСТРАХАНСКАЯ СЕЛЬДЬ, ОНЕЖСКИЙ СИГ и под.). Связано это, нужно полагать, с прикрепленностью определенных видов рыб к ограниченному числу водоемов, в то время как птицы ведут гораздо более «вольный» образ жизни.

Мы считаем, что принципы номинации имеют троякую природу: внеязыковую (объективную и субъективную) и языковую. Объективность заключается в том, что они отражают признаки и отношения называемого предмета, независимо от сознания говорящего субъекта. Субъективная сторона связана с целевой направленностью номинативной деятельности:

65

субъект по своей воле выбирает одно из многих объективных свойств или отношений предмета.

В научной ихтиологической литературе доминирует локальный принцип номинации, в народной преобладают названия по внешнему виду рыб. Это вполне понятно: в обычных условиях людей не слишком интересует, есть ли данный вид в другой местности или это специфический вид, обитающий только здесь. Поэтому многие виды, получившие в науке названия типа СИБИРСКИЙ ОСЕТР, БАЙКАЛЬСКИЙ СИГ, ЛЕНСКИЙ ТУГУН и под; называются в Сибири, на Байкале, на Лене просто ОСЕТР, ТУГУН, СИГ. Могут они получать и специфические названия: черноморская килька именуется на Черном море сарделью или сардинкой, сибирская плотва на Байкале и на Лене — красноглазкой и т. д. Для ихтиолога же прикрепленность вида или подвида к определенной реке или озеру имеет первостепенное значение, этот признак нередко определяет все остальные. Известно, что обыденное сознание в основу видовыделения кладет внешние признаки. В условиях обычной деятельности виды приходится идентифицировать «на глазок». Поэтому поверхностные, «бросающиеся в глаза признаки» являются в данном отношении существенными.

По этой причине в народных названиях нередко находят отражение признаки, характеризующие какие-то особенности внешнего поведения рыб, например, ИГРУНОК (Волхов, Ильмень) — снеток; ПРЫГУН (н. т. Волги) ‑ гольян; ГЛОТУНЬЯ (Белое море) ‑ чехонь; ДЕРГУНЕЦ, ЖИВЕЦ, БЕШЕНКА (см. выше); звучание, например: СВИСТУХА (Черное море) — чехонь, ПИСКУН (Смол.) ‑ речная минога; вкус, например: ГОРЬКУША ‑ горчак; САХАРНЫЙ БЫЧОК (Азов. море) — травяник; запах — ОГУРЕЧНИК (Амур) — малоротая корюшка.

Но самой примечательной чертой народной ихтиологической терминологии является ее практическая направленность. Особенно ярко она проявляется в многочисленных случаях дифференциации ценных промысловых видов в зависимости от из возраста (размера) и от каких-либо специфических моментов в образе их жизни (специфических периодов лова и особенностей рыбы как объекта промысла). Проиллюстрируем это явление наименованиями леща — одного из обычных обитателей наших рек. Эти наименования могут быть как самостоятельными лексемами, так и производными от названий основного вида морфологическим способом: 1. КРУП-

66

НЫЙ ЛЕЩ (Пск.) — более 30 см; БЕРБЕРКА (Пск.) — мелкий; ЛЕЩ-ВЫРОСТОК (Волхов и др.) весом до 2 кг; ЛИСТОК (Белое море) — мелкий; БОЛЬШИНА (Ильмень) — крупный; ПАЛТАН (Урал) — молодь; СРЕДНИЙ ЛЕЩ (Пск.) — длиной 20-30 см; ЧЕБАК (Южн.) — крупный.

Для обозначения молоди и мелкой рыбы широко используются деминутивные префиксы и суффиксы. Наиболее характерными являются образования типа ПОДЧИРОК (Енисей, Колыма), ПОЛУЧИР (Сиб.) ‑ мелкий чир, НЕДОМОКСУНОК (Обь) — мелкий муксун, ЩУРЕНОК, СОМЕНОК (Кир.) — молодь сома; ШИБАЧОК (Волхов) – мелкий (до 1 фунта); ШИБАК, т.е. судак. Характерно, что иногда деминутивные модели используются для обозначения самостоятельных видов: ПОДЪЯЗОК (Новг.) – плотва; ПОДСУДАК (Каз.) – берщ; ПОДЛЕЩИК (Кама) – синец; СИЖОК (Ртомь) – пыжьян; ПЛОТВИЧКА, ПЛОТИЧКА (Урал) — уклейка; МИНКЕ (Каз.) — голец; ЛИНОК, ЛИНЕК (Свердл.) ‑ гольян и др. В этом факте может отражаться не различение самостоятельных видов и молоди других рыб, что является типичным для диалектов, скажем, мелкого осетра в Сибири зовут стерлядью, мелкого судака на Азовском море — бершом. Плотичник (Онеж. озеро) — лещ, идущий через две недели после плотичника. Примеры наименования волховского сига: ЕТОВЫЙ СИГ — сиг, идущий в большом количестве, от слова «Ятва», «ято» ‑ стая, рой, косяк рыбы (по Фасмеру), ЗАКОРНЫЙ СИГ, ЗАКОРОМНЫЙ СИГ — сиг, вылавливаемый неводом, от слова «корна», «корма» — мешок невода (по Фасмеру).

В биологической классификации, в отличие от народной, широко представлены мемориальные названия типа: мальма кузнецова, голец черского; символические названия: обыкновенный вьюн, обыкновенная густера; названия, отражающие какие-нибудь внутренние признаки рыб типа: восьмиусый пескарь, редкочешуйный осман, выгорезский малотычинсковый сиг; генетическое или типологическое отношение к другим видам: пыльяновидный сиг, лжепескарь, уклейка-елец, пескарь-лещ и под.

Таким образом, мы имеем возможность убедиться, что разные установки рождают разные принципы номинации.

Особо следует остановиться на языковой основе принципов номинации. Нередко внимание заостряют на обусловленности принципов номинации свойствами самого субъекта, забывая, что эти свойства играют по отношению к прин-

67

ципам номинации лишь генетическую роль (как всякое внеязыковое по отношению к языковому). Становясь языковой категорией, принципы номинации выполняют своеобразную функцию ономасиологических моделей, на которые говорящие ориентируются при создании других наименований однородных предметов. Спаведливым нам представляется следующее замечание: «Употребление того или иного способов называния зависит нередко от целого ряда факторов, в частности от традиций называния»[4]. Традиция, аналогия ‑ это уже собственно языковые явления. Конечно, ономасиологические модели не столь жестки, как, скажем, словообразовательные, но и последние также допускают возможность выбора, большую или меньшую в зависимости от семантического класса слов и характера моделей. И принципы номинации также характеризуются разной степенью обязательности в разных тематических группах. Интересно отметить, что лексика природы как в словообразовательном, так и в ономасиологическом отношении характеризуется значительной пестротой, неупорядоченностью моделей. Вероятно, сказывается специфический характер формирования этой группы лексики из разных диалектов русского языка в течение долгого времени.

 

Список сокращений

астрах. ‑ астраханские.

В. Вол. — Вышний Волочек;

ворон. ‑  воронежские говоры;

в. т. ‑ верхнее течение.

горьк. ‑ горьковские говоры;

ист. без пом. ‑ источник не имеет пометы в районе, где зафиксировано данное название;

ихт. ‑ ихтиологический термин;

каз. ‑ казанские говоры;

новг. ‑ новгородские говоры;

68

н. т. ‑ нижнее течение;

нижег. ‑ нижегородские говоры;

Онеж. оз. ‑ Онежское озеро;

орл. ‑ орловские говоры;

пенз. — пензенские говоры;

пск. ‑ псковские говоры;

распр. ‑ распространенное название;

свердл. ‑ свердловские говоры;

симб. — симбирские говоры;

ср. т. ‑ среднее течение;

твер. ‑ тверские говоры;

урал. ‑ уральские говоры;

челяб. ‑ челябинские говоры;

яросл. ‑ ярославские говоры.

69

[1] Предполагается рассмотреть другие ономасиологические особенности народных названий рыб в последующих работах.

[2] В работе использовались два источника: Г.У. Линдберг, А.С. Герд. Словарь названий пресноводных рыб. СССР. Л; 1972.; А.А. Клыков. Краткий словарь рыбацких слов. М; 1968. Все пометы по тексту источников.

[3] П. Я. Черных. О новых словах. Этнографический бюллетень, № 3. Иркутск, 1923, с.12. Аналогичная мысль проводится в монографии «Основы речевой деятельности». М., 1924, с. 191.

[4] В.Н. Топоров, О.Н. Трубачев. Лингвистический анализ гидронимов Приднепровья. М;196, с.214

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Голев Н.Д. О некоторых ономасиологических особенностях диалектных наименований одной тематической группы (на материале народных названий рыб) // Вопросы исследования лексики и фразеологии сибирских говоров. – Красноярск, 1978. С. 59-69.