Андреева Е.Н. Наименования рыболовецких орудий запорной системы в деловой письменности Белозерья XV - XVII вв.

Лексика рыбного промысла представляет собой древнейшую профессиональную терминосистему русского языка. Большой интерес для историко-лингвистического изучения имеет рыболовецкая терминология Белозерья XV—XVII вв., формировавшаяся в условиях говоров переходной зоны.

Предметом рассмотрения настоящей статьи являются термины, составляющие лексико-семантическую группу наименований орудий запорной системы: езъ, езокъ, заезокъ, колъ, заколъ, заборъ. Следует отметить, что историки, этнографы, а также и лингвисты нередко отождествляют различные орудия запорной системы, при этом, наряду с неразличением признаков реалий, не разграничиваются и семантические признаки их наименований.

Высокой активностью употребления в белозерской терминологии рыболовства XV—XVII вв. характеризовалась лексема Ъзъ ‘запорное сооружение на реке в виде плотины с промежутками, воротами, в которые вставляются рыболовные снаряды’: «А ез делают на половину 12 человеки недели 3 переменяясь по днем. А коли живет летом прибыльная вода и тогды ез выламывает и оне тогды езы поделывают и дважды» (Ез. кн. Кир.-Б. мон., 1585, л. 1591 об.— 1592 — ГПБ, ф. С.-П. Дух. ак., № А 1—16). Письменные памятники свидетельствуют о существовании езов в Белозерье уже в XIV в.: «А сына своего князя АнъдрЪя благославляю куплею же дЪда своего, Белымъ озером со всЪми волостьми, и Вольскимъ съ Шаготью, и Милолюбъский Ъзъ» (Дух, гр. в кн. Дм. Ив., 1389 — ДДГ, с. 221). В среднерусский период ез в Белозерье представлял собой значительное и сложное сооружение, ловля в котором производилась при помощи крупных сетяных орудий: невода, сежи. «В том езу в воротех клали на лето по 3 сежи» (Ез. кн. Кир.-Б. мон., 1585, л. 1524—1524 об.— ГПБ, ф. С.-П. Дух. ак., № А 1—16). Прав историк С. В. Барашкова,

3 

критикуя традиционную точку зрения на ез как обычную перегородку, создание которой не отличалось сложностью (1, 158).

Первая фиксация лексемы езъ, Ъзъ в значении ‘рыболовная застава’ датируется 1340 г. (Срезневский, 1, 821). В словаре Кочина находим ез ‘сооружение для рыбной ловли, угодье’. СлРЯ XI — XVII вв. отмечает Ъзъ в значении ‘сооружение на реке для ловли рыбы’ (V, 37).

В. Н. Вакуров пишет о распространении слова езъ в памятниках Северо-Восточной и Северо-Западной Руси XIV—XVI вв. (2, 6). В. Я. Дерягин, упоминая о существовании в среднерусский период езов на Волге, Оке, Каме, Суре, Сухоне, Уге, Шексне и многих других реках севера и центра России, Сибири (до Туры и Анадыря), считает, что лексема езъ наиболее характерна для северо-восточных говоров (3, 33). Это подтверждают и факты русских говоров XIX—XX вв. «Опыт» фиксирует слово езъ ‘рыболовное устроение из кольев, вбитых в дно поперек реки и переплетенных прутьями’ с пометой Арханг., Шенк. (54). В словаре Бурнашева подробно описывается камский езъ ‘рыболовная снасть, во многом схожая с городьбою’. (1, 262—263). Даль указывает на северо-восточный ареал слова Ъзъ, язъ (IV, 661). В словаре Клыкова находим ез Сев., Д. Вост., яз Вост. Сиб. (с. 30, 119). О широком распространении лексемы ез в русских диалектах Севера, Центра, Сибири свидетельствует СРНГ (VIII, 328). Отметим, что из русских говоров слово ез ‘загородка на реке для ловли рыбы’ было заимствовано коми языком (ЭСКЯ, 99).

Однако утверждение Н. П. Чмыховой, что именно из северных диалектов слово ез распространяется в южные районы, неточно (4, 64). Действительно, в грамотах, созданных на территории Галицко-Волынской Руси, фиксируется слово езъ ‘специальное устройство на реке для рыбной ловли’ (5, 120). Но этот факт объясняется общеславянским происхождением лексемы езъ: ст. укр. езъ ‘загородка на реке для ловли рыбы’ (Тимченко I, в. 2, 889), укр. iз, яз ‘запруда речки для ловли рыбы’ (Гринченко IV, 197; IV, 536), ст.-блр. езъ ‘перегородка на реках и прудах для задержания рыбы’, блр. яз ‘учуг (рыболовная снасть)’, диал. ез ‘перегородка на реке из лозовых прутьев в виде плетня, чтобы задерживать рыбу для ловли’ (ЭССЯ VI, 59), болг. яз ‘запруда, дамба’, макед. jaз ‘запруда’, ‘отвод-

 4 

ной канал’, сербохорв. jaз ‘отводной канал у плотины’, ‘русло, углубление, канава’, ‘пруд, мельничная запруда, дамба’, слвц. кн. стар. jaz ‘дамба, гать’, польск. jaz, диал. jaz ‘мельничная запруда’, ‘закол, перегородка на реке для задержания и ловли рыбы’ (ЭССЯ IV, 59). Помимо польского языка, ез в значении ‘запруда для ловли рыбы’ известно древнелужицкому языку (6, 194). Возможно, значение слова Ъзъ ‘перегородка на реке для рыбной ловли’ развивается в ряде диалектов северной зоны праславянского языка. В языке великорусской народности лексема езъ сохраняется в северо-восточных, центральных говорах и распространяется в диалектах Сибири.

В белозерской терминологии рыболовства XV—XVII вв. наряду с Ъзъ употреблялось производное Ъзокъ ‘небольшое запорное сооружение для рыбной ловли, занимающее часть реки’: «На той рЪчкЪ с устья держати нам опьчие четыре езъки до Быстрово езъку, а тЪ нам езъки бити переменяя» (Развод. гр. Кир.-Б. мон., 1489—1506 — АСВР II, 281). В среднерусский период наблюдается тенденция к лексикализации деминутива Ъзокъ, поскольку слово Ъзокъ противопоставляется лексеме Ъзъ по величине, конструкции обозначаемой им реалии: «...и в те земли и пожни и в ез в большей и малые езки и озеро не вступается никто» (Жал. гр. в кн. Ив. Вас. Глушицкому мон., 1462 — АИ III, 257).

В последующие периоды развития языка происходит дальнейшая терминологизация олова езок, в СРНГ отмечается езок — ‘уменьш.-ласк. к ез, то же, что ез’, а также ‘кол, вбиваемый в дно реки, при устройстве рыбного закола’ Арх., ‘прутик в рыболовном заколе’ Карпин., Серов., Свердл., Чусов., Перм., ‘прудок, вырытый водоем, куда на время отсаживают пойманную рыбу’ Вят., ‘ящик, большая плетеная клетка для живой рыбы’ Вят. (СРНГ VIII, 332). Отметим аналогичное образование в украинском языке: наряду с iз, производное iзок, ïзок ‘перегородка, стена на реке для рыбной ловли из тростника (во время ледостава и постановки верши)’— Ващенко I, 39—40.

Но более частотным в белозерской терминологии рыболовства XV—XVII вв. в значении ‘небольшое запорное сооружение для рыбной ловли’ являлось однокоренное слово заЪзокъ: «И в тои речке ловити ему на себя рыбу и заески бить» (Ез. кн. Кир.-Б. мон., 1585, л. 1628—ГПБ, ф. С.-П.

 5 

Дух. ак., № А 1—16). В заезках в отличие от езов использовались менее крупные рыболовные орудия — саки, верши: «Ловцы жъ ловятъ въ рЪкахъ саками съ заЪзковъ моль» (Грам. Белоз., 1665 — ДАИ V, 7). Лексема заЪзок отмечается в северо-восточных и сибирских источниках XVII—XVIII вв. (Гр. Важ., 1631—32 — КДРС; Отвод. на рыб. л., Тотем., 1643. — АЮБ II, 180; Акт. на отч. Строг., 1629—39 — ДАИ II, 56; Орестова Е. И., 90).

С течением времени происходит семантическое сближение слов ез, заезок. В «Опыте» находим заезок — ‘то же, что ез’ с пометой Арханг. (62). По свидетельству Кучина, в белозерских говорах конца XIX в. заезок употребляется в значении ‘плетень, то же, что ез’ (с. 168).

В современных говорах лексемы ез, заезок, заезка, заездок являются архаичными и постепенно выходят из употребления. Появление слова заездок в белозерских говорах связано, по-видимому, с действием народной этимологии, влиянием глагола ездить (Фасмер II, 74).

Интересное сопоставление анализируемых нами слов езъ, заезокъ с лексемами закол, заколок: забор приводит В. Я. Дерягин, основное их различие исследователь видит в территории распространения (3, 30—36).

Рассмотрим семантику и ареал этих слов. Термины колъ, заколъ в качестве обозначений орудий лова запорной системы встречаются в купчей грамоте Кирилло-Белозерского монастыря, содержание ее связано с приобретением земель в Двинском уезде: «И в рекЪ въ Золотици понижь мельницъ колъ рыбу ловятъ», «да заколи въ Кумжи, ловятъ в осень» (Купч. Кир.-Б. мон., 1568 — Арх. Стр. I, 234). Для белозерской терминологии рыболовства среднерусского периода лексемы колъ, заколъ нехарактерны.

Срезневский отмечает лексему колъ в значении ‘закол’, иллюстрируя это значение примерами из новгородских памятников (I, 1259). Кочин фиксирует слово кол в значении ‘сооружение для ловли рыбы, рыбное угодье’ (с. 148). В СлРЯ XI—XVII вв. кол ‘приспособление для ловли рыбы на реке, закол’ представлено цитатами из новгородских памятников XVII в.←XIV в., XVI в. (VII, 231). Первая фиксация лексемы колъ ‘приспособление для рыбной ловли на реке’ датируется 1192 г. (Срезневский I, 1259). В. Н. Вакуров полагал, что лексема колъ в отмеченном значении является особенностью русского языка (его северно-велико-

 6 

русских говоров), в XV в. рыболовецкий термин колъ представляет собой новгородский диалектизм (2, 7— 8). Заметим, что в XV—XVII вв., помимо новгородских памятников, лексема колъ употребительна в других северо-западных и северо-восточных говорах (Псков, п. кн., XVI в.— КДРС; А. Свир. м., 1629; Арх. Он., 1694; Кн. расх. Корел., 1551— 1559; Грам. Двин. у., 1646, — КДРС; Отвод. на рыб. л., Тотем., 1643 — АЮБ II, 180). Очерченный ареал слово кол сохраняет в современных говорах. В СРНГ кол в значении ‘приспособление для установки рыболовных снарядов в виде бревна, вертикально вбитого в дно реки’ дается с пометой Пск., Беломор. (XIV, 109). Клыков фиксирует производное колище ‘забор поперек реки из кольев для лова рыбы’ Новгор. (с. 45).

По-видимому, лексема колъ в значении ‘приспособление для рыбной ловли на реке’ является древненовгородским диалектизмом, получившим распространение в ряде северовосточных говоров. Факт употребления слова колъ в одном из памятников Белозерья объясняется, в свою очередь, влиянием двинских диалектов.

Лексема заколъ не фиксируется в словарях Срезневского, Кочина. В СлРЯ XI—XVII вв. находим заколъ ‘частокол поперек реки для ловли рыбы, закол’ (V, 216). В. Я. Дерягин, анализируя данные КДРС, пишет об употреблении заколов в XV—XVII вв. на реках Аржеме, Курженице (низ. Двины), Шидровской речке (Онежский п/о), на Выге (Карелия), под Невским монастырем (3, 31).

По свидетельству материалов КДРС, лексема заколъ ‘частокол на реке для ловли рыбы’ находит отражение в памятниках письменности, начиная со 2-й половины XVI в., Таким образом, есть основания полагать, что заколъ, префиксальное образование от колъ (ср. заезокъ производное от езъ), возникает в северо-западных диалектах языка великорусской народности. Это подтверждают и данные русских говоров XIX—XX вв. Заколъ в значении ‘ряд свай или кольев, вбитых в дно реки, для воспрепятствования ходу рыбы’ известно олонецким, псковским, тверским, осташковским диалектам XIX в. (Доп. к Опыту, 73). Заметим, что словари Бурнашева, Даля фиксируют рыболовецкий термин закол без географических помет (I, 221; I, 587—588). Начиная с к. XVIII в., термин закол получает распространение в специальной литературе, вследствие этого словари

 7 

современного русского литературного языка фиксируют лексему закол с пометами спец. (ССРЛЯ IV, 537), рыб. (СРЯ I, 529).

Слово заборъ встретилось в трех белозерских источниках 2-й пол. XVI в. в производном значении ‘угодье с сооружением для рыбной ловли, забором’ (Тарх. на рыб. л., 1577 — Чт. ОИДР, 1900, кн. 3, отд. I, № 14; Купч. Кир.-Б. мон., 1578 — АЮ, 89; Отп. кн. Э. Сущеева, 1578). Показательно, что содержание этих документов связано с Умскими ловлями Кирилло-Белозерского монастыря: «...и с рыбными ловлями на рЪкЪ на УнбЪ въ заборъ и съ морскими тонями» (Талх на рыб. л., 1577 — Чт. ОИДР, 1900, кн. 3, отд. I, № 14). Белозерские памятники 1-й половины XVIII в. позволяют судить о том, что лексема заборъ в значении ‘запорное сооружение на реке для ловли рыбы’ в белозерских говорах не была семантически тождественной термину езъ: «...построить оный Ъзъ забором как преже сего бывало» (1728 г.— ГАЛО, ф. 251, оп. 2, № 888, л. 6). В данном контексте заборъ употребляется в качестве наименования одной из разновидностей еза.

Словарь Срезневского не отмечает рыболовецкий термин заборъ. В СлРЯ XI—XVII вв. наряду с другими значениями слова заборъ указывается ‘рыболовное сооружение из свай, забитых в дно реки, перегораживающее реку поперек’ (V, 137). Кочин толкует забор как ‘приспособление в реке для ловли рыбы’ (117). Судя по материалам КДРС, впервые лексема заборъ ‘сооружение для ловли рыбы’ фиксируется в духовной грамоте XV в. В. Н. Вакуров считал слово заборъ как в его основном значении ‘ограда, изгородь’, так и производном ‘сооружении для ловли рыбы’ принадлежностью языка великорусской народности (2, 8—9). Отметим аналогичное образование в украинском языке: забора ‘у рыболовов: камышовая стенка, перерезывающая реку (употребляется при ловле рыбы котцем) — Гринченко II, 7. В. Я. Дерягин указывает на то, что в среднерусский период лексема заборъ употребительна в говорах устья Двины, западной части Поморья: заборы существовали на Кеме, Коле, Нюхче, Варзуге и других реках беломорского бассейна, на реке Мете (3, 31 — 32). В лексикографических источниках XIX в. заборъ ‘то же, что ез, ряд кольев, который ставится поперек реки для ловли семги’ имеет помету Арханг. («Опыт», 59; Даль I, 552). В СРНГ находим забор ‘ры-

 8

боловный закол для ловли семги’ Арх., Онеж., КАССР, ‘загородка из хвойных сучьев на реках для ограждения сетей от быстроты течения’ Помор. Арх. (IX, 266).

Как видим, рыболовецкий термин заборъ в течение веков сохраняет ограниченный, четко очерченный ареал: Западное Поморье — устье Двины.

Привлеченный лексический материал позволяет сделать некоторые выводы. Рассмотренные лексемы различаются, во-первых, как указывал В. Я. Дерягин, зоной употребления: колъ, заколъ, заборъ — западная часть северных говоров, езъ, заезокъ — северо-восточные, центральные диалекты. Во-вторых, следует обратить внимание на то, что эти слова обозначают три разновидности одной реалии. На границе выделенных зон (бассейн Двины, отчасти Белозерье) сосуществовали все три вида орудий запорной системы и соответственно употреблялись три термина: заколъ, заборъ, езъ. Исследователь беломорских актов XVI—XVII вв. В. А. Елизаровский четко разграничивает семантические признаки указанных лексем: ез ‘плотина, забор из кольев и ветвей, перегораживающий речку или проток, с воротцами, в которые плотно вставлялись ловушки’; забор ‘сооружение, применяемое только для ловли красной рыбы на быстрых поморских реках’; закол ‘тот же забор, только он идет от берега к берегу не по прямой линии, а ломаными линиями и загораживает не всю реку, а лишь одну половину ее’ (7, 85—86). Закономерно использование названных терминов и в белозерских памятниках деловой письменности среднерусского периода, поскольку рыболовецкая терминология Белозерья складывалась в условиях межзональных говоров.

Таким образом, рассматривая лексико-семантическую группу наименований рыболовных орудий запорной системы, мы можем говорить о бытовании реалии в некоторых ее разновидностях, названия которых образуют диалектное различие.

      ПРИМЕЧАНИЯ

1. Барашкова С. В. Очерки по истории хозяйственного развития Белозерского края в XVI — XVII вв.: Дис. ... канд. ист. наук. — М., 1968.

2. Вакуров В. Н. Из истории терминологии рыбного промысла в русском языке (на материале деловых памятников XIV—XVI вв.). — В кн.: Вопросы истории русского языка.— М., 1959.

 9

3. Дерягин В. Я. О развитии диалектов Архангельской области по данным истории и географии слов: Дис. ... канд. филол. наук. — М., 1966.

4. Чмыхова Н. П. Предметная лексика и фразеология грамот Кирилло-Белозерского монастыря XIV—XV вв.: Дис. ... канд. филол. наук. — Ростов н/Д, 1972.

5. Алексеева Т. Ф. Лексика и фразеология южнорусских грамот XIV—XV вв.: Дис. ... канд. филол. наук. — М., 1965.

6. Эйхлер Э. К. К вопросу о реконструкции древнелужицкого словарного состава.— В кн.: Исследования по серболужицким языкам. М., 1970.

7. Елизаровский В. А. Лексика беломорских актов XVI— XVII вв.— Архангельск, 1958.

      СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ

АЮБ — акты, относящиеся до юридического быта Древней России. Изд. Археогр. комис., под ред. Н. Калачова: в 3-х т.

Ващенко — Ващенко В. Словник полтавських говорiв, вып. 1.—Харкiв, 1960.

ГАЛО — Государственный архив Ленинградской области.

Гринченко — Гринченко Б. Словник украiнськои мови: в 4-х т.— Киев, 1908—1909.

ДДГ — духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV —XVI вв.— М., Л.: Изд. АН СССР, 1950.

Клыков — Клыков А. А. Краткий словарь рыбацких слов. — М., 1968.

Кучин — Кучин И. В. Краткий рыболовецкий словарь Белозерского края.— Вестник рыбопромышленности, 1902, № 8.

Опыт — Опыт областного великорусского словаря.— СПб., 1852.

Орестова — Орестова Е. И. К истории формирования рыболовецкой терминологии Западной Сибири.— В кн.: Говоры Урала и Западной Сибири. УЗ Свердл. педин-та, Нижнетагил. педин-та.— Н. Тагил, 1972.

Тимченко — Тимченко Е. iсторичний словник украiнського язика, т.1, вып. 1—2.—Харьков—Киев, 1930—1932.

ЭСКЯ — Краткий этимологический словарь коми языка / Лыткин В. И., Гуляев Е. С—М.: Наука, 1970.

 10 

ПУБЛИКАЦИЯ: Андреева Е.Н. Наименования рыболовецких орудий запорной системы в деловой письменности Белозерья XV - XVII вв. // Диалектное и просторечное слово в диахронии и синхронии: межвуз. сб. научн. тр.  Вологда, 1987. С. 3-10.