Куза А. В. Рыболовство у восточных славян во второй половине I тысячелетия н. э.

Всестороннее изучение экономики раннеславянских племен остается важной задачей археологии. Трудами советских ученых давно опровергнуты взгляды об охотничье-рыболовческом по преимуществу характере хозяйственной деятельности восточных славян. Определяющая роль земледелия и скотоводства в процессе становления у них новых, более прогрессивных форм хозяйства теперь не вызывает сомнений. Однако трудно реконструировать в полном объеме экономическую структуру жизни населения, занимавшего огромную территорию от Карпат до Волги накануне образования там Древнерусского государства. Не только пробелы в археологическом исследовании целых районов, но и слабая изученность отдельных отраслей хозяйства в ходе их исторического развития ограничивают возможности широких социально-экономических построений. В частности, далеко не полностью выяснено значение промыслов.

В публикуемой статье предпринята попытка установить место рыболовства в хозяйстве восточных славян в VI—X вв. н.э. В свое время П. Н. Третьяков писал о важном значении рыбного промысла, являвшегося, по его мнению, существенным подспорьем к земледелию и скотоводству[1]. В настоящее время добытый раскопками материал позволяет вновь обратиться к этому вопросу.

По данным лингвистики, названия многих рыб (сом, окунь, язь, карп, карась, лосось и др.) и орудий лова (невод, мережа, острога, уда, верша и др.) являются общими для всех славянских языков[2]. Следовательно, уже в эпоху славянского языкового единства предки современных славян были хорошо знакомы с рыболовством. Постепенно расселяясь в новые

132

области, они принесли туда не только свои наименования рыб, но и готовые навыки их добычи. Конечно, лов рыбы лишь там получил дальнейшее развитие, где имелись соответствующие географические условия. Территория Восточной Европы вполне отвечала этим требованиям. Ее в изобилии покрывали водоемы, богатые всевозможной рыбой. Уже это обстоятельство предполагало повсеместное распространение там рыболовства. И действительно, археологи обнаружили на многих восточнославянских памятниках второй половины I тысячелетия н. э. следы наличия рыбного промысла.

К сожалению, поселения указанного времени крайне бедны находками и интересующие нас предметы исчисляются единицами. Среди них известны массивные железные рыболовные крючки, части составных железных острог, тяжелые наконечники пешней, глиняные и каменные грузила от сетей. Поэтому основными данными, позволяющими судить о роли рыболовства, являются костные остатки и чешуя рыб. Но и они не всегда попадают в руки специалистов, это затрудняет использование этих находок в качестве исторического источника. Тем не менее, определенные наблюдения можно сделать уже сейчас.

География раннеславянских древностей VI — IX вв. в последнее время значительно расширилась. Открыты памятники на Надпорожье Днепра, в Потясминье, на Волыни, Южном Буге и других местах. Для большинства поселений характерна связь с водой, часто они располагались в пойме реки на небольших останцах, вероятно становившихся в половодье островами. При общем земледельческом укладе хозяйства этих селищ рыболовство в жизни их обитателей занимало немалое место. В жилых и хозяйственных постройках поселений в устье р. Тясьмин найдены скопления рыбьих костей и чешуи, иногда залегавших целым слоем[3]. Близкая картина наблюдалась при раскопках у балки Яцевой в Надпорожье и на Южном Буге[4]. И хотя названные памятники не дали почти никаких орудий рыбного промысла, можно смело утверждать, что рыба входила в число основных продуктов питания людей, их оставивших. Чешуя и кости рыб часто встречались в предпечных ямах или в непосредственной близости от печей, то есть в местах, где рыбу разделывали и готовили в пищу. Все данные указывают на устойчивый, а не случайный характер рыболовства, являющегося наряду с земледелием и скотоводством важным источником пополнения запасов продовольствия. Главными орудиями добычи рыбы были, по-видимому, запорные системы типа езов и заколов с вставленными в них ловушками вроде морд и верш. Эти древние сооружения, редко попадающие в руки археологов, требуют определенного ухода и наблюдения за их сохранностью. Возможно, здесь кроется одна из причин близкого соседства с водоемами раннеславянских поселений.

Интересные результаты получены при раскопках Г. Г. Мезенцевой в районе Канева[5]. На огромном поселении VIII — IX вв., раскинувшемся вдоль берега Днепра, было вскрыто 22 углубленных в землю жилища и несколько хозяйственных сооружений. Исследователи обнаружили много рыбьих костей и чешуи. В жилых помещениях они спрессовывались на полу или кучами лежали около печей. В одном случае (жилище 9) чешуя зафиксирована в изобилии на специальной материковой приступке — своеобразном кухонном столе[6]. Анализ костных остатков рыб позволил определить, что жители поселения ловили главным образом щук, затем лещей, язей и плотву[7]. В жилищах и культурном слое найдены также железные кованые крючки больших размеров (рис. 1, 6) и обломки двух каменных грузил грушевидной формы[8].

Археологические и палеоихтиологические данные дополняют друг друга. Крупных речных хищников (щук), как правило, ловили крючками или колющими орудиями. Поскольку щука превалировала в уловах жителей Каневского поселения, надо думать, что крючные орудия преобладали среди прочих рыболовных снарядов. Карповые рыбы (лещи, язи, плотва) добывались, скорее всего, сетями. Не исключена возможность применения в промысле и различных запорных систем. Факты говорят о том, что рыболовство в конце I тысячелетия н. э. в районе Канева было не второстепенной, а весьма существенной отраслью хозяйства.

Иная картина вырисовывается в результате исследования  близкого по времени селища в

133

Рис. 1. Орудия рыболовства, обнаруженные на раннеславянских памятниках VI—X вв. 1 —6, 16—20 — железо; 7, 8 — глина; 9—15 — кость

Луке-Райковецкой. Находки, связанные с рыбным промыслом, представлены очень бедно. Обнаружены один железный рыболовный крючок[9], незначительное количество рыбьих костей. Небольшая р. Гнилопять. протекавшая вблизи селища, конечно, не могла стать базой для развитого промысла рыбы.

Историю рыболовства на левобережье Днепра освещают многолетние раскопки роменско-боршевских городищ и селищ. Так, на городищах Новотроицком, Донецком, Кузнецовском, Титчихе в слоях VIII —начала X в. обнаружены крупные рыболовные крючки, изготовленные из четырехгранного железного стержня[10]. Крючки имеют на одном конце петлю для крепления лесы, а на другом — жало с оттянутой бородкой, удерживавшей приманку и пойманную рыбу (рис. 1, 1—5). Ближайшие аналогии этим крючкам известны на соседних памятниках салтово-маяцкой культуры[11], откуда они, по-видимому, и были заимствованы. Подобные крючки предназначались для лова крупной хищной рыбы (щук, сомов) на живца или другую насадку. Интересный набор рыболовных орудий происходит с Титчихинского городища. Помимо крючка вышеописанного типа там были найдены еще пять экземпляров рыболовных крючков, железный зуб от составной остроги, наконечник пешни для пробивания льда и глиняные грузила от сетей[12]. Среди перечисленных предметов некоторые встречаются на древнерусских памятниках не ранее середины — конца X в. Особенно характерны в этом отношении железный крючок с длинным цевьем и боковой зуб составной остроги. Поэтому предложенная А. Н. Москаленко верхняя дата городища Титчиха — конец X в. — представляется вполне обоснованной[13].

Кроме крючных снастей в роменско-боршевское время употреблялись сети, о чем говорят находки грузил (рис. 1, 7, 8). Грузила, как правило, изготовлены из обожженной глины. Они имеют вытянутую или округлую форму и сквозное отверстие. Такими грузилами могли снаряжаться небольшие сети типа современных бредней. Любопытная деталь выяснилась при раскопках Донецкого городища. Жители этого поселения в VIII—X вв. использовали в качестве сетяных грузил кости коровы (рис. 1, 9, 15)[14]. Найдены также и костяные острия, с помощью которых плелись сети (рис. 1,

134

10—14). Причем в жилищах Большого Борошевского городища подобные орудия встречены несколько раз в комплектах по 3—5 штук, как и требовалось при вязании сетей[15].

Помимо крючных, колющих и объячеивающих орудий рыбу, вероятно, ловили и с помощью запорных снарядов (езы, котцы, верши и т. д.), перегораживая ручьи и речки. Однако археологических доказательств этому нет.

На поселениях роменско-боршевских племен в жилищах и хозяйственных ямах исследователи не раз отмечали присутствие костей и чешуи рыб. По-видимому, в их пищевом рационе рыба была постоянным компонентом. Ее потребляли не только свежей, но и заготавливали впрок. На Большом Боршевском городище было вскрыто сооружение, получившее шифр погреб «Б». Из него извлекли костные остатки по крайней мере 16 судаков, 23 лещей, 11 жерехов, 4 вырезубов и 1 красноперки[16]. Можно полагать, что в древности здесь хранили вяленую рыбу.

Получить более полное представление о рыболовстве в интересующую нас эпоху позволяет следующая таблица.

Таблица I[17]

 

Поселение	Рыба
	Осетр	Севрюга	Стерлядь	Щука	Судак	Окунь	Лещ	Язь	Сазан
Новотроицкое				X		X	+	‑	‑
Быстринское				X	X	+	‑
Полтава	‑		‑	X		+	‑	+	‑
Донецкое				X		X
Большое Боршевское		‑	‑	X	+		+		‑
Титчиха		‑	‑	X	X		+

Таблица I17 (окончание)

 

Поселение	Рыба
	Жерех	Вырезуб	Подуст	Плотва	Красноперка	Линь	Карась	Сом
Новотроицкое
Быстринское		‑		‑			‑
Полтава			‑	‑		‑	‑	+
Донецкое
Большое Боршевское	‑				‑			‑
Титчиха		+		‑	+			X

 

Примечание: X — основной объект промысла; + — второстепенный; ‑ — случайный.

Из таблицы видно, что основным объектом промысла были речные хищники: щука — повсеместно, судак, сом, окунь — в отдельных случаях. Остальные рыбы являлись или второстепенной, или случайной добычей. Нельзя не заметить сходства полученных данных с видовым составом рыб в уловах Каневского поселения. Значительное преобладание хищных рыб, особенно щук, над прочими указывает на широкое распространение крюковых и колющих орудий лова. Сетяные снасти имели меньшее значение. Такое сочетание указывает на неразвитый, индивидуальный характер рыболовства[18]. О малой интенсивности промысла свидетельствуют и вычисленные специалистами возраст и средние размеры некоторых видов рыб: щуки, леща, судака, сома и др. В уловах господствовали рыбы старших возрастных групп, средние размеры которых превосходили средние размеры современных рыб[19]. Следовательно, рыбье стадо в то время было мало затронуто промыслом, базировавшимся на старших, наиболее крупных особях. При более интенсивном рыболовстве добываются и рыбы младшего возраста, зато темп роста оставшихся рыб возрастает, так как увеличивается их кормовая база.

Лучше уяснить характер славянского рыболовства VIII—X вв. в лесостепной зоне днепровского левобережья можно, сравнив его с приемами добычи рыбы в более раннее время. Для сопоставления целесообразно использовать материалы юхновских памятников. Во-первых, они располагались приблизительно в тех же местах, где впоследствии появились поселения роменско-боршевского типа. Во-вторых, юхновские коллекции дают хорошее представление о рыболовстве своей эпохи. При раскопках юхновских городищ сплошь и рядом встречались скопления глиняных и каменных грузил от сетей, найдены обломки гарпунов, рыболовные

135

крючки, а также целые пласты костных остатком и чешуи рыб[20].

Анализ палеоихтиологического материала показал, что в уловах помимо хищных господствовали карповые рыбы (лещ)[21]. Последнее обстоятельство вместе с археологическими фактами (массовые находки грузил) подтверждает широкое использование юхновцами сетей, которыми и добывали чаще всего карповых рыб. Поскольку среди грузил присутствует много тяжелых и крупных экземпляров, следует думать, что ведущими орудиями среди сетей были невода. Но лов сетями, особенно неводами, требует участия в нем целого коллектива людей (иногда свыше 10 человек). По-видимому, в течение столетий, разделявших юхновскую и роменско-боршевскую культуры, в методах добычи рыбы произошел определенный сдвиг: коллективный труд сменился индивидуальным промыслом. В каждом жилище самостоятельно изготавливали и хранили снасти; рядом в хозяйственных ямах находились личные запасы заготовленной впрок рыбы. Перед нами важное свидетельство распада большой семьи и выделения из нее самостоятельной хозяйственной ячейки — малой, парной семьи.

Наблюдения над изменениями в ассортименте рыболовных орудий подтверждают высказанную мысль. Их число увеличивается среди находок на более поздних памятниках, не говоря уже о слоях X в. собственно древнерусских поселений. Так, на городище Титчиха найдены 6 крючков разных типов, острога и пешня[22], на селище Лебедка — крючки, части острог и 2 пешни[23]; на селище у городища Хотомель — несколько острог[24] (рис. 1, 16—20). Конечно, для твердых выводов материала мало, но и он показателен. С одной стороны, количественный рост орудий рыболовства свидетельствует о его экономической значимости. С другой — процесс этот затрагивает в первую очередь снаряды индивидуального лова (крючные и колющие), что согласуется с предыдущими замечаниями.

Однако изложенные соображения ни в коей мере не умаляют значения рыболовства в хозяйстве раннеславянских племен и не подкрепляют мнения И. И. Ляпушкина о якобы существовавших тогда «рыболовах-любителях», изредка промышлявших рыбу[25]. По неполным данным, как это следует из приведенной выше таблицы, промыслом было охвачено 17 видов рыб, распределявшихся по 5 семействам: осетровые, щуковые, окуневые, карповые и сомовые. На некоторых поселениях (Титчиха, Полтава) в уловах присутствовало до 12 видов рыб. Причем вылавливались и такие ценные рыбы, как осетр, севрюга, стерлядь, судак, сазан и др. Технический арсенал древних рыбаков был достаточно разнообразен: крючные и колющие орудия, сети, ловушки. Последние играли более заметную роль, чем это кажется на первый взгляд. Остатки костей и чешуи рыб, обнаруженные на многих памятниках, при полном отсутствии каких-либо следов рыболовных орудий указывают, по-видимому, на широкое применение ловушек и заколов, изготовленных из сучьев и прутьев. Деревянные изделия редко сохраняются в земле и мало известны археологам.

Среди крючных снастей наблюдается узкая специализация: найдены крючки разных размеров, с бородкой и без нее. Следовательно, они предназначались каждый для ловли определенного сорта рыбы. Рыболовством были затронуты всякие водоемы: проточные и непроточные. Карась и линь — типичные жители стоячих вод — часто встречаются в ихтиологических находках. Видимо, славяне не проходили мимо небольших озер и стариц. Именно вблизи таких водоемов в пойме Десны М. В. Воеводский отмечал кратковременные стойбища роменско-боршевского времени[26]. Рыбу ловили круглый год, не только летом, но и зимой сквозь лунки во льду. Лед пробивали железными пешнями. Массивные наконечники пешней найдены в Титчихе и на селище Лебедка. Находки рыбьих костей и чешуи, да в анатомическом порядке, в хозяйственных ямах говорят об умении сохранять рыбу длительный срок. Ее, наверное, вялили, cyшили, солили и сберегали мороженой.

Подводя итог краткому исследованию рыболовства у ранних славян, необходимо подчеркнуть несколько моментов. Вопреки бытующему мнению лов рыбы с развитием земледелия и скотоводства не потерял своего значения и не выродился в третьестепенную отрасль хозяйства. Техника рыбного промысла постоянно совершенствовалась и в эпоху Киевской Pyси до-

136

стигла высокого уровня. Рыба широко употреблялась в пищу и являлась важным компонентом питания. Не следует думать, что рыболовство было чем-то вроде забавы, отдыхом от повседневного земледельческого труда. Эффективная добыча рыбы требовала большой затраты сил, энергии и времени. Это была тяжелая, круглогодичная, часто ночная работа. Ее необходимость диктовалась тем, что хлебопашество и скотоводство не всегда гарантировали прожиточный минимум. После частых стихийных бедствий и вооруженных конфликтов, уничтожавших урожай и поголовье скота, другие источники пищи (рыболовство, охота и пр.) становились единственным средством существования. Рыбу ловили повсеместно, где имелись водоемы. Каждая семья самостоятельно заботилась о пополнении своих запасов различными продуктами, в том числе и рыбой. Поэтому вряд ли разумно подразделять хозяйственную деятельность древних славян на многочисленные виды по степени их важности. Экономика базировалась на земледелии, но имела довольно замкнутый характер. Все циклы работ, все отрасли хозяйства были тесно связаны между собой. Урон, понесенный одной из них, немедленно сказывался на других и на общем благосостоянии. С полным правом можно утверждать, что рыболовство у восточных славян в VI—X вв. имело большое хозяйственное значение.

137

[1] П.Н. Третьяков. Сельское хозяйство и промыслы. «История культуры Древней Руси», т. I. M. — Л., 1948.

[2] Ф. Л. Филин. Образование языка восточных славян. М. —Л., 1962, стр. 116, 117; О. Ferianz. Slovenské názvoslovie  rýb CSR a susediacích krajov. «Prirodovĕdný sbornik», N 2. Praha, 1947.

[3] Д. Т. Березовец. Поселение уличей на р. Тясьмине. МИА, №°108, 1963. стр. 157, 161, 168, 169.

[4] А. Т. Брайчевская. Поселение у балки Яцевой в Надпорожье. Там же, стр. 253, 259, 263, 266, 270, 272, 274, 276; П. И. Хавлюк. Раннеславянские поселения Семенки и Самчицы в среднем течении Южного Буга. Там же, стр. 339.

[5] Г. Г. Мезенцева. Канiвське поселення полян. Киïв, 1965.

[6] Там же, стр. 34—36.

[7] О. П. Корнеев. Фауна з розкопок пiднiжжя Великого скiфського городища Канiвського району. «Матерiали до вивчення iсторiï та природи Канiвського заповiдника». Киïв, 1962, стр. 151.

[8] Г. Г. Мезенцева. Указ. соч., стр. 70, 71.

[9] В. К. Гончаров. Лука-Райковецкая. МИА, № 108, 1963, стр. 295.

[10] И. И. Ляпушкин. Городище Новотроицкое. МИА, № 74, 1958, стр. 25, рис. 11; Б. А. Шрамко, Е. А. Цепкин. Рыболовство у жителей Донецкого городища в VIII—XIII вв. СА, 1963, № 2, стр. 74—76, рис. 1, 2; П. П. Ефименко, П. Н. Третьяков. Древнерусские поселения на Дону. МИА, № 8, 1948, стр. 99, табл. XVII. 3; А. Н. Москаленко. Городище Титчиха. Воронеж, 1965, стр. 73—77, рис. 17а.

[11] С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, стр. 148—151, рис. 39.

[12] А. Н. Москаленко. Указ. соч., стр. 75, рис. 17, б — ж.

[13] А. Н. Москаленко. Указ. соч., стр. 142—152.

[14] Б. А. Шрамко, Е. А. Цепкин. Указ. соч., стр. 76, рис. 1.

[15] П. П. Ефименко, П. Н. Третьяков. Указ. соч., стр. 49, табл. VIII.

[16] А. И. Световидов. К истории ихтиофауны р. Дона. МИА, № 8, 1948, стр. 124.

[17] Таблица составлена по данным, опубликованным в работах: Л. Н. Световидов. Указ. соч.; Б. А. Шрамко, Е. А. Цепкин. Указ. соч.; И. И. Ляпушкин. Указ. соч.; Е. К. Сычевская. Рыбы городища Титчиха. В кн.: А. Н. Москаленко. Указ. соч.; В. Д. Лебедев. Четвертичная ихтиофауна Европейской части СССР. МГУ, 1960.

[18] А. Н. Световидов. Указ. соч., стр. 124.

[19] П. П. Ефименко, П. Н. Третьяков. Указ. соч., стр. 49, табл. VIII.

[20] В. П. Левенок. Юхновская культура. СА, 1963, № 3, стр. 81-82.

[21] В. Д. Лебедев. Указ. соч., стр. 288, 289.

[22] А. Н. Москаленко. Указ. соч., стр. 75.

[23] Т. Н. Никольская. Древнерусское селище Лебедка. СА, 1957, № 3, стр. 186—187, рис. 8, 10.

[24] Ю. В. Кухаренко. Раскопки на городище и селище Хотомель. КСИИМК, вып. 68, 1957, стр. 93, 94, рис. 35.

[25] И. И. Ляпушкин. Указ. соч., стр. 216.

[26] М. В. Воеводский. Городища Десны. «Археологiчнi пам'ятки УРСР», т. I. Киïв, 1949, стр. 108, 109.

 

ПУБЛИКАЦИЯ: Куза А. В. Рыболовство у восточных славян во второй половине I тысячелетия н. э. // Материалы по истории и археологии СССР, № 176. М, 1970.С. 132-137.