Куманцов М.И. Рыбный промысел казаков Донских, Запорожских, Кубанских в Северном Причерноморье в XV—XVIII вв.

Факторы, стимулирующие развитие казачьего рыбного промысла

Турки, укрепившись в Азове, сами не проникали вглубь донских степей, поэтому большая их часть была совершенно не заселена. Активное заселение этих земель в XVI—XVII вв. велось выходцами из Руси, которые становились казаками, «искавшими дикой вольности и добычи в опустошенных улусах Орды Батыевой» [Карамзин Кн. 2. Т. 8, с. 87. — ссылка по Мининков, 1998, с. 184]. Казачье войско состояло частью из беглых крестьян, частью из представителей разоренных городских низов. Попадали на Дон люди и из других земель и стран. Усиление притока беглых крестьян наблюдалось во время хозяйственной разрухи, царившей на Руси в 70—80-е гг. XVI в., и в XVII в. (пик притока населения пришелся на 50—60-е гг.) [Лунин, 1949, с. 168—170]. Выходцев из Руси привлекали и благоприятные природные условия края. Их трудовые навыки в купе с многовековыми хозяйственными традициями обитавшего кое-где со времен раннего средневековья тюркского населения содействовали становлению хозяйства у донских казаков [Мининков, 1998, с. 184,185].

Однако постоянная военная опасность серьезно сдерживала хозяйственное развитие, не позволяя проявиться в полной мере именно тем отраслям, которые требовали долгосрочного вложения сил, умения и времени для получения результатов и возможности их использования. То есть, прежде всего, ремесло и земледелие, которые оставались довольно примитивными, делая казачью жизнь зависимой от подвоза из центральной России т. н. «запаса» — муки ржаной, пшеничной, гречневой, овсяной и ячневой, и круп — пшена и гречневой [Новосельский. Из истории донской торговли в XVII в. с. 209. — ссылка по Мининков, 1998, с. 209].

Именно поэтому отрасли присваивающего хозяйства — рыболовство и охота, получили у казаков значительное развитие. Здесь не нужно было ждать годы, чтобы воспользоваться полученным «урожаем», просто нужно было уметь взять готовое у природы — у реки, озера, моря. Этому также способствовал и сам образ жизни казаков, как воинов, не расстававшихся с оружием, и сам характер

110

их расселения по берегам Дона и других рек, где в пойменных местах водилась дичь, а в реках — рыба.

Схожие причины — река, изобиловавшая рыбой, полная свобода в хозяйственных предприятиях и возможность быстро, без особых затрат времени и средств, пополнять пищевой рацион — побуждали промышлять рыбу и Запорожских казаков, которые занимали «наилучшую западную часть пространных Новороссийской губернии степей» [Зуев, 1786, с. 1]. Правда, состав их несколько отличался от казаков Донских, представляя собой «общество бывших доселе окрестных государств политических разбойников» [Зуев, 1786, там же]. Запорожцы, занимавшиеся рыболовством, не имели постоянных мест жительства, а селились, главным образом, или «по островам и плавням, или где кто лучшаго рыбнаго, зверинаго или другаго какого лову наделялся», уходя на зиму в т. н. «зимовники» [Зуев, 1786, с. 2]. Рыбный промысел здесь, в отличие от звероловства и пастушества, которые считались «нижайшия степени запорожских упражнений», имел довольно значительный статус в перечне занятий Запорожских казаков. И дело тут, по-видимому, прежде всего, заключалось в той системе ценностей, которая существовала у них. «В Запорожской черни снискание богатства нимало не уважалось», и, скорее, служило для поддержания имиджа истинного Запорожца, презирающего достаток, который «посредством пьянства» проматывал полученное изобилие, доказывая свое презрение ко всему, что касалось материального благополучия, благочестия и благоустройства. Поэтому, сколь бы велико богатство ни было, чаще всего оно прогуливалось в кутежах и «редко на несколько лет доставало». Запорожцы не знали «роскоши ни в платье, ни в украшении, ниже в самой пище», нуждаясь лишь в «одном токмо воинском орудии и промышленных орудиях» [Зуев, 1786, с. 3—5]. Занятие рыболовством, производимое «весь почти год безпрестанно», с завидной регулярностью (2—3 раза в год) позволяло промысловикам на вырученные от продажи рыбы деньги «приубраться, на остальные попить, а разнившись показать опять свое презрение к хорошему новокупленному платью» [Зуев, 1786, с. 14]. С переселением Черноморского войска[1] на Кубань (рис. 28) казаки, его составляющие, вместе с организацией и традициями Запорожья принесли с прежней своей родины на новые места и формы хозяйствования — пастушеское скотоводство со сла-

111

бо развитым земледелием, рыболовство и охотничьи и звероловные промыслы [Щербина, 1910, с. 557].

Поэтому, факторы, стимулирующие занятие рыбным промыслом казаков, расселившихся в богатейших прикубанских угодьях, не отличались чем-либо особенным — обилие рыбы в здешних местах все также привлекало их. Кроме того, Прикубанье в это время «было свободно от исторического постоя» со стороны других народностей [Щербина, 1910, там же], и переселенцев ничто не ограничивало в развитии их хозяйственной деятельности, особенно в занятии традиционно любимым рыбным промыслом.

 Орудия лова, применявшиеся при казачьем рыбном промысле.

Сбыт рыбы и рыбопродукции

Орудия лова, которые использовались казаками, описаны довольно подробно многими авторами [ЗООИД[2], 1879, с. 180-228; Зуев, 1786, с. 7-10; Мининков, 1998, с. 161,187; Щербина,1910]. Способы и орудия лова Донского казачества хорошо представлены академиком С.-Петербургской Академии Наук Гильденштедтом, который путешествовал по южной России в 1773—1774 гг. И хотя это опи-

Рис29. Карта низовьев реки Дон с иллюстрацией речного неводного лова. Источник карты низовьев Дона: сетевой ресурс http://papacoma.narod.ru/maps-index.htm; фрагмент речного неводного лова: книга [Калменс, 1952, с. 94]

112

сание соответствует последней трети XVIII столетия, думается, в рыболовстве мало что изменилось. Так что мы можем сделать предположение об использовании таких же орудий лова в «казачьем» донском рыбном промысле и гораздо более ранних периодов (XVI—XVII вв.).

На Дону казаки пользовались, главным образом, неводами (рис. 29), причем из описания видно, что, в основном, применялись отцеживающие и стационарные орудия лова, согласно их классификации по принципу действия и способу применения [Войниканис-Мирский, 1969, с. 7—13].

Яркий пример работы на промысле неводов первой группы приведен вышеупомянутым академиком при описании неводного лова возле рыбачьей деревни Чуча, находившейся в окрестностях Черкасска (нижнее течение Дона). «По десяти человек на том и на другом берегу тянут расширяющийся к средине невод на несколько сот шагов вниз по реке — работа трудная и медленная» [ЗООИД, 1879, с. 192,193]. Лов производился «неводами, не имеющими мешков... во сто тридцать саженей[3] длины и от трех до четырех саженей ширины, с петлями в полтора дюйма[4] в квадрате», т. е., переводя в метрическую систему, габариты невода приблизительно соответствовали размеру 277х6—8 м. Обычно владельцы таких неводов производили одну тоню в четыре дня [ЗООИД, 1879, с. 192, 193].

На участке Дона между Темерником и Донцом (также недалеко от Черкасска) поперек реки были натянуты ставные невода (стационарные орудия лова) (рис. 30). «Этими сетями в одну тоню вытаскивают рыбы обыкновенно до двух тысяч штук, а именно: карпов, судаков, окуней, секретов (род судака), чебаков, щук, чехоней и разной другой мелкой чешуйчатой рыбы. Каждому владельцу приходится в сутки вытаскивать по три тони» [ЗООИД, 1879, с. 191].

В устьевой зоне Дона рыбу ловили «кошелями,... которые называются "вентерами"» [ЗООИД, 1879, с. 195] (стационарные орудия лова, подгруппа закрытые ловушки). Описание этих «кошелей» вполне соответствует современному, учитывая, конечно, местные особенности, способы установки и названия. Этими вентерями, проверяя их утром и вечером, ловили преимущественно больших осетров. Учитывая, что девятью такими кошелями и их крыльями была «заперта» здесь вся река [ЗООИД, 1879, с. 195], следовало бы ожидать в недалеком будущем истощения популяции этого вида рыб, что, как мы увидим далее, вскоре и произошло. Зимний промысел осуществлялся «... только одними этими кошелями» (ЗООИД, 1879, там же) (рис. 30).

Наблюдения Гильденштедта позволяют также сравнить орудия лова, применяемые при речном и морском рыбном промысле. Невода, использовавшиеся на побережье Азовского моря (на Очаковской косе, в четырех верстах от Петрушиной косы, к западу от Таганрога и далее на запад — на Золотой косе) (рис. 31) [ЗООИД, 1879, с. 195, 214] имели «конический мешок, куда, при вытаскивании, собирается рыба».

113

Рис. 30. Нижнее течение Дона с участком от реки Темерник до реки Северский Донец (выделено красным): а — лавы ставных неводов на реке; б — подледный лов вентерями. Для формирования изображения использовался фрагмент Генеральной карты Войска Донского 1823 г. (сетевой ресурс: http://papacoma.narod.ru/maps-index.htm); иллюстрации из [Калменс, 1952, с. 37, 44]

И сам же автор замечает, что «в широких донских речных неводах таких мешков нет» [ЗООИД, 1879, с. 195]. Да это и не удивительно, т. к. при морском неводном лове использовались закидные невода гораздо больших размеров, имеющие «до тысячи саженей в длину» (приблизительно 2130 м, т. е. в 7—8 раз превышающей длину речных неводов). Потому и для концентрации рыбы, количество которой доходило до 60 000 шт., как случилось при ночной тоне у Петрушинской косы [ЗООИД, 1879, с. 195], применение такой конструктивной особенности, как мотня (или конический мешок), обуславливалось особенностями техники лова. К слову сказать, уловы, произведенные рыбаками на побережье, были различны и не всегда обильны. Если за ночной шестичасовой лов на берегу недалеко от Петрушинской косы «вытащили до шестидесяти тысяч штук рыбы» (крупной рыбы было мало, больше же всего оказалось судаков, были также осетр, сом и карп) [ЗООИД, 1879, с. 214], то ночной неводной лов на Золотой косе дал «всего только пять тысяч штук рыбы». И здесь также «не попалось ни белуги, ни осетра, ни севрюги, ни стерляди». В улове присутствовали, в основном, синьга (синец), чехонь и судак, также попадались тарань, рыбец, белизна (кутум) и нескольких нацепившихся к неводу раков «замечательной величины, но обыкновенного вида» [ЗООИД, 1879, с. 214, 215]. Но все же и такое количество имело громадное численное преимущество перед уловом в реке, где добывалось только до 2—3 тыс. шт. рыбы [ЗООИД, 1879, с. 191].

О других орудиях лова академик практически не упоминает, вскользь замечая, правда, что в Миусе, где рыбы очень мало «карпов, судаков, щук и окуней в полноводье ловят вершами[5], в иное же время на уду» [ЗООИД, 1879, с. 218].

114

Возвращаясь к рыболовному промыслу донского казачества XVI—XVII вв., необходимо отметить, что временные аналогии XVIII в., показывающие использование преимущественно неводов и сетей, подтверждаются некоторыми документальными свидетельствами. Не имея прямых описаний способов лова, мы можем сделать о них предположение, исходя из орудий лова и материалов для их изготовления, которые поставлялись казакам различными путями и из различных мест.

Так, сети упоминаются визирем Магомет пашой, который говорил русским послам П. Мансурову и С. Самсонову: «преж сего... азовские люди донским казакам для перемирья давывали по 1000 золотых, да сети, и котлы, и соль». Речь здесь идет о своеобразной дани, которую платили азовцы казакам для поддержания мира, и которая к началу XVII в. превратилась в традицию [РГАДА. Ф. 89.1615. N 14, л. 189 — ссылка по Мининков, 1998, с. 161]. Частично снасти подвозились приезжавшими на Дон торговыми людьми. Так, в своей отписке от 2 октября 1640 г. боярин и воевода Ф. Шереметев сообщал о трево-

Рис. 31. Северное побережье Азовского моря (включая Таганрогский залив) с указанием кос, где производился основной рыбный промысел (главным образом, неводной и крючковый). Для формирования рисунка использовались иллюстрации способов лова [Калменс, 1952, с. 95,134]

115

ге казаков из-за того, что на Дон не подвозятся рыболовные снасти [Донские дела. Кн. 2. Стб. 63 — ссылка по Мининков, 1998, с. 187]. В отписке от 21 ноября 1639 г. Войско просило прислать нити для рыбных снастей [Донские дела. Кн. 2. Стб. 63 — ссылка по Мининков, 1998, там же]. Рыбные снасти привозили в Азов из «турских городов» [Донские дела. Кн. 2. Стб. 64 — ссылка по Мининков, 1998, с. 212]. Кроме того, казаками самостоятельно изготовлялись рыболовные крючки и грузила, поскольку на Дону имелись свои кузнецы, и было распространено кузнечное дело [Витков, 1956, с. 32 — ссылка по Мининков, 1998, с. 187]. Кстати, упоминание о крючках здесь, по-видимому, не напрасно, т. к. по более поздним данным (XIX в.) в Азовском море был развит крючковый без наживки лов красной рыбы. Возможно, в XVIII в. таким способом лова пользовались крайне редко, а, возможно, что Гильденштедт его просто не наблюдал, в силу того, что описывал преимущественно низовья Дона и северный берег Азовского моря, не выходя за пределы нынешнего Таганрогского залива (рис. 31). Тогда, как промысел самоловными снастями был распространен и развивался до конца XIX в. преимущественно в западной части Азовского моря (на косах Бердянской, Обиточной, Федотовой и Бирючьем острове, Арабатской косе) (рис. 31) и по северному побережью Керченского п-ова [Зернов, 1902, с. 4].

По этим берегам в XVIII в. располагались тони, принадлежавшие, по всей видимости, Запорожцам, т. к. указом сената р. Кальмиус была объявлена границей между Донскими и Запорожскими казаками. Поэтому правом рыбной ловли по морскому берегу до Кальмиуса пользовались Донские казаки, а за Кальмиусом — оно принадлежало Запорожцам [ЗООИД, 1879, с. 222]. Возможно, что и применение самоловов было привнесено в Азовское море Запорожскими казаками, у которых, как мы увидим далее, крючковый лов был развит с XVI в.

Запорожские казаки, также как и Донские, занимались и речным, и прибрежным морским рыбным промыслом, «они производили его, начиная от порогов, до самого устья Днепра и по всему Лиману» круглогодично, имея самый лучший и большой лов весной и осенью. Здесь казаки пользовались орудиями лова «... шести родов: неводы, большия и разные мелкие сети, косяки, мережи и самоловы» [Зуев, 1786, с. 7].

В «пространных» лиманах использовались закидные невода «длиною больше двухсот сажен, не считая веревок» (т. е. приблизительно более 400 м), которыми ловили «всякую рыбу и во всякое время, а наипаче в погоды» [Зуев, 1786, с. 8]. Здесь же применялись и ставные объячеивающие сети, называемые косяками (рис. 32). Такие сети, «вязанные из тонких веревочек ... и имеющие ячеи по полуаршину квадратных» обеспечивают запутывание рыбы. Их — «длинною сажен на 40 и более, а шириною сажени в 3» (приблизительно 85х6 м), «опущают на дно, навязав к одной стороне тяжелые камни, а к другой, на веревках пуки камыша, называемые куги, которые, плавая по поверхности, держат сеть стеною». По прошествии суток «подымают косяк и рыбу, которую и убивают долбнями» [Зуев, 1786, с. 8, 9]. Вероятнее всего, исходя из «пространных» размеров лимана, где применялись такие сети — они выставлялись порядками, содержащими по нескольку штук.

Для облова более крупной рыбы использовались сети с более крупной ячеёй [Зуев, 1786, там же]. Автор не уточняет принцип действия этих орудий лова, но мы можем предположить, что, судя по их длине (в 50 сажен или приблизи-

116

тельно 106 м), они применялись в менее обширных водоемах, возможно, в озерах, или близ берега в заливах. Возможно, это были ставные невода, рассчитанные на ходовую рыбу.

Кроме того, запорожцы использовали порежи — сети, снабженные дополнительным полотном, ячеи которого «гораздо пространнее, и тогда первую мелкоячейную во многих местах продевают сквозь другую, крупноячейную, наподобие рукавов и называют прорежью» [Зуев, 1786, там же]. Уловистость таких орудий несравненно выше, но селективная способность меньше — «в таковую попадает и крупная и мелкая рыба вместе», чем обычно создается угроза облова неполовозрелой рыбы.

Молодь осетра, белуги, пестрюги (севрюги) и крупную белую рыбу ловили мережами — сетями, подобными косякам, но с гораздо более мелкой ячеей. Больших же белуг и осетров ловили самоловами — крючковыми снастями, состоящими из длинных веревок, к которым на коротких поводцах прикреплены рыболовные крючки (рис. 32). Принцип такого лова заключается в том, что рыба, «проходя мимо крючков не может чтоб за которой нибудь не зацепиться, а зацепившись начинает биться и, тем самым, еще другими зацепляется» [Зуев, 1786, с. 9,10]. Согласно более поздним данным, в северозападной части Черного моря такой способ лова был особенно распространен в Днепровском лимане близ устьев Днепра, а также, в его гирлах и русле [Рябков, 1896, с. 159,161].

 

Рис. 32. Дельта Днепра и осуществлявшиеся здесь сетной (ставные сети) и крючковый промыслы. Для формирования рисунка использовались источники: орудия лова [Калменс, 1952, с. 10,134]; Генеральная карта Таврической губернии: http://papacoma.narod.ru/maps-index.htm

117

 

Рис. 33. Таманский полуостров с местечком Ачу (Ачуев) и применяемые здесь способы лова. Для формирования рисунка использовались источники: орудия лова [Калменс, 1952, с. 8, 63, 94]

Переходя к обзору способов и орудий лова, применявшимися казаками на Кубани и морском побережье Таманского п-ова, можно предположить, что особых отличий от вышеописанных — они не имели. Обуславливалось это, прежде всего, как подобными условиями лова, так и схожими рыболовными традициями и навыками. Рыба всюду добывалась в обилии — и в лиманах, и в озерах, и в реках, и в море. Ловили ее всевозможными снастями, устраивались постоянные заводы и временные пристанища. Так только в 14 местах Азовского побережья, главным образом на косах, числилось 60 частных заводов с 2013 забродчиками или бурлаками [Щербина, 1910, с. 569] (рис. 33).

Анализируя рыболовство Донского и Запорожского казачеств, мы с уверенностью можем говорить о многовековых традициях этого промысла на Дону и Днепре, т. к. эти территории, уже начиная с XVI в. и даже несколько ранее, были заселены казаками. Но, переходя к Таманскому п-ову и к обзору рыболовства в Прикубанье, необходимо учитывать, что т. н. Черноморское казачье войско пришло из Запорожья на Кубань гораздо позднее — в конце XVIII в. И в первый же год существования Черномории агентами войскового правительства обнаружено было присутствие рыбопромышленников и вообще пришлых людей на косах и Азовском побережье. Здесь были устроены не только прито-

118

ны для рыболовства, но и хорошо обставленные рыбные заводы [Щербина, 1910, с. 567]. И это не случайно. Запорожцы и Донцы проникали в эти места гораздо раньше, чем была колонизована казаками нынешняя Кубанская область, заводя здесь рыбные заводы и хутора.

Говоря ранее о Таманском п-ове, мы отмечали, что рыболовство здесь было чрезвычайно развито, превратив эти территории в одни из главных промысловых пунктов и поставщиков рыбы и рыбопродукции в Северном Причерноморье. В XIV—XVII вв. по восточному побережью Азовского моря, в низовьях Кубани рыболовством, как промыслом, занимались адыги, которые жили по черноморскому побережью [Анфимов, 1993, с. 63]. Адыгейские рыбацкие поселения в устье р. Протоки стали в это время местным центром рыболовства, приготовления икры, торговли рыбой, где с приходом турков образовался маленький форт (рис. 33).

Лов рыбы здесь осуществлялся, начиная с мая, до конца октября [Фелицын, Пейсонель, 1927, с. 28]. И, несмотря на то, что Пейсонель говорил о невозможности лова в зимние месяцы, все-таки можно предположить и осуществление в этих местах зимнего (подледного) промысла. Ведь уловы были так обильны[6], что покрывающий реку лед вряд ли являлся препятствием к добыче рыбы. Описывая способы и орудия лова, Пейсонель упоминает сети, которыми преимущественно вылавливали карпов и сулу (судак). Говоря о лове белуги, он описывает довольно своеобразный способ: «место, избранное в реке огораживается ивовым плетнем, в котором устраивается дверь или вход, таким образом, чтобы рыба, вошедшая в ограду, не могла более выйти оттуда» [Фелицын, Пейсонель, 1927, с. 28]. Описание это напоминает т. н. коты или котцы[7] — орудия лова, применявшиеся позже, уже в XIX в. в Побужье-Поднепровье. Причем не являясь традиционными для Днепра, они были занесены туда с Дуная в 1827 г. «каким-то Семеном — выходцем из Турции» [Рябков, 1896, с. 168]. Возможно, таким образом и сюда на «кубанские ловли», турки привнесли свои новшества.

Промысел здесь осуществлялся в таких масштабах, что рыба и рыбопродукция продолжала (возвращаясь в «генуэзские времена») экспортироваться и на ближние и на дальние рубежи. В Каффу, Трапезунд и Константинополь вывозили огромное количество сушеной белуги, а также отправляли большими бочками осетровую и белужью икру (ежегодный вывоз доходил до 3000 ц). Карп, который распластывался и сушился непросоленным, вывозился в Батум, откуда уже распространялся по всей Турецкой Грузии. Сула, «приготовляемая таким же образом и продаваемая по той же цене», вывозилась в Грузию и Константинополь. Также из Ачу ежегодно вывозилось 2—3 тыс. ц рыбьего жира, возможно, в Крым и причерноморские степи — т. к. ногайцы употребляли его в пищу, а та-

119

 

Рис. 34. Сбыт рыбы и рыбопродукции из Северного Причерноморья в XV—XVIII вв.

тары для освещения[8]. «Ко всему этому надо также присовокупить ежегодный вывоз 100 центнеров рыбьего клею» [Фелицын, Пейсонель, 1927, с. 28].

С приходом Черноморского казачьего войска на кубанские земли превосходные балыки из белуги и осетра продолжали отправляться в Константинополь. Казаки, не желая терять видную статью в денежных доходах, перехватили у турков эстафету рыбного экспорта, сохранив «наработанные» с древних времен связи с отдаленными потребительскими рынками. Кроме того, белужьи и осетровые балыки сбывались в Еникале, а также далеко в Россию, куда чумацкие ватаги на сотнях возов увозили еще и вяленую тарань, и сулу, и соленый чебак и короп [Щербина, 1910, с. 98, 559] (рис. 34). Рыба, особенно тарань, добываемая в Черномории, служила одним из главных пищевых продуктов не только в целом ряде южных губерний, но и на месте составляла главнейший «пищевой предмет» населения. Кроме того, кубанский короп, большой — до пуда весом, желтый от обилия жировых отложений и с чрезвычайно сладким мясом, покупался казаками еще у черкесов, которые охотились на коропов во время весеннего нереста и переправляли их для продажи на правую сторону Кубани к казакам (в Екатеринодар) [Щербина, 1910, с. 101].

Своего рода «сбытом» можно считать сложившееся в казачьем войске обыкновение посылать подарки рыбой к Высочайшему Двору. Посылки эти производились за войсковой счет и принимали иногда очень внушительные размеры. Но представители Войскового Правительства, когда того требовала казачья политика, умели войсковые средства пускать в такие обороты, которые сторицей возмещали сделанные затраты [Щербина, 1910, с. 571].

120

Широко известна в России была и донская рыба. В то время, когда татарский Азов доживал свои последние дни, когда все меньше и меньше торговых судов приходило сюда за рыбой, чтобы увезти ее в Константинополь, русские торговые люди, для которых донская рыба также представляла первостепенный интерес, активно производили ее закупки.

В 1668 г. казаки в Посольском приказе сообщали, что торговые люди вывозили с Дона рыбу в свежем, соленом и вяленом виде [Новосельский. Из истории донской торговли в XVII в. с. 212 — ссылка по Мининков, 1998, с. 185, 208]. Кроме того, с Дона вывозилась и черная икра. В вывозе воронежских скупщиков рыба занимала важнейшее место. В 1664—1665 гг. в Белеве посадский человек из Волхова С. Петров продал белуг и икры на 20 руб. [Важинский, 1963, с. 181, 182 — ссылка по Мининков, 1998, с. 185]. Нам не известно количество проданной рыбы. Приблизительное представление о ценности донских осетровых и их икры на российском рынке возможно получить при сравнении с некоторыми величинами зарплат и цен XVII в. Так, цена за коров обычных пород составляла около 2 руб. на рынке во внутренних уездах; за холмогорских коров платили от 3 руб. 50 коп. до 15 руб. Пара сапог стоила 1 руб. [РГАДА. Ф. 111. 1665. N 1, л. 2. — ссылка по Мининков, 1998, с. 180]. Высококвалифицированные «каменных дел подмастерья», выполнявшие на строительстве обязанности и производителя работ, и архитектора, и каменщика, получали в год денежного жалованья от 6 до 25 руб. Подвязчики — подсобные рабочие каменщиков — получали от 3 до 9 руб. в год [Очерки истории СССР. XVII в. 19 ... с. 84, 85, 112 — ссылка по Мининков, 1998, с. 179—180]. Так что 20 руб., отданные за рыбу и икру — цифра, отнюдь, не малая, и позволить себе покупку донской рыбопродукции мог далеко не каждый.

Кроме того, нам известны т. н. «продажные» цены на донскую рыбу, установленные в 1773—1774 гг. (т. е. спустя столетие). Самка белуги с икрой стоила от 5 до 5,5 руб., самец белуги, какой бы то ни было величины — 1,5 руб., соленая белужья икра — 80 коп. за пуд[9], соленая белужина продавалась по цене 70 коп. за пуд. [ЗООИД, 1879, с. 192—193]. На стоимости остальной рыбы, вылавливаемой в Дону и северном прибрежье Азовского моря, мы не будем подробно останавливаться. Упомянем лишь, что чаще всего цены устанавливались на тысячи штук и варьировали от 1 до 5 руб. за тыс. (правда, соленая сула (судак) стоила гораздо дороже — 30 руб. за тыс.), в зависимости вида рыбы, от переработки, которой она подверглась, и от разового объема продажи (опт или розница). Для сравнения с ценами этого же года на другие продукты и товары, можно привести пример закупки топлива и продовольствия по контракту Таганрогским адмиралтейством. Сажень дров обошлась ему в 11 руб., мешок угля — в 60 коп., куль ржаной муки, вес которого чаще всего составлял 7 пудов (т. е. примерно 112 кг) — в 2 руб. 30 коп. [ЗООИД, 1879, с. 213].

Поставки донской рыбы и рыбопродукции в центральные районы России казаками начались приблизительно со второй половины XVII в. В 1668 г. от них на Русь торговые люди везли «рыбу свежую, соленую и вяленую...» [Новосельский, с. 212 — ссылка по Мининков, 1998, с. 208], а после вхождения в состав Рос-

121

сии Левобережной Украины, донская рыба стала доставляться и на украинские ярмарки [Слюсарський, с. 190 — ссылка по Мининков, 1998, там же].

Практика сбыта рыбы в Малороссию в дальнейшем укрепилась и развилась. «Малороссияне приезжают на Дон с мукою и дегтем, а возвращаются домой с рыбой на своих четырехколесных, запряженных парою волов возах, на которые они грузят до пятидесяти пудов» — писал в конце XVIII в. Гильденштедт [ЗООИД, 1879, с. 193]. Малороссиянам сбывалась рыба и с Азовского побережья, и рыба, пойманная в Дону. Так, закупленная на побережье т. н. боковня[10] (свежая по 1,5 руб. за 1000 шт., соленая и вяленая — по пяти), продавалась ими затем на Украине по 10 руб. за тыс. Также и татары, покупая свежую мелкую рыбу, потом солили ее и продавали дороже [ЗООИД, 1879, с. 214].

Таким образом, рыба реализовывалась как внутри региона, так и в центральных областях России, а также на Украине. Дальний экспорт донской рыбы за границу, скорее всего, прервался. По крайней мере, все тот же Гильденштедт не упоминает о вывозе рыбы за границу. В это время даже доставка продовольствия в русские крепости, отошедшие в 1774 г. России (рис. 26) (речь идет, в том числе, о крепости Еникале на Керченском п-ове), была сопряжена «с величайшими затруднениями: товары везутся изнутри России по Дону к Ростову, и оттуда уже гужем доставляются в другие города, в Таганрог и Берду чумаками» [ЗООИД, 1879, с. 208]. Морские перевозки были затруднительны. Провиант доставлялся гужом сначала в Петровскую крепость[11] и затем перевозился в Еникале судами Таганрогской флотилии. Лес для строительства крепостных домов доставляли с Днепра гужом, когда гораздо удобнее было бы привозить его морем с Дона [ЗООИД, 1879, с. 226, 227].

Скупщиками и перевозчиками рыбы во второй половине XVIII в. выступают в основном малороссы, которые и скупали, и перерабатывали, и перевозили, и продавали рыбу и рыбопродукцию. Перевозка осуществлялась фурами — длинными четырехколесными возами, вмещавшими сорок девять пудов муки, с дышлом и парою волов в ярме. С XVII и до конца XIX вв. такой вид перевозки продуктов и товаров начинает превалировать на юге России, постепенно выделившись в специализированную отрасль. Вообще же, в том что касается перевозок, то в северопричерноморском регионе существовало два способа: извозчичий (или конный) и фурный (или воловий). Своеобразная торгово-извозная система состояла из объединенных единым контрактом (лет на 10) купцов и извозчиков. У каждого купца были свои «верные» извозчики, кормящиеся от него работой. В их обязанности входила погрузка (разгрузка), «увязывание» и доставка товара в назначенный пункт к получателю товара, у которого «всегда готова им работа в обратный путь» [Семенов, 1871, с. 245].

Извозчиками обычно называли россиян, занимавшихся конным извозом. Малороссийский извозчик назывался фурщиком, а его телега с парой волов — фурой. Оба вида перевозки довольно сильно разнились меж собой, и нам, скорее, будет интересен фурный извоз, в силу его распространения, особенно в южных

122

областях России. Использование волов имело свои преимущества и недостатки. Так, перевозки фурами не производились в зимний период, а осуществлялись преимущественно летом. Кроме того, фурщик не мог гарантировать доставку товара в определенные сроки. Зато фурный извоз был несравненно дешевле конного. Например: стоимость извоза на расстояние 270 верст (двенадцать дней езды) составляла 50 коп. за мешок в 7 пудов [ЗООИД, 1879, с. 189] (т. е., при грузоподъемности фуры в 49—50 пудов — 3,5 руб. с воза). Фурщики, так же как и извозчики, обыкновенно перевозили товар целыми артелями, выбирая из своих рядов атамана и образуя т. н. «общаг» на время похода.

Малороссийские фурщики, которые ходили на Дон и в Крым за солью и рыбой назывались чумаками [Семенов, 1871, с. 246]. Сословие чумаков возникло приблизительно в середине XVI в. в Запорожье. Этот «... видный, преимущественно приднепровцы» народ ранее ходил вооруженный и большими партиями. К концу XVIII в. эти переезды уже не представляли никакой опасности. Выходя с пустыми возами, чумаки направлялись в какой-нибудь ярмарочный или торговый город, брали кладь, и далее обозы направлялись в Крым, Херсон, Одессу, Бессарабию, на Дон. Доставив товар на место чумаки получали чистые деньги, покупая на них соль или рыбу и, погрузившись, трогались в обратный путь. Какая бы цена на товар ни была, дома на ярмарках чумаки выручали вдвое больше, а если продавали «враздробь по деревням», то и дороже. Такое прибыльное дело позволяло чумакам жить достаточно безбедно и «даже с некоторою роскошью» [Семенов, 1871, с. 246, 247].

Гужевым же транспортом перевозилась и добытая в Днепре и лимане запорожскими казаками рыба и икра. Бочки с заготовленной рыбой и икрой сбывались как за границу, в Польшу, приезжающим оттуда чумакам, грекам, туркам и армянам, так и в Малороссию. Кроме того, по окончании рыбного промысла казаки сами отвозили рыбу для продажи в Очаков и в Сечу [Зуев, 1786, с. 10—11, 13] (рис. 34).

Рыбу, преимущественно свежую, «которой обыкновенно и питались без хлеба», употребляли и сами промысловики. Интересен способ приготовления «для стола» выловленной рыбы, описанный Василием Федоровичем Зуевым, адъюнктом Академии Наук, предпринявшим по поручению Академии в 1781 г. путешествие с целью исследовать вновь приобретенную Россией местность между реками Бугом и Днепром. «Отобрав лучшей рыбы, которая в лову есть» — пишет он, — «варивали оные вдруг такое количество, что вынутая и складенная на образ клеток, представляла квадратную кучу, высотою в колено; сие называлось у их варить рыбу на стебло и составляло обыкновеннейшее для рыболовной артели варево» [Зуев, 1786, с. 5].

Рыба продавалась как за деньги, так и обменивалась на какую-либо продукцию, преимущественно продовольствие. Молодь севрюги, осетра и белуги продавалась по 3—3,5 руб. за сотню[12], «что ныне по 12 рублей продается» [Зуев, 1786, с. 14]. Сельдь и скумбрия («скабрии») соленые в бочонках продавались тысячами, «прежде по шести рублей», а к концу XVIII в. цена выросла до 12—15 руб. за тысячу. При натуральном обмене бочка рыбы менялась на такую же бочку

123

необходимого продукта: вино, муку, крупу, хлеб, «либо другого съестного запасу» [Зуев, 1786, с. 16].

Интересен метод, регламентирующий продаваемые объемы т. н. «белой рыбы», распределенной по сортам в зависимости от ее величины. Рыбу — свежую, соленую или вяленную — продавали всегда головами. Существовало четыре сорта «голов». Крошенью или крошевней называли сотню (а больших карпов только пятьдесят) самой крупной белой рыбы, как-то судаков, лещей, вырезубов. Рубанкой или рубанью называли объем более мелкой рыбы в количестве 200 шт. Боковней (не отсюда ли пошло распространение термина на Азове и Кубани) называли еще более мелкую рыбу в количестве 500 шт. «Четвертой величины голова заключает в себе тысячу рыбок, и потому, что ее вялят, продевая большими иглами сквозь глаза на веревочках, называют игольнею». Покупатель, обыкновенно, договаривался о стоимости за голову, которая в XVIII в. стоила на месте от двух до трех рублей, что в 2—3 раза превышало прежнюю стоимость [Зуев, 1786, с. 14,15].

 Объекты лова, способы переработки

На Дону и в Азовском море, судя по описанию Гильденштедта, состав вылавливаемой рыбы и объем выловов слегка разнился, в зависимости от места промысла и от применяемых орудий и способов лова. Так, в нижнем течении Дона ставными сетями вылавливали до 2 тыс. шт. карпов, судаков, окуней, секретов (род судака), чебаков, щук, чехоней и разной другой мелкой чешуйчатой рыбы. При использовании на промысле, примерно в тех же местах, закидного неводного лова и объем вылова увеличивался до 3 тыс. штук, и тот же состав выловленной рыбы пополнялся белугой и осетром (единичными экземплярами) [ЗООИД, 1879, с. 191].

В устьевой зоне Дона использовались вентеря (кошели) — орудия лова, «настроенные» на облов рыб крупных размеров, главным образом осетровых (селективный лов). Видимо, применение такого способа лова, в первую очередь, обусловлено было многочисленностью этих видов рыб, обитавших в Донском устье и, конечно, несомненным качественным их преимуществом. Ловушки срабатывали таким образом, что мелкая рыба в них не задерживалась, свободно проходя сквозь большие ячеи, а крупная попадалась — автор (Гильденштедт) был свидетелем, как из нескольких кошелей вынули пять белуг и шесть осетров, а также несколько больших карпов и лещей [ЗООИД, 1879, с. 195].

На взморье, в 9 верстах к западу от Таганрога, улов произведенной ночной закидной неводной тони дал мало крупной рыбы — были только осетр, сом и карп; более всего оказалось судаков. Здесь автор указывает, что состав и объем вылова носил сезонный характер, т. к. весной, во время нереста, всей этой рыбы было множество. Особенно тарани «такая бездна заходит в Дон, что ее на берегу загребают лопатами» [ЗООИД, 1879, с. 214]. На взморье, расположенном еще западнее, улов ночной тони оказался еще меньше, т. к. «ветер дул не с моря» (зависимость от погодных условий), кроме того, в составе улова не попалось ни белуги, ни осетра, ни севрюги, ни стерляди. Больше всего было синьги, чехони и судака; меньше всего — тарани, рыбца, белизны и др.

124

видов мелких рыб. По словам рыбаков, в этих местах, изредка вылавливались морские раки, два вида животных — морская свинья и морской кот, а также полурыбица (русские зовут ее камбалой) вместе с иглой-рыбой [ЗООИД, 1879, с. 214, 215].

Еще дальше от Дона — на взморье у Бердянского лимана, ловилась та же рыба, которая описана выше, правда гораздо чаще попадалась камбала (полурыбица) и морской кот. В Бердянском лимане ловили много карпов и тарани [ЗООИД, 1879, с. 226].

Таким образом, мы видим примерно одинаковый состав объектов лова, состоявший, в основном, из пресноводных рыб. Это и не удивительно, ведь, по сведениям чуть более поздним, в обширном Таганрогском (или Донском) заливе содержание соли в воде было не более 1/10 %, «так что, начиная от Долгой косы, скот охотно пьет воду» [Данилевский, 1871, с. 4]. Небольшие различия в составе уловов (появление морских видов рыб (камбалы) — наблюдаются в зависимости от географии (удаления от устья Дона). Такого же рода распределение присуще и осетровым — по мере удаления от устьевой зоны в обе стороны (и в море, и в реку) уменьшается их количество в уловах. Правда, такое объяснение является достаточно односторонним, и спектр причин такого явления, скорее всего, гораздо обширнее. Кроме того, здесь показана сезонная и погодная зависимость уловов и применение селективного лова.

Способы переработки рыбы на Дону вряд ли обогатились чем-либо новым с древних времен — белужья икра засаливалась; белужье мясо пластовалось и солилось в больших длинных корытах; рыба средней величины — сом, карп, щука, судак, лещ, язь, чехонь — пластовалась, выдерживалась четыре дня в рассоле и затем вялилась; мелкие вида cyprinorum и clupea alosa (род сельди) два раза надрезались, потрошились, затем нанизывались (каждый вид отдельно) по десять штук на шнурок, продеваемый сквозь отверстия глаз, затем выдерживались четыре дня в рассоле и вялились на воздухе.

Кроме того, высушиванием хрящевых связок осетровых получали «вязигу». С помощью варки внутренностей мелкой рыбы, обильно покрытых жиром, извлекали и продавали т. н. ворвань. Из внутренней плевы пузыря, которую отделяли от внешней, сворачивали и высушивали, изготавливали рыбий клей. Приготавливали его из пузырей осетра, севрюги, стерляди, шипа, сома и карпа [ЗООИД, 1879, с. 192, 193].

Соль для переработки рыбы ранее доставлялась на Дон казаками с нижневолжских соляных озер, через Царицын. Меньшее значение имела доставка соли с Северского Донца, где располагались Бахмутские и Торские месторождения [Вейнберг, 1885, с. 101—103 — ссылка по Мининков, 1998, с. 186]. Трудность для казаков состояла в доставке соли, так как была серьезная опасность нападения со стороны крымских татар и воровских запорожских черкас. Также приезжавшие из Руси торговые люди частично обеспечивали солью донских казаков. Так, например, в 1626 г. соль на Дон привозил белгородец Ф. Долгарев [РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. N 24, л. 15. — Мининков, 1998, с. 187].

В конце XVIII в., по упоминанию Гильденштедта, множество небольших соляных озер находилось на косе, отходящей в Азовское море в юго-западном направлении в районе устья реки Берды. Но отзываясь об их производительности, автор говорит об их незначительности. Хотя эту соль собирали Запорожцы для

125

своих рыбных заводов и для домашнего употребления, утверждая, что имеют на нее право собственности [ЗООИД, 1879, с. 225]. Кроме того, соль по 15 коп./пуд продавалась татарами, подвозившими ее с Таманского полуострова [ЗООИД, 1879, с. 192, 193], где на всем протяжении азовского побережья располагались соляные озера. Кубанскую соль давали Ачуевские, Ахтарские и Керпильские озера, а также озера на Фанагории и в Ейской округе. Развитие солепромышленности на Кубани началось с заселения края Черноморцами, хотя добыча соли производилась здесь с древности. Так как рыбный промысел без соли существовать не мог, соль добывалась и ранее проникшими сюда Запорожцами, которые ловили здесь рыбу. Добыча соли производилась казаками как для собственного потребления, так и для обмена (главным образом на хлеб) с горцами [Щербина, 1910, с. 507, 560, 565, 566]. Кроме того, как было отмечено выше, соль продавалась татарам, возившим ее на Дон.

На объектах лова и переработке кубанской рыбы не будем останавливаться подробно, т. к. общность морской акватории, где производился рыбный промысел и Донцами и Кубанцами, обуславливала практически одинаковый промысловый состав. Так осетр, севрюга, стерлядь и белуга в огромном количестве добывались в разных местах Черного и Азовского морей — на Фанагории, у Тамани, в лиманах, на косах, в Кубани и даже в таких степных речках, как Бейсук, Челбасы и Ея. Черное море и Кубанские лиманы Закубанья, к нему примыкавшие, накладывали некоторые особенности на состав объектов лова. В море (черноморско-прибрежная водная фауна) кроме осетра, севрюги, белуги и стерляди ловились еще и шип, и даже лососи; а также сельдь, кефаль, скумбрия, камбала, игла-рыба, барабулька и хамса. Пресноводная же рыба — судак, тарань, лещ и короп, ловилась казаками в достаточном количестве всюду, где только была вода — и в морях, и в Кубани, и в степных речках, и в лиманах, и в озерах, и во всех тех местах, куда проникала вода во время разлива рек. Необходимо упомянуть и о местных кубанских видах рыб — кубанском коропе, большом до пуда весом, с чрезвычайно сладким мясом и чудных породах рыбца и шемаи. Кроме того, в верховьях р. Белой водились усачи и форель [Щербина, 1910, с. 101, 558].

Переработка рыбы заключалась, прежде всего, в солении (чебак и короп) и вялении (тарань и сула). К тому же, методика изготовления балыков из осетровых видов рыб оставалась, по всей видимости, столь совершенной, что спрос на этот вид продукции за границей не утрачивал своей силы [Щербина, 1910, с. 98,559].

Промысловый состав объектов лова, добываемых Запорожцами в Днепре и прилежащем лимане, фактически не отличался от озвученного ранее. В Днепре ловили карпов, лещей, судаков, щук, белизну, вырезубов, тарань, чехонь, секретов (название берша, иногда молоди судака) и окуней. В речках, впадающих в Днепр и в ближайших к ним озерах, ловили линей и карасей. Красная или, как ее называли Запорожцы, черная рыба — осетры, белуги, чечуги (стерлядь), пестрюги (севрюги), сомы, также заходили в Днепр. Но основной их лов производился в лимане. Камбала, скумбрия (скабрия) и сельди ловились только в лимане. В отличие от Донских казаков, которые крупную рыбу осетровых пород добывали вентерями, Запорожцы больших белуг и осетров ловили на самоловы [Зуев, 1786, с. 7, 9].

126

Способы заготовки рыбы, которыми пользовались на Днепре, также были подобны способам, применяемым на Дону и Кубани. Правда описание их, представленное В. Зуевым настолько подробно и самобытно, что, возможно, некоторые моменты были бы для нас небезынтересны.

Обработкой рыбы занимались сами промысловики, начиная приготовление красной рыбы потрошением, откладывая жир, икру и клей отдельно. Выпотрошенную рыбу мочили в лимане, потом круто солили; по просолению, банили в воде и затем вялили на солнце. Интересная особенность этого процесса состояла в том, что для предотвращения появления червей, заготовщики выкладывали рыбье мясо по утрам на росу, и даже в летние дни, если червь «и накинется, то сим же средством его истребляют» [Зуев, 1786, с. 10].

Заготовка паюсной икры происходила без всякого очищения — ее солили и закладывали в кадки слоями, ставили под гнет, а через несколько дней банили и вялили на солнце.

Жир красной рыбы вырезали ремнями или кусками и, посолив, ели с хлебом наподобие ветчины. Рыбий клей, вынув из рыбы, вялили несколько дней на солнце. А после, содрав верхнюю кожицу, без всякого обваривания сбивали в четырехугольные плитки.

Белую рыбу приготавливали так же, как и красную. Наловив довольное количество занимались все, кто тут ни есть, чешуянием ея и потрошением» — очень ловко и споро, разделив процесс потрошения на этапы — один очищал от чешуи, другой потрошил, третий пластовал, а четвертый карбовал или надрезал на боках и отбрасывал в кучи, в зависимости от их величины. Интересна небольшая деталь в этом процессе — окончательное вяление (после соления, нанизания на веревки и после того, как пробанят в воде) производили в солнечные ветреные дни, боясь знойных дней, т. к. «в знойные дни рыба, скоро просохнув, делается крошливою» [Зуев, 1786, с. 11—13]. Способ получения рыбьего жира из «белой» рыбы аналогичен применяемому на Дону и Кубани — всплывший при варении рыбьих потрохов на поверхности жир «счерпывают ковшами и иной просаливают, другой просто свежий употребляют в пищу» [Зуев, 1786, с. 13].

Завершая анализ казачьих рыбных промыслов периода XV—XVIII вв., необходимо отметить, что историческая активность казаков, их массовое расселение по регионам Северного Причерноморья, рассматриваемых нами, в качестве основных районов промысла, представляют собой довольно яркое явление эпохи. Но, помимо рыболовства казачьих округов, в регионе существовали и другие, интересующие нас аспекты и очаги рыбопромысловой деятельности. Речь идет о рыбных промыслах монастырских хозяйств.

127

Литература

Анфимов Н.В., 1993. История Адыгеи (с древнейших времен до конца XIX в.): Пособие для учителей истории 8—9 кл. / Н.В. Анфимов, Б.М. Джимов, Р.Х. Емтыль. — Майкоп: Адыгейское книжное изд-во, 1993. — 212 с.

Войниканис-Мирский В.Н., 1969. Основы промышленного рыболовства: учебное пособие. — М.: Пищевая промышленность. — 1969. — 304 с.

Даль В., 1995. Толковый словарь живого великорусского языка (в 4-х т.). — М.: Терра—Terra, 1995.

Данилевский Н.Я., 1871. Исследования о состоянии рыболовства в России / Сост. Н.Я. Данилевским; изданы Министерством государственных имуществ. — СПб.: В типографии В. Безрукова и комп. (Вас. Остров, 8 линия, № 45), 1871 — Т. VIII Описание рыболовства на Черном и Азовском морях (с атласом чертежей и рисунков) — 316 с.

Зернов С.А., 1902. Первый (предварительный) отчет по исследованию рыболовства Таврической губернии, произведенному, согласно постановлению Таврического Губернского Земского Собрания XXXVI очередной сессии / С.А. Зернов. — Симферополь: Типография СПИРО, 1902. — 30 с.

Зуев В., 1786. О бывших промыслах запорожских казаков и наипаче рыбном / Месяцеслов на 1786 год. — СПб., 1786. — С. 1—16.

Калменс Р.И., 1952. Орудия рыболовства Азово-Черноморского бассейна — М.: Пищепромиздат, 1952. — С. 8—137.

Лунин Б.В., 1949. Очерки истории Подонья-Приазовья: Книга I. От древнейших времен до XVII столетия / Б.В. Лунин. — Ростов-на-Дону: Ростовское областное книгоиздательство, 1949. — С. 48—171.

Мининков Н.А., 1998. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.) / Н.А. Мининков; Отв. ред. В.Н. Королев; Ростовский государственный университет. Исторический факультет. — Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1998. — 510 с.

Пейсонель М., 1927. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750—1762 г. В изложении Е.Д. Фелицина: Материалы для истории черкесского народа: Вып. 2 / Е.Д. Фелицын, М.Пейсонель. — Краснодар: Издание общества изучения Адыгейской автономной области, 1927. — С. 6—29.

Рябков П.З., 1896. Рыболовство в Херсонской губернии и в пограничных с нею частях губерний Таврической и Бессарабской: Опыт статического исследования / Издание Херсонской Губернской Земской Управы: Выпуск 1; П.З. Рябков. — Херсон: Типографи О.Д. Ходушиной, угол Потемкинской и Соборной ул., собств. дом, 1896. — 268 с.

Семенов Д., 1871. Отечествоведение. Россия по рассказам путешественников и ученым исследованиям: Учебное пособие для учащихся / Составил Д. Семенов / Т. 1—5 — СПб., 1866 / Том II. Южный край. Малороссия, Новороссия, Крым и области Донского и Кубанского войска / Издание О.К. Семеновой — СПб.: в типографии братьев Глазуновых, б. Мещанская № 8, 1871. — 298 с.

Щербина Ф.А., 1910. История кубанского казачьего войска. — Екатеринодар, 1910. — Т. 1. — С. 36—572; Екатеринодар, 1913. — Т. 2. — С. 338—708.

Якобсон А.Л., 1973. Крым в средние века / АН СССР (серия «Из истории мировой культуры»). — М.: Наука, 1973. — 174 с.

[1] Черноморское казачье войско (Ч.к.в.), создано на юге Украины в 1787 г. (оформлено указом в январе 1788 г.) из бывших запорожцев по инициативе Г. А. Потемкина под названием «Войско верных казаков». Участвовало под командованием атаманов С. Белого и З. Чепеги в русско-турецкой войне 1787—1791 гг., было переименовано в Ч.к.в. и получило земли между Южным Бугом и Днестром. В1792—1793 гг. в целях закрепления территории на Северном Кавказе было переселено на Кубань в составе 40 куреней (до 25 тыс. чел.) с центром в Екатеринодаре (ныне Краснодар). Ч.к.в. занимало оборонительную линию по правому берегу р. Кубань от ее устья до р. Лаба. В нем сохранялись некоторые внешние признаки Запорожской Сечи (формальная выборность войскового правительства, названия куреней и др.). В 1-й половине XIX в. в его состав вошло до 70 тыс. переселенцев — бывших запорожцев, вернувшихся из Турции, и казаков упраздненных украинских казачьих войск (Усть-Дунайского, Азовского, Бугского, Екатеринославского и др.). К 1860 г. население Ч.к.в. насчитывало около 200 тыс. чел. и выставляло 12 конных полков, 9 пеших (пластунских) батальонов, 4 батареи и 2 гвардейских эскадрона. Участвовало в Кавказской войне 1817—1864 гг., а пластуны — и в Севастопольской обороне 1854—55 гг. В 1860 г. вошло в состав вновь образованного Кубанского казачьего войска (Яндекс словари, 2011).

[2] ЗООИД – Записки Одесского общества истории и древностей

[3] Сажень — мера в 3 аршина, т. е. приблизительно 2,13 м. Различают сажень погонную, квадратную, кубическую (смотря по предмету), маховая, косая, казенная и т. д. — интерпретируются по-разному [Даль, 1995. Т. 4, с. 129].

[4] Дюйм — ширина большого перста, 1/28 доли аршина, т. е. приблизительно 0,025 м [Даль, 1995. Т. 1, с. 512].

[5] Верши — рыболовная снасть, сплетенная обычно из ивовых прутьев, в виде узкой круглой корзины с воронкообразным отверстием.

[6] Пейсонелем упоминаются такие обильные уловы сулы (судаков) и сазанов, что рыбу некуда было девать, вследствие чего она выбрасывалась и гнила на берегу [Фелицын, Пейсонель, 1927, с. 28].

[7] Котцы — маленький садок из жердей, прутьев или кольев, воткнутых в дно водоема и вершинами выходящих над поверхностью воды. Вход оформлен в виде плавно сужающейся щели, к которой извне подходят прутяные направляющие крылья. Войдя во двор, рыба не может найти выход [Войниканис-Мирский, 1969, с. 116].

[8] Здесь, видимо, имеется в виду территориальное разграничение татарских орд: в Крыму обитали т. н. перекопские татары, причерноморские степи же были заняты ногайскими ордами, подчинявшимися Крымскому ханству [Якобсон, 1973, с. 139].

[9] Пуд — вес в 40 фунтов [Даль, 1995, т. 3, с. 536] (т. е. приблизительно 16 кг).

[10] Мелкую рыбешку не больше фута в длину, называют здесь просто «боковней»[ЗООИД, 1879, с. 214].

[11] Этою крепостью замыкалась на Азовском море, со стороны Крыма, русская пограничная линия, шедшая в XVII в. по Берде и Конским Водам вплоть до Днепра [ЗООИД, 1879, с. 226].

[12] Автор, к сожалению, не указывает временного периода, которому принадлежит его описание. Возможно, речь идет о второй половине XVI в. — XVII в.

ПУБЛИКАЦИЯ: Куманцов М.И. Возникновение и развитие рыболовства Северного Причерноморья. Часть 1. (от древности до начала XX в.). М., 2011.  – 236 с. («3.2. Рыбный промысел казаков Донских, Запорожских, Кубанских» – с. 110-127).

Подробнее о монографии "Возникновение и развитие рыболовства Северного Причерноморья. Часть 1. (от древности до начала XX в.)"