Маан О. В. Рыболовство в Абхазии

Исследования поселений прибрежной полосы эпохи ранней бронзы показали, что в хозяйственной жизни их обитателей дополнительным, а возможно и главным источником пропитания служило рыболовство (4, с.65). В более позднее время, во второй четверти 1 тыс. до н.э. рыболовство в прибрежных районах Абхазии продолжало занимать определенное место (2, с.95). Во второй половине IV-III вв. до н.э. (время расцвета Диоскуриады) на всей территории Аб-

 172

хазии рыболовство получает большой размах, о чем говорят, в частности, специально изготовленные по античным образцам спицы для связки сетей и бронзовые рыболовные крючки, обнаруженные как в греческих, так и туземных поселениях (6, с.64).

В настоящей статье мы рассматриваем вопросы связанные с рыболовством в Абхазии главным образом на материале низовьев реки Кодор. Как свидетельствуют этнографические данные, рыболовные орудия кодорцев, по назначению и способу применения подразделяются на 4 основные группы: колющие орудия, крючные снасти, сети, остроги, гарпуны, багры, стрелы и все виды орудия ударного действия независимо от того, с какой стороны по рыбе наносился удар — сверху, снизу или сбоку. Остроги (ацеларс) по своему действию — удар сверху принадлежали к орудиям озерно-речного типа. Наконечник (острога) изготавливался из железа и насаживался на деревянную рукоять, длина которой иногда доходила до двух метров. Иногда острогу метали как гарпун, для чего к древку привязывалась веревка. По типу остроги для охоты на крупных рыб использовали двузубцы. Для охоты на крупную рыбу предназначались и гарпуны. Раскопки Л. Соловьева в гроте Хупынипшахуа (расположенного выше места впадения р. Джампал в Кодор, на правом берегу последнего, где было найдено 10 гарпунов) показали, что гарпуны являлись основным орудием охоты древнего человека. Материалом для гарпунов служил рог благородного оленя. Гарпунами охотились в первую очередь на крупного лосося (а также дельфина).

Для ловли рыбы предназначались и стрелы. Ими били рыбу из лука во время нереста или когда она плавала поверху, как в недавнем прошлом стреляли ее с берега из ружья. Извлекали загарпуненную рыбу, по видимому, с помощью бечевки, укрепленной на древке стрелы. На озерах и стоячих водоемах также стреляли рыбу из ружья, при этом залезали на стоящие вблизи деревья, особенно если деревья свисали над озером, как это делали на Скурче, и из-за преломления лучей света в воде стреляли из абхазского ружья (апсуа шәақь). Битую рыбу доставали из воды орудием в виде крючкообразной вилы, надетую на деревянную палку. Рыбу ловили также на крючок (ацәгәыр) и на

 173

удочку (аркьыц), которую привязывали к шелковой нитке. Десять-пятнадцать крючков последовательно привязывались к одной длинной веревке. На крючки надевалась приманка — мелкая рыбешка или дождевой червь. Ночью эту удочку или крючки с длинной веревкой оставляли в море, а за добычей приходили рано утром. На речке ставили перемет (алар). Но лов на удочку не был особенно популярен и он занимал в рыболовстве вспомогательное место.

Одним из широко распространенных и массовых способов рыболовства была добыча рыбы плетенной ловушкой акун. Она плелась из прутьев хмеля или рододендрона. Устанавливали ее в заводях Кодора, а также Нартоу. Ловушка имела конусообразную форму, расширяющейся кверху. Горловина корзины сужалась, загнутые внутрь края ее смазывали мамалыгой для приманки. Рыба попав в ловушку уже не могла выбраться через ее узкое отверстие. Чтобы акун не всплывал из воды, внутрь нее клали тяжесть. Применялся и способ ловли рыбы, описанный М. Пейсонелем (13, с.28). Место избранное в реке огораживали плетнем, в котором устраивался вход таким образом, чтобы рыба вошедшая туда не могла бы выйти обратно. По другому способу, рыбу с шумом загоняли в огороженный участок реки, и затем доставали ее на берег корзинами.

Среди рыболовных орудии первое место принадлежало сетям. Об этом свидетельствуют обнаруженные в селах Адзюбжи обилие рыболовных грузил для сетей, сделанные из морской (или речной) гальки. Очевидно, роль главных промысловых орудий перешла к сетям после широкого распространения таких технических культур как лен и конопля, так как сети изготовляли из конопли (аныцэ). Сначала коноплю варили, затем из нее выделывали волокна, из которых плели сеть. А веревку для сети готовили из льна (акэны). Чтобы сеть не тонула в вроде, к верхней ее части привязывали деревянные поплавки из пробкового дерева (амза амџь), а к нижнему ее краю привешивались небольшие свинцовые грузила — ахы, ахацара. Были известны закидные сети, сети типа бредней и прямоугольные сети. В открытом море, а также с берега ловили рыбу закидными сетями. А прямоугольные расставлялись в прибрежных местах.

 174

 Перечисленные различные орудия лова, которыми пользовалось прибрежное местное население говорит об определенном уровне развития рыболовства, причем промыслового характера, так как большинство из указанных снарядов были рассчитаны на массовый лов рыбы. Это дает основание предполагать, что в древности здесь существовали поселения рыболовов, выбиравшие для этого сухие места, продуваемые ветром и лучше защищенные от насекомых. Учитывая, что многие наблюдатели XIX века отмечали о большом развитии рыбной ловли в устьях горных рек, изобилующих лососем, которого особенно много было на Кодоре (в котором до села Ажара «нередки и усачи»), а также вождении множества форели в Кодорском лимане, можно полагать и то, что в древности рыболовство в данном районе было явлением естественным и широко распространенным. Надо думать также, что рыбные промыслы оборудовались специальными сооружениями для просушки сетей, легкими шалашами, сараями или навесами (по типу солеварен), где жили рыбаки в течение определенного времени (особенно осенью и весной). Такое рыболовство нельзя считать спародическим, ведшимся от случая к случаю. Оно было постоянным, регулярным, использовавшим разнообразную ихтиофауну, а следовательно и профессиональным. Так как для ловли рыбы рыбакам необходимы были лодки, то развитие рыболовства косвенным образом указывает и на строительство челноков и лодок, на которых население плавало в мелководных заливах и на небольших глубинах у морского берега.

На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что рыбный промысел в ту эпоху, а также в средние века составлял довольно значительный объем. Не исключено также, что в античный период из Абхазии, как и из Северного Причерноморья в страны древнегреческого мира вывозили рыбу различной заготовки. Этнографические материалы и письменные источники свидетельствуют, что абхазы, как и их соседи из морской рыбы изготавливали рыбий жир, который использовали в качестве лечебного средства. Один из церковных документов XVII века, в приморском селе Галидзга упоминает хозяйственное помещение, где были «поселены рыбаки» и «поставлены котлы».

 175

 Выясняется, что они нужны были для получения рыбьего жира (5, с.229-230). О том же, что рыбаки являлись отдельной категорией жителей прибрежных сел могут говорить и следующие примеры. Еще в первой половине XVI века в Искурии (Скурча) патриаршему престолу Западной Грузии принадлежали два рыбацких «дыма» Шамигия (мегрелов поселенных здесь после захвата мегрельскими правителями из рода Дадиани низовьев Кодора). Позже, в 1621 году, патриаршему престолу здесь же принадлежало уже пять дымов крепостных крестьян, обязанных рыбачить и нести морскую повинность на церковь (5, с.230). Хотя в середине XVII века А. Ламберти писал, что абхазы «рыбы не едят, хотя могли бы ловить ее в реках и море» (11, с. 189), тем не менее и в этот период, несмотря на сокращение морского рыболовства, оно продолжалось в реках, где ловили ценные виды рыб — осетр, форель и лосось, когда она поднималась на нерест и возвращалась обратно в море. О том, что рыболовство в XVII веке у абхазов не прекратилась свидетельствует и одна из церковных грамот указанного времени, в которой в перечне приношении крестьян в пользу Пицундской церкви (что, видимо, имело место и в отношении Драндского собора) упомянуты «осетр или другая рыба» (1, с.68).

Рыболовство на Кодере, с разной интенсивностью продолжалось в течение всего XIX века. Особенно активным оно было в начале прошлого века, а также после присоединения Абхазии к России (т.е., после появления рыночного спроса). Во второй половине XIX века в связи с промышленным развитием в Драндском соборе был организован завод для приготовления консервов, здесь также хорошо было поставлено рыболовецкое хозяйство (10, с.272). Это дает основание предполагать, что и в более ранние периоды здесь, возможно, уже был заведен специальный двор, где хранилась и перерабатывалась рыба. А в самом начале XX столетия К. Ган говоря о своей поездке из Очамчыр в Сухум писал, что на станции Кодор «нам предложили сушенную и копченную рыбу, стерлядь и белугу которыми изобилует река» (7, с.30).

С началом первой мировой войны промысловое рыболовство на Кодоре фактически прекращается. В одном до-

 176

кументов того времени говорится, что «промыслового рыболовства на Кодоре уже не было, хотя в нее и входит лосось. Редко можно было встретить здесь, ближе к устью Кодора и профессионального рыболова» (14, с.139).

В 1930 году на Скурче был построен рыболовецкий поселок: здесь шло промышленное освоение рыб, ее вялили и затем копченную рыбу везли на сейнерах в Новороссиийск и другие города[1].

Следует, наконец отметить, что по оценкам специалистов-ихтиологов, Кодор считается самой крупной нерестовой лососевой рекой Черноморского бассейна, а кодорское лососевое стадо — самым мощным[2]. Облавливаемое Скурчинским промыслом, оно давало до 27% всей учитываемой промысловой добычи лосося по среднему годовому улову в период 1938-42 годов. Максимальный улов Скурчинского промысла в этом периоде достигал до 18 центнеров в путину (с поправкой учета до 26,8 ц.), вся же численность кодорского стада определялась в 1500-2000 голов. По ориентированным подсчетам уловы «охотниками» из местного населения (т.е. браконьерами) в среднем и верхнем течениях Кодора и его притоках в 30-40-х годах XX века составляли за сезон не менее 200 штук. Некоторые из особо удачливых охотников в районе села Лата добывали за сезон до 300 крупных лососей (3, с.51).

В 1979 году — для восстановления рыбных запасов реки Кодора, — в селе Ганахлеба был введен в действие лососевый завод. Аналогичную работу выполнял и Скурчинский завод (12, с.158).

Помимо рыболовства, еще во второй половине XIX века на Кодорском мысу был сосредоточен дельфиний промысел (налаженное Драндским монастырем). Здесь же на мысу были устроены дощатые навесы, где производилось вытапливание дельфиньего жира и хранились рыболовные насты (8, с. 148). Жир вывозили в Одессу и Керчь, где его на специальных заводах очищали и получали рыбий жир, Имеющиеся сведения о том, что жир дельфинов абхазы продавали греческим и турецким купцам, свидетельствует, что дельфиний промысел существовал здесь и в более ранние периоды и имеет древние корни. Во всяком случае, то, что население занималось охотой на дельфинов уже в

 177

III тыс. до н.э. доказывается присутствием ее костных останков в археологических культурных слоях Очамчырской энеолитической стоянки, раскопанной Л. Соловьевым.

Помимо продажи жира дельфинов купцам, местное население использовало его и в домашнем быту — для производства смазочных масел, водонепроницаемую же кожу употребляли для изготовления различных изделии, а мясо частично вялили. Для ловли дельфинов несколько лодок выезжали в открытое море, забрасывали длинную сеть «имеющей футов шесть ширины, с поплавками наверху и с тяжестью внизу, заставляющими ее принять в воде вертикальное положение» (9, с. 124). Затем две или три лодки заходили в середину охваченного сетью пространства и били баграми (шестами с металлическим крюком и острием) находившихся там дельфинов. Случалось, что в сети попадали десять, а иногда и до сорока штук дельфинов.

С начала XX века бой дельфинов принял более широкий размах, особенно большую деятельность развили турки, приезжавшие из Турции на своих фелюгах. Во время первой мировой войны дельфиний промысел на Кодорском мысу, как и в других пунктах промысла — Пицундской бухте и Сухуме — прекратили свое существование.

 ПРИМЕЧАНИЕ

1 В 1980 году на Кодоре впервые была инкубирована икра русского осетра, при этом в Скурчинский водоем было выпущено 560 тыс. штук мальков осетра, с последующим переселением малька в Черное море. Газ. «Советская Абхазия". 19 ноября 1980 г.

2 Лососевых рыб Кодор привлекает своими многочисленными притоками и глубокими ямами-убежищами, чередующимися с широкими плесами, галечными перекатами и множеством руковов и ответвлении, а также неплохой береговой растительностью, особенно после 20 км. от устья. В отличие от северных районов бывшего СССР, где молод достигает стадии поката в 3-4 года, в Абхазии стадии поката достигает за 1 год.

 178

 ЛИТЕРАТУРА

1. Антелава И.Г. К вопросу о феодальных отношениях в Абхазии в XVII-XVIII веках. Труды Абхазского Государственного музея. Сухуми. 1947. Вып. 1.

2. Анчабадзе З.В. История и культура древней Абхазии. М.1964.

З. Барач Г.П. Внутренние водоемы Абхазской АССР, их промысловая ихтиофауна и рыбохозяйственное значение. Сухуми. 1960.

4. Бжания В.В. Поселения Очамчирской культуры в горах Абхазии. Кавказ и Восточная Европа в древности. М. 1973.

5. Берадзе Т.Н. Мореплавание и морская торговля в средневековой Грузии. Тб. 1989.

6. Воронов Ю.Н. Диоскуриада-Себастополис — Цхум. М.1980.

7. Ган К.Ф. Поездка в Мингрелию, Самурзакань и Абхазию. Кавказский вестник. Тифлис. 1902.

8. Дзидзария Г.А. Присоединение Абхазии к России и его историческое значение Сухуми. 1960.

9. Дзидзария Г.А. Торнау Ф.Ф. и его Кавказские материалы XIX века. М. 1976.

10. Дзидзария Г.А. Труды. Т.2. Сухуми. 1990.

11. Ламберти А. Описание Колхиды, именуемой теперь Мингрелией, Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 43. Тифлис. 1913.

12. Лашхия Ш.В. Абхазская АССР. Природные ресурсы и хозяйственная практика Тб. 1982.

13. Пейсонель М. Исследование торговли на черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах (В изложении Е.Д. Фелицына). Материалы по истории черкесского народа. 1990.

14.Труды съезда деятелей Черноморского побережья Кавказа. Петербург. 1914. Т. 3.

 179

ПУБЛИКАЦИЯ: Маан О.В. Рыболовство в Абхазии // Абхазоведение. История, археология, этнология. Сухум, 2000. Вып. 1. С. 172-179.