Егоров А.Г., Клименченко М.Д. Очерк истории рыболовства на Байкале и прилежащих водоемах

История развития рыболовства на Байкале и прилежащих водоемах уходит в глубокую древность. Об этом свидетельствуют археологические находки рыболовных крючков, гарпунов, каменных грузил от неводов и сетей, скульптуры различных рыб из камня и кости, наскальные рисунки рыб (рис. 1, 2), а также захоронение остатков кухонных рыбных отходов, обнаруживаемых на местах древних стоянок, жилищ и древних поселений (городищ) человека (Агапитов, 1882; Хороших, 1924, 1948 и др.; Медведев, 1966, 1967).

Указанные материалы в довольно обширных количествах собраны и продолжают собираться во время экспедиций Иркутским краеведческим музеем и кафедрой всеобщей истории университета под руководством П. П. Хороших и г. И. Медведева. По данным П. П. Хороших, лишь на побережье Байкала обнаружено более 30 стоянок, оставленных рыбаками неолита. Наибольшее количество их расположено на песчаных выдувах (дюнах) по узкой береговой полосе Байкала, в небольших бухтах, открытых солнцу, защищенных от холодных ветров и удобных для рыболовства. Такие стоянки временного и постоянного характера известны около с. Лиственичного, вблизи истока р. Ангары, в районе о. Соснового, ниже истока р. Ангары, в бухтах Коты, Песчаная, Бабушка, в бухтах о. Ольхон: Улан-Хода, Будун, Семисосенная, Хужир, Одоним, Елгай, Харанса, Кургут, Тангобер, Итырхей и др.

На Северном Байкале неолитические стоянки найдены

193

Рис. 1. Наскальные рисунки осетра (4), нерпы (5), скульптуры осетра (6)  и других рыб (1—3) из камня (по П. П. Хороших, 1948)

около устья Верхней Ангары, на восточном берегу озера в районе Баргузинского залива, около Горячинска, на берегу оз. Котакель и в других местах (Хороших, 1948). По р. Ангаре мезолитические и неолитические стоянки выявлены во многих местах, среди них крупное Мальтийское поселение на р. Белой, исследованные М. М. Герасимовым, в устье р. Белой, исследуемое г. И. Медведевым и другими, поселения в районе с. Буреть, Каменных островов и многих других мест, исследованных А. П. Окладниковым и экспедициями АН СССР, работавшими в течение ряда лет под его руководством. Не менее

194

Рис. 2. Рыболовные крючки, костяные (1, 2, 4, 5, 10), роговые, из когтей хищных птиц (3), цевьё (7), костяные гарпуны (11) и каменные грузила (5, 9)рыболовов новокаменного века. (По П. П. Хороших, 1948).

интересные исследования проведены по побережью р. Лены и в других местах.

Захоронения рыбьих костей с кухонного стола древних рыбаков обнаружены в Иволгинском гуннском городище, распо-

195

ложенном на левой надпойменной террасе р. Селенги в 16 км к юго-западу от г. Улан-Удэ и в 2 км к востоку от поселка Hyp. Раскопки данного городища были начаты в 1927 г. археологом В. В. Поповым совместно с В. П. Дуженко и А. Ф. Кобылкиным, продолжены Г. П. Сосновским в 1928 г., а с 1949 г. археологической экспедицией АН СССР под руководством А. П. Окладникова. В настоящее время в указанном городище насчитывается до 80 жилищ. Остатки рыбьих скелетов (кости, чешуя) обнаружены в жилищах под глинобитным полом в ямах, имевших глубину 0,7 м, ширину 0,5 м и длину 1,4 м. Кости принадлежат таким видам рыб, как осетр, омуль, хариус, карась, язь. Судя по размерам костей, осетры имели длину 90 см,92 см, 105 см, 204 см. Гунны били осетров в р. Селенге на ямах, по-видимому, гарпунами или острогами, а на течении ловили на наживную крючковую снасть. Крючки изготовлялись из цельных костей, когтей хищных птиц и приматывались к каменным стержням (из шиферного или слюдистого сланца) при помощи ремней, сухожилий или волоса.

Поскольку численность рыбы была высокой, ее отлов при помощи примитивных орудий рыболовства не представлял трудностей. В одних случаях, на местах массовых скоплений рыбы в преднерестовый и нерестовый периоды, во время летних привалов к берегам ее можно было ловить руками, в других — необходимо было пользоваться гарпунами, крючковой снастью с применением искусственных рыбок-приманок или примитивными сетями, изготовленными из конского волоса, сухожилий животных, а позднее — из растительных волокон. Около устьев рек, впадающих, например, в Байкал, устраивались запруды. Рыбки-приманки применялись, по-видимому, при ловле рыбы в зимний период подо льдом, через проруби, при помощи гарпуна или остроги. Некоторые каменные или костяные рыбки могли иметь ритуальное значение. В других случаях, изображения рыб, высеченные на прибрежных скалах (например, изображения осетра и нерпы на белом мраморе в бухте Ая, относящиеся к бронзовому веку), могли иметь магическое значение или были произведениями искусства. Как видно, в хозяйстве древнего населения Прибайкалья рыболовство играло весьма важную роль.

Более поздние жители Прибайкалья (курыканы — предки якутов, эвенки, буряты) также занимались рыбной ловлей в Байкале, реках, впадающих в него, а также в других озерах и реках Прибайкалья.

Русские во главе с Курбатом Ивановым, переправившиеся в

196

1643 г. через Малое Море на остров Ольхон, застали у бурят уже сравнительно развитое рыболовство. Отряд Василия Колесникова, переправившийся весной 1645 г. через Байкал в устье р. Селенги, встретил «больших братских людей», также занимавшихся рыболовством. Более интенсивный промысел рыбы в бассейнах Байкала, Ангары, Лены, Нижней Тунгуски, Витима и Верхнего течения Амура начал развиваться с приходом в Восточную Сибирь русских землепроходцев.

До настоящего времени еще не проведено специального разностороннего исследования истории развития рыболовства и современного рыбного хозяйства на Байкале и прилежащих водоемах. Вопрос этот лишь кратко рассматривается в общих трудах по истории Сибири, Забайкалья и Бурятии, а также в трудах, посвященных описанию фауны водоемов. Интересные сведения о быте первых русских поселенцев Прибайкалья и рыбных промыслах в устье р. Селенги имеются в Известиях и записях русских и иностранных путешественников конца XVII начала XVIII вв., в описаниях путешествий Аввакума Петрова (1656), Николая Спафария (1675, по Ю. В. Арсеньеву,1882) и других.

Сведения о рыбах и рыболовстве содержат труды Г. Георги и П. С. Палласа (1871, 1873, 1875, 1876, 1878, 1811), а также работы, освещающие экономическое состояние районов Забайкалья (Геданштром, 1830; Гатемейстер, 1854; Разумов, 1899; Соколов, 1918 и другие).

В трудах Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, основанного в 1851 г., опубликованы работы П. И. Пежемского (1853), Ф. В. Елезова (/873), Н. Кириллова (1886), Н. Н. Сабурова (1888) и других. Характеристика отношений в байкальской рыбацкой артели конца XIX и начала XX вв. дана в трудах Байкальской экспедиции под руководством проф. А. А. Коротнева (1900—1901).

К числу интересных исследований дореволюционного периода, содержащих материалы по развитию рыболовства в Восточной Сибири, следует отнести работы А. Мартоса (1827), В. П. Паршина (1844), Р. Маака (1891), Н. Крюкова (1894, 1896), И. П. Левина (1897), П. Е. Кулакова (1898), А. А. Макаренко (1902), И. Д. Кузнецова (1909 и др.), В. В. Солдатова (1912), А. М. Станиловского (1912) и другие.

В советский период исторические исследования получили более широкий размах. Активную роль в них сыграли Прибайкальский народный университет, организованный в 1921—1922 гг. в г. Ула-Удэ, Восточно-Сибирский отдел географиче-

197

ского общества, Иркутский университет и Сибирская рыбохозяйственная станция. Различные вопросы исторического развития байкальских рыбных промыслов и коллективизации в рыбопромысловых районах освещены в работах В. П. Гирченко (1917—1926), А. В. Кичагова (1921—1927), К. Н. Пантелеева (1921—1927), И. И. Воробьева (1926), Е. С. Соллертинского (1928—1936), А. И. Березовского (1936), М. П. Алексеева (1941), Ф. А. Кудрявцева (1940), М. И. Помус (1937), В. В. Покшишевского (1951) и других. Определенную ценность представляют материалы о хозяйственном и культурном развитии отдельных районов Прибайкалья, публикуемые в местной периодической печати. Важные материалы по истории развития рыбного промысла и рыбного хозяйства содержатся в многочисленных научных трудах, посвященных исследованию ихтиофауны, состоянию и перспективам развития рыбного хозяйства на Байкале и других водоемах юга Восточной Сибири (Муромова, 1931 и др.; Тюрин, 1936 и др.; Верещагин, 1937—1949; Кожов, 1934—1964; Иванов, 1938; Талиев, 1936—1956; Мухомедияров, 1936—1942; Мишарин, 1942—1967; Егоров, 1941—1967; Никольский, 1956; Тугарина, 1955—1967; Асхаев, 1944—1964; Хохлова, 1955 и др.; Краснощеков, 1948—1969; Картушин, 1958—1966; Попов, 1951—1967; Артюнин, 1958 и др.; Шниппер, 1968; Егоров, Асхаев, 1961; Карасев, 1963 и другие авторы).

Краткие сведения по состоянию рыболовства и статистике вылова рыбы в Байкале и других водоемах Прибайкалья встречаются в статистическом обозрении Сибири (1854), в Памятных книжках Иркутской губернии за 1863—1911 гг., в опубликованных документах ЦНХУ БМАССР (1923—1933), в опубликованных в 1951 г. архивных документах о байкальских рыбных промыслах Государственного архива БМАССР. Вместе с тем, еще многие архивные материалы о рыбном промысле на водоемах юга Восточной Сибири не подвергнуты специальному исследованию.

Освоение обширных и богатых сибирских земель, и в частности Прибайкалья, начатое землепроходцами, дало русскому государству источники естественных богатств, драгоценных металлов, пушнины, рыбы, леса и пр.

В наказах, которые давались отрядам, шедшим в Забайкалье, указывалось, что они посылаются «для прииску и приводу землиц под царскую высокую руку для государева ясачного сбора и для вести серебряные руды» (Гирченко, 1922).

О наличии уже в 50-х годах XVII в. активного рыбного про-

198

мысла на Байкале в Усть-Селенгинском районе пишет протопоп Аввакум Петров в своем «Житии...». В описании своего возвращения по Селенге из «Даурские земли» он замечает: «Поехали из Даур, стало пищи скудать... тем и до Байкалова моря дошли. У моря русских людей наехала станица соболинная, рыбу промышляет... надавали пищи сколько нам надобно: осетров с сорок свежих перед меня привезли, а сами говорят: «Вот, батюшко, на, твою часть бот в запоре нам дал: возми себе всю». Далее Аввакум сообщает, что переезд от устья Селенги через Байкал на его западный берег совершался на гребных лодках с употреблением парусов. Его поразило обилие рыбы в озере и устьях рек, впадающих в Байкал: «Рыба в нем — осетры, и таймени, и стерляди, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем: в окиане море большом, живучи на Мезени, таких не видел. А рыбы зело густо в нем: осетры и таймени жирны гораздо, нельзя жарить на сковороде: жир все будет» (Аввакум, 1927).

Рыболовство, как и пушной промысел, производилось большей частью «ватагами». О таких «ватагах», по-видимому, и пишет Аввакум, называя их «станицами соболинными».

После постройки острогов, затем монастырей и появления около них слобод и заимок усилились оживленные сношения между русскими, бурятами, эвенками и якутами, способствовавшие взаимному культурному обмену. Русские принесли с собой более совершенную технику рыбной ловли (крупные невода, сети, верши, вентери, шашковую снасть для ловли осетров на Ангаре и другие ловушки). Близ Байкала, по его берегам, — отмечает Николай Спафарий (1675), — ему встречались зимовья промышленных людей и казаков. На Байкал приезжали рыбаки из Иркутского и Братского острогов и добывали рыбы «зело много». Кроме русских, — пишет Семен Ремезов (1701), — рыболовством занимались и буряты, жившие в устье Селенги к северу от Посольского монастыря; «они зимой и летом промышляют рыбу».

С 40-х годов XVIII в. рыбный промысел на Байкале получил широкое развитие. Вместе с промышленными людьми рыбной ловлей стали заниматься и крестьяне. В 40—50-х гг. значительная часть рыбных угодий на Байкале была отдана в арендное содержание графу Шувалову, имевшему аналогичные арендные угодия на Белом море. На них производили лов рыбы и промысел тюленя.

Недалеко от Кабанска, на берегу Байкала, находилось так называемое «Шатровое управление», заведовавшее графскими

199

рыбными ловлями и промыслом нерп (байкальских тюленей). «Значительное число больших и малых лодок ходило по озеру: они были вооружены единорогами для защиты от разбойников, разъезжавших тогда по Байкалу большими партиями» (Тагемейстер, 1854).

Предприниматели-рыбопромышленники по поручению Шатрового управления снаряжали промысловые группы для рыбодобычи. В эти группы нанимались («покручивались») «гулящие люди» и «новопашенные» крестьяне, экономическое положение которых было менее устойчивым по сравнению со старожилами. Кроме указанных объединений, на Байкале в конце XVII и начале XVIII вв. продолжали существовать вольные «ватаги» промышленных людей; в дальнейшем они постепенно исчезли, уступив место рыболовецким артелям; начала применяться «покрута».

Рыболовные угодия в XVIII веке являлись оброчными статьями не только казны, но и близлежащих монастырей. Рыболовные угодия от с. Лиственичного до устья Селенги, а также на оз. Котакель принадлежали крупному в Восточном Прибайкалье Троицко-Селенгинскому монастырю (Егоров, 1950), часть лучших угодий в устье Селенги находилась во владении Посольского монастыря. Добившись в 60-х годах XVIII в. от царского правительства жалованных грамот, монастыри сосредоточили в своих руках лучшие рыболовные угодия на Байкале, реке Селенге и ряде озер Прибайкалья (оз. Котакель и др.). Продукты рыболовства вывозились на Верхнеудинскую ярмарку, открытую в 1767 г.

Широкое развитие земледелия и рыбных промыслов в Усть-Селенгинском районе способствовало увеличению населения в районе Кабанского острога, в Кударинской слободе, в деревнях Тресково, Колесникове (Колесово), Брянское и др.

Под воздействием экономического развития, под благотворным влиянием общения с русским народом происходили большие изменения в хозяйстве коренного бурятского населения. Вместе с тем, крестьяне и рыболовецкое население (русские и буряты) Прибайкалья, как и всей Сибири, испытывали общий тяжелый гнет феодально-крепостнического государства. За пользование «государевой» (казенной) землей и рыбоугодиями они несли натуральные повинности и сборы в пользу казны, т. е. крепостнического государства в целом. Кроме натуральных сборов за пашню, крестьяне платили оброк за рыболовные, сенокосные и другие оброчные статьи. Крепостной

200

эксплуатации крестьянство подвергалось и местными монастырями, владевшими лучшими земельными участками и рыболовными угодиями.

В конце XVIII и начале XIX вв. рыбные промыслы на Байкале и р. Селенге производились рыболовецкими артелями, каждая из которых состояла из 20—27 пайщиков и имела на откупе определенные рыболовные участки. Но с 60-х годов XVIII в. указанные откупы на лучшие рыболовные угодия были отменены и казна предпочитала сдавать их в аренду иркутским и другим купцам, монастырям (Троицкому, Посольскому, Иркутскому Вознесенскому, Якутскому, Киренскому) и архиерейским домам (Иркутскому и Читинскому). Так, в 1884 г. лучшие рыболовные угодия Усть-Селенгинского района, включая Поливную каргу, отошли в аренду Иркутскому архиерейскому дому. От Култука до Посольска реки Култушная, Утулик, Мурин, Снежная, Выдрина, Мишиха, Мысовая, Мантуриха принадлежали Киренскому монастырю. Посольский сор с притоками Большая, Абрамиха и Култушная были переданы в аренду Посольскому монастырю. Курбулицкая губа (Чивыркуйский залив) принадлежала Киренскому монастырю (Елезов, 1873), Прорва — Иркутскому Вознесенскому монастырю (Сабуров, 1888). Худшие же рыболовные угодия предоставлялись для пользования местным крестьянам-рыбакам — русским, бурятам и эвенкам (жившим на Северном Байкале). Арендаторы первые встречали осенний ход нерестового омуля в р. Селенгу и другие нерестовые реки; они вылавливали громадное количество рыбы (Гирченко, 1928). Монастыри и архиерейские дома старались захватить в свои руки также и те рыбные угодия («ловли»), которые продолжали отводиться в аренду крестьянам в устье р. Селенги и других местах.

Артели местных крестьян-рыбаков жаловались на арендаторов, противодействовали производству ими рыбного промысла («чинили промыслам помешательство»), добивались ловли рыбы на арендованных монастырями и архиерейскими домами рыбных угодиях.

Получая в аренду непосредственно от казны или от монастырей и архиерейских домов рыболовные участки по низким ценам, иркутские и иные купцы наживали значительные прибыли от продажи рыбы в городах Восточной Сибири, в частности на Иркутском рынке. Например, иркутские купцы Сибиряков и Киселев получали от продажи байкальской рыбы десятки тысяч рублей дохода.

В конце XVIII начале XIX вв. запасы рыбы были значи-

201

тельны. Промысел производился в периоды наибольшей осенней концентрации омуля в устьях притоков Байкала Селенги, Баргузина, Верхней Ангары, притоков Чивыркуйского залива и др. Тогда, по выражению крестьян-рыбаков, рыба шла большим «руном» (стадом) из Байкала в устья рек. Руна омулей шли в устья с таким шумом, что в рыбацких деревнях лаяли собаки, а в узких протоках рыба образовывала буквально «живой мост» (Пежемский, 1852). Исключительно изобильный ход омуля из Байкала в р. Селенгу наблюдался в 1796 г. Количество рыбы было так велико, что рыбопромышленникам не хватало ни бочек, ни соли и целые груды рыбы были брошены на берегу. Скупщики назначали цену на омуля в этот год по 2 рубля ассигнациями за тысячу штук омулей (Пежемский,1853). В этот период лов рыбы в Байкале производился закидными неводами длиною до 300—350 сажен и ставными сетями длиною до 40 и 100 сажен. Сети связывались длинными порядками. Нитку для изготовления сетей и неводов промышленники закупали обычно по деревням около Иркутска. Рыбаки в летние месяцы предпочитали ловить только осетров. Некоторые суда собирали их до 8 бочек, другие меньше. Вес одной бочки достигал 20 пудов. Щука также солилась, но вся прочая, менее ценная рыба, выкидывалась в воду. Главный груз собирался у промышленников осенью и состоял из омулей. «Омули, — по сообщению Георги, — доставляют рыбакам только насущный хлеб, осетры составляли их богатство».

При перечислении товаров, которые были представлены наКяхтинском рынке в 70-х годах XVIII в., упоминаются осетровый клей и вязига, которые несомненно заготавливались на селенгинских промыслах.

В первой четверти XIX в. ежегодная рыбодобыча на Байкале и по впадающим в него рекам (по весьма неполным сведениям) выражалась в следующих цифрах: омулей — свыше 10 млн. штук, прочей рыбы (хариус, ленок, таймень) — до 10 млн. шт., осетров и стерлядей — до 1000 пудов (Гирченко, 1928). При этом только осенний лов ходового омуля в р. Селенге давал 7 млн. штук. За один замет невода иногда вылавливали до 100 тыс. штук омулей. Ориентировочные цифры по вылову рыбы в бассейне Байкала в первой четверти XIX в. дает Алексей Мартос (1827). Он пишет: «Рыбные промыслы на Байкале и по рекам в него текущим, чрезвычайно важны; они составляют главную отрасль народной промышленности и самого продовольствия Верхнеудинского, Нерчинского, Иркутского и Нижнеудинского округов. Лов неводами в августе и

202

сентябре месяцах доставляет хариусов, тайменей, ленков, налима, щук, окуней, сигов до 10 млн. рыб ежегодно, осетров и стерлядей (автор ошибочно называет молодых осетров стерлядями — А. Е., М. К.) ежегодной пропорции до тысячи пудов. Омулей ежегодно же достают слишком десять миллионов рыб; их множество в Верхней Ангаре».

Данные по вылову рыбы в указанные годы по разным районам Байкала неполны или отсутствуют; К. Н. Пантелеев (1926) определяет общий вылов омуля по всему Байкалу в 1840 г. в 88000 ц. А. Кичагов определял эту цифру более чем в 100000 ц. Е. С. Соллертинский считал указанные расчеты завышенными. К этому времени селенгинское и баргузинское стада омуля подверглись заметному перелову, и рыбопромышленники перенесли центр рыболовства на Северный Байкал. В 1836 г. в устье р. Селенги было добыто только до 700 тыс. шт. омулей; в 40-х годах XIX в., по сведениям П. И. Пежемского (1853), в р. Селенге добывалось до 1500 бочек (примерно 5000 ц), табл. 1.

 Таблица 1.

Средняя годовая добыча омуля в 30-х и 50-х годах XIX в. (Известия ВСОРГО, 1886)

Районы

30-е годы

50-е годы

штук

бочонков

бочонков

По р. Верхней Ангаре

10,5 млн.

7000

3500

По р. Селенге

1,35 млн.

1500

500

По р. Баргузину

1,1 млн.

1000

300

Активную роль в хищнической эксплуатации рыболовных угодий на Байкале сыграли рыбопромышленники-арендаторы. Из Иркутска и из истока р. Ангары арендаторы-«корабельщики» на собственных парусных судах совершали экспедиционные поездки к устьям рек первоначально Селенги и Баргузина, а затем Верхней Ангары и Кичеры на летний и осенний промысел омуля.

Значительный экономический интерес представлял в то время и осетровый промысел. «Когда вскроются ото льда Байкал и его реки, — пишет П. И. Пежемский (1853), — с того времени и все лето в Чертовкинское селение и в другие места собираются промышленники, покупатели рыбы и специалисты, из которых первые занимаются ловлею осетров (и другой рыбы) и продажею торговцам, вторые покупают и при случаях от-

203

правляют их в Иркутск живьем и пластанными, третьи пластают осетрину, солят ее, приготовляют паюсную икру, небольшую часть определяют в балык, наконец сушат — клей и вязигу». При описании зимнего подледного промысла осетра в Байкале автор отмечает, что в предустье р. Селенги выставлялось 1500 ставных осетровых сетей. Выловленные в период подледного промысла осетры в живом виде на лошадях по льду увозились в Иркутск. Рыба при этом перекладывалась смоленным водою мхом. Вылов осетра, по подсчетам Гагемейстера (1854), в 40-х гг. XIX в. колебался в отдельные годы от 1000 до 3000 пудов. Валовый вылов осетра был значительно больше.

В начале 50-х годов в результате хищнического лова осетра в реках и систематического массового истребления осетровой молоди (принимаемой в ряде случаев за стерлядь), общие уловы его сократились почти вдвое. Вылов других видов рыб в 40-х годах составлял: окуней — 500—1000 пудов, щук — 700—1000 пудов, хариусов — 1500—2000 пудов (зимние уловы), сига 300—600 пудов и т. д. (Гагемейстер, 1854).

Основная масса выловленной в Байкале рыбы реализовалась на Иркутском рынке. Например, с усть-селенгинских промыслов в Иркутск поступало омулей ¾ всего добываемого количества, осетров — почти все добытое количество, прочей рыбы — половина добытого количества, клею осетрового в Иркутск и Забайкалье — до 50 пудов (Гагемейстер, 1854). Остальное количество добываемой рыбы поступало на рынки других городов Восточной Сибири.

По сведениям Г. Раддэ (1857), посетившего Байкал в 1855 г., длина байкальских закидных неводов была в то время от 120 до 350 сажен, высота их 8—10 и реже 12 аршин, длина мотни до 17 аршин. Длина спусков доходила до 400 сажен (на каждом неводном крыле), а диаметр канатов-спусков достигал ½—¼ вершка. Речные невода были длиной до 100—200 сажен. Высота омулевых бочек того времени достигала 1 аршина и 6 вершков, а диаметр дна — 1 аршина 2—5 вершков (в современных мерах 99 см и 81—94,5 см). Вес бочки с рыбой достигал 20 пудов. При этом в одной бочке можно было засолить 1500—2200 омулей. Следовательно, вес одного омуля в период летних привалов не превышал 200 г, т. е. основу промысла составляла неполовозрелая омулевая молодь. Г. Раддэ писал, что «видимая убыль лососей в Байкале замечается впрочем и на осетрах и главнейшею причиною огромного истребления их является здесь сам человек, в своем грубом

204

поведении или безумном пренебрежении законов природы. Уже наступило время чувствительного для жителей Иркутско-Забайкальского края уменьшения рыбы в озере».

Падение запасов омуля селенгинской и баргузинской рас начало резко обозначаться еще в первой четверти XIX в., что заставило местную администрацию издавать различные «положения» и «правила рыболовства». Такие правила были установлены «Положением об омулевом промысле в р. Селенге», утвержденным краевой администрацией в 1816 г. Это «Положение» было составлено на основании сведений, собранных среди старшин рыболовецких артелей верхнеудинским исправником М. Геденштромом. В нем до некоторой степени отражено состояние рыбного промысла на Байкале в первой половине XIX в. Как видно из указа Иркутского губернского управления от 25 ноября 1816 г., в разработке «Положения» принимали участие «старшины селенгинского омулевого промысла, избранные от целого сословия рыбопромышленников» (Гирченко, 1928). «Положение» было направлено в защиту интересов, главным образом, более состоятельных групп крестьян, занимавшихся рыбным промыслом, а также купцов, арендовавших крупные и наилучшие рыболовные участки, и городских мещан, занимавшихся скупкой и перепродажей рыбы на рынках Иркутска, Верхнеудинска, Читы и других городов Сибири. Небольшие уступки бедняцкому рыболовецкому населению — разрешение применять простейшие орудия лова «саки», а также плавные сети «поплавни» оговаривались тем, что применять эти орудия можно было только выше основных «лицевых» промысловых участков. Надзор за выполнением саковщиками этого правила принимали на себя «неводчики», т. е. богатые крестьяне, владельцы неводов. В «Положении» были изложены правила изготовления и использования неводов, исчисления рыболовных паев, соответственно доставленному каждым пайщиком количеству орудий и принадлежностей лова и т. д. Так, например, на селенгинских промыслах мотня невода составляла 2 пая, лодка («неводник») с принадлежностями — 1 пай, целый невод с мотней 17 паев.

Таким образом, владелец полного невода и лодки имел в рыбацкой артели 15—18 паев, в то время как владелец мотни (как части невода) имел всего 2 пая, другие члены — по 1 паю. Старшина артели «Башлык», обычно хозяин невода и лодки, получал право распоряжаться всеми работами на неводе и делить выловленную рыбу по паям. Рабочие или «подкручики»

205

должны были «относиться к Башлыку с должным всегда уважением и послушанием и к разделу рыбы отнюдь не вступаться» (Гирченко, 1928). «Положение об омулевом промысле» 1816 г. — отмечает один из его авторов М. Геденштром, — было составлено на основании мнений, полученных от рыбопромышленников, которые все были владельцами неводов, т. е. богатыми крестьянами-пайщиками артелей. Саками же «ловят одни бедные люди, которых голос при достаточных (т. е. зажиточных) своих общественников редко бывает слышен» (Гирченко, 1928). Из «Положения» видно, что прежде свободные рыбацкие артели совершенно изменились по своей сущности. Под названием «артель» скрывалось предприятие кулацко-капиталистического типа, свидетельствовавшее о классовом расслоении крестьянства, происходившем на всем протяжении XIX в.

В связи с усилением эксплуатации рыбных запасов в северной части Байкала в 30-х и 40-х годах XIX в. усилились противоречия между русскими рыбопромышленниками и эвенками, кочевавшими по берегам Верхней Ангары и Кичеры и искони занимавшимися рыболовством в этих реках и в Байкале против их устьев. Сибирский Комитет, рассмотрев этот вопрос, постановил в 1837 г., что «воды Байкала вообще, а также ничем не занятые острова против устьев Верхней Ангары и Кичеры свободны для рыболовства, самые же устья этих рек составляют принадлежность кочующих по берегам их тунгусов» (Гирченко, 1928). Это правило не касалось монопольных владельческих прав монастырей и архиерейских домов. Эвенки не имели возможности организовать интенсивную эксплуатацию рыболовных угодий самостоятельно и вынуждены были сдавать их в аренду Иркутским рыбопромышленникам-купцам, получая за это не более 1200 рублей в год. Купцы же ежегодно получали от указанных рыболовных угодий до 100 тыс. рублей. На рыбных промыслах Байкала развивали энергичную деятельность по оптовой скупке рыбы у крестьян-рыбаков иркутские мещане-скупщики рыбы. По сведениям П. И. Пежемского (1853) и Гагемейстера (1854), тысяча омулей оценивалась на месте промысла от 25 до 60 руб. ассигнациями. В 1852 г. осетры зимнего подледного лова на месте промысла скупались скупщиками от 1 р. 75 коп. до 2 руб. серебром за пуд; зимняя цена щук колебалась от 1 руб. до 1 руб. 75 коп. серебром за пуд (Гагемейстер, 1854, Пежемский, 1853). «На все лето, —писал Гагемейстер, — промышленники, так называемые специалисты и покупатели рыбы соби-

206

раются в месте лова, первые занимаются рыбной ловлей, вторые пластают и солят рыбу, а третьи скупают товар и отправляют его на места продажи». Главным местом скупки и засола рыбы на усть-селенгинских рыбных промыслах была Чертовкинская пристань, находившаяся в центре рыболовных артелей района. Здесь же проходила так называемая «черта», ниже которой во время рунного (нерестового) хода омуля запрещалась ловля рыбы. На Чертовкинской пристани уже тогда существовали несколько зданий, стоянок, складов, торговых помещений и заезжих домов, предназначенных для скупщиков и товаров. Сюда съезжались купцы и скупщики из Иркутска, Верхнеудинска, Читы, Нерчинска и других мест для скупа рыбы у предпринимателей и местных крестьян-рыбаков. В селе Чертовкино, в период массового лова рыбы, с первой половины августа до второй половины сентября, проходила Чертовкинская ярмарка. Некоторое представление о масштабах скупки и продажи рыбы на рынках Иркутска дает табл. 2.

 Таблица 2.

 Количество поставляемых на рынки Иркутска рыбопродуктов и цены на них в середине XIX в. (по материалам Гагемейстера, 1854).

Как видно из таблицы, продажа рыбопродукции на рынках Иркутска производилась ежегодно на сумму в среднем

207

135 тыс. руб. В том числе реализация омуля составляла 75% хариуса — 14%, осетра — 4,5%. Кроме иркутского рынка, рыбопродукция сбывалась на Верхнеудинской ярмарке, продолжавшейся с 1 февраля по 1 марта. Значительное количество рыбы продавалось читинскими и нерчинскими купцами на рынках Забайкалья.

Развивавшиеся товарно-денежные отношения, проникая в крестьянское хозяйство, ускоряли классовую дифференциацию крестьянства; на одном полюсе выделялась сельская буржуазия, на другом — беднота, терявшая средства производства и вынужденная идти на рыбные промыслы в кабалу к богатым. Этот же процесс происходил и на других видах промысла, которыми занимались крестьяне Прибайкалья. Перевозкой рыбы, содержанием постоялых дворов занимались богатые крестьяне. Бедняки и здесь шли в кабалу к ним, не имея своих лошадей и других принадлежностей извозного промысла. Извозный промысел как подсобный вид занятия получил распространение у бурят. «Хозяйство, — отмечается в отчете Кударинской степной думы, — состоит в главной промышленности: хлебопашестве, приготовлении сена, скотоводстве, рыболовстве, небольшом звероловстве и извозничестве». В Байкале и Селенге кударинские буряты неводами и вершами ловили омулей, осетров, хариусов. Омулей солили в бочках, излишки улова продавали в Иркутске, Верхнеудинске, Кяхте (Отчет Кударинской степной думы за 1832 г.).

Хотя рыбные промыслы в Прибайкалье носили сезонный характер, здесь даже более наглядно видно проникновение товарно-денежных отношений, связь с рынком и процесс расслоения крестьянства. Факт закабаления малоимущих членов рыбацкой артели богатыми «неводчиками» посредством кредита и переход первых почти на положение наемных рабочих свидетельствует о процессе дифференциации крестьянства. Таким образом, капитал, проникший на рыбные промыслы, постепенно перестраивал организацию производства. Зажиточные крестьянские хозяйства превращались в капиталистические, работавшие, главным образом, при помощи наемной рабочей силы. Беднота все более пролетаризировалась.

В 60-х и 70-х годах XIX в. на Байкале, как и на других промысловых водоемах Сибири (Ветликин, 1953) возникают частнокапиталистические предприятия рыбной промышленности с применением наемной рабочей силы. Такие предприятия отличаются от крестьянских рыболовецких артелей прежде всего тем, что на них нет мелких рыбопромышленников-пай-

208

щиков; все орудия лова, оборудование, транспорт и т. д. принадлежат капиталистам-рыбопромышленникам, а рабочая сила нанимается за определенную плату.

Эксплуатацию богатейших рыбных угодий капиталисты-рыбопромышленники вели все более хищническим способом, не считаясь с условиями воспроизводства рыбных запасов. Запасы рыбы продолжали быстро падать. По данным статистического комитета Иркутской губернии на 1865 г., количество выловленной рыбы в Иркутской губернии в 1861—1863 гг. составляло (Памятная книжка Иркутской губернии, 1865): 

 

1861 г.

1862 г.

1863 г.

пудов

фунт.

пудов

бочек

пудов

Омуль

2444

20

1500

92

--

Осетр

293

20

640

--

697

Хариус

5523

00

--

--

--

В 1882 г. было добыто во всех рыбопромысловых районах Байкала (исключая ольхонские промыслы) 1640 бочек и 2345 бочонков омуля, а в 1883 г. — 2100 бочек и только 200 бочонков (Государственный архив Иркутской губернии, Канцелярия Приамурского генерал-губернатора. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 10).

В 1885 г. в Иркутск вывезено с байкальских промыслов 8000 бочонков омуля. В Верхоленском округе реализовано не менее 400 бочонков. По Забайкалью, по сведениям П. И. Пежемского, реализовалось около 2800 бочонков. Таким образом, ежегодный сбыт омуля составлял в 80-х гг. XIX в. 11200 бочонков на сумму 560000 руб. (по 50 руб. бочонок). В связи с падением рыбных запасов в первой половине XIX в., цены на омуля и осетра повысились. Если в 50-х гг. на иркутских рынках омуль продавался по 2—5 коп. за штуку, то в конце 70-х гг. по 5—10 коп., а в 80-х гг. по 8—18 коп. (Сабуров, 1888).

Рыбопромышленники, видя неуклонное уменьшение запасов омуля, все более усиливают «морской» промысел, т. е. лов омуля в самом Байкале. Если в XVIII в., по свидетельству П. С. Палласа, морского промысла омуля в Байкале не существовало, то по данным П. И. Пежемского, в начале 60-х гг. XIX в. морской промысел давал уже от 1 до 2 млн. руб., причем все это достигалось за счет увеличения размеров неводов. Кроме того, с 60-х гг. начинает быстро осваиваться сетевой дрифтерный лов омуля в открытом Байкале. Особенно активную роль в развитии сетевого дрифтерного лова омуля сыгра-

209

ли селенгинские рыбаки. «Селенгинцы, — отмечал Н. Кириллов, — являются первыми сетовщиками на Байкале» (Кириллов, 1886). Заметное увеличение вылова омуля за счет развития сетевого промысла обнаружилось в основном в 60—70-е гг. XIX в. Об этом можно судить по материалам работы комиссии по рыбопромышленности, созванной в Иркутске в мае 1886 г. для обсуждения вопроса о принятии мер к упорядочению рыбных промыслов, ознакомления с их состоянием и выяснения причин упадка. Комиссия обсуждала следующие вопросы: 1) причины уменьшения уловов рыбы, 2) зависит ли это от истребления рыбы, вследствие хищнической ловли или от других причин? 3) причины повышения цены на омуля в Иркутске; происходит ли это от уменьшения лова или от других причин? 4) не имеет ли влияние на повышение цены на рыбу учреждение компании рыбопромышленников в Иркутске? (Госуд. архив Ирк. обл. Канцелярии Приамурск. генер. губ. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 47). При обсуждении причин уменьшения улова рыбы на байкальских рыбных промыслах крупные иркутские рыбопромышленники утверждали, что «по их мнению главнейшую причину такого уменьшения улова рыбы они видят в ежегодно увеличивающемся числе отдельных мелких рыбаков, которые выезжают в море и ловят рыбу сетями на очень далеком расстоянии от берега и на небольшой глубине... тем самым преграждают доступ рыбы в реки и заставляют рыбу поневоле метать икру в море, которая и гибнет в несметном, количестве непроизводительно (Гос. архив Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд. 29, опись 2, дело 46, лист. 53).

Рыбопромышленники-капиталисты обходили тот факт, что резкое уменьшение рыбодобычи зависело от монополизации байкальских рыбных промыслов в руках немногих иркутских рыбопромышленных фирм. Монополизация порождала хищническую эксплуатацию рыбных богатств Байкала. Мелкие рыбопромышленники, разорявшиеся от монополизации рыбного промысла, проявляли резкое недовольство таким положением дела. Их мнение о причинах сокращения улова рыбы в Байкале и реках хорошо выражено в докладной записке иркутского мещанина Бунтика от 5 апреля 1886 г.: «Постепенно, из году в год, упадок рыбного промысла выражается как в уменьшении добычи, так и вздорожании цен, зависит главным образом от нерациональных и, можно сказать, хищнических способов добычи, а также от монополии крупных промышленников» (Госуд. архив Ирк. области. Канцел. Приам, ген

210

губ. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 55). Автор записки указывает на способ передачи в аренду оброчных статей в 80-х гг., который также вел к монополизации промысла. «Способ этот, — пишет автор записки, — ведет к монополизации промысла, потому, что в аренду капиталистам-рыбопромышленникам отдаются самые выгодные пункты, как, например, Баргузинская, Кургуликская и Култушинская губы. Местности эти отдаются с торгов иркутским архиерейским домом тому, кто выдает большую цену, а потому, естественно, они попадают в руки двух-трех сильных промышленников» (Гос. архив. Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд. 29, опись 2, дело 46, листы 55, 56). Врач Н. Кириллов, направляясь в 1885 г. в промысловые районы на Северный Байкал, следующим образом характеризует состояние и относительное расположение крестьянских рыбацких артелей на селенгинских промыслах: «12 верст севернее Боярской, начинаются места, удобные для тоней: сначала верст 18 к северу идет «Прорва», принадлежащая Посольскому монастырю; здесь ставится до 6 неводов (за арендную плату), севернее, по обе стороны устья Селенги идет «Бабья Карга» на протяжении 80 верст, служащая для постановки 15—20 неводов. Еще севернее тянется Сухая на 60 верст, на которой также до 20 неводов» (Кириллов, 1886). Всего в 80-х гг. на морской карге селенгинских промыслов ставилось около 60 неводов. В это число входили и невода иркутских рыбопромышленников, арендовавших тони Посольского и Троицкого монастырей. В каждой неводной артели на одном неводу (размером не менее 800 м) «стояло» по 30—40 человек; обслуживание же морской сети требовало гораздо меньше народу: «чтобы сетить в море, — писал Н. Кириллов, — собираются артелями в 5—6 человек в лодке. Сетит всего в море 300 лодок (Кириллов, 1886). В составе неводных артелей насчитывалось от 45 до 180 человек. Возрастной состав их следующий: артель в 180 человек включает стариков от 55 лет — 14 человек, работников зрелого возраста — 29 чел., девушек — 26 чел., подростков — 71 чел., детей — 40 чел; артель в 75 чел. включала стариков от 55 лет — 5 чел., работников зрелого возраста — 9 чел., девушек — 8 чел., подростков — 27 чел., детей — 26 чел. Артель в 45 чел. включала стариков старше 55 лет — 5 чел., работников зрелого возраста — 8 чел., подростков — 12 чел., девушек — 9 чел. и детей — 11.

Большой процент подростков, детей и девушек, в составе артелей был не случайным; применение и безудержная эксплуатация дешевого женского и детского труда на неводных про-

211

мыслах стало распространенным явлением. Различная степень зажиточности пайщиков создала прочную паутину для бедняков, вынужденных идти на промыслы в качестве наемных работников. В некоторых артелях, — отмечает Н Кириллов, — в числе пайщиков было 3 кулака, имевших 70 работников. «Впрочем, официально этого не заметишь, — пишет Н. Кириллов, — все они пайщики и имеют отдельные «собственные заведения». Бедняки нуждаются в соли, таре, мотаузе (шпагат для вязки неводов) и прочем, богачи снабжают их «за процент». Таким образом, если невод «заработал» 100 руб. на пай, бедняку придется лишь 30—50 руб. Часто бывает, что бедняк еще непойманную рыбу вынужден запродать вперед богачу своего невода» (Кириллов, 1886). Кулаки «ставят на свои невода работников из крестьян-бедняков с оплатой 8—10 рублей, нанимают засольщиков рыбы (обычно женщин, с более низкой оплатой их труда). Каждый пай при неводном промысле мог дать по 50 и 2 рубля — в зависимости от хода рыбы. При плохих уловах в первую очередь разорялись мелкие рыбопромышленники, имевшие 1 пай. Им оставалось брать кредит у кулаков под кабальные проценты, превращаться в наемных рабочих. Кулаки же имели по несколько паев в различных артелях на разных промысловых участках. Они никогда не терпели убытка от недолова. Н. Кириллов приводит его разговор с мелким рыбаком, показывающий всю безвыходность положения разорившихся мелких рыбопромышленников. «Зачем же ты идешь сам неводить? — спрашивал я одного бедняка, имевшего лишь один пай. — Ведь ты знаешь, что пропал с первой тони, если порвется у тебя столб (часть крыла невода А. Е., М. К.) о какой-нибудь сучок в воде, да к тому же ты кругом в убытке теперь; из-за чего же хлопотал? Не лучше ли было сразу пойти в работники?» — «Эх, барин, — отвечал он мне, —кому какой фарт, а у меня все же отцово заведение. Даст бог, выручат добрые люди...» — «Выручат-то выручат, но не за проценты ли?»

Как уже отмечалось, Чертовкинская пристань в низовье р. Селенги, расположенная в центре рыболовецких артелей, были весьма оживленным торгово-скупочным пунктом и перевалочной базой грузов, транспортируемых из Иркутска в Забайкалье и обратно. В этом «портовом» поселке в 80-х гг. было уже более 30 различных сооружений и зданий. В центре находился «Гостиный двор» с примыкавшими к нему рядами лавок иркутских, верхнеудинских, кабанских и других купцов». «Всех лавок, — отмечает Н. Кириллов, — 99, считая в том

212

числе несколько выстроенных отдельно более состоятельными купцами. Ярмарка в Чертовкино имеет 2 млн. обороту; сюда приезжают главные доверенные иркутских негоциантов. Многие харчевни в руках кабанских торговцев» (Кириллов, 1886). По берегу располагались причалы для рыбацких судов. После рыбного промысла сюда съезжались почти все рыболовецкие артели для продажи рыбы. «К берегу, — пишет Н. Кириллов, — постепенно пристают лодки с рыбой; происходит жаркий спор; когда мало торговцев «закаменских» (т. е. из-за Яблонового хребта: читинцы, нерчинцы и другие), иркутские купцы заставляют простоять лодочников с рыбой до вечера и отдать по меньшей цене» (Кириллов, 1886).

С конца 80-х годов, в связи с дальнейшей монополизацией рыбных промыслов на Байкале, монополизацией торговли рыбой и развитием пароходства на Байкале и р. Селенге, объем торговли на Чертовкинской пристани уменьшился.

На байкальских рыбных промыслах господствующее положение занимают фирмы иркутских рыбопромышленников-капиталистов, ведущих промысел в широких размерах, вкладывая в его организацию большие капиталы и получая еще более значительные прибыли. Они строили верстовые невода и сети, имели на Байкале и реках суда, рыбоделы и различные хозяйственные постройки непосредственно на тонях; арендовали самые лучшие рыболовные угодия, вытесняя оттуда мелких рыбопромышленников-крестьян. Первое, упоминаемое в официальных документах монопольное капиталистическое предприятие на байкальских рыбных промыслах образовалось в 1883 г. в результате договора «13 капитальных рыбопромышленников» под названием «Товарищество рыбодобычи на Байкале». «Товарищество» образовалось, как утверждали его компаньоны, с целью, якобы, достичь возможного удешевления обстановки промысловых работ через сокращение найма рабочих, заготовки материала... и через это понижение цен на добываемый продукт» (Гос. архив. Ирк. обл. Канц. Приам. ген. губ. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 30). Мелкие рыбопромышленники, вытесняемые с рыбных промыслов этой монопольной капиталистической организацией, ходатайствовали «об отмене договора, во-первых, потому, что договор был составлен незаконно, а во-вторых, потому, что такая монополия рыбного промысла грозит поднять цены на основной среди беднейшей части населения г. Иркутска продукт — омуль» (Гос. архив Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд 29, опись 2,дело 46, лист 1). «Товарищество» арендовало почти все рыбо-

213

ловные угодия в Баргузинском, Чивыркуйском заливах, в Сосновке, Култушной, Верхней Ангаре, Лиственичном и др. и почти не допускало на них мелких рыбопромышленников. Так, член «Товарищества» рыбопромышленник П. Сверлов, арендовавший Баргузинский залив, допускал туда не более трех «посторонних неводов». Чивыркуйский залив арендовали члены «Товарищества» П. Могилев и Д. Курбатов; они допускали за оброк не более 5 бурятских неводов и то на самые плохие малоуловистые тони, часто неоправдывающие затраты. Даже рыбоугодия, расположенные около устья р. Сосновки (к северу от Чивыркуйского залива), принадлежавшие местным эвенкам, оказались в аренде у компаньонов «Товарищества» — братьев Могилевых, которые распоряжались ими как им заблагорассудится (Гос. архив Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд 29, опись 2, дело 40, лист 44).

Рыбный промысел на предприятиях компании велся наемными рабочими, завербованными в Иркутске (так называемая «ангарщина»), а частью местными крестьянами-бедняками. Ежегодно на летне-осенний сезон (с 1 июня по 20 сентября) нанималось до 2000 рабочих. Им платили от 20 до 40 руб. за сезон при скудных хозяйских харчах. Большинство же рабочих не видело и этого мизерного заработка. Еще со времени найма рыбопромышленники выдавали рабочим в Иркутске «задатки» по 10—15 руб., отбирали у них паспорта и отправляли в Лиственичное на своих судах. В конце промыслового сезона у немногих рабочих что-нибудь остается от этого заработка и почти половина их вынуждена снова брать «задаток» на будущий год, т. е. снова отдавать себя в кабалу рыбопромышленникам-капиталистам на следующий сезон. Контракты с рабочими носили кабальный характер. Вот, например, как выглядел «Контракт по найму на рыбные промыслы, заключенный в Иркутске крестьянином Оёкской волости Н. Я. Петрушиным и рыбопромышленником Курбатовым». В нем говорится, что рабочий «нанялся для отправления разного рода работ, как-то по рыбопромышленности в море Байкале, так и по всем притокам в него впадающим, а равно и по всем тем делам, какие совершать приказано будет... По прибытии в Иркутск с промысла обязан весь груз с судов сгрузить и убрать для этих работ на мой счет другого рабочего... Приказания хозяина исполнять в точности, неводьбу производить и в ночное время, если прикажет хозяин... в противном случае обязан платить... При заключении контракта получил в задаток двадцать рублей, а остальные получать по усмотре-

214

нию хозяина. Если же по окончании срока останется долг, то обязан я ту сумму заработать и далее срока» (Гос. архив Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 66).

Особенно кабальный характер носили контракты рыбопромышленников с ссыльнопоселенцами, нанимавшимися на рыбные промыслы. Так, по контракту от 15 марта 1886 г. между ссыльнопоселенцем Бирюлевым и рыбопромышленником Бутиным последний обязан: «...производить рыбный промысел... до 20 сентября, хотя бы случилась надобность в ночное время, не ссылаясь на ненастную или холодную погоду, и без всякого к тому с моей стороны отлагательства, а если сего не исполню, то подвергаю себя законной ответственности» (Гос. архив. Ирк. обл. Канц. Приам, ген. губ. Фонд 29, опись 2, дело 46, лист 70).

Положение рабочих на промыслах было крайне тяжелым. Они переносили изнурительный труд и неприглядную обстановку промысла. «Обыкновенная пища их, — писал Н. И. Сабуров (Известия ВСОРГО, 1888), — сухой хлеб, даже рыба дается не всегда». Отсутствовали нормальные жилищные условия. Рабочие ютились в балаганах, не защищавших ни от ветра, ни от дождя и холода. Санитарное обслуживание и медицинская помощь отсутствовали.

К 1890 г. в Иркутске функционировало 12 рыбопромышленных фирм, имевших 12 крупных парусных судов с 66 неводами. Предприятия монополистов добыли в этот год омулей около 3500 бочек, икры омулевой засолили 112 бочонков, рыбьего жира 360 пудов (Кудрявцев, Силин, 1947). Монополизация байкальских рыбных промыслов к концу XIX в. была почти полностью завершена. Вытесняемые с промыслов мелкие рыбопромышленники превращаются в наемных рабочих. Этот процесс особенно усилился с проведением Сибирской железной дороги. Резкое прогрессирующее падение рыбных запасов в Байкале вынуждало созывать совещания рыбопромышленников и пытаться вырабатывать правила рыболовства. Так, в 1872 г. Иркутским генерал-губернатором были изданы «Правила рыбопромышленности во время хода омулей в pp. Верхней Ангаре и Кичере». В 1900 г. утверждены «Правила о рыбопромышленности в оз. Байкал и в р. Селенге», в 1905 г. «Правила о рыбопромышленности в оз. Байкал и реках, расположенных в пределах Баргузинского уезда, Забайкальской области, кроме рек Верхней Ангары и Кичеры. Наконец, в начале 1908 г. в Иркутске было созвано специальное

215

совещание по вопросам рыболовства, после чего были изданы 29 декабря 1908 г. «Правила о рыбном промысле на оз. Байкал и реках, в него впадающих». Однако все эти правила имели ряд неточностей, оговорок и дополнений, которые давали повод, в первую очередь крупным рыбопромышленникам-капиталистам, по-прежнему применять на арендуемых ими промысловых участках хищнические способы лова рыбы.

С проведением Сибирской железной дороги продукты рыбной промышленности Оби, Енисея, Байкала получили выход на более широкий внутренний рынок страны. Хищническая эксплуатация рыбных богатств Байкала и других водоемов еще более усилилась, что вело к сильному подрыву сырьевой базы рыбного промысла.

В устьях р. Селенги, — отмечается в юбилейном сборнике «Фауна Байкала» под редакцией проф. А. Коротнева (Киев, 1901), — во время рунного (нерестового) хода омуля «хищники каждую ночь, а то и днем, перегораживают все 15 проток Селенги, составляющих дельту реки, чем преграждают путь рыбе».

Как отмечалось выше, в 60-х гг. XIX в. возник на Байкале промысел рыбы дрифтерными сетями. По некоторым данным (Кузнецов, 1909), лов омуля плавными сетями первоначально практиковался в р. Селенге. Затем рыбаки стали выплывать с сетями дальше в «море», навстречу ходовой рыбе. Этот опыт оказался настолько удачным, что в половине 60-х годов один из селенгинских рыбопромышленников А. Н. Шустов попробовал выйти с плавными сетями в открытую часть предустья р. Селенги. В дальнейшем плавная сеть была соответствующим образом видоизменена и специфический байкальский сетной дрифтерный лов омуля получил широкое распространение. Используя существующие в Байкале течения («поносы»), рыбаки в течение ночи могли обловить двухверстным порядком дрифтерных сетей огромные площади водоема. Быстрое распространение сетного промысла обусловлено было и тем, что этот новый для Байкала весьма эффективный способ добычи омуля оказался более доступным для местного населения. Оборудование сетной лодки, постройка омулевых сетей обходились значительно дешевле. Благодаря своей исключительной маневренности и сравнительно высокой эффективности, он начал конкурировать с неводным промыслом. Бригада ловцов во главе с опытным, хорошо знающим Байкал с его суровыми погодными условиями, рыбаком — «Башлыком» (бригадиром), имея ходкую 4—5-парную сетевую лодку («бай-

216

калку») и легкое снаряжение (включая парус), могла быстро маневрировать по Байкалу, следуя за рыбьими косяками, и была независима от арендаторов. Недаром сами рыбаки называли сетовщиков «мартышками» или чайками, которые следуют всюду за рыбой. Между сетовщиками и арендаторами неоднократно происходили столкновения. Иркутские рыбопромышленники, арендовавшие богатые рыбой промысловые угодия Чивыркуйского залива, обзавелись небольшим колесным пароходом и постоянно следили за тем, чтобы сетовщики не выставляли своих сетей в заливе далее той границы, которая устанавливалась при аренде. В пограничной полосе и происходили наиболее жестокие стычки сетовщиков с охранным пароходом. Дело доходило до того, что сетовщики забрасывали пароход камнями и даже обстреливали его. Арендаторы неоднократно выступали против применения дрифтерных сетей, стремясь всячески опорочить указанный вид промысла, признать его вредным и добиться запрета. Однако не добившись отмены сетного промысла, они сами активно начали переходить на лов омуля дрифтерными сетями.

По мере сокращения запасов омуля и снижения уловов совершенствовались орудия промысла. Размеры закидных неводов и сетных порядков увеличивались. Сети с каждым годом вязались из более тонких ниток; начала применяться окраска сетей под цвет воды. Суровый ветровой режим Байкала способствовал созданию особого типа байкальской сетевой лодки, характеризующейся высоко поднятыми носовой и особенно кормовой частями корпуса. За кормовую часть лодка обычно привязывается к сетному порядку, и рыбаки ночуют в ней свободно, дрейфуя по Байкалу на расстояние 5—8 км и более за ночь. В случае сильного ветра более приподнятая корма принимает на себя удары волн.

О количестве вылавливаемого омуля в бассейне Байкала на протяжении второй половины XIX и начале XX вв. имеются неполные сведения, часть из коих приведена нами выше. Сведения эти, как отмечалось, содержатся в специальных статистических обозрениях, в так называемых памятных книжках Иркутской губернии, составленных Иркутским статистическим комитетом по отдельным годам, а также в материалах совещаний и съездов, посвященных вопросам рыболовства на Байкале. Часть указанных статистических материалов обобщена в работах ряда исследователей Байкала (табл. 3, 4, 5, 6).

217

Таблица 3.

Некоторые данные о вылове омуля в бассейне Байкала в дореволюционный период.

 Таблица 4.

 Вылов омуля на Северном Байкале в реках и предустьях рек Кичеры и Верхней Ангары.

218

 Таблица 5.

Динамика вылова омуля в Малом Море за отдельные годы по данным канцелярии Иркутского генерал-губернатора (1908)

 Таблица 6.

Вылов омуля по отдельным промысловым районам Байкала в конце XIX начале XX вв.

219

В Восточно-Сибирском календаре на 1875 г., изданном типографией Н. Н. Синицына в 1874 г., на стр. 126 читаем: «В устьях Верхней Ангары поймано и посолено 4457 бочонков омулей, каждый по 1500 шт., из прочих мест Байкала приплавлено омулей 1725 бочонков и прочей рыбы 1230 пудов, а зимою мороженых свежих омулей привезено 40800 шт.».

Достоверных сведений по вылову омуля отдельно по Селенгинскому и Баргузинскому районам не обнаруживается. Если же вычесть из общего улова омуля вылов его в Малом Море и на Северном Байкале в годы 1895, 1900 и 1906, по которым имеются такие данные, то становится очевидным, что Селенгинский и Баргузинский районы давали рыбы в среднем около 60% общего улова (табл. 6).

Статистика уловов по всему Байкалу и по отдельным промысловым районам ясно показывает постепенное падение запасов омуля, наблюдавшееся на протяжении всей второй половины XIX и начала XX вв.

Падание запасов рыбы еще более усугубило хищнические способы их эксплуатации, что вело к дальнейшему разорению крестьян-рыбаков. Исследовавший в 1900—1901 гг. фауну Байкала проф. А. А. Коротнев писал: «Неводные рабочие на промыслах состоят из крестьян-бурят и поселенцев; они нанимаются на промыслы осенью, зимой и весной. Плату получают за всю рыбную летнюю операцию от 25 до 40 рублей. Для того, чтобы дешевле нанять рабочих, у многих рыбопромышленников практикуется способ спаивания водкой...» (Фауна Байкала. Юбил. сб. под ред. А. Коротнева. Киев, 1901, стр. 40). «Кроме неводных рабочих, рыбопромышленники нанимали женщин-работниц в качестве так называемых «чищалок», производивших обработку рыбы, ремонт неводов и сетей. Женский труд подвергался еще более нещадной эксплуатации, но оплачивался почти в два раза ниже мужского. За летний сезон «чищалка» получала всего 10—12 рублей. В течение суток рабочие два или три раза метали громоздкие невода, тянули их вручную, находясь длительное время по колено и выше в холодной байкальской воде, не имея специальной одежды (сапог, бахил). Заработную плату рабочие и работницы получали в основном продуктами и в конце срока найма чаще оставались в долгу; нужда и голод заставляли их снова наниматься на зиму или на следующий промысловый сезон». Разорение крестьянских хозяйств особенно усилилось в связи с начавшейся в 1904 г. империалистической русско-японской войной. Результатом войны был неурожай и голод в Забайкалье и Ир-

220

кутской губернии в 1905 г. С уходом трудоспособного крестьянства на фронт, рыбные промыслы заметно сократились.

Революция 1905 г., начавшаяся в центре, охватила всю Россию. Политическое оживление в сибирской деревне выразилось в постановке острых политических вопросов на общественных сходах, вынесении приговоров, идущих в разрез с существующими порядками и законами, установленными царским правительством. Это оживление переходит в отдельных случаях в открытое выступление против самодержавия. Характеризуя это явление, В. И. Ленин писал: «Мы наблюдаем пробуждение первого крупного, не только экономического, но и политического крестьянского движения в России» (В. И. Ленин. Соч. Изд. 4, т. 23, стр. 234).

В конце ноября 1905 г. Читинский Совет солдатских и казачьих депутатов обратился к населению Забайкальской области с призывом захвата земель у самого богатого в России барина, самого богатого купца и фабриканта — «Кабинета». Антикабинетское движение распространяется по всей Забайкальской области и в Прибайкалье. В деревнях, селениях выносятся приговоры о переходе кабинетских и монастырских земель в собственность народа. Так, 29 декабря 1905 г. троицкие крестьяне всем волостным сходом постановили захватить земли, покосы и рыболовные угодия Троицкого Селенгинского монастыря. В приговоре крестьян Троицкой волости читаем: «Мы, нижеподписавшиеся доверенные от крестьян Троицкой волости Селенгинского уезда Забайкальской области, быв сего числа на волостном сходе в присутствии волостного старшины в числе 58 человек, что составляет ⅔ общего числа выборных, имели суждение в числе общих нужд о том, что мы вообще имеем слишком мало земли и пропитывать семейства свои даже при условии лучшего урожая без посторонней поддержки невозможно» (Ветошкин, 1939). В приговоре устанавливается, что у крестьян захвачены воды и берега р. Селенги, т. е. рыбные места, а «рыбный промысел есть исключительно наш промысел... Кроме нашего монастыря и притча, владеет у нас землями Посольский монастырь. Мы находим, что у обоих монастырей довольно благ земных для того, чтобы не пользоваться у нас землями». И Троицкий волостной сход постановляет: «Все угодья, бывшие у нас в пользовании... как-то лес, покосы, пахотные земли и берега реки Селенги — возвратить обратно в свое общественное пользование. Отобрать в общество все земли монастырей, какие имеются в пределах волости» (Ветошкин, 1939).

221

В декабре 1905 г. Кударинский волостной сход постановил приступить к пользованию землями и рыбными угодиями (ловлями) на Байкале и Селенге, принадлежавшими архиерейскому дому и монастырям, и отказать сельскому духовенству в земле и руге (натуральном сборе). Крестьяне при активном участии вернувшихся с фронта запасных захватывают на Байкале рыбные промыслы, принадлежавшие архиерейскому дому.

После поражения революции 1905 г. все рыбоугодия Байкала и Прибайкалья остались в руках прежних владельцев (монастырей и архиерейских домов); они имели право ловить рыбу на своих рыболовных угодиях во всякое время года, включая нерестовый период. Сами «святые отцы» рыбной ловлей не занимались, а продолжали сдавать водоемы и участки в аренду рыбопромышленникам-купцам. Последние во многих случаях сами тоже не занимались организацией лова, а давали разрешения, так называемые «талоны», крестьянам-рыбакам за половину улова и более. Рыболовство без «талона» строго преследовалось властями. У крестьян в этом случае конфисковали лодки, орудия лова, рыбу, а также взыскивали с них 99 рублей штрафа. Сумма штрафа была весьма значительной, если учесть, что корова стоила в то время 25—35 рублей.

Крестьяне возбуждали ходатайства о возвращении земель и покосов, захваченных кулаками, выступали против произвола и насилия царских чиновников.

Некоторое представление о масштабе рыбного промысла на Байкале и других водоёмах Прибайкалья в конце первого десятилетия XX в. дают сведения о количестве поступивших на иркутский рынок рыбопродуктов. Так, по материалам, опубликованным в памятной книжке Иркутской губернии за 1910 г. (Изв. Ирк. стат. комитета) в 1908 г. на иркутский рынок поступило рыбы свежей 21584 пуда (в том числе омуля — 1105, сорожины — 13929, белорыбицы — 354, хариусов — 1586, щук — 1195, окуней — 1108, язей — 886, налимов — 556, стерляди — 145, сигов — 781, тайменя — 45, карася — 13 пудов), соленой — 7806 бочонков и 813 логунов, в том числе омуля — 5716 бочонков и 747 логунов), икры омулевой — 109 бочонков и 130 логунов, икры кетовой — 88 бочонков и 239 логунов).

Основную массу рыбопродукции с байкальских рыбных промыслов по-прежнему поставляли предприятия рыбопромышленников-капиталистов и купцов. По статистическим данным за 1912—1913 гг., Байкальский бассейн в целом давал на

222

рынок: омулей 500—800 бочек (10—16 тысяч пудов), осетров — 1000 штук, частиковой и другой рыбы 100 тыс. пудов.

Война вызвала упадок рыбного хозяйства. Морской (сетной) промысел сильно уменьшился, сократился и неводной промысел в устьях рек и сорах Байкала.

После февральской революции в Прибайкалье возникло двоевластие; власть буржуазии представляли комиссары Временного правительства, городские думы, комитеты общественных организаций; власть трудящихся — Советы рабочих и солдатских депутатов.

Верхнеудинский Совет рабочих и солдатских депутатов, возглавляемый В. И. Серовым, Е. Петровым и другими большевиками, требовал мира и скорейшего разрешения земельного вопроса, а буржуазное Временное правительство не хотело и слушать о мире и земельном вопросе.

В мае 1917 г. в с. Кудара открылся съезд крестьянских депутатов Усть-Селенгинского района. В разгар работы съезда, обсуждавшего вопрос о рыболовных и сенокосных угодиях, пришло телеграфное распоряжение Временного правительства, запрещавшего самовольный захват земель, рыболовных и других угодий по всей России и предлагавшего ждать решения этого вопроса Учредительным собранием. Распоряжение вызвало бурю возмущения крестьян. Не рассчитывая «...получить землю через Учредительное собрание, крестьянство Усть-Селенгинского района под влиянием большевистской пропаганды и агитации захватило монастырские рыболовные и сенокосные угодия»... (Борьба за Советы в Бурят-Монголии. Сб. воспоминаний и документов, М., 1940, стр. 169).

На съезде же представителей сельских и городских «комитетов общественных организаций» Верхнеудинского, Баргу-зинского, Троицкосавского и других уездов, состоявшемся в мае 1917 г., резолюция большевиков о необходимости конфискации «без выкупа казенных, кабинетских, удельных, церковных, монастырских земель и передачи их в пользование народа через органы местного демократического самоуправления» была отклонена. Съезд принял резолюцию эсеров, предлагавшую ждать созыва Учредительного собрания. На съезде было вынесено решение о рыбной ловле на рыбопромысловых участках Байкала и р. Селенги (Гос. архив БМАССР. Фонд 450,  3. Цитируем по «Истории БМАССР». Улан-Удэ, 1951, т. 1, стр. 551). Под давлением масс съезд, в частности, постановил «Признать все рыболовные статьи архиерейского дома, монастырей и частных владельцев на Байкале свободными для экс-

223

плуатации всего населения (Изв. Верхнеудинского Совета рабочих и солдатских депутатов, 17 мая, 1917, № 43. Цит. по «Истории БМАССР». Улан-Удэ, 1951, т. 1, стр. 551).

Верхнеудинский районный комиссар Временного правительства, защищая интересы крупных рыбопромышленников, признал постановление, в частности Кударинского съезда Усть-Селенгинеких крестьян о передаче в пользование населения рыболовных угодий Байкала и реки Селенги незаконным. Однако под давлением требований крестьянства и активной поддержки Верхнеудинского Совета постановление о свободной ловле было оставлено в силе.

После Великой Октябрьской революции, в период гражданской войны Прибайкалье, как и другие районы нашей страны, пережило суровые испытания, приведшие к сильному упадку народного хозяйства. В тяжелом состоянии оказалось и рыбное хозяйство Прибайкалья. Во время войны добыча рыбы резко сократилась, техническое оснащение промыслов находилось на самом низком уровне. В 1921 г. товарный вылов омуля по всему Байкалу (по официальным данным) составил всего лишь 7380 ц (Соллертинский, 1929). Почти полностью отсутствовала промышленность по переработке рыбопродукции. Но, благодаря неустанной заботе большевистской партии и Советской власти о повышении благосостояния народа, удалось найти правильные пути к сравнительно быстрому восстановлению рыбного хозяйства и увеличению рыбодобычи как на Байкале, так и на других водоемах юга Восточной Сибири. Задача партийных и советских организаций состояла в том, чтобы не только восстановить наиболее высокий довоенный уровень улова рыбы, но и превзойти его на основе применения современной науки и техники, подготовить условия для кооперирования рыбаков.

Для успешного развития рыбного хозяйства имелись все условия. Рыбные угодия стали общенародным достоянием. Крестьянам-рыбакам не грозило разорение от монополизации рыбных промыслов частнокапиталистическими предприятиями и монастырями. Дело было за правильным, рациональным использованием рыбных богатств водоемов.

С первых дней Советской власти в 1918 г. были разработаны новые правила рыболовства и рыбоохраны в бассейне Байкала и других водоемах Восточной Сибири. Проведена широкая разъяснительная работа среди рыбаков, направленная на охрану нерестилищ омуля и других ценных рыб. Рыбный промысел стал приобретать новые социалистические формы орга-

224

низации. До начала организации рыболовецких колхозов и государстванного лова (1926—1931) на свободных рыболовных угодиях лов рыбы производился как рыбаками-одиночками, так и артелями. Рыболовецкая артель этого периода представляла организацию временного характера. По окончании промысла она распадалась. Рыбак мог свободно договариваться с тем или иным башлыком (главой артели), под руководством которого он хотел бы работать в следующий сезон. Таким образом, он заранее, — как говорили крестьяне, — «запасался башлыком» (Бородкина, 1926).

Летние артели (неводные и сетные) организовывались ранней весной (март—апрель), когда башлык регистрировал артель в Рыбкоопе и состав ее был уже определен. Каждый рыбак вносил в Рыбкооп определенную сумму денег на право рыбной ловли на Байкале и других водоемах. Сетовщик вносил 2 р. 50 к., неводчик — 2 руб. и т. д. (Бородкина, 1926). Рыбак, вступивший в артель, обязывался во время промысла участвовать в лове; если он по той или иной причине уходил с промысла, ему компенсировалось то время, которое он работал в артели. Каждый член артели имел определенное количество рыболовных снастей. Входя, например, в Неводную артель, рыбак должен был иметь свой «столб» невода (примерно 17 метров) и «спуск» (100—110 м), за что получал «пай» рыбы. Башлык неводной артели, кроме «столба», имел обычно лодку-«неводник», за которую получал 1 «пай», «мотню» для невода и 2 ворота, составлявших 1 «пай». Следовательно, башлык получал в артели 3 «пая». Члены артели, не имевшие снастей, получали так называемые «суховые паи». Кроме «суховых», существовали «вычетные паи». Последними обычно пользовались кулаки, дававшие в артель «столб» и сумму, следуемую с работника. Сам пайщик в лове рыбы не участвовал. Таким образом, во временных артелях значительную роль продолжали играть кулаки.

Однако ликвидация частновладельческой монополии и аренды рыболовных угодий за высокие цены создали благоприятные предпосылки для широкого участия в рыбном промысле крестьян-середняков и бедняков. Артели подлежали регистрации в Рыбкоопах, что упорядочивало организацию промысла, позволило контролировать состояние рыбного хозяйства и эксплуатации рыбных запасов. Рыбкоопы оказывали на льготных условиях помощь бедняцким рыбацким хозяйствам снижением платы за право рыбной ловли, отпуском в кредит орудий лова, товаров народного потребления и т. д. Все это сказалось положительно на подъеме рыбодобычи (табл. 7, 8).

225

Наряду с развитием рыбодобычи уделяется большое внимание охране рыбных запасов в бассейне Байкала и на других водоемах. По инициативе байкальских рыбаков в 1925 г. была созвана специальная конференция, установившая зап-

 Таблица 7.

Вылов рыбы в Байкале в пределах Бурятии с 1923 по 1927 г. по данным УНХУ БМАССР, в ц.

Годы

1923-24

1924-25

1925-26

1926-27

Общий вылов

18082

20496

25995

29655

В т.ч. вылов омуля

9348

9348

17261

17810

Таблица 8.

Заготовка рыбы в Байкале и прибрежных водоемах в 1923—1924 гг. (по Е. С. Соллертинскому, 1929)

Наименование рыб

омуль

сиг

окунь

хариус

щука

сорога

язь

осетр

Все виды

Выловлено, ц

10130

157

3266

328

200

5352

71

37

19541

ретный период на лов омуля с 12 августа до 12 октября, а также правила рыболовства в устьях рек (Бородкина, 1926).

Коллективизация сельского хозяйства, полная ликвидация кулачества, укрепление материально-технической базы колхозов, систематическая забота о воспроизводстве рыбных запасов обусловили восстановление сырьевой базы и дальнейший непрерывный подъем рыбодобычи (табл. 9).

 Таблица 9.

 Вылов рыбы в бассейне Байкала с 1927 по 1932 г. (по данным, опубликованным в журнале «Социалистическое строительство Бурятии», № 4, 1933, стр. 82—83) в ц

Годы

1927-28

1928-29

1929-30

1931

1932

Общий вылов

35958

40217

41311

67697

59838

В т.ч. вылов омуля

22687

30400

29957

32055

24720

Интенсивный государственный промысел развивается не только в бассейне Байкала, но и на ряде других крупных озерных и речных водоемах (Еравинские, Ивано-Арахлейские,

226

Ципо-Ципиканские озера, р. Ангара, Лена и др.), где в прежние годы промысел рыбы развивался слабо и имел преимущественно местное значение (Карасев, 1963, 1967 и др.).

В советский период впервые были осуществлены разносторонние научные ихтиологические, гидробиологические и рыбохозяйственные исследования основных промысловых водоемов, определены их сырьевые запасы, получены важные сведения по биологии рыб, развитию кормовой базы водоемов, позволившие усовершенствовать правила рыболовства и рыбоохраны, всесторонне обосновать мероприятия по естественному воспроизводству и массовому искусственному разведению ценных промысловых рыб, акклиматизации в местных водоемах новых ценных видов и пород, наметить основные направления комплексной мелиорации водоемов и развития интенсивных форм прудового и прудово-озерного рыбоводства.

На Байкале уже с 1919 г., при участии рыбоводов-энтузиастов К. Н. Пантелеева, А. В. Кичагова и других началось освоение методов искусственного разведения омуля и других рыб. В 1933 г. на р. Большой, впадающей в Посольский сор, был построен первый в Сибири омулевый рыбоводный завод, емкость которого в течение 30 лет увеличилась с 50 до 600 млн. икринок, т. е. более чем в 10 раз. Указанный завод показал высокую эффективность и экономическую рентабельность искусственного рыборазведения на Байкале (Селезнев, 1942; Мишарин, 1953). Улучшилась технология переработки рыбы-сырца; повысилась техническая оснащенность промысла, обусловившая прогрессивный подъем рыбодобычи на базе все увеличивающихся рыбных запасов (табл. 10, 11).

 Таблица 10.

Вылов товарной рыбы в Байкале с 1933 по 1937 г. (по данным Буррыбтреста), ц

Годы

1933

1934

1935

1936

1937

Общий вылов

55044

55126

46350

68846

70274

В т.ч. вылов омуля

25901

27647

32116

47886

51279

По Ф. Б. Мухомедиярову (1942), вылов омуля в 1937 г. достиг 64815 ц, по Г. Ю. Верещагину (1947) — 67304. По данным В. Н. Селезнева (1942), с 1931 по 1937 г. вылов омуля увеличился с 21527 до 81700 тыс. ц в год, т. е. до масштаба, имевшего место в первой половине прошлого столетия.

227

Таблица 11.

Валовой вылов рыбы по отдельным промысловым районам Байкала в центнерах и в процентах к общим уловам за 1937 г. (по Мишарину)

Расхождение в статистических данных за 1937 г. между разными авторами В. Н. Селезнев объяснял тем, что в официальную статистику не вошла часть омуля, выловленного колхозами и реализованного на колхозном рынке.

Общий валовый вылов рыбы в Байкале (по более или менее проверенным данным) за 1937 г. достиг почти 94 тыс. ц (Мишарин, 1942).

Из общего количества выловленных лососевых 3—4 тыс. ц приходится на байкальских сигов, хариусов, ленка и тайменя. Процентное соотношение отдельных видов рыб в уловах за 1936 и 1937 гг. по отдельным промысловым районам показано в табл. 15.

В конце тридцатых годов общий товарный вылов рыбы в Байкале достигал 80—100 тыс. ц, в том числе средний товарный вылов омуля составлял не менее 50—60 тыс. ц в год.

Внутренние водоемы Восточной Сибири в годы Великой Отечественной войны явились важным источником получения ценных пищевых продуктов для фронта и тыла. В этот период была расширена сеть рыбодобывающих и рыбообрабатывающих предприятий, организовано большое количество рыболовецких бригад и звеньев в сельскохозяйственных артелях, расположенных на побережье водоемов. Государственные рыбопромышленные предприятия, объединенные в рыбтресты, и колхозы оснащены моторным флотом, высококачественными сетеснастными материалами и орудиями лова, в производство внедрены ставные и укрупненные закидные невода, вентери современных конструкций, осуществлена механизация крупных неводных тоней, моторизация сетевых лодок, для обслуживания колхозов организованы моторно-рыболовные станции. В рыбную промышленность направлены опытные

228

высококвалифицированные специалисты, техники, инженеры (добытчики, технологи, механизаторы); повышена квалификация местных рыбаков и бригадиров рыболовецких бригад, работников рыболовного флота и рыбообрабатывающих предприятий. Промыслом освоены многие, ранее не эксплуатировавшиеся водоемы и промысловые участки. Вылов рыбы в годы войны увеличился по отдельным водоемам в 2—5 раз и более. Общий наивысший товарный вылов рыбы по всем водоемам юга Восточной Сибири в 1942—1943 гг. достигал 200 тыс. ц. В том числе вылов омуля в Байкале и его притоках — 80— 90 тыс. ц в год и более. В годы Великой Отечественной войны временно были сняты ограничения в проведении лова рыбы в период ее размножения, усилился вылов более молодых возрастных категорий, освоен промысел байкальских бычков, активному облову подвергались не только основные промысловые водоемы, но и почти все другие, ранее слабо или совершенно не эксплуатировавшиеся.

В 1942 г. решением Советского правительства рыбная промышленность Сибири была преобразована из отраслей народного хозяйства местного значения во Всесоюзную. На ряде промысловых водоемов юга Восточной Сибири были организованы дополнительные госрыбзаводы, рыбоприемные пункты, консервные заводы, рыбообрабатывающие цехи, холодильники, цехи по постройке орудий лова, судостроительные верфи, механические мастерские и т. д. Для обслуживания колхозов были организованы дополнительно моторно-рыболовные станции, оснащенные самоходным рыболовным и буксирным флотом. Постановлением Верховного Совета СССР знатные рыбаки Сибири были отмечены правительственными наградами. Газета «Правда» в передовой статье от 23 августа 1943 г. «Больше рыбной продукции для страны, для фронта» так оценила итоги работы сибирских рыбаков: «Молодой Сибирский бассейн дал в 1942 г. больше рыбы, чем в 1941 г., а в нынешнем — больше, чем в прошлом году... Рыбаки Сибири располагают большой материально-технической базой. Рыбные богатства сибирских водоемов общеизвестны. Следовательно, у сибиряков есть все условия, чтобы не только выполнить установленные для них задания, но и дать продукцию сверх плана». Рыбаки Сибири с честью справились с поставленной перед ними задачей.

Вместе с тем, следует заметать, что интенсивный промысел в годы войны не мог не сказаться на состоянии рыбных запасов. Численность важнейших промысловых рыб заметно сократи-

229

лась. В течение ряда послевоенных лет план рыбодобычи выполнялся путем дальнейшего усовершенствования техники лова, массового применения ставных неводов, замены хлопчато-бумажных сетеснастных материалов капроновыми, сплошной моторизации рыболовного флота, способствовавшей усилению маневренности рыболовецких бригад и т. д. В результате, несмотря на постепенное падение рыбных запасов, уловы рыбы в период с 1945 по 1957 г. несколько стабилизировались; но за последнее десятилетие вновь наблюдается заметное падение вылова рыбы. Исследования показывают, что стада важнейших промысловых рыб сильно омолодились, процент прилова молоди, особенно в закидных и ставных неводах, увеличился в несколько раз.

В настоящее время Советским правительством приняты меры по восстановлению рыбных запасов Байкала и развитию массового рыборазведения на естественных и искусственных водоемах.

Пройденный путь в развитии рыболовства, а затем рыбного хозяйства на водоемах юга Восточной Сибири в дореволюционные годы и современный период делает очевидным, что за 50 лет Советской власти произошли коренные изменения на рыбных промыслах Байкала и других водоемов. В рыболовецких колхозах и сельскохозяйственных артелях Прибайкалья, ведущих активный промысел рыбы, произошла глубочайшая культурная революция. Осталось далеко позади то время, когда основная масса рыболовецкого населения и местных крестьян-рыбаков была безграмотна. Созданы десятки начальных, средних школ, техникумов, организованы высшие учебные заведения, десятки лечебных учреждений, Домов культуры, сельских клубов, построены радиоузлы, телевизионные установки, кинотеатры, музеи, избы-читальни, библиотеки, насчитывающие многие тысячи книг. Из среды рыбаков выросли сотни высококвалифицированных специалистов разных отраслей знания, в том числе многие получили высшую квалификацию по разным отраслям рыбного хозяйства. Многие выходцы из рыболовецких сел и колхозов Прибайкалья стали кандидатами и докторами наук и посвятили себя разработке актуальных проблем родного края.

В настоящее время созданы все необходимые предпосылки для дальнейшего развития современного высокоэффективного, интенсивного рыбного хозяйства на местных водоемах на основе научных принципов.

230

ЛИТЕРАТУРА

Аввакум. Житие протопопа Аввакума, написанное им самим. Изд. АН СССР, 1927.

Агапитов Н. Н. Прибайкальские древности. — Изв. ВСОРГО, т. 12, № 4—5, 1882.

Алексеев М. П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Иркутск, 1941, 612 стр.

Арсеньев Ю. В. Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Николая Спафария в 1675 году. — Зап. РГО по отделению этнографии, т. X, в. I. СПб, 1882.

Асхаев М. Г., Егоров А. Г. К истории байкальского рыболовства. — Тр. Бурят, компл. н.-и. ин-та СО АН СССР, в. 5, 1961.

Бахрушин С. В. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI—XVIII вв. М., 1927.

Березовский А. И. Рыбное хозяйство Бурят-Монгольской АССР, Проблемы Бурят-Монгольской АССР. — Тр. 1-й конференции по изучению произв. сил БМАССР, т. II. М.—Л., 1936.

Бородкина М. В. Рыбацкий быт в Прибайкалье. Иркутск, 1926.

Бородкина М. В. Очерки хозяйственной жизни Баргузинского края. — Очерки по изучению Прибайкалья. Иркутск, 1926.

Буянтуев Б. Р. Прибайкалье. Улан-Удэ, Бурмонгиз, 1955.

Вагин В. И. Продовольствие Иркутска в 1886 г. — Изв. ВСОРГО, т. XX, № 3, 1889.

Верещагин Г. Ю. Байкал. Иркутск, 1947.

Ветошкин М. К. Сибирские большевики в период первой русской революции. М., 1939.

Ветошкин М. К. Очерки по истории большевистских организаций и революционного движения в Сибири. М., 1953.

Гагемейстер. Статистическое обозрение, 1854.

Геденштром М. Очерки о Сибири. 1830.

Гирченко В. П. Сельский устав Прибайкалья последней четверти XVIII в. — Изв. каф. прибайкальеведения, № 1. Верхнеудинск, 1921.

Гирченко В. П. Социально-экономические отношения Прибайкалья в эпоху его первоначальной колонизации. — Изв. каф. прибайкальеведения, т. 21, в. I, Верхнеудинск, 1921—1922.

Гирченко В. П. Краткий исторический очерк Прибайкалья с XVII века до 1917 г. Верхнеудинск, 1922.

Гирченко В. П. Из прошлого байкальских рыбных промыслов. — «Жизнь Бурятии», 1928, № 11—12.

Егоров А. Г. Оз. Котакель (промыслово-биологический очерк). — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. XI, в. I, 1950.

Егоров А. Г. Байкальский осетр (монография). Изд. Бурят, компл. н.-и. ин-та СО АН СССР, 1961, стр. 1—120.

Елезов Ф. В. Рыбная и звериная промышленность Байкала. — Изв. ВСОРГО, т. IV, № 4, 1873.

Жизнь Бурятии. Орган Бур. ЦИК и СНК БМАССР. Верхнеудинск, 1924—1931.

Иванов Т. М. Байкальская нерпа (PhocaSibiricaGmelin), ее биология и промысел. — Изв. БГИ при Ирк. унив., т. VIII, в. 1—2, 1938.

Карасев Г. Л. Материалы о рыбном промысле на Ивано-Арахлейских озерах в дореволюционный период. — Учен. зап. Чит. пед. ин-та, в. 8, 1963.

231

Кириллов Н. Поездка в Нижне-Ангарск Баргузинского округа на Байкале в 1885 г. — Изв. ВСОРГО, т. XVII, № 1—2, 1886.

Кириллов Н. Отчет о командировке врача Кириллова на селенгинские рыбные промыслы. — Изв. ВСОРГО, т. XVII, № 3—4, Иркутск, 1886.

Кириллов Н. Из прошлого байкальских рыбных промыслов. — Изв. ВСОРГО, т. XVI, в. 1—4, 1886.

Кичагов А. В. Очерки байкальского рыболовства. — «Рыбн. хоз. СССР», кн. 2, 1923.

Кожов М. М. К вопросу о рыбных запасах водоемов Бурят-Монгольской АССР. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. X, в. I, 1947.

Кожов М. М. Пресные воды Восточной Сибири. Иркутск, 1950.

Кожов М. М. Современное состояние и очередные проблемы развития рыбного хозяйства БМАССР. — Материалы по изуч. произв. сил Бур.-Монг. АССР, в. II, Улан-Удэ, 1954.

Кожов М. М., Мишарин К. И. Основные пути развития рыбного хозяйства в бассейне озера Байкал. Сб.: «Рыбы и рыбное хозяйство в бассейне озера Байкал». Иркутск, ОГИЗ, 1958.

Коротнев А. А. Отчет по исследованию озера Байкала летом 1900 г. — Юбилейн. сборн. ВСОРГО, Киев, 1901.

Крюков Н. А. Западное Забайкалье в сельскохозяйственном отношении, 1891.

Крюков Н. А. Некоторые данные о положении рыболовства в Приамурском крае. — Зап. Приам, отд. ИРГО, т. I, в. 1. СПб, 1894.

Крюков Н. А. Западное Забайкалье. Цифры ввоза на рынок, 1896.

Кулаков П. Е. Остров Ольхон. — Изв. ВСОРГО, т. VIII, в. 1. СПб, 1898.

Кудрявцев Ф. А. История бурят-монгольского народа. Очерки (кн. 1). От XVII в. до 60-х годов XIX в. М.-Л., 1940.

Кудрявцев Ф. А., Силин Е. П. Иркутск. Очерки по истории города. Иркутск, 1947.

Кузнецов И. Д. Современное состояние байкальского рыболовства. — Тр. Всероссийского юбилейного съезда 1908 г. в Москве. М., 1909.

Левин Н. П. Рыболовство и рыбопромышленность на Ольхоне. — Изв. ВСОРГО, т. XXVIII, № 1, 1897.

Маак Р. Путешествие на Амур в 1884 г. Изд. ИРГО. СПб. 1891.

Макаренко А. А. Промысел красной рыбы на р. Ангаре. СПб., 1902.

Мартос А. Письма о Восточной Сибири. М., 1827.

Мишарин К. И. Состояние и перспективы рыбного промысла в Восточной Сибири. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. IX, в. 3—4, 1942.

Мишарин К. И. Естественное размножение и искусственное разведение посольского омуля на Байкале. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. XIV, в. 1—2, 1953.

Мухомедияров Ф. Б. Расы байкальского омуля, их морфологические и биологические особенности и роль в промысле. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те. т. IX, в. 3—4, 1942.

Медведев Г. И. Новые данные о нижних слоях Усть-Белой. — Сибирский археолог. сборн. Новосибирск, 1966.

Медведев Г. И. К итогам исследования мезолита на многослойном поселении Усть-Белая (1957—1954). — Изв. Вост.-Сиб. отд. Географ. об-ва СССР, т. 65, 1967.

Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российского государства, ч. III, половина первая, 1772 и 1773 гг.Перевод В. Зуева. СПб, 1788.

Памятные книжки статистического комитета Иркутской губернии. Дан-

232

ные о рыболовстве и торговле рыбой. Иркутск, 1863, 1865, 1866, 1867 1869, 1911.

Пантелеев К. Н. Рыболовство в Байкальском бассейне. — Бюлл. Ирк. губпродкома, № 8—10, 1921.

Пантелеев К. Н. Рыбные богатства Байкала. Очерки по изучению Прибайкалья. Иркутск, 1926.

Паршин В. П. Поездка в Забайкальский край. Часть 1-А, Заб. отд. РГО, М., 1844.

Пежемский П. И. Рыбная производительность оз. Байкал. — Изв. ИРГО, т. VIII, кн. IV. СПб., 1853.

Покшишевский В. В. Заселение Сибири. Иркутск, 1951.

Помус М. И. Бурят-Монгольская АССР. М., 1937.

Попов П. Ф. Историческая справка о рыболовстве на оз. Байкал. Сб. Рыбы и рыбн. хоз. в басс. оз. Байкал. Иркутск, ОГИЗ, 1958.

Ремезов Семен. Чертежная книга Сибири, 1701.

Сабуров Н. Н. Об омуле и рыбопромышленности на Байкале. — Изв. ВСОРГО, т. XIX, № 5, Иркутск, 1888.

Соколов В. Н. Забайкальское хозяйство и рынок. Чита, 1918. (Изд. Стат. отд. Забайк. переселенч. района, вып. XVII).

Солдатов В. В. Внеземледельческие домашние промыслы сельского населения и сельское рыболовство в Забайкальской области. — Тр. Амурск. экспед., в. II, т. V, Хабаровск, 1912.

Соллеpтинский Е. С. Очерки рыбного хозяйства Бурят-Монгольской АССР. — Изд. орг. бюро секции рыбно-охотничьего союза. Бурсельсоюз. В.-Удинск, 1929.

Соллеpтинский Е. С. Перспективы развития рыбного хозяйства БМАССР на второстепенных водоемах. «Проблемы Бурят-Монгольской АССР», т. II, изд. АН СССР. М.—Л., 1936.

Селезнев В. Н. Байкальский омуль, его естественное размножение и перспективы искусственного разведения. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. IX, в. 1—2, 1942.

Станиловский А. М. Байкал. Флора и фауна. — Тр. ВСОРГО, т. VII, Иркутск, 1912, стр. 40—81.

Хороших П. П. Исследование каменного и железного века Иркутского края. — Изв. БГНИИ при Ирк. ун-те, т. I, в. I, 1924.

Хороших П. П. Доисторический человек на оз. Байкал. — Канд. дисс. (рукопись). Ирк. ун-т, 1948.

33

ПУБЛИКАЦИЯ: Егоров А.Г., Клименченко М.Д. Очерк истории рыболовства на Байкале и прилежащих водоемах // Известия Биолого-географического научно-исследовательского Института при Иркутском государственном университете им. А.А. Жданова, т. XXIV. Иркутск, 1971. С. 193-233.