Дубовиков А.М. Рыболовство как исторический феномен в повседневной культуре уральского (яицкого) казачьего войска

 

Показаны в общих чертах особенности экономики Уральского казачьего войска, освещены вопросы специфики климата и географического положения, а также обусловленные этими факторами особенности системы местного рыболовства. Кроме того, рыболовство показано не только как хозяйственная отрасль, но и как важнейший элемент культуры яицкого (уральского) казачества.

Уральское казачье войско, войсковое хозяйственное правление, войсковые правила рыболовств, казачье сословие, казачье хозяйство

А. М. Dubovikov

FISHERY AS THE HISTORICAL PHENOMENON IN DAILY CULTURE OF THE URAL (YAIK) COSSACK ARMY

In article features of economy of the Ural Cossack army are shown in general, questions of specificity of a climate and a geographical position, and also the features of system of local fishery caused by these factors are taken up. Besides, fishery is shown not only as economic branch, but also as the major element of culture Yaik (Ural) Cossacks.

The Ural Cossack army, army economic board, army rules of fisheries, the Cossack estate, the Cossack economy

 

Побережье Урала (Яика) в его нижнем и среднем течении осваивалось казаками постепенно; там в конце XVI и в XVII столетиях периодически возникали укреплённые городки. Поэтому важной особенностью яицкого казачества было то, что до середины ХVIII века оно было наиболее удалённым от Москвы и Центральной России. Казачьи войска, возникшие позже на востоке России (от Оренбургского до Уссурийского), были образованы в соответствии с правительственными решениями, а потому они всегда были оплотом царя и правительства. Сформированные из переселенцев, солдат и «повёрстанных» в казаки крестьян, они не знали ни антиправительственных выступлений, ни оппозиционных настроений в отношении власти. Яицкое войско таковым не являлось. Возникшее в XVI веке из «пассионариев», оно «родилось» не по воле государственной власти, а вопреки ей. Яицкое (уральское) казачество, как и донское, поначалу доставляло правительству немало хлопот. Власти пришлось приложить огромные усилия и затратить много времени для того, чтобы превратить яицкое (уральское) казачество в «служилое сословие».

К началу XX века .территория Уральского казачьего войска занимала 6,4 млн. десятин земли (примерно 70 тыс. км2) в правобережье Урала в его среднем и, преимущественно, нижнем течении (ныне почти все эти земли находятся в границах Казахстана). Уральское казачье войско существовало с конца XVI по начало XX века, но на раннем этапе своей истории оно носило название «Яицкого войска», поскольку, в

273

соответствии с Высочайшим указом от 15 января 1775 года, Яик был переименован в Урал, а яицкое казачество в уральское. Таким способом императрица Екатерина II (с подачи Г. А. Потёмкина) решила стереть из памяти ненавистное ей слово «Яик», напоминавшее о кровавых событиях пугачёвщины, имевших место в 1773—1774 годах.

Определяющую роль в хозяйственной деятельности любой общности людей играет окружающая их среда, прежде всего природно-климатические условия и географическое положение. На юге граница Уральского казачьего войска доходила 47-й, а на севере — до 52-й параллели, а потому условия для хозяйственной деятельности в районах верхних и нижних станиц значительно отличались. Северные станицы располагались в зоне степей, переходящих местами в лесостепи, тогда как южные станицы находились в полупустынной зоне, переходящей в пустыню. В границах бывшего Уральского казачьего войска Урал принимает в себя ряд сравнительно небольших степных рек: Ембулатовку, Кинделю, Иртек, Илек, Рубежку, Быковку, Елтышевку, Чаган и ряд других, текущих преимущественно в северной части, выше Уральска, со стороны отрогов Общего Сырта. Урал вследствие весеннего таяния снегов и дефицита леса, разливаясь, заливал пологий левый берег на расстоянии нескольких километров. По этой причине все казачьи станицы, кроме Илецкой, располагались на правом берегу Урала. Иногда даже случалось, что вода заливала и правый, крутой берег, поднимаясь на 10 и более метров. После этого на побережье образовывалось множество озёр и ериков. Большинство из них вскоре высыхали, хотя некоторые водоёмы, называемые «реками», по сути, также являются ериками. Это Большой и Малый Узени, Чижа 1-я, Чижа 2-я и Чижа 3-я. Образованию ериков и озёр способствовало и то, что низовье Урала находится в зоне Прикаспийской низменности. Река Кушум, которую нередко ошибочно называют правым притоком Урала, в действительности таковым не является. Эта река не впадает в Урал, а вытекает из него, пополняя свои воды во время разливов, и, пробегая сотни километров, теряется в пустынной местности. Ниже Уральска река Урал не имеет притоков, зато в самом низовье он распадается на множество рукавов и проток. В западных районах войска располагалось немало озер: Камыш-Самарские озера, Чижинские разливы, Большой Рыбный Сакрыл и другие. Земли Уральского казачьего войска в значительной степени были заняты степными разливами, песками и солончаками, а потому были малопригодны для земледелия. Местная флора была представлена преимущественно травянистыми растениями и кустарниками. Среднегодовое количество осадков здесь весьма незначительно, лето нередко выдавалось жарким и засушливым, а зима — холодной, но при этом малоснежной. Лесные массивы практически полностью отсутствовали, а то, что в обиходе называли «рощами», больше походило на заросли крупного кустарника. Дефицит лесов способствовал не только сильным весенним разливам, но и порывистым ветрам, переходящим порой в песчаные бури.

Такая природная среда позволяла заниматься земледелием лишь в северной и, отчасти, в средней части войска. Западная часть с её многочисленными озёрами, разливами и заливными лугами, при крайне низкой плотности населения создавала прекрасные условия для развития овцеводства и коневодства. Южная часть была самой непригодной для развития сельского хозяйства, а потому основным, а зачастую и единственным занятием её жителей было рыболовство. Данный вид промысла в Уральском войске играл особую роль. Богатый рыбой Урал в границах Уральского войска являлся собственностью всей войсковой общины, а потому доступ к его ихтиофауне был закрыт для иногородних лиц. В целом можно сказать, что уральская казачья община сумела рационально распорядиться своими водными ресурсами, создав почти оптимальную систему хозяйствования в не столь богатом ресурсами крае.

Рыболовство стало первым хозяйственным занятием, к которому обращалась яицкая казачья община в перерывах между военными походами. Несколько позже стало распространяться животноводство. Хлебопашество зародилось сравнительно поздно — не ранее конца XVIII века. «К работам — ленивцы, хлеба не пашут, а живут от рыбных доходов, с которых каждый казак до 200 рублёв в год получает, и от множества скота и лошадей, по именью излишних на сенокошенье лугов», — писал о яицких казаках генерал фон-Фрейман вскоре после подавления казачьего восстания 1772 года [20. Д. 505/1. Л. 36 об]. Невзирая на присутствующий в его словах негатив, генерал правильно показал специфику экономического уклада Яицкого войска. В XIX веке роль земледелия начинает возрастать и к середине столетия ситуация становится уже не той, что была полвека назад. Со временем ряд предприимчивых казаков превращается в крупных поставщиков товарного хлеба на общероссийский рынок.

Руководство экономической сферой жизни Уральского войска в пореформенный период и в начале XX века осуществлялось хозяйственным правлением во взаимодействии со съездом выборных. В компетенции правления было регулирование хозяйственных отношений, связанных с различивши объектами войсковой собственности [19. Т. 34. С. 884]. Поскольку войско стремилось к недопущению ярко выраженного имущественного расслоения, в нём устанавливались различные нормы, ограничивающие социальную дифференциацию. В частности, определялось максимально допустимое число десятин земли, которое могло быть распахано одной семьёй. Подобные нормы касались и количества плугов, используемых во время распашки, и количества голов скота, которое казак может бесплатно пасти на войсковой земле. Попытки такой «уравниловки» сформировались не сразу, поначалу они охватывали лишь рыболовную отрасль. Жёстко регламентировалась даже незначительная хозяйственная деятельность. Например, сбор плодов или ягод на

274

общинных угодьях, не говоря уже о рубке деревьев. Не допускалось отчуждение в частную собственность никаких войсковых угодий.

Рыболовство в Уральском войске всегда было основной отраслью казачьего хозяйства. Несмотря на бурное развитие земледелия во второй половине XIX века, «падающее» рыболовство и в начале XX века продолжало оставаться лидирующей отраслью хозяйства Уральского войска. С одной стороны, этот промысел был наиболее традиционным, он представлял собой неотъемлемую часть культуры местного населения. С другой стороны, рыболовством занималось гораздо большее число казаков, чем любыми другими промыслами, а доходы от него в масштабах войска всегда превышали доходы от любого другого вида хозяйственной деятельности.

Рыболовство было распространено не только в Уральском войске, но и в ряде других: Донском, Терском, Астраханском и прочих. Но нигде оно не играло той роли, какую оно играло в Уральском войске. Например, в землях Астраханского войска, несмотря на обилие рыбы в низовье Волге и в её протоках, доходы от рыболовства значительно уступали доходам от земледелия или животноводства. Кроме того, лучшие рыболовные угодья сдавались в аренду иногородним рыбопромышленникам. В водах Терека, а также в Каспийских водах Терского войска вёлся промысел осетровых рыб. Однако их улов в 1893 году почти в 10 раз уступал аналогичным уловам в водах Уральского войска — 23 тысячи пудов против 224. Обычной же рыбы в Уральском войске было выловлено больше в 25 раз — 2536800 пудов против 99998. Общая сумма, оценивающая улов рыбы в Уральском войске за 1893 год, составила 72% от аналогичной суммы для всех казачьих войск, вместе взятых 85% [19. Т. 13. С. 892—893]. Эти данные, приведённые А. А. Суровым, нельзя считать абсолютно точными, но они наглядно свидетельствуют о роли рыболовства в Уральском войске.

В 1889 году в Петербурге проходил съезд рыбопромышленников и рыбопромышленная выставка, где уральское войско представляла делегация во главе с молодым выпускником Санкт-Петербургского университета, уральским казаком Николаем Андреевичем Бородиным, впоследствии — известным российским (а после 1919 года — американским) учёным. Делегация была удостоена золотой медали за «отличного качества рыбные продукты и полную коллекцию рыболовных снастей в образцах и моделях» [15. 1889. № 17]. В 1894 году Бородин занял впервые учреждённую в Уральском войске должность войскового техника рыболовства. Штат его ведомства, а также все его эксперименты финансировались из войсковой казны [12. С. 38]. Сам Бородин свои полномочия охарактеризовал лаконично: «забота об улучшениях в организации уральского рыбного промысла» [19. Т. 34. С. 887]. Под его руководством принимались меры по спасению молоди рыбы, гибнущей после высыхания степных ериков и озёр. Под Гурьевом была открыта рыборазводная станция, из которой в Урал было выпущено около 10 тысяч искусственно выведенных молодых севрюжек в 1897 и 1898 годах. Опыт по заселению в Урал осетров из Волги оказался неудачным [13. С. 105—106]. В 1897 году были созданы 4 «рыбоводческие станции», занимавшиеся опытами по искусственному разведению осетров, искусственному оплодотворению икры, выведению новых пород осетровых.

В течение многих лет Бородин отстаивал право казаков на установку учуга [15. 1890. № 5], вызывавшее большое недовольство у оренбургских властей. Эта бревенчатая (позже — металлическая) решётка периодически устанавливалась между берегами Урала и запирала крупной рыбе ход вверх по течению реки выше Уральска. За уничтожение учуга ратовали и ряд столичных чиновников. Бородин же пытался объяснить им, что подобное действие вызовет расстройство системы уральского рыболовства, служащего главным источником доходов уральского казачества. Учёный и политик, он утверждал, что право на устройство учуга является старинной привилегией уральских казаков, которую они заслужили по праву. Также он был убеждён, что в случае разрушения привычной системы рыболовства рыбный промысел на Урале примет «характер капиталистического предприятия», которое превратит казаков в батраков крупных рыбопромышленников и подорвёт стабильность в обществе.

Рыболовство для уральского казачества было не просто промыслом, но и культурной традицией, освящённой веками. Один из спутников наследника-цесаревича Александра (будущего Александра II), посетившего Уральск в 1837 году, флигель-адъютант его отца — Семён Алексеевич Юрьевич, отметил, что, по его мнению, уральские казаки больше рыбаки, нежели казаки. И он был не так далёк от истины. Река Урал в казачьих песнях, былинах, преданиях, выступала как живое начало, дающее казакам жизнь. Бородин писал: «Как земледелие, питающее большую часть населения России, ...окружается особым поэтическим ореолом, так и рыболовство у уральских казаков представляет собой любимый промысел населения, имеет свою поэзию: почти во всех местных бытовых песнях фигурирует «Яикушка — сын Горынович с золотым донышком, серебряными краешками», заменяющий здесь «мать сыру-землю»». В. И. Даль, рисуя портрет уральца, замечает, что «серые глаза его загораются каждый раз, когда речь дело коснётся рыбы и рыболовства; брови двигаются, играют, высокий лоб сияет, губы подбираются, ...не дрогнула бы рука приколоть всякого, ...кто осмелился бы напоить скот из Урала» [5. С. 105]. Уральский казак, считает В. И. Даль, «сызмала в мокрой работе по рыбному промыслу, ...Урал — золотое дно, серебряная покрышка, кормит и одевает его, ...это дар божий» [5. С. 101]. Об особом значении рыболовства для уральского казака писал и Н. А. Александров: «У его собратьев на Дону всего вдоволь, а на Урале только и есть, что рыболовство, да у зажиточных ещё овцеводство да табуны лошадей... Но, всё-таки, единая добыча, обогащающая иногда казака — золотое дно Урала... Удалось рыболовство — и казак сыт, а иной раз и пьян, и весел» [1. С. 34].

275

Н. А. Бородин подчёркивал, что Урал — единственная в мире крупная река, в среднем и нижнем течении которой запрещено всякое судоходство [19. Т. 34. С. 864]. Рыболовство, согласно его подсчётам, являлось основным средством к существованию для 40% казачьих семей. Ещё для 30% — это вспомогательное, но довольно важное хозяйственное занятие [4. С. 9]. Даже казаки верхних, земледельческих станиц (Мустаевской, Кирсановской, Рубёжинской), отвечая на вопрос о роде своей деятельности, поставили рыболовство на 1 место, сказав: «Занятие наше — рыболовство и хлебопашество» [18. С. 30].

Бережному отношению казаков к своей главной реке есть много свидетельств. Во время нереста осетровых рыб был запрещён даже колокольный звон в церквах прибрежных станиц и посёлков. «Даже самые переправы через Урал ограничены немногими местами: одним мостом у города Уральска и паромными переправами у города Гурьева, Кулагина и ещё в нескольких местах — и всё это во избежание возможности напугать рыбу», — писал Н. А. Бородин [19. Т. 34. С. 864]. Строжайший запрет на всякий шум неподалёку от берегов Урала герой В. И. Даля объяснял так: «Рыба — тот же зверь, ...шуму и людей боится; уйдёт, а там ищи её» [5. С. 105]. Об открытии судоходства не могло быть и речи. Хотя в 1880 году купцы Ванюшины всё же добились открытия пароходного сообщения с Оренбургом, их маленький пароход сделал лишь 4 рейса, после чего депутаты войскового съезда под давлением казачьей общественности пересмотрели прежнее решение. В итоге купцы понесли ущерб в 5 тысяч рублей, который никем не был возмещён [15. 1881. № 27]. Часть авторов, описывая уральскую систему рыболовства, явно идеализировали её. Были и те, кто подвергал её резкой критике. Причиной идеализации была четкая организация и регламентация рыболовства. Причиной критики — неравные возможности различных категорий казаков по участию в промыслах, дискриминационные меры в отношении иногородних, чрезмерная забота об охране вод. П. С. Паллас писал, что «главный промысел ...яицких казаков состоит в рыбной ловле, которая нигде в России так хорошо не распоряжена» [11. Ч. 1. С. 422]. Столь ревнивую охрану казаками вод Урала Н. Я. Данилевский считал следствием их предрассудков, которые охарактеризовал как «выдумки, и довольно простоватые, ...что не только всякое судоходство, но даже всякий малейший шум или огонь на берегу Урала пугает рыбу» [6. С. 29]. Чувство недоумения испытал и побывавший у казаков в начале XX века А. Замятин: «Никто не позволит иногороднему ловить рыбу даже удочкой, но в запретное время никто не посмеет поехать по Уралу на лодке. Странное удручающее впечатление производит эта большая красивая река своею мертвенностью на протяжении от Уральска до Гурьева» [8. С. 27]. Критика звучала не только из уст приезжих, но и со страниц местной газеты: «Многие казаки не могут собраться на свои средства ...даже на багренье. Последнее время и на этом рыболовстве появились наемные рабочие из казаков» [15. 1885. № 28]. Н. А. Бородин не без гордости отмечал: «Уральское рыболовство поставлено во многом неизмеримо лучше, чем волжское, каспийское и другие, и не только в техническом и экономическом отношениях, но и с точки зрения биологической, в особенности, по отношению к осетровым» [4. С. 7].

Во 2-й половине XIX столетия всё отчетливей раздаются голоса о том, что уловы неуклонно снижаются и рыболовство утрачивает своё прежнее значение. Казачий писатель Н. Ф. Савичев считал, что «самый старый и важный промысел — рыболовство утрачивает постепенно свое первенствующее значение» и в настоящее время оно уже «не может быть настолько прибыльно, как это бывало в прежнее время» [15. 1872. № 32]. Ещё в середине ХIХ века И. И. Железнов пытался опровергнуть строки казачьего фольклора о «Яике — золотом дне»: «Теперь он далеко уже не золотое дно; даже не знаю, можно ли назвать его, Яик — медное дно: ...если бы воскресли наши деды и прадеды, они не узнали бы родного своего Яикушку-Горыныча» [7. С. 104]. То же признавали и депутаты войскового съезда [14. С. 799].

Но насколько обоснованы были разговоры о падении уловов? Не были ли они следствием роста численности казачьего населения, вызвавшего сокращение дохода на душу населения? Нет ли тут каких-либо других причин? Данные статистики второй половины ХIХ — начала XX века хорошо известны. Снижение объёмов вывоза «красной» рыбы и икры действительно имело место, но в отношении «черной» рыбы этого сказать нельзя. Надо отметить, что «красной рыбой» уральские казаки называли рыбу осетровых пород, «чёрной рыбой» — всю остальную рыбу. Вывоз «чёрной рыбы» отличался нестабильностью показателей из года в год, но обнаружить кризисные тенденции нельзя. Вероятно, образованная часть казачества умышленно поддерживала миф о падении уловов в целях сохранения запретов, а также для обоснования отказов от расширения общины за счёт приёма иногородних. Менее образованная часть, видимо, думала по-другому. Конечно же, численный рост казачьей общины (в течение XIX века в 4 раза) не мог не привести к снижению уловов на душу населения. Количество рыбы, используемой для собственного потребления, — величина относительно стабильная для каждого казачьего хозяйства. Следовательно, доля рыбы, остающейся в границах войска, постоянно росла. На продажу же шли своего рода «излишки». В то же время количество рыбы, идущей на продажу за пределы войска, не могло увеличиваться пропорционально росту его народонаселения. Поэтому доходы от продажи рыбы в пересчёте на одно казачье хозяйство постепенно снижались. Соответственно, снижались и возможности приобретения необходимых товаров на деньги, вырученные от продажи рыбы. Для простого казака, мало знакомого с вопросами экономики и статистики, вывод был очевиден — уловы падают, Яик не хочет давать рыбу!

276

Подавляющее большинство очевидцев свидетельствовало о строгом порядке и дисциплине при организации лова. В 1881 году была введена уголовная ответственность за нарушения в сфере использования войсковых вод. Инициатива исходила от простого казачества, поддержанного войсковым руководством. В итоге наказание за потаенный (незаконный) лов было установлено в виде лишения свободы на срок от 2 недель до 6 месяцев, а повторное правонарушение — до 1 года. Кроме того, в 1893 году Войсковое правление (председатель Сергей Евлампьевич Толстов) приняло постановление «О борьбе с потаённым рыболовством». В соответствии с постановлением, нарушителей выселяли в станицы, не прилегающие к побережью. Охрана речных вод входила в компетенцию поселковых атаманов. Больше всего в XIX веке уральцев беспокоили нарушения границ войсковых вод на Каспии астраханцами. Охрана морских вод требовала более пристального внимания. «В прежние времена этот надзор обеспечивался нарядом сотни казаков на «взморье» с офицером во главе, впоследствии были сооружены маячные суда», — свидетельствует Н. А. Бородин. Эти суда представляли собой лодки, плававшие по границам войсковых вод, на которых несла дежурство «охранная команда». Суда, охранявшие воды, были собственностью войска и строились на его средства. К началу XX века общая численность команды, как и в прежние годы, определялась сотней казаков, во главе которых стояли «смотритель вод» и 3 его помощника. Команда размещалась на прибрежных постах, островах, устьях Урала. К началу XX века охрана вод ежегодно требовала примерно 30 тысяч рублей, и, по мнению Бородина, «дело было поставлено образцово» [19. Т. 34. С. 886].

Что же представляла собой система уральского рыболовства? Несмотря на то, что она сложилась уже в XVIII веке, ни место, ни время промыслов формально нигде не фиксировались. С XIX века стали ежегодно издаваться правила ведения рыболовства. Издавались они войсковой канцелярией, позже — хозяйственным правлением. Н. А. Бородин считал, что целью их создания было стремление к равным возможностям для всех казаков: «Для того чтобы по возможности каждый общинник имел одинаковые шансы на улов, были установлены общие для всех казаков правила рыболовства с точным определением места, времени и орудий ловли и устроением найма работников» [19. Т. 34. С. 886]. Попытка самостоятельной организации лова на станичном уровне могла привести к расстройству всей рыболовной системы в войске, поэтому запрет- на любые самостоятельные действия на местах был вполне оправдан. Уральское рыболовство было единой системой, все части которой были органически связаны. После занятия Бородиным должности техника рыболовств все постановления были сведены в единые «Правила производства рыболовств в Уральском казачьем войске». Периодически они дополнялись. Уточнялись размеры снастей, способы их установки, порядок регистрации участников лова и осмотра снастей [13. С. 66].

Уральское войско, поставлявшее на российский рынок мясо и икру осетровых рыб, было монополистом в этом секторе экономики. Каждый рыболовный промысел был приурочен ко времени достижения максимума цены на его продукцию, а сезонные цены на рыбопродукты колебались в широких пределах. Но не только ценовой фактор обусловливал регламентацию видов лова по сезонам. Было также установлено, что рыба осетровых пород «ежегодно делает правильные периодические путешествия на пресную воду в устья Урала: весной — с целью выметать икру и вернуться обратно в море, осенью — на зимний отдых, для которого рыба размещается по глубоким местам Урала и находится в особом состоянии оцепенения» [19. Т. 34. С. 886]. Также подопечные Бородина пришли к неизвестному дотоле выводу — осетровые рыбы способны размножаться только в пресной воде [13. С. 106].

В соответствии с правилами, уральские рыболовства подразделялись по разным критериям: по месту (морские и речные) и времени (весенние, осенние, зимние), а также по степени их значимости. Часть второстепенных промыслов назвались свободными, если для их проведения не требовалось назначать рыболовного атамана. Как основные, так и второстепенные рыболовства могли проводиться одновременно. Таким образом, один и тот же казак не мог в течение года поучаствовать сразу во всех промыслах.

Открытие рыболовного сезона начиналось с «осеннего курхая» на Каспии. Через месяц на Урале начиналась «плавня», завершавшаяся одновременно с курхаем. Параллельно проводилось осеннее «узенское» рыболовство. Зимний сезон открывался «багрением». Начиналось оно с установлением прочного льда и занимало 2—3 недели. На «разбагренных водах» продолжался лов «режаками», «сижами», «неводами», «блёснами». Одновременно с багреньем проводилось «черхальское» рыболовство. Чуть позже в устье Урала велось «зимнее не водное», а на Каспии — «аханное» рыболовство. К середине марта на всём протяжении Урала, где производилось багрение, все виды рыболовств прекращались. В местах проведения осенней плавни лов прекращался неделей раньше. Весной, после установления тёплой погоды, проводились «севрюги». Летом рыболовство запрещалось.

«Севрюги» — весенний вид лова предусматривавший только лов севрюг специальными сетями. Проходил он в низовье Урала. Его участники съезжались к указанному месту на «одрах» (специальных телегах). Сигналом к началу лова служил выстрел из пушки («удар»), после чего участники, хватая будары, бросались в воду, стремясь быстрее пробиться в первые ряды «плавенного войска». Глазами своего героя В. И. Даль увидел начало промысла так: «Тысячи три, не считая работников, привезли на подводах каждый бударку свою, ярыги, ...стали на первом плавенном рубеже и ждут пушки» [5. С. 100]. По мере продвижения «плавенного войска» начинался лов в проходимых им прибрежных поселках. Таким образом, суще-

277

ствовал «подвижный» и «неподвижный» вид лова [3. С. 13—15]. При «севрюгах», как и при других рыбных промыслах, казаки разбивались на артели, насчитывавшие от нескольких человек до нескольких десятков человек. Время «севрюг» зависело от погодных условий. В разные годы начало «севрюг» колебалось между серединой апреля и началом июня. Вес выловленной рыбы, указываемый в отчётах, был приблизителен, поскольку её учёт вёлся в штуках [15. 1867. № 11].

До конца августа рыболовство ниже учуга и на Каспии было запрещено. Осенью в низовье Урала начиналась «плавня», в ходе которой вылавливалась рыба, готовящаяся к спячке. Для ее удержания в определенных границах заранее ставились сетевые заграждения — «рубежи». Как и на севрюгах, происходили гонки будар, стремящихся первыми «поспеть к ятови» [2. С. 421]. Царящий при этом настрой В. И. Даль описал так: «Толкотня на воде, как в самой жаркой рукопашной свалке — ...вот все потонут, все друг друга замнут и затопят — ничего не бывало: все разойдутся живы-здоровы» [5. С. 103].

«Курхай» — вид лова на Каспии, названный в честь одноимённого залива. Такое же название имели и применявшиеся при этом сети. На каспийских промыслах работниками были в основном казахи (которых вплоть до 1925 года именовали «киргизами»). Казак Климов описал восторг своих работников, выехавших на переборку сетей: «Ой, кандай! Балык коп, баранда чакур!» [15. 1867. № 27]. Но радоваться приходилось не всегда — случаи гибели работников были не так уж и редки [15. 1867. № 23]. Служилые казаки на курхае могли выставлять по 15 сетей, малолетки и отставные — по 9. Участникам лова было позволено объединяться в «артель», а общее число сетей артели ограничивалось сотней. Были и «номинальные» артельщики, которые, ввиду бедности и неимения необходимого снаряжения в лове не участвовали, но вписывались в артели за определённую плату [15. 1867. № 12].

«Аханы» также проводились на Каспии, но уже в зимнее время, когда часть осетров, не ушедшая на спячку в реки, располагалась в морских ятовях. «В 1770-х годах ...не знали и аханного рыболовства, тогда родной Яикушка-Горыныч был битком набит осетрами», — писал И. И. Железнов, связавший появление «аханов» с упадком промыслов в Урале [7. С. 8]. Большинство участников этого лова также составляли «работники-киргизы». Для проведения «аханов» требовалась артель в 10—20 человек, несколько лошадей, повозки, снасти, продукты питания, войлок и прочее снаряжение. Ввиду больших затрат на снаряжение артели, число «аханщиков» было незначительным. Обычно это были зажиточные гурьевские казаки. Данный вид лова считался наиболее сложным и опасным. Отъехав примерно на 50 вёрст от берега, аханщики разбивали «кошар» (палатку наподобие юрты), где настилали камышовый пол и разводили огонь. Устанавливали «куры» (войлочный забор для защиты от ветра). В образованном дворе становились на привязь лошади. Казачья артель могла выставить 50 сетей, офицерская — 100, генеральская — 150. Каждая из артелей удалялась от соседней далеко за предел прямой видимости. Иногда быстрое потепление требовало закончить лов раньше, чем планировалось. Во избежание убытков казаки не спешили уходить и часто оказывались на плавающей льдине, лишившись и снаряжения, и улова, а порой и жизни. Обычно уловы были богатые, что снижало количество осетров, заходивших в Урал. Поэтому данный вид лова, возникший в начале ХIХ века, к концу того же века был запрещён по настоянию Н. А. Бородина. Чуть позже, во избежание конфликта, его восстановили, несколько изменив правила лова и используемые при этом снасти.

«Багренье» было одним из наиболее ранних видов промыслов, но самым излюбленным среди них. Каждый вечер после завершения лова, фактически начинался особый местный праздник, сопровождавшийся песнями и застольем (со свежевыловленными осетрами и свежепосоленной икрой). Багрение проводилось накануне Рождества, чтобы к этому времени на Урале окреп лёд, а к праздничным дням была свежая рыба, икра и деньги, вырученные от их продажи, которая происходила на месте лова. Ещё осенью разведывались «ятови» (от тюркского «ятау» — лежбище) — места, где осетры залегали на дно для зимней спячки, на которых устанавливались заграждения, а с началом багренья ятови поочерёдно «вскрывались». Первая ятовь находилась возле Уральска, последняя — в районе Калёного или Антоновского посёлка. В каждом из домов очередного поселка, расположенного вблизи ятови собирались до нескольких десятков человек. Каждое утро на льду новой ятови вырастал лес багров, «подбагренников» и «водышков» («багренные» приспособления). Багры и подбагренники упирались в дно крест-накрест («вставали на крест») после чего разбуженная рыба начинала метаться, а казаки натренированными движениями начинали её подцеплять крюками. Г. Т. Хохлов, живший в Ранневском поселке (примерно на 100 верст выше Уральска, вдали от района багренья), также регулярно участвовал в данном промысле: «Этот промысел на Урале чуть ли не поголовный: начиная от 5 до 80 лет, всех везут на первый день багрить рыбу» [17. С. 78]. Продажа рыбы велась уже на берегу. Бородин писал: «Везде от Уральска до Гурьева после начала лова начинается торговля: рыба, другие товары... Купцы — казаки и неказаки, местные и приезжие» [2. С. 428]. Первая ятовь называлась «царской», а улов первого дня — «царским кусом», поскольку пойманная в этот день рыба отправлялась царскому двору «в презент». Бородин указывал: «В настоящее время ежегодно, в половине декабря, к Высочайшему двору отправляется презент в сопровождении штаб-офицера и нескольких нижних чинов» [19. Т. 31. С. 421]. Однако сроки багрения могли быть различными в зависимости от погоды и времени .установления твёрдого льда. Традиция отправлять «презент», зародившаяся в царствование Михаила Федо-

278

ровича, сохранялась до XX века. Презент отправляли вместе с «зимовой станицей» из отличившихся казаков.

Среди второстепенных рыболовств «свободными» считались любые виды зимнего и весеннего лова неводами и сетями в старицах Урала и в любых неуральных («чёрных») водах. К рыболовствам, требующим наблюдения «рыболовных атаманов», принадлежат ловли рыбы в реке Большом Узене и в озере Черхал. Узенское рыболовство представляло собой определённую систему, в которую, кроме Большого Узеня, были также включены Камыш-Самарские озёра и озеро Большой Рыбный Сакрыл, располагавшиеся в непосредственной близости. Узенское рыболовство производилось «волокушами» и «неводами». Волокуши достигали в длину 300—400 сажен. Вследствие обмеления степных рек правобережья Урала к концу XIX века значение узенских рыболовств упало. Более того, иногда в указанных реках вода вымерзала до дна, и рыба гибла массами. Но и к XX веку узенский промысел ещё не исчез, принося казакам от 7 до 16 тысяч пудов рыбы [19. Т. 34. С. 614]. Ещё более удачными были уловы в озере Большой Рыбный Сакрыл, о чём свидетельствует его название. Для небогатой части казачества, жившего на «внутренней линии» (Сламихинская, Глиненская, Кармановская станицы) эти уловы составляли главную статью доходов. Большая часть узенского улова (и других уловов «основных» промыслов) шла на продажу за пределы войска. Ввиду отсутствия железнодорожного сообщения рыба вывозилась гужевым способом в Новоузенск и Саратов, а оттуда — в Пензенскую губернию.

Число казаков, участвовавших в тех или иных видах лова, существенно различалось. Периодические изменения численности участников каждого из видов лова объясняются различными факторами. Тем не менее, можно сказать, что самыми массовыми рыболовными промыслами у уральцев были багренье и осенняя плавня. Узенские и черхальские промыслы, равно как и аханы, не отличались многолюдностью.

К началу XX века рыба с промыслов откупалась десятью-двенадцатью рыботорговцами и через рыбопошлинную контору вывозилась за пределы войска. Данные о выручке казаков за проданную за пределы войска рыбу подтверждают ранее сделанный вывод о лидирующей роли рыболовства в экономике войска. В общем «торговом обороте» войска за 1902 год (свыше 19 миллионов рублей) выручка от продажи рыбы составляла около 37% — примерно в 1,5 раза больше, чем от продажи скота и в 3,5 раза больше, чем от продажи хлеба [10. С. 12].

Подводя итог значению рыболовства в войске, можно утверждать следующее.

Уральское войско было единственным казачьим войском России, где рыболовство играло главную роль в экономике края. По всем показателям этот промысел оставлял позади любую отрасль сельского хозяйства, не говоря о промышленности края, находившейся в зачаточном состоянии. И хотя к началу XX века рыболовство в значительной степени утратило свои прежние позиции, оно всё ещё продолжало оставаться самой доходной отраслью войсковой экономики.

Особая роль, которую рыболовство играло в экономике края, была обусловлена не только спецификой его природной среды, но и монополизмом уральского казачества на владение рекой Уралом (и пользованием её ресурсами) в пределах войсковых границ.

Уральское казачье войско создало уникальнейшую систему сезонных видов лова рыбы в войсковых водах, не имевшую аналогов не только в России, но и в мире.

В войске была создана эффективная система охраны вод от браконьеров, имелся установленный штат сотрудников и специально предназначенные для этого суда.

Важную роль играло и учреждение специальной службы, в компетенции которой находилось проведение экспериментов по выведению новых пород рыбы, спасение молоди рыбы в экстренных случаях, исследование местной ихтиофауны, сбор и анализ статистических данных об уловах рыбы и ценах на неё, пропаганда передового опыта в области рыболовства и прочее. Все указанные службы содержались исключительно за счёт войсковых средств.

Невзирая на всё сказанное выше, к началу XX века в Уральском войске всерьёз заговорили о грядущем кризисе местного рыболовства. Если во второй половине ХУШ века рыболовство было практически единственным видом хозяйственной деятельности местного казачества, то, спустя столетие, ситуация кардинально изменилась. С одной стороны, рыболовству становилось всё сложнее удовлетворять материальные потребности растущего казачьего населения. С другой стороны, развитие капитализма в России создавало новую систему производственных отношений и не могло не коснуться и казачьих окраин. Миграция из рыболовных станиц юга в земледельческие станицы севера росла год от года.

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Александров Н. А. Казаки: донцы и уральцы / Н. А. Александров. М., 1899.

2. Бородин Н. А. Уральское казачье войско / Н. А. Бородин. Уральск, 1891.

3. Бородин Н. А. Уральские казаки и их рыболовства / Н. А. Бородин. СПб., 1901.

4. Бородин Н. А. В защиту Уральского рыболовства / Н. А. Бородин. СПб., 1910.

5. Даль В. И. Уральский казак / В. И. Даль // Избранные произв. В. И. Даля. М, 1983.

6. Данилевский Н. Я. Описание уральского рыболовства / Н. Я. Данилевский // Исследование о состоянии рыболовства в России. Т. III. СПб., 1860.

279

7. Железнов И. И. Василий Струняшев: роман из казачьей жизни / И. И. Железнов. СПб., 1910.

8. Замятин А. Уральская область / А. Замятин. Уральск, 1913.

9. Караулов М. А. Материалы для этнографии Терской области / М. А. Караулов. СПб., 1902.

10. Обзор Уральской области за 1902 год. Уральск, 1903.

11. Паллас П.-С. Путешествия по различным провинциям Российской империи / П.-С. Паллас. СПб., 1809.

12. Памятная книжка и адрес-календарь Уральской области на 1898 год.

13. Памятная книжка и адрес-календарь Уральской области на 1900 год

14. Сборник протоколов съездов выборных от станиц Уральского казачьего войска за 25 лет (1875—899). Уральск, 1900.

15. Уральские войсковые ведомости (газета).

16. Хорошхин М. П. Военно-статистическое обозрение казачьих войск / М. П. Хорошхин. СПб., 1881.

17. Хохлов Г. Т. Путешествие уральских казаков вокруг света в 1898 году / Г. Т. Хохлов. СПб., 1903.

18. Хохлов Г. Т. Путешествие уральских казаков в «Беловодское царство» / Г. Т. Хохлов. СПб., 1903.

19. Энциклопедический словарь Ф.Брокгауза — И. Ефрона.

 

Архивные документы

20. Российский государственный архив древних актов. (РГАДА) Фонд № 6 (государственные преступления).

21. Государственный архив Оренбургской области (ГАОО) Фонд № 6 (канцелярия оренбургского губернатора). Опись № 10 (пограничная комиссия).

280

 

ПУБЛИКАЦИЯ:Дубовиков А.М. Рыболовство как исторический феномен в повседневной культуре уральского (яицкого) казачьего войска // Вестник Саратовского государственного технического университета, № 4(60), вып. 2. Саратов, 2011. С. 273-280.